Счастье в мгновении. Часть 2

Анна Д. Фурсова, 2021

Немыслимое стечение жизненных обстоятельств разлучило двух невыразимо любящих сердец, обрекая сокрушенных в мир тягостных минут… Но неизъяснимое столкновение, заставшее двух унесённых судьбой песчинок, спустя долгие годы, на одном из благотворительных вечеров в Мадриде перевернуло всю их новую жизнь, включив в их душах звездный поток, когда, казалось, надежды на долгожданную встречу были утрачены. Способна ли сила любви, достигшая необычайного развития, в глазах известного бизнесмена Джексона Морриса и грациозной, блистательной модели Миланы Фьючерс воссоздать общий звездный путь, утерянный разлукой, устранив туманную, насыщенную расстоянием, завесу?..

Глава 9

Выхожу на цыпочках из комнаты, оглядываюсь вокруг. Гробовая тишина. Нет ни мамы, ни Марка. Сбежали, что ли?

«Странно. Куда они подевались?»

Проходя на кухню, чтобы попить воды, я замечаю крохотный лист, приклеенный к холодильнику, на котором написано: «Мы с Марком в торговом центре, закупаемся продуктами. Будем к обеду. Целую, мама».

Читая текст записки, моя улыбка расползается до ушей. Они с Марком ещё не успели толком узнать друг друга, а уже совместно приобретают продукты. И все же вопрос остается вопросом. Знает ли Марк нашу с мамой историю, почему мы переехали в Мадрид?

Умывшись, я решаю позвонить Даниэлю и в качестве своего извинения пригласить его на обед к нам домой. Он незамедлительно отвечает.

— Доброе утро, дорогой, — нежным голосом начинаю я.

— Доброе утро, — сонно бормочет Даниэль.

— Я не разбудила тебя?

— Нет, — коротко бурчит он. Обижается. Уверена.

— Я хочу извиниться за своё поведение вчера. Я не хотела тебя обидеть.

— Я знаю, все хорошо. — А вот по голосу не скажешь.

— Нет, не хорошо. Я же слышу.

— Да… — вздыхая, признается он. — Мне неприятно, что вчера мы с тобой поссорились.

— У меня к тебе предложение, — включая чайник, сообщаю я. — Приходи ко мне домой через пару часов. Я хочу познакомить тебя с ухажёром мамы. Да и и проведём всеми вместе время. Что скажешь?

— Я впечатлён, — оживляется он и секунду молчит. — Обычно, мне приходится навязываться к тебе, искать поводы для встреч, — внезапно выдает Даниэль. — Да, я, конечно же, приду. Спасибо за приглашение.

— Что значит навязываться?

— Как правило, это я тебя куда-то приглашаю, а не ты меня. И я подумал, что надоел тебе.

— Как ты мог о таком подумать?

— Наблюдал вчера твое недовольное лицо в течение всего дня, — вздыхает он.

— Прости… Больше такого не повторится. Я все свои эмоции и переживания переложила на тебя. Прости, пожалуйста… Ну, не молчи…

— Как я могу обижаться на человека, которого люблю?

Я улыбаюсь.

— Правда, больше не злишься?

— Да. Люблю тебя, — ласково выражается он.

— И я тебя люблю… Так, значит, ты придёшь? — укусив бублик, повторно спрашиваю я.

— Конечно. А можно придти чуть пораньше?

— Да. Я всегда рада тебя видеть.

— Тогда жди меня.

— Хорошо, до встречи.

— До скорой встречи.

Я кладу телефон на стол, размышляя, что нужно помыть голову до прихода Даниэля и мамы с Марком. Не успеваю я зайти в ванную, как трещит звонок. Но повторять вчерашнюю ошибку я не буду, постараюсь перед тем, как открыть дверь, посмотреть в дверной глазок.

— Дани-эль? — ошарашенно, заикаясь, произношу я. — Но… — обвожу его удивленным взглядом, останавливаясь на бордовой футболке, подаренной мной на его день рождения в декабре. — Ты же спал только что? Или…

— Ты же сказала, что можно придти раньше. Ну, вот я и пришел.

Его руки заложены за спину.

— Я не думала, что настолько раньше.

— Пропустишь?

— Да, входи.

— Это тебе! — со всей нежностью сообщает Даниэль, вытягивая руку со спины, протягивая мне букет из полевых цветов, моих самых любимых. Я улыбаюсь, вдыхая запах. «Зачастили меня баловать».

— Они прекрасны, спасибо, дорогой. Какой повод?

— Я не могу подарить своей девушке цветы без повода и причины? — Его слова ласкают уши.

— А ты можешь быть милым. — Я провожу рукой по его слегка колкой щеке, и он притягивает меня за талию, прикасаясь носом к моей шее.

— Разве я не всегда такой?

— Ну… почти.

— Это самое доброе утро. — Он улыбается мне в щеку, отчего я дотрагиваюсь его губ, оставляя на них едва уловимый отпечаток.

— М… еще, — бормочет чувственно он.

— Нужно поставить розы в вазу. — Я отслоняюсь от него, но он крепко держит меня, не желая отпускать.

Даниэль прав, в наших отношениях, он является инициатором всех событий и действий. Я не хочу заставлять его думать, что он мне безразличен. Это не так. Он занимает определённое место в моем сердце.

Губы Даниэля почти вплотную приближаются ко мне, и он с нежностью целует, даря ощущения, подобные первой снежинке, падающей на ладонь. Такие утренние поцелуи вводят меня в состояние легкого возбуждения.

С томной страстью, он трепетно дотрагивается горячими губами до моей ключицы, пробегая пальцами вдоль позвоночника. Его темные глаза пылают.

Но… страсть не может заполнить жизнь, на нее в чистом виде нельзя положиться.

Неискушенное сердце отказывает ему. Я упираюсь руками о его грудь, дабы прекратить то, что может завершиться нашей ссорой, но он не сдается и сильней прижимает меня к себе.

— Te deseo^[8]… — Он отрывисто шепчет прямо в губы. — Я знаю, что ты мне ответишь, но я так тебя хочу… — С моих губ слетает вздох.

Я никак не могу перейти границу, заставить себя совершить то, что страстно желает Даниэль и побороть сидящего внутри меня человечка, твердившего: «Нет, Милана».

— Lo siento, no puedo^[9]…

Эту фразу я сообщаю ему на протяжении двух-трех месяцев. Я не знаю, что со мной, но не могу.

Отвергнутый воздыхатель продолжает:

— Но мы можем попробовать?.. — Его голос подобен жалобному вою.

Он смотрит на меня так ужасающе сосредоточенно, ожидая моего ответа. Но ответ таков: «Нет».

— Даниэль, пойми меня правильно. — Он сразу же отпускает меня из своих рук. Он это уже слышал. — Мне нужно быть уверенной… Действия близости между двумя людьми и нужны, чтобы выразить свои чувства к человеку. Но мне нужно время…

— У тебя есть ко мне чувства?

Я отчаянно трясу головой, подтверждая ответ на вопрос, избегая его взгляда, в котором висит сомнение.

— И?

— Я поставлю розы в вазу, — ухожу я от темы, ступая на кухню. — Проходи, я сейчас приготовлю что-нибудь.

Даниэль охладел. И я чувствую, как он бросает мне в спину рассерженный и в то же время унылый взгляд от моих однотипных оправданий.

Я выдыхаю, тру глаза, и наливаю воду в прозрачную вазу. Рядом стоят почти засохшие цветы от Джексона, которые давно пора уже выкинуть. «Рука не поднимается».

Решив пожарить яичницу с беконом и овощами, я подгототавливаю нужные продукты. Даниэль беззвучно подходит ко мне со спины и обнимает, зарываясь носом мне в шею.

— Ты очень нежный…

— Я бы хотел, чтобы так началось каждое наше утро вместе. Todas las mañanas^[10], — заверяет он.

Даниэль сделал мне намёк на то, что хочет жить вместе со мной?

— Честно?

— Конечно… Я хотел бы просыпаться с тобой в тёплой постели, готовить совместно завтраки, проводить больше время…

Меня овладевают приятные мурашки по телу.

— Для девушки очень важно слышать эти слова… — вырывается с трепетом из меня. Я искренне всегда желала, чтобы любящий меня человек произнес то, что хочет жить со мной.

Даниэль чертит круги на моих голых плечах, не прикрытых майкой. Я забываю обо всем, ощущая прикосновения.

— Любимая моя…

Залив на сковородку взбитые яйца, я накрываю её крышкой.

Даниэль делится тем, как вчерашние советы Джексона помогли ему выработать новые идеи по продвижению малого бизнеса. Я проношу каждое слово мимо ушей, за исключением одного — «Джексон».

— Ой, горит! — вскрикивает Даниэль. — Выключай скорее!

Я дергаюсь и приезжаю на свою планету.

— Фух… не сгорела до конца, — смеюсь я, прикрывая свою задумчивость, которая подводит меня.

— Осторожнее, кошечка моя. — Он распределяет в две тарелки яичницу, деля ее пополам, но мне кладет большую часть, и глядит недоумевающим видом. — Это я так тебя отвлек? — намекает он на прикосновения. Я машу головой и наряду с этим завариваю чай, купая в кружках заварные пакетики, разносящие запах мяты.

— Спасибо, милая, очень вкусно!

— На здоровье, — отвечаю я. Мысли о Джексоне так и застилают всё, прибывая из глубин ущелья, казалось, давно забытого. Мы так смотрели друг на друга… Этот насквозь прошибающий его взгляд дурманил мое тело.

— Подлить чаю, милая?

Это любовный плен?.. Что происходит со мной, если я не вижу ничего, кроме него? Я уже не та легкомысленная девочка, которая не понимала своих чувств и разрывалась между Питером и Джексоном. Однако, кажется, что…

— Ау… — Даниэль создает пальцами щелчки перед моими глазами.

— Что? — очнувшись, говорю я, начиная моргать.

— Что с тобой? Я минут десять сам с собой разговариваю! Я который день тебя не узнаю. В тебе что-то изменилось, но я не могу понять что… — Он подносит чашку с чаем ко рту, не отводя от меня пристального взгляда, чтобы найти ответ.

Видимо, Джексон забронировал центральное место в моем подсознании, не собираясь выходить оттуда.

— Прости… — Приступаю я доедать уже остывшую еду.

— Ты как себя чувствуешь? Что-то не так, я уверен. — Он встает с места и трогает мой лоб. Даниэль явно обеспокоен моим состоянием. Но рассказать ему о том, что происходит со мной, недопустимо. Только единственный человек, кто знает, как поддержать меня — Ритчелл. Встречи с ней я жду с нетерпением.

— Нет, — говорю спокойно я, продолжая кушать.

— Что нет? — вскидывает он брови. — Ты словно не в своём теле, просто внешняя оболочка твоя и все. — Я бы добавила еще: «И над тобой тяготеет груз жизни, груз прошлой жизни…»

Он изучает мои глаза.

— Я же сказала, всё хорошо. И не нужно так смотреть.

— Все хорошо? — нервно издает он. — Милана, я же вижу, что не хорошо. Тебе не нравится мое присутствие? Мне уйти?

— Даниэль, нет, ты что?.. Как ты о таком мог подумать?

Взвинченный он усаживается передо мной на корточки.

— Я обидел тебя?

— Встань с пола…

— Я не встану, пока не ответишь, что с тобой! — Смотрит он жалостливым видом на меня.

Я кладу свою руку его на плечо, чтобы он успокоился, но он сбрасывает ее.

— Ответь!

Мое минутное безмолвие обрывается, когда открывается дверь.

«Фух…»

Даниэль бурчит что-то, создавая недовольную рожицу.

— Думаю, это Мама и Марк, — тараторю я и мигом бегу в ванную комнату, закрываюсь и принимаю утренние процедуры. Надеваю свои любимые темно-синие, расклешенные джинсы на высокой талии и белую майку. Иногда желаешь чего-то простого без тонны косметики на лице и без элегантного, классического наряда. Являясь моделью, я привыкла всегда выглядеть соответствующе, но бывают дни, когда душа хочет минимализма во всем.

Выхожу и мой взор на сцену, как Марк знакомится с Даниэлем и пожимает ему руку.

— Доброе утро!

— Доброе, — отвечает мне с улыбкой Марк.

— Мам, у нас праздничный обед? — отмечаю я, перебирая взглядом количество купленного.

— Да! — радостно отзывается мама, сияя красотой, которая лучится изнутри.

Я присоединяюсь к ней. Давно у нас не было семейных вечеров.

— Ты, я так понимаю, бойфренд этой шикарной девушки?

Слова Марка вводят меня в смущение, отчего щеки заливаются жарким румянцем.

— Да-а-а! — косясь на меня, улыбаясь, отвечает Даниэль.

— Мам, что ты хотела приготовить? — счастливо спрашиваю я.

Доедая на ходу мою яичницу, отвечает она:

— Пасту Болоньезе и пиццу «Маргариту».

Услышав фразу пиццу «Маргариту» меня переносит в то мгновение, когда мы с Джексоном сидели на крыше в канун наших дней рождений и под любовные рассказы лакомились изумительные кусочками.

Мой мозг занят только им, так нельзя.

«Милана, вычеркни его со своей головы!»

— Хороший выбор. Я займусь нарезкой.

— Мы с Марком всё купили, но овощи нужно тщательно промыть.

Я улыбаюсь и поглядываю на маму. «Мы с Марком»…

— Только попробуй еще раз так посмотреть на меня, — тыркает шуточно меня в плечо.

— Как так? — наконец-то смеюсь я. Ох мама, мама, не умеешь ты скрывать свои эмоции, а я вижу, как ты рада, что познакомилась с этим мужчиной.

Мама вновь закатывает глаза, напоминая чем-то меня, когда она заводит разговор о моих бойфрендах.

— Окей, молчу, — смеюсь я. — Но потом я жду от тебя полного рассказа!

Она надевает фартук, а я случайно оборачиваюсь и замечаю, Даниэль с Марком о чем-то увлечённо разговаривают, иногда проглядывая на нас.

— Как у вас с Даниэлем? — спрашивает мама, обратив на него внимание.

— Нормально, — убедительно говорю я, почесывая нос от приправы «Прованские травы», которой посыпаю помидоры. — Ну, так…

— Вы поссорились? — ставя воду под пасту, приступая к подготовке соуса, она словно чувствует, что я что-то скрываю от нее.

— Нет, мам, но все как-то… — Я вздыхаю и поливаю томатным соусом готовое размороженное тесто, распределяю овощную начинку и накладываю сверху натертый сыр в большом количестве. Тянущийся сыр в пицце — моя любовь. Можно сказать, из-за него я и люблю пиццу. Пицца без сыра — это всего-навсего кусочек хлебобулочного изделия с овощами.

Любовь к сыру передалась мне от дедушки, который был в его рационе на завтрак, обед, ужин. Он нарезал его такими тонкими, вернее тончайшими, ломтиками и, как настоящий гурман, восхищался сливочным вкусом.

Я подбираю ответ маме:

— Не так, как хотелось бы.

— С какой любовью он относится к тебе… Дочь, таких парней единица.

Всё бы так, но нет у меня к нему сильных чувств, о которых так трепетно и нежно я пишу в своей книге. Может, такой любви, о которой я пишу, не существует и мама права?..

— То же самое, я с уверенностью могу сказать и тебе, мам. Я знаю Марка, он замечательный человек, хоть и общалась с ним всего несколько раз в Сиэтле. Вам нужно узнать получше друг друга.

Она улыбается и тут же сводит улыбку на нет, подмечая:

— Так, мы не обо мне сейчас говорили!

— Когда мы будем гулять на вашей свадьбе? — подшучиваю я над мамой, зная, какой сейчас будет реакция, но мне безумно нравится, когда она улыбается.

— Начинается шуточный оргазм от Миланы… — закатывает повторно она глаза, плавно помешивая соус для пасты.

— Какие слова… — удивляясь, хохочу я.

— А что?

— Что?

Мы разражаемся в смехе.

— Мам, он знает про нас?..

Встревоженно хмурясь она приказывает:

— Молчи об этом!

Я ставлю поднос с пиццей в духовку на сто восемьдесят градусов, и мою руки под краном.

— Мам, я думаю, ему можно довериться… — тихо говорю ей я, чтобы Марк и Даниэль не услышали.

— Не сейчас. Мы едва друг друга знаем.

— Мам… Не теряй времени на сомнения! Он отличный мужчина. И я помню, как Ритчелл мне часто говорила, что он безотказно всегда помогает им, безмерно добр, честен, ответственен.

— А Даниэль знает?..

— Почти нет.

— Почти?

— Да. Знает, что что-то произошло и всё. Без подробностей.

— Правильно!

— Мам, а может, — размышляю я, — может, за столом все расскажем?

— Нет! — грозит она. — Не сейчас.

— Так будет по-честному, ведь если Марк спросит меня или тебя, почему мы здесь, то… — замолкаю, — я не хочу его обманывать.

Думая, она водит ложкой по часовой стрелке по сковороде, помешивая аппетитный на вид мясной соус, и посыпает сверху зелень.

— Может, ты и права, но я не готова, — с грустью сообщает мама.

— Мам, но…

— Девочки, как же вкусно пахнет, — прерывает нас Марк.

— Они шикарно готовят, как в ресторане, — делает ответный комплимент Даниэль.

Мы с мамой переглядываемся друг с другом и широко улыбаемся.

* * *

Приготовив блюда, мы всеми садимся за стол, который мама застелила красочной скатертью, привезенной из Сиэтла, и которую ранее мы использовали только по праздникам.

— Изыскано… — оценивает Марк, голодными глазами смотря на пасту, пиццу, нарезанные овощи, мясные изделия и фрукты.

Получилось и вправду красиво.

— Безупречно, — добавляет Даниэль.

— Мы старались с мамой, — говорю я, приступая трапезничать, так как утром толком так и не поела.

Марк открывает бутылку белого вина, разливая всем по бокалам, кроме меня. Даниэль достает из морозильной камеры мой фруктовый сок.

Все так проголодались, что гремят вилками, не прерываясь на разговоры.

— Даниэль, а как Вы познакомились с Миланой? — Вот и пошли вопросы-допросы. Вот бы это не закончилась тем, о чем я думаю.

К чему бы это Марк заинтересовался нашими отношениями с Даниэлем? А если он спросит меня снова о Питере, что мне ответить ему? Даниэль же ни о чем не знает.

— Это было самое лёгкое и смешное знакомство в моей жизни, — отвечает, резвясь, он, отчего у меня образуется смех.

— Мы познакомились в торговом центре. Я покупал торт для моей мелкой сестры и упаковку чая и так получилось, что на кассе упаковку чая пробили по случайности девушке, стоящей впереди меня. С этого момента мы начали общаться с Миланой.

— Думаю, вы эту историю не забудете никогда, — коротко смеется Марк.

— Да, это точно.

Даниэль кладет свою ладонь на мою под столом.

— Анна, а вы планируете возвращаться в Сиэтл? — подходит смертельно опасный вопрос от Марка.

Нетерпение и тревога поднимаются в груди. В душе страшный зев тигра.

Мама допивает содержимое бокала и, улыбаясь, скрывая под улыбкой боль, через несколько секунд отвечает:

— Неизвестно. Вообще, мне нравится Мадрид. И Милане, думаю, тоже. Быть может, мы и останемся здесь…

— А почему Вы переехали сюда?

Накапливается душевный гром сражения.

— Из-за моей карьеры, — живо отвечаю я, чувствуя, как меня душит раскаленный дым. — Марк, берите еще кусочек пиццы, не стесняйтесь, — предлагаю намеренно я, чтобы он не стал повторно об этом спрашивать.

— Нет-нет, спасибо, — вежливо отзывается он, вытирая губы салфеткой.

«Умоляю, Марк, молчи…»

Хоть я и была «за», чтобы мы рассказали им правду, но понимаю, что для мамы это станет очередным ударом, а я вот-вот увидела в ней искру надежды на личное счастье.

Мы с мамой переглядываемся, сохраняя спокойствие, что невыносимо трудно.

— Марк, а можете рассказать нам о себе?

— А что ты хотела бы узнать?

— Вы были женаты? — прямо спрашиваю я, что вызывает кашель у моей мамы.

А что такого, мне нужна конкретика!

Выпив воды, затем осведомляет:

— Извините, Марк, моя дочь весьма прямолинейна.

— Наоборот, я люблю общение и с радостью поделюсь с вами своей историей. Как вы уже знаете, я родом из Испании, но по семейным обстоятельствам мы с родителями, когда мне было пятнадцать лет переехали в Сиэтл. Я всегда знал, что моим призванием является мода, дизайн, парикмахерские услуги. Я с детства любил придумывать образы одежды, рисовать их на бумаге, сам следовать какому-то стилю… Я отучился на дизайнера в Сиэтле, затем получал дипломы о повышении квалификации в этой сфере. После познакомился с родителями Ритчелл, как я понял, вы их знаете?

Мы с мамой киваем, продолжая внимательно слушать Марка.

— Я начал работать в их компании. А по поводу моей личной жизни, — минутная пауза, — я ещё не был женат… — Он опускает глаза вниз. — Вероятно, что моей женой всегда являлась мода, — с сарказмом отвечает он, приподнимая уголки губ. — Или так и не встретил свою настоящую любовь, ради которой склонил бы колени… — смущенно добавляет Марк.

Я распахиваю глаза.

Как бы мне хотелось, чтобы они с мамой были вместе.

— Марк, спасибо за то, что поделились с нами своей историей. У нас с вами имеются общие интересы, я тоже люблю моду и всё, что с ней связано.

— Да… — кивает, улыбаясь, он. — Я в вас не ошибся, когда общался с вами на той фотосессии… Вы мне показались удивительной девушкой.

— Спасибо, Марк! А вы мне показались при первой встрече высококлассным специалистом!

— Благодарю! Милана, а как Питер поживает, ты общаешься с ним?

Грянул смертельный град пуль. В сердце.

— Нет, мы не общаемся, — быстро говорю я в надежде, что Марк больше ни о чем не спросит.

— А кто такой Питер? — с набитым ртом, поражается Даниэль.

— Это мой знакомый, — вру, тревожась, я, приклеиваясь плечами к спинке стула, как к каменной стене. Терпеть не могу врать, но мое желание сохранить это в тайне выше всех своих принципов.

Спасения можно лишь ждать только от самой себя.

— Я бы так не сказал, — с насмешкой сообщает Марк. — Он показался мне таким… таким… самоуверенным и…

Неосознанно приписав себе храбрость, говорю, вперивая взгляд в свои сплетенные руки:

— Марк, нет. Это в прошлом.

Я гляжу на него, взглядом умоляя не спрашивать об этом.

— Да, но Питер произвел впечатление смелого парня.

Мама решает вступить в словесный бой:

— Она давно с ним не общается. Переехав в Мадрид, мы начали другую жизнь, и не хотим больше ворошить прошлое.

Маме больно. Она скрывает всё под жалкой улыбкой, которую видят другие, но только я прекрасно знаю, как ей было тяжелее всех пережить тот период, только мне известно количество выплаканных ею слез…

— Я понимаю… Простите меня, ради Бога.

Даниэль с небольшим стуком ставит бокал на стол:

— А можно ли нам с Марком узнать о вашей тайне? — грубит он, что приводит меня в замешательство. — Я хочу знать правду, чтобы лучше узнать вас, поддержать, — указывает он на нас с мамой.

Я не ошиблась? Это заявляет Даниэль? В таком тоне? Я могу понять его, но я же предупреждала, что не сейчас…

— Даниэль, не сейчас… — смотря на него, трепетно, взволнованно сообщаю я, жестом призывая к молчанию.

— Мы с Марком хотим знать о вас больше…

Мама так бледна, будто к ее лицу не доходит кровь жизни.

— Даниэль, я не думаю, что это подходящий момент… — вставляет Марк, ставший, как натянутая струна.

Покрываюсь холодным потом. Что с ним? Он озлобленный, нервный, ведет себя эгоистически.

Хочет он правды? Будет ему правда. Только он пожалеет об этом!

— Но почему нет? — упрямо рычит Даниэль. — Я давно их уже знаю и пытаюсь понять, что произошло с ними!

Мама морщится, словно вся полузабытая боль вернулась к ней с новой силой. Глаза на ее смертельно побелевшем лице становятся влажными. Она закрывает лицо руками, пытаясь удержать слезы.

«О, боже, только не ее слезы… Я до сих пор так отчетливо помню ее душераздирающие рыдания».

Глубокие вздохи вздымают мою грудь, а печаль снова проникает глубоко в сердце.

Меня подергивает от её начинающихся, как дождь, всхлипываний.

— Анна… — испуганно поворачивается к ней Марк, замечая, что она плачет. — Почему ты и?.. — Марк теряет дар речи на полуслове и растерянно таращится на меня.

Я собираюсь с остатками сил и немедля встаю с места, подхожу к маме, беру запястья её дрожащих рук, которые она плотно держит возле глаз. Сердце колотится где-то в ушах.

— Мамочка, прошу, не плачь… — Мама сильней начинает плакать. Образуется всплеск безмерного отчаяния. Боль жива. Боль открылась. Черт.

— Даниэль, скажи, зачем это все? — раздраженно бросаю я, пытаясь избавиться от омерзительных вопоминаний. — Тебе важнее — правда? — Мама горит огнем.

Даниэль без слов смотрит на нас, не соображая, что и ответить.

— Анна, что с вами? — Марк столбенеет.

Я из кожи вон лезла все эти годы, чтобы мама пришла в себя. Я была бы рада взять ее боль на себя, но это не представляется возможным.

— Даниэль, — грубо исходит от меня, — доволен?

— Я… — Он впадает в ступор, поглядывая на маму.

Моя боль активизируется. Я ее чувствую. Она мучает меня, терзает изнутри, жуёт, как насекомый-вредитель листья.

— Нас предал отец! — выкрикиваю с ненавистью я, чуть ли не сваливаясь бездыханно. — Он лгал и скрывал отношения с той, которой мы доверяли!..

Я усаживаюсь на пол и утыкаюсь лицом в колени. Слезы добираются и до меня. Эти чудовищные эмоции невозможно сдержать. Я плачу, будто запятнанная до конца своих дней отцовской изменой.

Все плывет перед глазами, словно объятое туманом.

— Она… ОНА была с МОИМ отцом! — Раздается вопль отчаяния. — И… — Я обхватываю руками колени, трясясь от горечи, сидевшей в крови. — Ее сын — Пи-и-терр… оказался моим братом… — выговариваю в то, во что сложно было тогда поверить.

— Что? — вскрикивает от услышанного Марк, энергично снимая свой пиджак и откидывая его на спинку стула.

— О… — огорченно проводит рукой по волосам Даниэль. — Какой я дурак… — Он берется за голову.

Пути назад нет. Непоправимость положения. Даниэль и Марк знают правду.

Устрашенная жутким зрелищем, лицезря, как мама задыхается, я прикладываю голову на её колени. Она судорожно поглаживает меня по голове, подавляя рыдания, непрерывно исходящие от неё. Ее голова склонилась на грудь. Горькие мысли, застилавшие ее рассудок, делают страдания невыносимыми. Я прокручиваю в голове совершенные ошибки: свои, родителей… Если бы не ошибки отца, мы бы Джексоном не расстались… и не было того, что есть сейчас. Семейная тайна разрушила всё, перевернув жизнь.

Я искренне пыталась позабыть прошлое… Но этого не забудешь. Одно воспоминание и всё… Ноет, ужасно ноет где-то глубоко внутри.

— Анна, как же так?.. — прерывисто доносится от Марка. Он дотрагивается ее плеча.

Умудренное превратностями жизни моё сердце так необузданно бьется, словне бежит от кого-то. Сделав героические усилия, я поднимаюсь и, вытирая слезы руками, стремлюсь в ванную, чтобы смыть все ненавистные чувства к отцу.

— Анна, пожалуйста, простите меня… — Марк искренне раскаивается. — Я не знал, правда… Если бы вы сказали, я бы не стал расспрашивать.

Став возле раковины, я перевариваю все эмоции.

Даниэль, не спрашивая, заходит ко мне.

— Милана, пожалуйста, прости… — С болью слышу я.

Мне так нужны объятия, что я бросаюсь к нему, утыкаясь лицом в грудь, и он крепко меня обнимает. Слезы набирают свои позиции и произвольно льются, оставляя мокрые пятна на футболке Даниэля.

— Родная моя, — целует он меня в голову, — как ты это все пережила?.. Я не могу поверить…

Я плачу, как тогда, когда узнала о предательстве отца, и когда Джексон с Питером не могли меня успокоить.

— Я не прощу себе этого… — винит он себя, повторяя шепотом несколько раз это фразу. — Что меня за язык тянуло… ДУРАК, ДУРАК, ДУРАК. Я тебя не брошу, никогда, моя любимая. Я не позволю, чтобы тебе кто-то ещё причинил боль… — Глубоко вздыхает. — Я заставил вас плакать.

— В-с-ё нормал… — Я не могу выговорить слов из-за слез и заикаюсь.

— Ты простишь меня? — шепчет он, отпуская меня из объятий, и поглаживает пальцами кожу под глазами, утирая слезы. — Пожалуйста…

Я поджимаю соленые на вкус губы от пролитых слез и киваю.

— Нужно возвратиться к ма-ме, — вздыхаю я, собирая силу воли в кулак.

Марк заключает маму в объятия, успокаивая её.

— Мам, как ты?

— Лучше, — врет она. Марк тут же убирает от нее руки, стесняясь обнимать при всех. Ее глаза красные-красные. Я помню эти опухшие от слез ее глаза…

— Я хотел извиниться и… — донельзя волнуется Даниэль.

С поломанной душой мама отвечает:

— Ты бы все равно узнал когда-нибудь.

— Анна, я желаю врезать этому подонку, который позволил предать вас с дочерью. Не нахожу слов тому, что я узнал… — Марк проводит несколько раз по лбу, — и Питер… Я не могу поверить… А сейчас бывший супруг достаёт вас?

Я отвечаю за маму, которая в настоящее время сгорбилась, смотря в одну точку.

— Он нас продолжает преследовать. Каждый день пишет и пишет сотни сообщений. Он хочет поговорить с нами, извиняется, но…

— А он знает, что вы в Мадриде? — уточняет Даниэль.

— Нет.

— Сеньора Анна, Милана, я благодарен за то, что узнал частичку вашей прошлой жизни… — Он наклоняет мою голову к себе на плечо. — Простите меня, дурака.

— Спасибо, Даниэль, — отвечает уныло мама.

— Я присоединяюсь к словам Даниэля. И если какие-то будут проблемы или этот мужчина снова будет вмешиваться в вашу жизнь — звоните сразу мне.

— Спасибо! — искренне отвечаю я, успокаиваясь.

После раскрытия нашей с мамой тайны, мы вчетвером начинаем относиться с выраженным доверием к каждому. Правда сближает.

Марк делится своей историей жизни, как он рос без отца, который скоропостижно скончался от болезни сердца, когда ему было всего лишь шестнадцать лет, а затем через пять лет ушла в тот мир и мать, так как не смогла пережить смерть супруга.

Даниэль рассказывает, как он безмерно переживал, когда его бабушка болела онкологическим заболеванием, но смогла победить рак четвертой степени.

Марк не отходит от мамы ни на шаг и уже смело держит ее ладонь в своей руке. Словно Вселенная послала его к нам, на тот благотворительный вечер… чтобы маме стало морально, душевно легче. Он большую часть жизни был одинок, для него никто никогда не готовил еду, не заботился, не обнимал… А мы с мамой становимся, кажется, для него, за эти дни, отправной точкой его истинного личного счастья.

Посидев еще несколько часов, Даниэль с Марком уходят домой. Мы с мамой недолго болтаем за чашечкой ромашкового чая перед сном и с теплой улыбкой на лице идём смотреть сны.

Этот вечер помог нам сблизиться с душами каждого.

Примечания

8

Я хочу тебя (исп.).

9

Прости, не могу (исп.).

10

Каждое утро (исп.).