Счастье в мгновении. Часть 2

Анна Д. Фурсова, 2021

Немыслимое стечение жизненных обстоятельств разлучило двух невыразимо любящих сердец, обрекая сокрушенных в мир тягостных минут… Но неизъяснимое столкновение, заставшее двух унесённых судьбой песчинок, спустя долгие годы, на одном из благотворительных вечеров в Мадриде перевернуло всю их новую жизнь, включив в их душах звездный поток, когда, казалось, надежды на долгожданную встречу были утрачены. Способна ли сила любви, достигшая необычайного развития, в глазах известного бизнесмена Джексона Морриса и грациозной, блистательной модели Миланы Фьючерс воссоздать общий звездный путь, утерянный разлукой, устранив туманную, насыщенную расстоянием, завесу?..

Глава 16

Ощущая пронзающую боль в желудке то ли от отсутствия полноценного обеда и ужина, то ли от того, что я нахожусь вместе с Джексоном в этом удивительном сказочном месте в отсутствии других людей, постоянно мешающих нам, я решаю быстрее к нему спуститься.

Подглядывая за ним через пару ступенек лестницы, я вижу, как его рука касается смартфона, включая песню, по звучанию которой её можно идентифицировать — «Thinking out Loud» исполнителя Ed Sheeran. Под ритм начинающейся музыки он достает продукты из холодильной камеры. Он снова переоделся? На нем белые джинсовые шорты по колено, а верхняя часть его мускулистого тела не прикрыта. Это для того, чтобы соблазнить меня?

«Его вздутые вены на руках, накаченные мышцы делают его таким сексуальным…»

«Милана! Не позволяй себе думать об этом!»

Я спускаюсь по лестнице и у меня выскакивает:

— Ух ты… романтично.

Джексон, пронзая меня зеленым взглядом, отзывается:

— Я знал, что ты заценишь это… — Я подхожу ближе к нему. Он словно ощупывает мое тело, заставляя сердце стучать, как обезумевшее. — Вау…

Он расплывается в улыбке, прислоняя большой палец к своим губам, отчего мои щеки вспыхивают румянцем.

— Ты прекрасна в этом одеянии.

Вернее, как турист, остановившийся на ночь в гостинице. Но и в этом можно найти положительную сторону. Этот махровый белый халат приятно прилегает к телу, создавая ощущение мягкости.

Я с чувством волнения смеюсь:

— Спасибо, Джексон.

С его губ срывается соблазнительный короткий вздох. Он пристально смотрит на меня, как на статую в музее, и я разряжаю со сделанным спокойствием нашу романтично-напряженную обстановку вопросом:

— Ну что, будем готовить?

— Пиццу «Маргариту»? — предлагает, закусив нижнюю губу, Джексон, застывший на месте. В его глазах горит огонь, прожигающий меня насквозь.

— Нашу любимую, — робко улыбаюсь я, утопая в призывном взгляде его зеленых глаз.

— Разумеется. — Он отмирает, становясь рядом со мной, возле столешницы. — Смотри, вот тут, — показывает он рукой, с еще большей вздутой веной, которая, кажется, что непременно лопнет, — ингредиенты для теста, а для начинки, м-м… секунду. — Он отходит к холодильнику, стоящему возле входа в дом, и приносит пакет с продуктами. Из-за его прозрачности я вижу в нем овощи и разнообразные молочные продукты. — Я заказывал всё это утром, поэтому гарантирую их качество! — Я не перестаю наслаждаться звуками его низкого голоса.

— Ты спланировал ещё утром, что мы будем готовить пиццу? — прямо спрашиваю я, разводя тесто, которое по собственному рецепту получается при выпечке невероятно вкусным.

Джексон раскладывает содержимое пакета, отвечая:

— А почему бы и нет?! Я и вовсе не ложил…

— Не ложился? — смотря только на тесто, удивленно спрашиваю я.

— Ну как… — мнется он, явно не подумав до этого о сказанном, — не мог уснуть до пяти утра.

«Почему он не мог уснуть?..»

Я догадываюсь. Но… Вечно это «но».

— Как и я, бессонница, — неуверенно бормочу я и чуть громче добавляю: — И как ни странно, сейчас я хорошо себя чувствую.

— Как думаешь, какая причина нашей бессонницы? — Он пробегает пальцами по моей руке, лежащей на коврике, на котором я замешиваю тесто. Из-под ресниц видно, как он игриво улыбается. Я несколько раз моргаю, продолжая заниматься тестом и намеренно тянусь за мукой, устраняя мучительные прикосновения руки Джексона.

— Э… Ну так, очень много информации за день… — говорю я первое, что приходит мне в голову, — переизбыток чувств.

— Чувств? — оживленно выскакивает из него. Мой искренний ответ заставил его мгновенно вспыхнуть.

Я теряю или уже потеряла контроль над собой?

«Милана, теперь от дополнительных вопросов тебе не уйти, как на экзамене, брякнешь что-нибудь, не совсем подходящее по твоему вопросу, и затем начинается самый настоящий допрос от преподавателя…»

Собираясь с остатками здравого смысла, я все же произношу:

— Да, я думала о…

— О ком? — тут же вставляет Джексон, и я чувствую, как он внимательно смотрит мне в спину. Он играет со мной словами.

— О модельном, встречах, показах, — волнуюсь я, ускоряясь в движениях для создания эластичного теста.

— Да? — короткий смешок касается его губ.

— Да, а что в этом такого смешного?

— Нет-нет, ничего… — продолжает хохотать он. Я густо краснею. Надо же было так ляпнуть. — Совсем ничего, — с сарказмом дополняет.

— Джексон, ты издеваешься сейчас или как?! — неуверенно пытаюсь злиться я.

— Я? — Джексон закатывается в дурацком смехе. — Если только каплю.

— Большую каплю! — поправляю я, криво улыбаясь.

— Вы только посмотрите, малышка, начала злиться.

Я делаю резкий поворот головой в сторону Джексона и сдерживаюсь, дабы не засмеяться.

«Каждый из нас прекрасно осознает, почему мы не могли спокойно уснуть в ту ночь. Мы пребывали в мыслях друг о друге…»

— Джексон, давай распределим обязанности. Ты будешь резать овощи, — указывая пальцем, улыбаясь, говорю я, — а я буду заведовать всем остальным.

Джексон подвигается ко мне ближе, наклоняется, запихивая в моё обоняние пары «морского бриза с ноткой мандарина» и говорит шепотом, исполненным страстным желанием, в мое ухо:

— Хочешь показать свою независимость? Не находишь удовлетворения быть в моем подчинении?

Сердце пускается вскачь. При звуках этого сочного баритона, я не дышу и не моргаю. Его манящий голос заколдовывает каждую клетку моего тела, принуждая думать о запретном. Но ведь запретный плод, так сладок, не так ли?

— Да, — протягиваю так тихо я, словно мышка, скрывая свой истинный ответ.

Только одному человеку я хотела бы подчинить свой разум и тело. И этим человеком является он, Джексон Моррис.

Воздух между нами сильнее сгущается, наполняясь ощущением напряженности.

— Уверена? — трогая губами мочку моего уха, он произносит соблазняющими нотками своего мужского голоса.

— Как никогда и ни в чем в своей жизни, — отрезаю я, хватая ртом воздух, и отхожу на пару шагов, ополаскивая руки холодной водой, чтобы не позволить тесту прилипать к рукам при накладывании его на сковороду.

Я делаю всё, чтобы не давать ему поводов и не позволять ему сводить меня с колеи от его жаждущих продолжения прикосновений.

— А я вот нет. — Он с минуту безучастно смотрит на меня.

— Джексон, я хочу кушать! — уверенно проговариваю я, не отвлекаясь на привлекательность мыслей, действий, изливающихся от него. — Давай ускорим процесс приготовления пищи.

— Хочешь кушать или?.. — нежно, будто пропев, сообщает Джексон, повторно заигрывая. Почему в каждом его слове я слышу намек? Или я неверно толкую его мысли?

— Да! — слегка повышаю голос, а затем опускаю невольно взгляд к низу его живота и сглатывая, сообщаю: — Джексон, твои мысли сейчас…

Джексон не дает завершить мне мысль:

— Мои думы лишь об одном в эти минуты… — признается с жалостью он. — Ты права… Но всё, я уже сосредоточен на приготовлении нашей изумительной пиццы со свежими томатами!

Так лучше. Спокойнее. Или. Черт. Я уже не знаю, чего я хочу.

Сменяется игравшая песня на «Rise» Jonas Blue feat. Jack & Jack.

Джексон создает невидимую дистанцию между нами и молча нарезает помидоры, параллельно наблюдая за моим выражением лица. Вероятно, он имеет предположение, что мне якобы не нравятся его намеки, зачастую слишком «прямые» намеки. Он ошибается, если так думает. Но нам нельзя. Никак. Совершенно. Даже эти поцелуи. Целых два. Это просто поцелуи. Дружеские.

Мы так завуалировано говорим друг с другом, сопротивляясь своим настоящим чувствам. Мы убиваем их. Мы ведем себя так друг с другом, словно для наших чувств существует ещё одна жизнь.

— Овощи готовы! — доносит он, как будто исполнил приказ. Его настроение изменилось не в лучшую сторону. Но мне так нравился тот Джексон, который шутил и смеялся, сообщая скрытые в словах комплименты, подчас с ноткой скабрезности.

— Джексон Моррис, Вы гениальный повар! — торжественно произношу я. Джексон дергается от громкости моих слов. Я сошла с ума. Это точно. — Такие талантливые повара требуются в местной пекарне в моем квартале.

Шутить над Джексоном — моё второе кредо, идущее после писательства.

— Обхотаться можно, — серьёзно отвечает Джексон, даже не улыбаясь. Он обижен на то, что я обрываю все его действия и не даю ему свободно выражать то, что он чувствует?

Нужно его взбодрить. Пора вспомнить наше детство и подколоть Джексона. Это мне никто не запретит. Да и постыдного здесь нет.

Подсыпав ещё немного муки себе на руку, я медленно разворачиваюсь к нему, он в это время ищет приправы к пицце.

— Джексон, смотри-и-и-и… — специально протягиваю я, выжидая нужный момент.

Он резко, как солдат, оборачивается и вся мука, оставленная на моей ладони, ложится на лицевую часть его тела.

Я прыскаю от смеха, видя ошарашенные глаза Джексона, на ресницах которого мука, подобно излишнему нанесению пудры.

— ЧТО. ТЫ. ТВОРИШЬ, — отрывисто кричит Джексон смешным голосом, на миг не понимая, что произошло. — Ты же знаешь, что со мной шутки плохи? Или ты уже забыла?!

Я смеюсь до боли в желудке, не переставая смотреть на то, как «белый» Джексон стоит посреди кухни и кашляет, очищая от неё нос, глаза, рот.

— Ты-ты-ты… Ха… ха… ха… — Я задыхаюсь от смеха, который позволяет мне расслабиться и снизить нервозность и тревожность, которые поселились во мне с момента нашей встречи.

— Так, значит, битва миров? — хохочет вызывающе Джексон, влажными салфетками устраняя мои старания профессионального моментального макияжа.

— Тебе не выиграть! — показываю я жестом.

Он взирает на что-то через мое плечо, сосредоточившись на какой-то мысли. Я слежу за его глазами и утыкаюсь взглядом в клетку куриных яиц, осознавая, что он замышляет. Он все ещё помнит ту ночёвку у меня, на которой мы подобным образом играли друг с другом?

— А вот и нет! — обрываю я ход его прямого умысла. — Ты не сделаешь этого! — смеюсь от страха я.

— А вот и да!

Я так и знала, он не остановится. Джексон умело схватывает яйцо. Начинается настоящая битва, точно игра в «кошки-мышки». Я мечусь из стороны в сторону, убегая от него.

— Джексон! Если ты посмеешь разбить мне его на мою чистую голову, то я… — угрожаю шуточно я, бегая по кухне.

— Что ты?.. М-м-м? — усмехается он надо мной.

— Джексон, ну я же пошути-и-и-и-ла с мукой, — умоляющим голосом тяну я и продолжаю смеяться.

Я удираю от него, захватывая горсти муки по дороге, сыпля их ему в лицо, защищаясь.

— И я хочу пошутить! — Он носится за мной, как угорелый. — А ты быстрая!

— Ещё как… — поддразниваю я, пролезая под стол кухни.

— Ну что, готовься, Милана, я почти поймал тебя! — делает детский голос Джексон.

Я невольно выбираю сложный путь и через стол подбегаю к окну. Сбежать отсюда невозможно, только если выпрыгнуть. Джексон замедляет скорость и постепенно приближается ко мне, а я отхожу назад до тех пор, пока мое тело не упирается в батарею.

— Джексон, прошу, я только что помыла голову… — Я соединяю ладони друг с другом, прислоняя их к груди, умоляя его.

— Где-то я это уже слышал, — чувственно сообщает Джексон. — Не знаешь ли, малышка, кто говорил мне такие слова?

— Нет, мне неизвестно, — отвечаю я, с ужасом замечая, что Джексон находится в меньше метра от меня. — Быть может, твоя бывшая девушка? — намекаю я на себя, смущенно улыбаясь. Кровь приливает к щекам, отчего, мне кажется, что я вся горю.

Джексон подходит вплотную. Сердце проваливается куда-то вниз.

— Милана, отсюда тебе не сбежать! — хрипло бормочет он, глядя на мои сочные от огня, губы. Он пытается отдышаться.

Его прерывистое дыхание вызывает во мне огненную дрожь. Я ощущаю на себе тысячу чувств, которые он испытывает. Я отвожу глаза в сторону, чтобы не встречаться с ним взглядом, который ой как близко.

— Милана Фьючерс, скажи, ты все ещё любишь меня? — Он обвивает свои пальцы вокруг моего запястья, спрашивая низким голосом, на который невозможно ответить «нет».

Его вопрос приводит меня в тупик. Что мне делать? Что говорить?

Я стою и молчу, меняя направление головы и взираю через его плечо на кухонный стол, на котором покоится тарелка с красными аппетитными на вид яблоками.

— Скажи, ты все ещё любишь меня или разлюбила? — повторно, усиливая тон голоса, говорит Джексон, дыша мне почти в губы. С замиранием сердца я пытаюсь думать, но не получается. Я обессилена, чтобы ответить на этот вопрос.

— Джексон, — не глядя на него, начинаю я, — мы можем поговорить после того, как всё приготовим? — Мой голос дрожит.

— Почему ты не смотришь в мою сторону? — Я молчу, слыша удары сердца. «Умоляю, не бейся так сильно… Он услышит и все поймет… Миленькое сердечко, успокойся, прошу…» Он разглядывает мои пылающие жаром щеки. — Да ты вся горишь… — Он проводит по моей щеке большим пальцем, едва касаясь губ. — Но на этот раз, я не думаю, что это температура.

— Джексон, я… — тонко мямлю я и тут же: — Ты помнишь?..

— Я ничего не забыл, — серьезность в его голосе пугает меня. — Так ты боишься, что я узнаю ответ на вопрос в твоих глазах? — Он поднимает вторую руку, чтобы полностью перекрыть мне путь к отступлению.

Его слова наэлектризовывают каждую частицу моего тела. Я теряюсь. Я — не я.

— Джексон, так мы можем поговорить после ужина? — задыхаюсь я от нехватки воздуха.

Дыхание Джексона усиливается. Он всеми силами старается, чтобы я открыто призналась ему в том, что до сих пор люблю его… И с каждой минутой мои попытки о сокрытии своей любви к Джексону становятся тщетными.

Он обводит пальцем линию моего подбородка. Секунду молчит.

— Хорошо, — на мое удивление, соглашается он. — Сначала утолим жажду, — с сексуальным подтекстом выражается Джексон

— Зажд… Жажду? — округляю я глаза, заикнувшись.

— Голод, то есть.

Я улыбаюсь и быстро поднимаю на него глаза и затем отвожу их. Он создает смешок от своей фразы, убирает руки, которые для меня являются преградой, и я свободно прохожу обратно к столешнице, глубоко выдыхая.

Наложив овощи и отварную куриную грудку на сформированное тесто, Джексон, не разрешая поднимать мне тяжести, самостоятельно ставит противень в разогретую плиту.

— Через пятнадцать минут будет готово.

— Да, эта плита с высокой мощностью. Хочу такую же себе! Я в последнее время стала кулинаром, полюбила готовить еду. — Не знаю, с какой целью я протараторила это.

— Хозяюшка, — певуче отвечает Джексон, проводя рукой по щетине.

— Мы здесь будем ужинать? — уточняю я, чтобы красиво расставить столовые приборы. Люблю эстетику.

— Нет, но это сюрприз!

— Снова сюрприз? — улыбаюсь я.

— Да!

— Заманчиво.

— Я его сейчас доработаю и подойду к тебе.

— Хорошо…

Мне становится неловко от всех сюрпризов, которые делает для меня Джексон. Но все часы, проведённые вместе с ним, становятся для меня источником счастья, которого я давно не испытывала. Ещё немного, и мы полностью разорвём грань, отдаляющую нас друг от друга.

«Желание, охватившее нас обоих, разгорается все сильнее…» — думаю я, взирая ему вслед.

* * *

Близится позднее время. Солнце давно уже ушло в закат, давая озеру передышку на ночь. Эти красивые переливы водного пространства всегда вдохновляют меня, так и хочется написать что-нибудь, восхищаясь просторами…

Но перед этим, пока Джексон доделывает сюрприз, нужно написать своим «начальникам». Я отправляю сообщение Даниэлю и маме о том, что приеду домой поздно, чтобы они не сидели в ожидании меня. Даже, если одежда не высохнет, домой я обязана вернуться. Иначе — беды не миновать.

Быть в халате перед Джексоном не совсем комфортно. Хотя в прошлом между нами были близкие отношения, и каждый из нас был ознакомлен с телами друг друга, но все-таки это было так давно, и всё уже кардинально изменилось.

Пока я разглагольствую сама с собой, я и не замечаю, как Джексон появляется рядом. От неожиданного его прихода, я вздрагиваю.

— Милана, все готово! Как там наша пицца? — громко спрашивает Джексон, ну или мне показалось, что громко.

Черт. Она вылетела у меня с головы.

— М-м-м, думаю, что аромат нежного сыра «Моцарелла» и свежих томатов говорит нам о готовности пиццы, — испуганно предполагаю я.

Еще бы пару минут, и она сгорела. Съели бы тогда. Но только друг друга.

«Милана, думай, о чем думаешь».

— Я сейчас всё сделаю сам, ты можешь обжечься. — Заботится. Приятно это чувствовать. — Достанешь поднос? Он в нижнем ящике рядом с холодильником.

— Да, конечно.

Я следую тому, что мне сообщает Джексон. Мне приятно, что большую часть приготовления еды он берет на себя. А я просто стою или сижу и внаглую пялюсь на его тело… Возможно, есть доля правды в фразе: «Лучший способ избавиться от соблазна — поддаться ему». Но не в моем случае. Этого нельзя допустить.

Джексон красивым образом накладывает кусочки пиццы на поднос, и я иду за ним в то место, в котором мы будем кушать долгожданный, приготовленный нами, ужин. Мы поднимаемся по лестнице.

«Неужели мы пойдём в комнату?» — пробегает с ужасом мысль в моей голове.

— Джексон, а куда мы идём?

— Милана, твоё любопытство с годами только увеличило свои обороты? — Он смеется и бросает на меня нежный взгляд.

— Джексон, — закатываю я глаза, — я серьёзно.

— Третьего раза я не потерплю… — возбуждающе произносит он.

Что? Ему не нравится, что меня раздражают его подколы или то, что я закатываю глаза по привычке, в случае проявления недовольства?

— Что? — недоумеваю я.

— Позже узнаешь.

Мое сердце уходит в пятки, когда я от Джексона слышу такие «фразочки». Пройдя спальную комнату, я выдыхаю. Но мое воображение продолжает подсовывать картины, которые точно сведут меня с ума.

— А сейчас ты должна закрыть глаза! — мягко указывает Джексон.

— Снова? — улыбаюсь я.

— Да, чтобы сюрприз состоялся. Я подам тебе руку, чтобы помочь подняться кое-куда.

Я киваю. Рука Джексона касается моей, и он нежно, поддерживая меня за талию, оказывает мне помощь, чтобы переместиться, по ощущениям, на поверхность, выше второго этажа. Мышцы в глубине живота сладостно сжимаются от этих прикосновений.

— Можно открывать? — с нетерпением выкрикиваю я, желая увидеть сокровенное место, в котором мы находимся.

— Да, теперь можно.

Я открываю глаза и замираю. Перед нами — открытая веранда. У меня подкашиваются ноги. От вида на звёздное небо, я изумляюсь и цепенею… От этих неповторимых и чарующих, фееричных и незабываемых просторов, я хочу сейчас же расцеловать Джексона, отблагодарив за то, что… Боже. Это… это… это…

— Неземная красота… — еле выговариваю я, осматривая это чудесное место, сияющую панораму бесчисленных огней. — Я бы многое отдала за то, чтобы жить в таком доме, имея веранду… — Мои глаза на мокром месте от того, что я чувствую сейчас. — Это же настоящий подарок — вдохновение для писателя, когда, сидя здесь, в любое время дня и ночи, можно писать, среди этих видов на озеро, лес, звезды… — Обезумевшая увиденным, проговариваю вслух свои мысли.

— Я счастлив видеть твою улыбку… — Джексон широко улыбается, а его глаза загораются ярким блеском.

— Джексон, это… это… — Я прислоняю руки к лицу, не переставая восхищаться.

Я давно не чувствовала того, что ощущаю сейчас.

По моим глазам стекают слезы, слезы удивления, счастья. Эмоции переполняют мое тело. Я в восторге, я не ожидала…

— Джексон, спасибо те… — Слезы подрывают мою речь.

— Милана, ты же плачешь. — Он становится напротив меня. Его губы находятся мучительно близко. — Я довёл тебя до слез? Прости меня, малышка.

Он проводит кончиками пальцев под моими глазами.

— Джексон… — плачу я еще больше от того, насколько приятны его прикосновения, так как этого не должно быть. Я не могу этого испытывать. Растерянная, я пытаюсь успокоить сбившееся дыхание.

— Малышка моя, — с глубокой нежностью лепечет Джексон. — Прошу, скажи, что мне сделать, чтобы ты успокоилась?..

— Джексон, ты сделал меня такой счастливой за эти часы, чего не было со мной все эти годы… — с моих губ срываются искренние слова. — Твоя забота, твои сюрпризы сегодня для меня настолько ценны. — Я не сдерживаю слез и эмоций. — Я… — Я не знаю, что происходит со мной. Я не отдаю себе отчета во всем, что я делаю, когда нахожусь близко с этим человеком.

— Малышка… Я поражён тем, как ты отреагировала на мой сюрприз и… — Он озабочен моим состоянием.

— Это лучший сюрприз во всей Вселенной, — вытирая слезы, безудержно стекающие по моим щекам, проговариваю я.

Джексон мягко прижимает меня к себе. По моей спине ползет холодок — либо от страха, либо от того, что в мое тело поступает тепло от испытываемого восторга, либо от возбужденного предвкушения, о котором мне запрещено думать. Эти объятия светлее солнца. Я так нуждалась в них. Я утыкаюсь ему в грудь и — черт — я, кажется, сама сияю огнями. И вот так, в теплых и родных объятиях, мы стоим и смотрим на звёзды, на мои любимые звезды во Вселенной, которым я посвящаю свои стихи и которые неразрывно связывают меня с близким человеком — дедушкой.

— Я помню твою любовь к этим крупицам соли, рассыпанным по ночному небу, — Джексон цитирует строку из моего стихотворения, — но к такой твоей реакции, я не был готов… — потрясается он, качнув головой. — Знай, что… — Я замираю, ожидая, что он хочет сказать. — Для меня это безумное счастье видеть тебя такой.

— Джексон, спасибо тебе за всё, за всё, что делал и делаешь для меня. — Он нежно-нежно гладит меня по волосам. Голова идет кругом от этой ласки.

— Ну ты же моя сестрёнка?.. — как будто голосом из детства, выдает Джексон.

— А ты — мой братик!

— Но у сестрёнки скоро взорвется пузо, как бомба замедленного действия, которое очень желает есть, поэтому, как и всегда, идём пробовать мою, уже холодную, пиццу! — Как же забавно исходит от него слово «мою».

Я смеюсь, отпрянув от объятий, так как и не заметила в порыве чувств, как сильно прижалась к нему.

— Джексон, а как же тесто, которое делала я?

— Хорошо, наша, — меняет задорно он.

— Другое дело!

— И сразу заулыбалась, малышка.

— Дя! — мило вскрикиваю я. — Идём!

Мы помещаемся на мягкий, обитый бархатом, бордового цвета диван, стоящий посередине звездной территории, и кладем между нами поднос с едой.

— Я подумал, что бокал испанского белого сладкого вина не помешает нашим разговорам? — предлагает с осторожностью Джексон, зная то, как я отношусь к алкоголю.

Учитывая сегодняшний, мой невероятно эмоциональный день и с учетом того, что завтра у меня выходной, я решаю принять предложение Джексона. Это поможет немного расслабиться и смело разузнать обстоятельства жизни родной песчинки.

— Да, с радостью… — неуверенно бросаю я, чувствуя на себе его острый взгляд.

— Не ожидал услышать твой положительный ответ. — Он разливает напиток по двум хрустальным бокалам.

Кто же ожидал? Я тоже не ожидала.

— Просто в моей жизни нет места алкоголю, только лишь в исключительных случаях, — объясняю незамедлительно я, с каждой секундой теряя рассудок.

— Это тот самый исключительный случай? — Джексон анализирует, фильтрует каждое мое слово.

— Да, — хихикаю тихо я.

— Ну что, кто из нас начнёт первым?

Я смотрю на него недоумевающим взглядом.

— Что начнёт?

— Кушать пиццу и рассказывать истории о своей новой жизни?

Я удивляюсь. Он почти всё знает обо мне. Что ещё он хочет узнать?

— Может быть, ты? — мягко настаиваю я.

— Давай-ка ты. Ты же испытываешь аппетит.

Он ловит меня на мысли. Каким же дотошным он стал. Ранее был гораздо проще.

Джексон отдает мне налитый бокал вина, и мы медленно стукаемся, обжигая друг друга безумными взглядами и без слов делаем небольшие глотки. Он внимательно смотрит на меня поверх кромки бокала.

Я тянусь за кусочком пиццы, запах от которой невообразимо божественный. Впервые я ем пиццу, запивая её, весьма эстетично, вином, от которого у меня уже покруживается голова.

— Что я могу рассказать о себе? — проговариваю я вслух, сама того не осознавая. А ведь я и не соглашалась на то, что начну первой. — Первый год в Мадриде был самым трудным. Я не только осваивала азы модельной сферы, но и поддерживала маму, чтобы та пришла в себя после того, что произошло со всеми нами. Мне было тяжело видеть ее опустошенной, безнадежно рыдающей круглыми сутками… Каждый день она говорила себе слова о том, что ее жизнь разорвалась, и она не находит больше в ней смысла… — со вздохом, рассказываю я.

Джексон внимательно слушает, не притрагиваясь к еде, за исключением бокала с вином, который словно прилип к его ладони.

— А знаешь, я понимаю твою маму. Это же то же самое, что когда-то было со мной. Вспомни, как я переживал, после разлуки с отцом. Я места себе не находил. Я думал, будучи ребёнком, что моя жизнь закончилась… — стонет он, перебирая в памяти не самые лучшие моменты жизни.

— Да… — киваю с грустью я. — Я помню, как тебе было трудно; как я делала всё, чтобы было тогда в моих силах, дабы ты был счастлив…

Я помню, как сочинила в его честь прозу. И отрывок вертится в голове:

«…Его отец ушел не попрощавшись,

Оставил мальчика на кон судьбы,

Я так переживала, что он один остался,

С надеждой каждый день молила: «Пожалуйста, Всевышний, помоги».

— За что я тебе благодарен… И не забыл об этом. — Его глаза изучают мои. — В том числе, что ты помогла мне сблизиться с отцом. — Джексон накрывает рукой мою руку, лежащую на коленях. Моя душа озаряется светом и безграничным теплом, выключая разум и включая огонек сердца.

— Меня не за что благодарить, и ты это знаешь… — уверяю с нежностью его я, взирая на наши соединенные руки.

Он медленно отстраняется, почувствовав мое смущение, заявляя:

— Милана, продолжай дальше.

Я борюсь, с трудом, но борюсь с подступающим головокружением.

— Затем, благодаря родителям Ритчелл, мама все-таки проявила интерес к работе бухгалтера в Испании и стала забывать о своей боли. Ну как забывать. Забыть невозможно, — встречаюсь с его зелеными глазами, которые не перестают смотреть на меня, — возможно, лишь приглушить на время боль, занимаясь рутинной деятельностью.

— А что отец?

Я тяжело вздыхаю и выдыхаю.

— Папа всё это время писал, да и сейчас, пишет. Он хочет нас увидеть, поговорить, загладить свою вину. Папа раскаивается во всем…

— А ты, что думаешь по этому поводу? — Он подливает нам в бокалы одурманивающий напиток.

Эх…

— Знаю, что человек заслуживает второй шанс, но… — Больно говорить об этом. Я проглатываю полбокала вина, понимая, что это действие не прекратит в одночасье существование моей боли, только на мгновение.

Я смотрю вдаль на загоревшуюся в небе звезду.

— Милана, но он же твой отец… — говорит мне Джексон словами, которые я ему сообщала тогда, когда он встретил своего отца, но не мог простить его за причиненные обиды. — Он человек, а, значит, ему свойственно ошибаться. Если он встречался с моей мамой, это не говорит о том, что он не любит тебя… Он признал же, что был неправ. И…

— Да, Джексон, — обрываю рассержено я его, что он защищает моего отца, — однако папа столько принёс нам боли с мамой. Мне так обидно за неё, даже не за себя. Но ведь, если бы не его предательство, и мы бы с тобой не расставались… — Десять градусов алкоголя уже дают о себе знать. Сейчас я сама призналась, что мне глубоко жаль, что мы расстались с Джексоном. Я прикусываю губу, словно создаю себе укол за то, что случайно выбросила на воздух лишнее.

— Мы сами сдались. Мы сами виноваты. И ты прикусываешь губу. — Джексон делает секундную паузу. Мои глаза темнеют от страха, а в висках громом отдаются удары сердца. — Точнее, я виноват, — резко втягивает он воздух. Я стараюсь дышать, приподняв голову, любуясь звездным небом. — Я перестал бороться за любовь, за самое дорогое в своей жизни и опустил руки. — Страстность взгляда усиливает его слова. — Я думал, что наше расставание пойдёт нам на пользу, но я ошибался…

Наши взгляды с Джексоном сливаются в нечто единое.

— Джексон, но ведь я причинила тебе боль…

Я обманывала его, украдкой проводя какое-то время с Питером, своим родным братом, с которым мы, оказывается, разделяем общего биологического отца. До сих пор тяжело в это поверить.

— Каждый из нас причинил боль каждому. — Его губы снова приближаются, но пока мы только касаемся дыхания каждого. — Лучше любить и потерять, чем не любить вовсе…

Красивая мысль Джексона уносит меня далеко-далеко. «Лучше любить и потерять, чем не любить вовсе…»

Я задумываюсь и на минуту отхожу от реальности происходящего.

— Согласна? — ободряет он меня вопросом.

— Возможно, — нейтрально отвечаю я, не переставая думать о словах Джексона.

«Я думал, что наше расставание пойдёт нам на пользу, но я ошибался…»

Я считала аналогичным образом. Но на практике, то бишь в жизни, это не получило запланированного конструктивного результата. Мы отдалились. Вот и весь итог нашего расставания.

Не в силах сосредоточиться после всех трепещущих фраз, я беру ещё один кусок нашего кулинарного творения, заглушая, подбрасывающие мне сознанием, моменты прошлых лет.

— Милана, у меня тоже все было негладко. — Рассуждает Джексон. Я настораживаюсь и внимаю каждую его фразу. — После твоего отъезда, я не общался с матерью несколько месяцев, уехав в Нью-Йорк с отцом. Мы занялись бизнес-проектом, и я так вцепился в него, чтобы не думать о тебе… — тяжело произносит он, — и забыть все, что произошло с нами тем летом. Но я не смог. Воспоминания время от времени возвращались ко мне.

«Мы занялись бизнес-проектом, и я так вцепился в него, чтобы не думать о тебе…»

Во мне происходят неизъяснимые токи звезд, пронизывающие спину. Я умираю от желания броситься к нему после его слов. Горячее желание начинает разливаться по животу, вопреки всем убеждениям, всем обязательствам, стоящим передо мной.

Слушая его, я переполняюсь чувством свободы, которое отмечала в себе ранее при общении с ним. Было время, когда мы друг другу рассказывали гораздо больше, чем родителям, когда мы делились внутренними переживаниями, зная, что поймем каждого.

— Но мы не звонили друг другу… — вставляю я в его речь факт, который полностью зависел от нас, не от предательства наших родителей. Мы смело могли продолжить поддерживать общение даже на расстоянии.

— Да… — стонет он. — Я думал, что у тебя другая жизнь, в которой нет места для меня и для прошлого. Да я и сейчас так думаю. И эта встреча… — Джексон берет паузу, отчего у меня перехватывает дыхание. Он ставит бокал на поднос и стягивает пальцами веки закрытых глаз к переносице и несколько раз глубоко вздыхает. — Я не ожидал тебя встретить. Я знал, что, приезжая в Мадрид, ты где-то рядом, но не догадывался, не предполагал, что ты так близко. Надежды были пусты, так как у тебя парень… Узнав об этом, я сдался окончательно, хотя… — размышляет он, — Питера в своё время и это не останавливало.

Я ошеломленно покачиваю головой. Значит, он все же хотел встретиться со мной? Но откуда он узнал про Даниэля? И почему не стал бороться, даже при мысли, что у меня есть парень? Ах да, Белла. По времени они дольше встречаются, чем мы с Даниэлем. Хотя Джексон ни одного слова про неё не сказал. Получается, что Белла формально занимает место девушки Джексона? Или нет? Я ничего не понимаю.

— Да, Питер боролся, — верно подмечаю я. — Возможно, он нам своим примером многое показал, открыл глаза…

— Как вы с ним вообще поддерживали общение после всего?

Мы незаметно переходим к обсуждению темы, в которой главная роль отдается нашему с Джексоном брату — Питеру.

— Мы общались несколько месяцев, но ему тяжело было признать, что я даже не друг ему, а сестра… Это такой удар был для него. Но со временем, ограничивая общение до минимума, то есть только в рамках поздравлений каждого с праздниками, мы смогли найти способности общаться с каждым, но поверхностно… а потом и вовсе перестали. — Питер Моррис. Брат. Как он пережил всё это? — И как я могла не догадаться, что мои чувства к нему пронизаны той самой братской любовью?

— Да уж… Сложно представить. Я с ним очень редко общаюсь. Всё время в делах.

Конец ознакомительного фрагмента.