Счастье в мгновении. Часть 2

Анна Д. Фурсова, 2021

Немыслимое стечение жизненных обстоятельств разлучило двух невыразимо любящих сердец, обрекая сокрушенных в мир тягостных минут… Но неизъяснимое столкновение, заставшее двух унесённых судьбой песчинок, спустя долгие годы, на одном из благотворительных вечеров в Мадриде перевернуло всю их новую жизнь, включив в их душах звездный поток, когда, казалось, надежды на долгожданную встречу были утрачены. Способна ли сила любви, достигшая необычайного развития, в глазах известного бизнесмена Джексона Морриса и грациозной, блистательной модели Миланы Фьючерс воссоздать общий звездный путь, утерянный разлукой, устранив туманную, насыщенную расстоянием, завесу?..

Глава 3

Подкрасив губы бордовым оттенком, встряхнув головой, я отгоняю сомнения, которые, не щадя и так столь затуманенное и не отошедшее от внезапного публичного выступления сознание, во мне образуются.

Может, не стоит встречаться с этим человеком? Он может оказаться уже совершенно не тем, кого я знала раньше. Информация о нём через ленты новостей, журналов, редакторы которых немало страниц уделяют описанию его личности, появившейся в том или ином кругу предпринимателей, в разных странах, весьма неоднообразна. Писали, что он обладает напыщенной холодностью, неукротимой гордостью, суровой справедливостью, несгибаемой честностью. Всё это позволяет ему не подпускать к себе близко представителей женского общества, за исключением нескольких интеллигентных дам, которых мне удалось видеть с ним на фотографиях в информационной сети. Но необъяснимая невозмутимость и заметное грациозное равнодушие в совокупности с зачарованно-потрясенным внешним видом не отрывает от него особей женского пола, желающих познать его тайную разностороннюю личность.

Переживая, перебирая в памяти прошлые события, я горделиво выхожу с помещения на улицу и жду мужчину, когда-то значащего для меня больше, чем кто-либо. Как ни странно, Джексон задерживается, что несвойственно для его пунктуальной персоны.

Покрытая девичьей скромностью, словно впервые иду на свидание в своей жизни, меня обуревают вопросы: «А может, он передумал? Или решил провести этот вечер в компании своих бизнес-партнёров и брюнетки, которая весь вечер не отходила от него?»

Как же такое могло случиться, что мы с ним встретились? Или это его двойник, и я подверглась нашествию воспаленного воображения?

Вместе с тем, я должна помнить, что у меня есть молодой человек, как и у этого видного, публичного мужчины, — девушка. И все дальнейшие встречи с ним будут невозможны, да и бессмысленны.

Стою, трясусь от нагрянувшей на меня встречи, возле здания, но провожу время со смыслом, строча в заметках телефона продолжение книги, которую я начала писать тремя месяцами назад. Жанр моего произведения — роман. Писательство помогает мне забыть обо всех тревожных мыслях и на мгновение постранствовать в другом мире, в другой реальности, творцом которой являюсь я.

— Я опоздал, Милана Фьючерс. Прошу прощения. — Джексон подходит со спины. Сию минуту я ощущаю более резкий, чем был час назад, запах мужской парфюмерии, щекочущей нос.

«Его вкусы заметно изменились», — думаю я, подскочив от его голоса, словно от удара тока. Смущенная официальным тоном, я поворачиваюсь к нему лицом. Мой взгляд падает на держащий в руках у Джексона букет алых роз, отчего я невольно раскрываю рот от удивления.

«Вероятно, именно это и явилось причиной его опоздания».

— Это вам, модель, — протягивая розы, сообщает Джексон с отблеском нескрываемого ко мне почтения. Пальцы наших рук тонко-тонко соприкасаются друг с другом, обдавая меня непроизвольной дрожью. Я медленно дотрагиваюсь букета, будто продляю этой щемящей нежности момент. Джексон просверливает меня оценивающим взглядом, оттого тугой узел проявляющегося страха и безграничной паники сжимает моё тело. Я прислоняю к себе этих алых, вкуснопахнущих, и с частичкой от Джексона «малышей». Создаётся ощущение, что лепестки роз за это короткое время пропитались его божественным, резким, задурманивающим одеколоном. — Я польщен твоей речью. — Я смущенно удивляюсь торжественности его тона. — Такого уверенного в себе сотрудника с неимоверной напористостью в голосе я бы, бесспорно, принял в свою компанию и платил бы ему повышенное жалованье. — Его взгляд, исполненный властностью, ледяной холодностью со скрываемой, но проявляемой в словах нежностью, легко уловимой мной, позволяет мысленно согласиться с тем, что он, действительно, обладает способностью или умением очаровывать женщин.

Я опускаю глаза вниз, расплываясь в робкой улыбке от его косвенного комплимента, отчего мой язык выдает прежде, чем соглашается мозг:

— Я поразила великого оратора?..

— Не то слово… — мягко отрезает он.

Меня пронзает цветочный запах, формирующий во мне мысль:

— Безупречные цветы!.. — с трепетом в голосе говорю я и краснею. — Смею безмерно поблагодарить вас, Джексон Моррис. — Откровенно непривычно говорить вслух его инициалы, которые в глубоко укоренившемся местечке моего сознания значит гораздо больше, чем просто имя и фамилия… Сказанное вслух, преподносит мне комок застенчивости, подобно произнесению чего-то нечто постыдного.

Желая произвести на похитителя дамских сердец впечатление, продолжаю:

— А по поводу ваших слов относительно вакансии, я, пожалуй, откажусь, так как основной моей деятельностью является профессия модели. — Я подчеркиваю голосом «модели».

Джексон остается невозмутимым, не позволяя себе выпустить корзину эмоций, тщательно скрывая самую обычную улыбку.

— Модель Милана Фьючерс, позволите мне пригласить вас в ресторан итальянской кухни «Oven Mozzarella Bar»?.. — говорит он, демонстративно кашлянув, прикрыв ладонью рот, словно боясь быть отвергнутым.

— Позволю, мистер Моррис. — Я не отхожу от официального стиля общения.

С бьющимся сердцем я встречаюсь с ним взглядом, чувствуя, что он что-то желает сказать.

— Мой личный телохранитель нас довезет. Прошу, — любезничает Джексон, кивком указывая мне на автомобиль, и открывает дверцу машины.

Потрясенная его неожиданным заявлением, во мне тут же образуются, насыщенные рьяным любопытством, вопросы.

«Личный телохранитель? Так этот недавний новый автомобиль в мире от «Bugatti La Voiture Noire» принадлежит ему?»

Я ахаю от восторга то ли из-за того, что у Джексона имеется телохранитель, который при этом является его личным водителем, то ли из-за этой самой дорогостоящей марки машины в мире.

«Что ещё за этот вечер я узнаю о нем?»

— Благодарю, — вежливо отвечаю я, садясь на заднее, кожаное, невероятно удобное сиденье высококлассного автомобиля. Джексон занимает место рядом со мной, заходя с другой стороны. Я кладу цветы на колени, но перед этим повторно вдыхаю их нежный запах, который сливается с дерзким запахом парфюма от Джексона. Во мне пробегает воспоминание, как Джексон дарил мне букет цветов после первого показа мод в Сиэтле. И именно тогда и началась наша история любви…

Мои мысли прерывает тот, кем заполнен мой рассудок:

— Это Тайлер Браун, — в деловой манере знакомит меня Джексон со своим водителем. — Тайлер, это Милана Фьючерс, модель.

От его представлений меня Тайлеру образуются приятные ощущения и по телу пробегает огонек сияния, переходящий плавно в смущенную улыбку. Пожалуй, у Тайлера возникает в этот момент поток вопросов: «Зачем Джексон везет модель в ресторан? Кто она такая? У них свидание или деловая встреча?»

— Здравствуйте, Тайлер, — вежливо протягиваю я; волнение не приглушается.

При первом взгляде на Тайлера в голове проплывает мысль об «агенте 007». На этом «опасном» мужчине безупречно сидит истинно чёрного цвета классический костюм. Виднеющаяся рубашка также является темной, но не уступает цвету костюма. Глаза Тайлера прикрыты чёрными очками. С виду он чем-то похож на Джексона, но по телосложению полнее и по возрасту гораздо старше.

— Приветствую Вас, Милана. — Его звучный, кажущийся идеальным, голос напоминает голос диктора Всесоюзного радио Государственного комитета СМ СССР по телевиденью и радиовещанию Ю.В. Левитана, про которого мне ранее рассказывал папа, когда жил в теперешней уже России.

Мои предположения о том, что Тайлер будет заваливать меня вопросами не находят своего подтверждения. Джексон сообщает ему место, в которое он предложил мне съездить, на что Тайлер безоговорочно кивает и уходит в молчание.

Тронувшись с места, мы держим путь в ресторан, который располагается на улице «Фуэнкарраль». Благодаря Даниэлю за эти годы я стала разбираться во многих местах Мадрида, но все равно одной не выбираюсь никуда, так как испытываю страх потеряться среди улиц, не зная на высшем уровне испанского языка.

Искоса я вижу, как Джексон, не смущаясь, остро взирает на меня.

— Как тебе Мадрид?.. — Не знаю, что со мной, но от его голоса моё сердце болезненно сжимается. — Успела освоиться?

— Да, но есть некоторые проблемы с испанским языком, а во всем остальном я в восторге. Это потрясающий город, я бы хотела здесь остаться жить…

— Но разве ты не учила его, будучи студенткой? Ты же самостоятельно практиковала испанский язык в Сиэтле.

Я, недоумевая тем, что он помнит об этом, поворачиваю голову и, поднимая бровь, отмечаю:

— Я и не думала, что ты помнишь. Да, учила, но ты знаешь, что нужна регулярная практика, поэтому… — Я останавливаюсь на полуслове, теряясь в мыслях от происходящего.

— Не поспоришь с этим, — дабы не находиться в молчании цедит он. — Ты во многих была местах Мадрида? Осведомлена достопримечательностями? Лицезрела «Королевский дворец»? Музей «Прадо»? Парк «Буэн-Ретиро»? Площадь «Сибелес»? Или «Плаза-Майор»?

Джексон начинает перечислять достопримечательности Мадрида так, словно он является жителем Испании и хорошо знает каждый уголок города.

— Да, «Плаза-Майор» восхитительна. — Я перебираю в памяти прогулку с Даниэлем по этой улице. — Это поистине удивительная площадь, посередине которой расположена статуя Филиппа III. Ее размеры настолько громадны. Честно признаться, меня безумно впечатляет архитектура Мадрида, будто я по машине времени оказалась в другом измерении, в средних веках…

— Но, судя по ответу, ты ещё многого не видела, — с ухмылкой бросает Джексон, что-то помышляя. Или мне так кажется? — Я устрою тебе как-нибудь экскурсию, и мы обязательно пройдёмся по всему тому, что есть в этом фантастическом городе.

Что? Он устроит мне экскурсию? Что за наставнический тон? Он тоже здесь теперь будет жить? Или живет? А ведь мы тогда могли встретиться с ним где угодно, получается? Сколько много вопросов и пока очень мало ответов.

— Если не секрет, то откуда ты обладаешь такими познаниями о местах Мадрида? — осмеливаюсь спросить его я, ощущая некое замешательство, что наш разговор полностью слышен чужим ушам — Тайлеру.

— Читал соответствующую литературу.

— А-а… — мямлю я, поджав губы, бросив короткий взгляд на Джексона, который снижает рациональность образуемых мыслей.

Поддерживая общение со мной, он параллельно отправляет кому-то сообщения, уткнувшись в экран телефона — айфона, судя по всему, последней версии. Мысль о количестве его денежного дохода поражает меня.

Осмотрев его внешние черты лица, я машинально делаю вывод, что стрижка полубокс, с аккуратно-профессионально выстриженными прядями у висков, с объемом на макушке головы делает его изнеможенно-привлекательным.

Во мне активизируется неловкость. Создается странное чувство, что я мешаю ему или… Подумать только, сижу в машине с достаточно известным молодым предпринимателем, личный телохранитель которого везет нас в ресторан. И… Боже. Я дергаюсь от появившейся чудовищной мысли. А зачем ему понадобился личный телохранитель? Есть личности, которые могут навредить ему?

«И кому же он все время пишет?»

— Какие-то проблемы? — интересуюсь я, указывая кивком на устройство, которое он не выпускает с рук. — Девушка?.. — вылетает необдуманно из меня.

«Я начинаю мысленно презирать себя за дурацкую несдержанность».

— Нет, — цедит он. — Прошу прощения.

«Прошу прощения…» Какой раз этот вечер из него исходит эта фраза?

Джексон убирает телефон в свою кожаную черную прямоугольную сумку, бросая нейтральный взгляд в окно, отражающий отсутствие эмоций.

«И когда он успел стать таким сдержанным? Где его бесконечные шутки надо мной? Или он о чём-то, предельно для него важным, думает, что ему совершенно не до меня?»

На мой вопрос о девушке, он так и не ответил. Я и не решусь повторно переспросить. И все же, по какой причине он оказался в Мадриде? Не думаю, что он приехал, чтобы встретиться со мной, так как если бы он этого хотел, то написал бы, позвонил, да и в конце концов приехал бы раньше, не спустя несколько лет. Значит, цель его приезда иная. Но у меня в запасе ещё целый вечер, чтобы узнать о его истинных намерениях приезда в Испанию.

— Мы проехали Мадридский Испанский музей, а, значит, скоро будем на месте, — вставляю я, разбавляя нашу напряженную тишину.

— Была там? — следует тут же вопрос от него.

— Да, с однокурсниками посещали его на прошлой недели.

— Впечатлена? — Лаконичность стала его верной подругой?

— Да, стиль барокко завораживает… Я ослеплена составляющими внутри музея скульптурами. Такое чувство, что я погружалась в другую эпоху. Для меня Мадрид за эти годы стал местом, в котором каждая улица — произведение искусства.

— Согласен, — в холодном тоне бросает Джексон. — Мадрид — город приключения в прошлое. На картинке он выглядел совсем иначе.

— Да, — не своим голосом отвечаю я.

Тайлер останавливается напротив ресторана, подавая нам сигнал, что мы прибыли. Он такой молчаливый, так и хочется сказать слово «скрытный». Или личные телохранители все такие?.. Может, это заразно и перешло на Джексона?

Джексон первым выходит, обходит машину и открывает мне дверь, подавая галантно руку.

— Спасибо, — тихо произношу я, смущаясь от излишней вежливости с его стороны.

Я захватываю розы с собой, чтобы по возможности поставить их в вазу, попросив ее в ресторане.

— Добро пожаловать! — сообщает дежурно деловитый мужчина.

— Ты говоришь так, будто это твой ресторан.

— Нет. — На его губах, наконец-то, блуждает сдержанная улыбка. — Вот тот столик, рядом с окном, наш, — указывает он пальцем.

«Он нашел время, чтобы заказать нам столик?»

Я качаю головой, и мы вместе медленно плывем под музыку к месту, в котором состоится приближающийся, томительный временем, разговор. На улице вечереет, за счет чего столик возле окна позволит нам посматривать на ночной город, становящийся в тысячу раз восхитительнее, чем днём.

Мы садимся напротив друг друга. Перед нашими глазами — прозрачная ваза, наполненная водой, данная мне официантом, полная безукоризненно-чарующими алыми розами. Я так боюсь смотреть Джексону в глаза, поэтому стараюсь чаще отводить взгляд, но его изменившиеся черты лица, телосложение не позволяют мне не таращиться на него, как на нечто искусное и редкое. Приняв решение о заказе пасты с морепродуктами, пирожных «Тирамису» и безалкогольных коктейлей, нас накрывают минуты мертвой, кажущейся бесконечной, тишины и только доносятся звуки тонкой, но умело пронзающей музыки.

— В настоящее время обучаешься?.. — внезапно интересуется Джексон. Его взгляд отражает малый, но появившийся процент робости.

Как удивительно нас может поменять время. Ведь с этим человеком я прошла через многое и пережила с ним детство, влюблённость, любовь, первые сексуальные отношения. Но сейчас мы так отдалились друг от друга, что и не знаем, как общаться с каждым, что спросить, что рассказать… Нам так многое хочется узнать друг о друге… Я так чувствую.

— Да, на заочном отделении. — Кладу руки на колени, которые от тревоги стали льдышками. Жар и холод бьют сегодня по мне ключом, будто соревнуются между собой. — Изучаю азы профессии психолога.

— Стараешься успевать? — удивляется Джексон, перебирая пальцами рук по поверхности стола.

— Распределяю время для каждой деятельности, — скрывая глубоко укоренившееся волнение, говорю я.

— Хм… — бурчит он.

Нет. Я так не могу. Пора мне брать инициативу. Он стал таким необщительным. И его неприступный тон мне не нравится.

— Джексон, а как у тебя всё сложилось? — опершись локтями о стол, уверенно в себе, спрашиваю я.

— Ты про…

Я впопыхах заканчиваю его мысль:

— Карьеру.

Надеюсь, что он не подумал о том, что я спрашиваю о его личной жизни, но об этом я тоже желаю узнать. Где-то там внутри, я устрашаюсь услышать, что у него кто-то есть. Но ведь мне все равно: есть ли у него кто-то или нет. Ведь так? Наши отношения давно в прошлом. Мы изменились и каждый пошёл своей дорогой. А сейчас мы, как хорошие друзья, встретились обсудить цели, достигшие каждым из нас.

— Мы с отцом сумели продвинуть нашу компанию до высокого уровня, создав гениальную программу, которая вмиг распространилась и стала перспективной. Программа связана не только с должной работой с каждым выпускником, дабы выбрать впоследствии им профессию и желанный карьерный путь, но и с тем, чтобы помочь активной молодежи трудоустроиться. В настоящее время мы распространяем бизнес, продвигаем его в страны Европы, Азии, параллельно работая над другими бизнес-проектами. — Делает короткую паузу. От его рассказа я чувствую колыхание воздуха по своей коже. — Всё это время я проживал в Нью-Йорке и учился в университете экономики, в котором изначально планировал. С командой мы приняли решение открыть филиал нашей компании в Испании, Мадриде, как раз над этим я работаю сейчас. И где-то на полтора месяца, я задержусь в этом городе.

Ровно полтора месяца мы сможем с ним видеться. Это так много, но и так мало.

— Я рада, очень, — искренне произношу я, чуть потрясаясь от его истории жизни. Когда он отдыхал, если учеба и бизнес были неотъемлемой частью каждого его дня? — Как папа? — спросив про Джейсона, меня окутывают не лучшие воспоминания о том переломном лете.

— В порядке, — неубедительно отвечает Джексон, посматривая на часы. — Но я живу отдельно от него в Нью-Йорке, поскольку у него появилась новая подружка и… — Он замедляется в речи.

— О, это же хорошо, — тонко произношу я, сливаясь голосом с музыкой. — Твой папа решил обустроить свою личную жизнь.

— Да… — протягивает мой собеседник. Видимо, у Джексона тоже прошлые раны еще не успели затянуться… — Наталья хорошая женщина и, кажется, она ему подходит, — он берет небольшую паузу и заканчивает мысль: — Он счастлив, думаю, это главное.

— Это новость меня обрадовала, — притворяюсь я, поправляя челку. Чем больше я вспоминаю те годы, тем больше начинаю печалиться.

— А как твоя мама? — задает вопрос мне.

— Потихоньку, но у нее с личным фронтом обстоят некоторые проблемы.

Косым взглядом я замечаю, что включаются фонари на улице. Как красиво и уютно…

«Романтично…» — поддакивает изнутри мой внутренний голос.

— А у тебя? — осмелившись, произносит рассеянно Джексон.

Я резко поднимаю на него глаза, сталкиваясь с его пристальным взглядом. Я не знаю, что сказать: правду или ложь.

— Ваши блюда, — подходит к нам официант, подавая заказанную еду.

«Фух…»

Но Джексон не отступится. Так что сказать ему? Если ему что-то нужно, как я поняла, он не отстанет.

— Каков будет ответ? — настоятельно требует он и его взгляд падает на вибрирующий телефон, лежащий возле него.

— Секунду, — поднимая вверх палец, в официальном тоне пронзает он и отвечает на звонок.

Я медленно киваю и перебираюсь глазами в окно, чтобы не сгущать нашу и без того напряженную обстановку.

— Алекс, я же сказал, это нам не подходит! — злобно, в ругательском стиле, рявкает Джексон.

Каким он стал важным, грубым.

— Алекс, мать твою, думай мозгами, а не другим местом! — раздраженно, с пущей вседозволенностью, бросает он, отчего моё сердце падает куда-то вниз.

ЧТО? Я прихожу в шок. Напротив меня точно находится тот самый Джексон, которого я знала или?..

Добавив пару оскорбительных слов в адрес собеседника, он с резким выдохом сбрасывает звонок. Парализованная этим зрелищем, я теряю дар речи.

— Прошу прощения. Это по работе. — Его раздраженность в словах, сообщенных мне, снижена, но имеет место быть. — Без меня не справятся, создают чушь собачью, с которой приходится возиться затем, уничтожая время. — В нем царит зверский взгляд, который ужасает меня.

Я сглатываю комок и с трепетом в груди выдаю, смотря, куда угодно, только не на него:

— Ты с ними строг.

Он фыркает и продолжает:

— По-другому никак, Милана. Иначе произвола не избежать.

— Считаешь себя авторитарным руководителем? — Мой вопрос его, как ни странно, смешит.

— Считаю? — громко произносит он. — Я им являюсь. Благодаря этому я управляю командой и достигаю высокопоставленных целей, — отрезает властно он.

Не хотела бы я оказаться в его команде, лидер которой является жестким управленцем.

Он отпивает часть морса, имеющегося в стакане, и приказывает:

— Вернемся к нашему разговору. Каким будет ответ?

Что-то я уже начинаю жалеть, что согласилась на эту встречу. Всё совсем не так, как я ожидала.

Я ухожу от ответа, намотав пасту на вилку, и поднеся ее ко рту.

— Это очень вкусно, — брякаю я и так осторожно жую, боясь, что испачкаюсь и произведу на этого одновременно сдержанного, и в то же время грубоватого знакомого незнакомца.

Джексон делает короткий смешок и, не притронувшись к еде, заявляет:

— Ты стремительно уходишь от разговора. Как у тебя на личном?.. — Вопрос гремит, как гром.

Он ради этого вопроса пригласил меня на встречу?..

«И показать то, как он кардинально изменился».

— Лучше всех, — быстро отвечаю я. Я не намерена скрывать то, что встречаюсь с Даниэлем. И если признаюсь, то буду делать вид, что я предельно счастлива. Я не хочу, чтобы он подумал, что я всё это время ждала и думала только о нём.

— Так, значит, у тебя есть мужчина? — выдавливает с неохотой Джексон.

— Угу, — едва слышно волочу я, указывая глазами на то, что я сейчас ем и не могу говорить.

— Это тот самый, который к тебе подходил после твоего выступления? — намекает Джексон на Даниэля. — Даниэль Санчес?

Я чуть ли не выплевываю обратно безупречную пасту. Вот бы проходящие мимо посетители не подумали, что она противна на вкус. Каким внимательным оказался Джексон. Но откуда он узнал, что его зовут Даниэль?

— Э… м… — мямлю озадаченно я, проглатывая еду и запивая фруктовым напитком. — Откуда тебе известно его имя? — Я давлюсь словами.

— Мне всё известно, — со странной насмешкой выражается Джексон, начиная трапезничать.

— Что?.. — ляпаю я.

Ему все известно? Он шпионит за мной?

— Что? — специально сообщает он вопросом на вопрос.

Настала моя очередь узнать о его личной жизни.

— Джексон, а ты состоишь в отношениях? — скрепя сердце, с отвращением спрашиваю я, вспоминая, как пару часов назад на него вешалась брюнетка.

Джексон, секунду помолчав, коротко отвечает и продолжает вкушать еду, которая, судя по его выражению лица, не приносит ему удовольствия:

— Разумеется.

Что он себя так ставит? Разумеется. Высокопочтенный господин, ей-Богу.

— Та девушка эта… — говорю я за него, развивая мысль.

— Белла Гонсалес, — он пытается улыбнуться, — она хороший, добрый, честный человек и мастер своего дела. — Такое чувство, что он приписывает ей несуществующие, прямо невероятные, качества. — Я познакомлю вас на днях.

Я не ослышалась? Он познакомит нас на днях? Я сжимаю под столом подол своего платья.

— Да, конечно, — с легкой грустью улыбаюсь я, закрывая свои истинные эмоции в настоящую секунду. Меня нисколько это не задевает. Это правильно, что каждый из нас не зациклился на чем-то одном и не терял время зря. Джексон — привлекательный мужчина, являющийся известным предпринимателем, разъезжающий по странам, как у него не может быть девушки?

Наступают неизбежные неловкие паузы.

— Ну и как у вас в целом? — Он задает мне вопрос. Его взгляд блужает по тарелке с едой.

Сердце в груди отчаянно колотится, наверное, даже другим слышен этот грохот.

— Так, как нужно, — сглотнув подступивший к горлу ком, говорю я. — А у вас?

На секунду теряясь, он, кивая головой, равнодушно молвит:

— Превосходно. — Конечно. Еще бы. Бриллианты на её шее — его рук дело?

Я приступаю к десерту.

Чувствую, что Джексон мне лжёт или что-то недоговаривает. Уходя в свои мысли, я неосознанно сообщаю:

— Ей повезло. Ты же такой, — сообразив, что мой мозг несет бред вслух, я замолкаю, глядя на его озадаченный вид. — Ой, — увеличив тон голоса, говорю я. — Прости, я просто…

Что я несу? Щеки горят от стыда. Я смеюсь, чтобы устранить неловкость. Но Джексон не оставит это так.

— Какой? — оживленно спрашивает Джексон. Ему понравилось, что я так выразилась? Сразу-то так очнулся от своей серьезности и устранил гнев. Его глаза запылали огнём, который, возможно, виден только мне.

— Мужчина… э… м…

Черт, что я сказала?! Как я могла проговориться? Теперь приходится оправдываться.

— А раньше я был женщиной? — с издевкой объявляет Джексон.

Он не разучился смеяться? Так вот что его оживляет.

Мой мозг отключился с самой первой минуты встречи с ним. Не понимаю, что происходит со мной?!

— Нет, я хотела сказать… — смеюсь снова. — Не бери в голову. — Я убираю назад, обрамленные у лица локоны, ощущая мокрый затылок. Жарко. Очень жарко.

— Ревнуешь? — звучит игриво из уст Джексона. Он насмехается надо мной?

Я давлюсь и начинаю кашлять.

— Кхе… — Пью напиток. — Что? Как ты мог подумать?

— Скажешь, что я ошибаюсь? — соблазняющим тоном сообщает он, бродя взглядом по мне. Улыбка по-прежнему сохраняется на его лице.

— Нет, то есть да, ты ошибаешься, — отрезаю гордо я, убирая дрожащие руки вновь под стол.

Почему так тяжело думать в его присутствии?

— Я понял тебя. — Он смотрит на меня в упор, продолжая: — Нервничаешь?

— Нет, ты что? — уверяю его я, делая изумленную от его слов гримасу. — Как ты мог… — смеюсь я, — совершенно нет.

— Я же вижу, — прикрывает он рот ладонью, дабы не расхохотаться. «Снова поглощает эмоции».

— Все в порядке, просто мне душно, очень… — Я показываю ему, что мне не хватает воздуха, дергая несколько раз платье в области груди. Эта открытая часть моего тела не раз за вечер подвергается осмотру зелеными глазами деляги.

— После ужина можем прогуляться по ночному городу, если ты не будешь против, — предлагает Джексон, интеллигентно употребляя десерт — «Тирамису».

— Отличная идея! Хочу сказать, что в Мадриде, — удачно перевожу тему о погоде, — в летнее время очень жарко, поэтому я стараюсь гулять вечером и…

Джексон обрывает меня на полуслове:

— Со своим парнем?

Зачем я проговорилась ему про Даниэля? Он же теперь тысячу вопросов будет задавать.

— Я имела в виду «гулять» в широком смысле слова, — показываю я руками. «Боже… Милана, ты бы себя видела со стороны».

— Вот как, — сухо отзывается он.

Я не понимаю значение действий, слов, которые говорю.

Мои чувства к Джексону давно уже в прошлом. Наша история закончилась ещё тогда, в аэропорту, когда мы расставались друг с другом.

Между нами многое стоит даже сейчас. Я до сих пор, кажется, испытываю приглушенное, но заметное чувство обиды на своего отца, Марию. Мне стыдно за то, что я в своё время предала Джексона, а он не рассказал мне всю правду о семье, которую скрывал его отец. У каждого из нас сейчас прямо противоположные цели и стремления в жизни, поэтому мы не имеем шанса на отношения. Он пуст, как бездна.

Доедая блюда, Джексон молча оставляет счет за нас обоих, оставляя немалые чаевые официанту.

— М-м-м… я бы и сама… — смущенно выражаюсь я.

Он не дает мне закончить мысль, показывая ладонью ответ «нет». Легкая печаль в его глазах, которую он деланно прикрывает бесстрастностью, не дает мне покоя. Узнать бы, о чем он сейчас думает. Ах, если бы я умела читать мысли других… Но то, что он слегка озабочен чем-то другим, очевидно. Я же знаю его, как никто другой, несмотря на то, что между нами были годы разлуки.

Мы выходим из ресторана и следуем по ту сторону, откуда мы приехали на машине Тайлера. Джексон надевает черные солнечные очки, когда солнце почти ушло в закат.

— А заче…

Я не успеваю закончить, и он выдает:

— Так нужно. Тебе не понять.

Он от кого-то прячется, боится, что нас могут увидеть вместе?

Я оставляю его фразу без ответа.

Мы проходим среди различных бутиков, кафе, которые располагаются чуть ли не на каждом углу.

— Джексон, а с Питером вы общаетесь?

— Редко, но общаемся. Он живет в Нью-Йорке, поэтому время от времени мы встречаемся. Он полностью погружён в творчество, да ещё и стал директором издательского центра.

— Да, мне говорила Ритчелл, — киваю я.

— Ритчелл? — изумляется Джексон, как будто услышан что-то непонимающее в моей фразе. — Откуда она знает? Вы продолжаете общаться с ней?

— Да, конечно, — улыбаюсь я, осознавая, как соскучилась уже по ней, — хоть и на расстоянии, но мы с Ритчелл остаёмся преданными друг другу. Она общается с Питером, поэтому мне и известно.

— У… у… — Он делает чуть удивленное выражение лица, покачивая головой. — Можно сказать, что ваша с ней дружба проверена годами…

— Да, — радостно говорю я, припоминая в памяти последнюю встречу с Ритчелл, которая приезжала в гости около месяца назад. Мы так замечательно погуляли по известной улице Мадрида — «Гран Вия», на которой бурно кипит жизнь. Торговые ларьки, кинотеатры, бутики одежды, в последних мы застряли на три часа, подбирая новые образы одежды. Я помню, как дойдя до здания «Телефоники», который представлял собой небоскреб, нас охватил восторг. В сравнении с Сиэтлом у Мадрида есть большое преимущество: архитектура. Если смотреть на Мадрид на обложке книги и вживую, то в реальной жизни он представляет собой исторический отрывок прошлого, насыщенный глубокой историей и потрясающими достопримечательностями.

— Мы давно с ней не поддерживали общение… — Его взгляд задумчивый. — Как она?

— У подруги всё замечательно. Ритчелл является специалистом по маркетингу. Со временем они с родителями переехали в Италию, развивают бизнес, продвигая деятельность бутика «Рассвет», устраивают дефиле, модельные кастинги, — с упованием рассказываю я, понимая, как меня вдохновляет моделинг. — Однажды мне выпала честь принимать участие на дефиле в Италии. Это было полгода назад во Флоренции. Эмоции переполняли меня в тот момент. Идя по длинному подиуму в серебряном длинном платье перед тысячной аудиторией…

Я принимаюсь ярко, эмоционально вещать Джексону о модельной жизни, вспоминая фантастический показ в Италии, который остался в моём сердце навсегда. Излагая подробности, я как будто снова проживаю незабываемые дни модельной карьеры.

— Ты талантливая, Милана, и я доволен, что ты добилась своей главной цели в жизни и стала моделью…

Я разгораюсь от этих слов.

— Спасибо, Джексон!.. — восклицаю, широко улыбаясь, я.

Гуляя вдоль улиц Мадрида, мы болтаем с Джексоном обо мне: о моих показах, участиях в конкурсах красоты, моем обучении основ модели и психолога. Джексон с глубоким интересом внимает мои рассказы и не упускает возможности смотреть на меня своим завораживающим взглядом, от которого я начинаю забывать мысль, которую говорю. Мы предаемся воспоминаниям о детстве, к тому периоду, когда размышляли и мечтали, живя в Сиэтле, о том, кем мы будем в будущем. Воспоминания заставляют меня и смеяться, и плакать, но только от счастья… Я как будто мысленно возвращаюсь в наше с ним беззаботное детство. Наш разговор прерывается, когда мы внезапно слышим уличных музыкантов.

— Невероятно! — восхищаюсь я, ускоряя шаг к ним. Мои слова и действия что-то надламывают в Джексоне, возможно, гордость или скрытность и он, улыбаясь, сообщает:

— Предлагаю остановиться и послушать. — С чего это его так заинтересовала игра на гитаре?

Звучат мелодии на испанской гитаре, которые безупречно вписываются под стиль города, его особенности и глубокие традиции. Эти яркие и четкие звуки, исходящие от инструмента, покрывают моё тело мурашками. Остановившись неподалеку от музыкантов, мы таем от восторга от великолепной испанской музыки, под которую у меня ассоциируются счастливые моменты в Сиэтле, незабываемые мгновения с Джексоном…

Я смотрю на Джексона, который ахает от восхищения. Нашу душевную гармонию портит какой-то мужчина, средних лет, стремящийся напролом в толпу. Он случайно дергает Джексона за плечо, отчего у последнего падает на асфальт содержимое сумки.

— Что за?.. — кричит угрожающе Джексон незнакомцу, — мог и извиниться, — возмущается он, показывая кулак.

Я, обозревая реакцию Джексона, сначала прихожу в удивление от его эмоций, сглатываю слюну, и затем смеюсь, видя, как по большому пространству дороги разносятся листы формата А4.

— Иисусе! — рычит Джексон. — Я этот договор несколько недель составлял… Я промолчу о подписях к нему…

Джексон разъярен.

«Откуда в нем столько появилось злости?..»

Событие, изменившее судьбы каждого, кто был к ней причастен, заставило стать нас другими. Джексон не желает открываться изнутри. Он тщательно скрывает истинного себя под маской равнодушного и в то же время жёсткого кооператора. А когда-то болтали без умолку, смеялись безостановочно и шутили без повода.

Я закатываю глаза и слегка раздраженным голосом произношу:

— Сейчас все соберём, не переживай.

Усаживаясь на корточки, мы, как грибы в поле, собираем бумаги в общую корзину-папку. Я вскидываю голову, чтобы посмотреть на Джексона, медленно тянувшегося к упавшим на землю предметам. Его хладнокровность сливается с мрачным настроением, что не может не вызывать у меня приступ смеха. Я собираю бумаги, бегая за одним забавным листком, желающим улететь на край света, но не могу его поймать, держась за живот, который вибрирует от смеха.

— Очень смешно… — резко втягивает он воздух.

С каждой минутой я всё меньше и меньше узнаю в нем настоящего Джексона. Неужели время и обстоятельства в силах кардинально менять людей?

— Да, — гогочу я, удивляясь, что заразила Джексона.

Музыканты продолжают как ни в чем не бывало играть, а мы под струящуюся музыку собирать несчастный, разлетевшийся, договор аренды, оформленный Джексоном. Он заделался юристом, что ли?..

— Смотриии, — тяну громко я, — вон там еще файл с документом, — указываю я в левую сторону. — Он тоже хочет убежать от тебя.

— Ну-ну, не посмеет убежать, — игриво толкая меня в плечо, усмехается Джексон.

— Эй-й! — хохочу я.

Во мне загорается огонек надежды, когда он совершает такие действия. Огонек надежды, который не перестает верить, что…

«Милана, к чему такие мысли?! Имеют ли они жизнь? Зачем думать о том, чего не может быть?»

Ветер словно заигрывает с нами, усиливая скорость порыва. Мы вместе бежим за последними листами бумаги и, смеясь, как дети, поднимаем совместно файл с документом, коснувшись за него руками по разные стороны листа. Чтобы не встречаться с Джексоном взглядом, я мимолетно перевожу его на вещь, оставшуюся лежать на сухом асфальте.

— Вот же ещ… — громко начинаю я и продолжаю шепотом, обрывая себя на полуслове.

У меня дрожат руки. Я тянусь до этой, могло быть, потерянной вещи, уткнувшись в нее, как будто нашла самый драгоценный камень в мире. Хотя раньше она им и являлась. Разум напрягается, выбирая из миллиарда событий моменты, которые имеют взаимосвязь с мелочью, лежащей у меня в руке. Я помню, как выбирала Джексону эту подвеску, помню, как находясь в полёте на воздушном шаре, мы обменивались подвесками друг с другом, поражаясь тем, как мы смогли подарить каждому одинаковые подарки.

Я невольно вспоминаю всё до последней мучительной боли.

— Милана… — Джексон напрягается, приглядываясь в мой ошарашенный взгляд.

Я сижу на корточках, как вкопанная, и не могу оторвать взгляда от подвески, так много значащей для меня. И для Джексона?..

Мы синхронно поднимаем головы с Джексоном друг на друга.

— Джексон, — произношу трепетно я, — ты помнишь? Ты не… — мягко, будто пою, говорю я.

Опустив голову, я продолжаю взирать на нашу фотографию, запечатленную на подвеске и выгравированную на ней надпись «Счастье в мгновении». Наша клятва. Наши слова. Наши тайны, любовь, мгновения…

«Неужели Джексон носит ее с собой? Я не верю. Он хранит ее у себя? В сумке? До сих пор? Но…»

— Милана, — занервничав, бурчит Джексон, глядя мне прямо в глаза. — Этого не забыть… — «Этого не забыть», — эта фраза проносится раз десять, как эхо, в моем сознании. Он со свистом втягивает в себя воздух и тянется к моей руке, но замирает и, так не прикоснувшись, осторожно забирает у меня с рук подвеску, потянув её за конец. Я медленно привожу свою ладонь в движение, пытаясь осознать реальность настоящей действительности.

Джексон поднимается, выпрямляя спину, и укладывает с лихорадочной поспешностью все свои вещи нужным образом в сумку, плотно застегивая ее с такой резкостью, будто проявляет свои эмоции на ней.

Я встаю в полный рост, демонстративно кашляя, так как тяжело подобрать слова в эту секунду, описав то, что чувствую сейчас. Между нами воцаряется молчание. Лишь только наши взгляды сосредоточены на каждом под звуки испанской гитары.

— Джексон, но ведь это было так давно… — говорю я так, словно лгу самой себе, что подвеска для меня — пустырь. Это же ложь, черт… — Я думала, что ты…

Он снимает очки.

— Милана, — от Джексона это звучит, как комплимент, — она для меня многое значит. Этот кулон — часть меня… — «Она для меня многое значит. Этот кулон — часть меня…» Я раскрываю рот, запуская туда воздух. Что он хотел сказать такими словами? Меня снова начинает трясти. — Каждое утро я начинаю свой день со взгляда на эту забавную фотографию. — Его глаза светятся. — Эти воспоминания — это часть меня, часть моего прошлого, и я буду носить их с собой, до конца своих дней… — «Эти воспоминания — это часть меня, часть моего прошлого, и я буду носить их с собой, до конца своих дней». Его нежный и трепетный голос врывается в мои мысли, развивая их до небес. Сердце так щемит в груди. Он точно это сказал? Или это мои фантазии, которые порой не дают мне покоя? Спрашивать, чтобы он повторил последнюю фразу — не буду. Нет. Но. Боже. Он будит носить всегда с собой фотографию меня?

«А любит ли ещё он меня?..»

— Я… ты… что… ка… к — Я мямлю, как трехмесячный ребенок, не моргая.

Мои коричневые с золотистым отливом волосы по сторонам разносит летний ветер, позволяя глазам на доли секунды не видеть Джексона, который осмелился сообщить мысли, подобные первому лучику солнца, пробравшемуся к нам через сотни километров.

— Хочешь сказать, что ты всё забыла?.. — Каждый его вопрос затормаживает меня, устраняя речевые навыки.

Джексон чешет затылок, его глаза бегают в разные стороны, а рука крепко сжата в кулак возле кармана его классических брюк. Он явно сожалеет о сказанном мне.

— Нет, Джексон, — приходит ко мне умение говорить. — Я тоже обращаюсь к этому кулону, иногда… Просто я перестала жить прошлым и стала создавать другое будущее.

— В котором нет места прошлым… — делает паузу, думая: сказать или не сказать, он добавляет, — счастливым воспоминаниям?

Джексон приводит меня в тупик. Он изумляет своим загадочным поведением мое состояние.

— Есть, но как можно меньше… — старясь не обидеть его, отвечаю мягко я.

На этом, кажется, наш весьма откровенный для первой встречи разговор прекращается. Джексон ничего не отвечает на мои слова и отходит вперед, намекая на дальнейшую прогулку. Я иду и никак не могу поверить в то, что Джексон носил все это время с собой подвеску, эту бесценную подвеску…

Нашу тишину разбавляет звонок моего телефона. Доставая его из сумочки, я вижу имя контакта «Даниэль» и отклоняю вызов. Я и не предполагала, что встреча затянется надолго, поэтому сейчас мне никак неудобно разговаривать с Даниэлем в присутствии Джексона.

— Ответь своему ухажеру, — выплевывает Джексон. Ему неприятно то, что у меня есть парень?

Если поразмыслить и вспомнить, что все эти годы мы толком не общались друг с другом, то какой смысл сейчас так относиться к личной жизни каждого? Или мы ждали инициативы друг от друга?..

— Да нет, потом, — отвечаю быстро я, чтобы не заводить разговор о Даниэле. И как он узнал, что это звонит именно он? — После прогулки.

— Пора завершать нашу встречу, так как мне нужно поработать сегодня с документацией… — спонтанно сообщает Джексон, впиваясь взглядом в экран часов на руке, уже как пять минут.

— Ночью? — сообщаю я с легким смешком.

Он так резко решил разойтись?

Он буркает что-то под нос себе.

— Хотя и у меня тоже есть дела, — притворяюсь я.

Неловкость одолевает нас. Мы смотрим по сторонам. Каждый из нас пребывает в своих мыслях, представляя что-то своё, или ожидая иного исхода от этого вечера и насыщенного дня.

Нас так отдалили друг от друга годы… Время меняет всё. Оно учит жить по-другому в отсутствии тех людей, которые имели для нас большое значение, изменяя напрочь прошлые привычки.

— Я провожу тебя? — предлагает Джексон, переминаясь с ноги на ногу.

— Я возьму такси, не стоит, — мгновенно отвечаю я, не желая, чтобы еще Даниэль узнал, что Джексон провожает меня до дома.

— Но мой водитель… — вставляет он, показывая рукой на подъехавшую машину.

— Джексон, — обрываю его уставшим голосом, — я доеду сама.

Джексон по-джентльменски бредет со мной до машины таксиста. Я сажусь, он захлопывает дверцу, и я решаю открыть окно, чтобы не было так душно… Я нуждаюсь в двойном кислороде…

Как только машина трогается с места, Джексон, пробежав вслед за машиной, вскрикивает:

— Милана…

— Джексон… — невольно исходит от меня. Я высовываю голову в окно, дабы увидеть его… Но с каждой секундой мне мерещится лишь его тень, стоящая на тротуаре, постепенно исчезающая и растворяющаяся в сумерках. Создается ощущение, что я встречалась с его призраком.

Мне показалось, или он что-то хотел сообщить, но… чтобы там ни было уже поздно. Мы несемся с достаточной скоростью и просить водителя остановиться посреди дороги, создавая себе лишние проблемы, я не желаю.

И как мантру, я повторяю про себя, сказанные им чувственные слова: «Эти воспоминания — это часть меня, часть моего прошлого, и я буду носить их с собой, до конца своих дней…»

* * *

Проезжая места Мадрида, смотря по сторонам, я везде замечаю безупречный силуэт Джексона Морриса: бизнесмена в смокинге, с которым дороги наших жизней столкнулись. Мы так изменились… Нас отдалили друг от друга обстоятельства, которые заставили меня уехать из Сиэтла, бросив в одночасье родное гнездышко.

Мое сердце стучит в бешеном ритме.

«Почему спустя столько времени, он способен снова волновать меня, заставлять думать о нем?»

До этого дня, все эти годы, я не испытывала в себе поражающую бурю эмоций. Каждый мой день был похож на предыдущий. И жизнь развивалась своим чередом, где предпочтение я отдавала спокойствию и стабильности. Но сегодня, встретившись друг с другом, во мне будто перевернулся весь мир…

«Что произошло со мной?»

Я задумчиво кусаю нижнюю губу, медленно самой себе киваю головой, поддаваясь рассуждениям, которые прямо связаны с прошлым.

Мальчик, который был когда-то неуверенным в себе, жутко застенчивым, боязливым, плачущим от обычной житейской проблемы, подпитывая себя мыслями об ушедшем из его семьи отца, стал поистине смелым и потрясающим на внешность мужчиной, от которого не оторвать женские взгляды… Его целеустремленность и умение добиваться результатов, несмотря ни на что, заслуживает обращению внимания со стороны тех, кто считает, что после какой-либо трагедии, психологической травмы или любого психического дисбаланса личности на фоне стресса и переживаний, не предполагается шанса на другую жизнь. Он предполагается. Он есть. Он есть у каждого. Нужно только «протянуть руки». Как это сделал Джексон. Самим «протянуть руки». В отсутствии помощи со стороны кого бы ни было. Без исключений. Его слава в двадцать один год — показатель этому. Даже не то, чтобы слава, скорее, уважение, которое, как мне кажется, является важнее. Общественные массы, жалко пытающиеся заполучить тот или иной автограф, внедряют в каждый отдел своего мозга излишний фанатизм о публичных личностях, обожествляя их. Индивид с таким сознанием ассоциируется у меня с «грязным» человеком, человеком, который кланяется в ноги каждому встречному выше его по статусу, видя в знаменитости не человека разумного из семейства гоминид в отряде приматов, а Вседержителя, способного выполнить любое его желание и заполучить, наперекор обстоятельствам, надпись на листке бумаги или (общество не стоит месте) на руке, на лбу, где угодно. А затем, как под гипнозом, вбивать в мозг заклинание: «Я никогда не смою эту руку… Я никогда не выкину этот лист бумаги… Он будет висеть у меня над кроватью в комнате, и, просыпаясь, я буду смотреть на него и получать от этих каракуль энергию». Чушь, не так ли? Каждый из нас — биологический вид. Подчиняться и видеть в ком-то «золотого» человека — сущая глупость. Слава приводит к «звездной болезни», а вот заслужить уважение со стороны общества, не ставя себя в положение выше и круче, — достойно гордости.

Высота унижает человека, облагораживая его в аморальную оболочку, надевая невидимые крылья ангела смерти.

Я уверена, что Джексон, независимо от статуса, занимаемого им на сегодняшний день, — человек, который делает своё дело, руководствуясь как раз, исходящими от чистого сердца, мотивами, а не целью быть известным. Я искренне, с глубокой долей любопытства, желаю узнать поближе нового Джексона.

Сегодня большую часть времени мы говорили обо мне, так как при каждом моем вопросе, содержание которого имело взаимосвязь с его жизнью до нашей встречи, он отпирался и старательно искусно увиливал от ответов.

И все же. Вопрос остается открытым. Зачем он решил приехать сюда спустя такой промежуток времени? Быть может, открытие филиала в Мадриде — предлог, чтобы встретиться со мной?

Ощущаю, что между нами построилась стена, которую чтобы преодолеть требуется круглосуточное общение и время. Как всегда… время. Куда без него. За что не возьмись. Время дает нам всё: возможности, шансы, миллион дорог, которые можно выбрать и забирает у нас всё… родных, любимых, тысячу возможностей.

И снова мне кто-то звонит, не давая тихонько думать о Джексоне, рисуя мысленные картины. Нет. Стоп. О жизни. О своей жизни. Не о Джексоне.

— Да, — отвечаю моментально я, проводя машинально по экрану телефона, не посмотрев на экран, — я слушаю.

— Милана, я уже начал переживать… — с тревогой, но одновременно улыбаясь моему ответу на звонок, что очень заметно, произносит Даниэль.

— Даниэль, прости, — торопливо извиняюсь я, взбодрившись, — я не думала, что моя встреча с Джексоном Моррисом долго продлится. — Слишком долго. Слишком эмоционально. — Я еду домой.

— Я тебя встречу. Уже поздно, чтобы в такое время тебе идти одной домой.

— Не стои… — говорю я, но Даниэль настойчиво перебивает меня:

— Я уже вышел и иду к парку «Оэсте». Встретимся там? — Хотя, чтобы проветрить голову, мне свежий воздух нисколько не помешает. — Вечерняя прогулка, а, точнее сказать, ночная — не будет лишней. — Его шаги доносятся в трубке, образуя своеобразную грубую мелодию.

— Да, — по-прежнему отстраненно от реальности отвечаю я. Как будто у меня есть другой выбор.

— Буду ждать тебя, целую, моя испаночка, — с коротким смешком, лепечет мой входящий контакт, в голосе которого чувствуется радость.

— Хорошо, — зевая, говорю я, отключая звонок.

Даниэль Санчес — заботливый парень, и я полностью могу положиться на него и быть уверенной в его искренних чувствах ко мне. Я ощущаю крепкую защиту, когда нахожусь рядом с ним. А для меня это безмерно ценно.

Я была с ним честна, когда на предложение стать его девушкой с чистой совестью сообщила, что не могу оценить всю совокупность чувств, которые испытываю к нему. А точнее, понять, эти чувства связаны с отношением к нему, как к другу, или как к парню. Отчасти, мои сомнения имеют связь с прошлым опытом. Оказаться в похожей ситуации и разрываться между кем-то — не горю желанием. Даже под предлогом, если это принесет мне своего рода вдохновение. Нет. Ни за что. Такого вдохновения и землетрясения в душе, мне не нужно. Двуликая бездна вызывает душевные смятения, которые подчас непостижимы для сердца. Но Даниэль отреагировал на мои сомнения — я считаю — как настоящий мужчина, произнеся слова, которые я не успела выкинуть из памяти: «Я просто хочу быть с тобой, позволь мне это. А со временем ты примешь решение: остаться со мной в отношениях или быть хорошими друзьями».

Живя с ним в одном квартале, мы большую часть свободного времени проводим в парке «Оэсте», располагаясь прямо на траве, и разговаривая о затрагивающих каждого из нас мелких проблемах, о карьере Даниэля, о моей модельной работе… да о любой теме, но за исключением темы о моих бывших бойфрендах.

На самом деле редко встречаются в наше время такие отзывчивые люди, как он.

С самой первой нашей встречи Даниэль помогал нам с мамой во всем, когда мы только начали осваиваться в Мадриде. И поэтому маме он сразу пришёлся по вкусу, отчего она постоянно твердит мне, что я должна держаться за него и не терять с ним связь ни при каких обстоятельствах. Может быть, мама в чем-то и права. Но пока я не определюсь со своими чувствами к нему, то не смогу быть полностью согласной на это выражение, сказанное, весьма командным тоном, моим любимым командиром.