Наш идеальный брак

Анна Гале, 2020

Со стороны брак Сергея и Лены кажется идеальным. Они начали семейную жизнь с венчания, и общий духовный отец всегда готов дать наставление молодой семье. Сергей стремится к святой жизни – как он ее понимает. И Лене приходится постоянно идти на уступки, раз за разом ломая себя. Вернувшись от матери, Лена узнает, что дети тяжело больны и вопреки всем принципам супруга везёт их в больницу. В тот же день ей сообщают – Сергей убит… Внимание! Все события и персонажи вымышлены. Автор с уважением относится к религии и считает виновниками острых ситуаций в книге именно людей, а не их вероисповедание.

Глава 1

Религия вошла в мою жизнь, когда мне было пятнадцать лет. Вернее, мы с мамой и раньше на Крещение ходили в церковь за святой водой, а на Пасху — освящать куличи. Но после того, как отец ушёл к беременной любовнице, мама начала ходить в церковь каждую неделю — в субботу вечером и в воскресенье утром. Сначала молилась о возвращении заблудшего мужа, потом — о прощении его Богом. Вскоре мама стала по полтора часа по утрам и вечерам читать молитвы, в том числе — от нечистой силы. И всё чаще я слышала дома имя отца Иоанна. Человека, которому предстояло сыграть большую роль в моей судьбе.

— Он такой светлый, — с восторженным блеском в глазах повторяла мать. — Святой человек, всё для храма делает, после службы задерживается каждый раз, часами с людьми разговаривает. Никого вниманием не обойдёт, всех наставит, всем совет даст. Он ещё беседы по воскресеньям ведёт, давай мы с тобой сходим послушать. Тебе будет интересно.

Мать настаивала, и в итоге я сначала пошла с ней на беседы, а потом и на церковные службы. Отец Иоанн — интеллигентный мужчина лет сорока — убедительно рассказывал о грехе, о праведности, о душе, о жизни по заповедям и о том, какой должна быть православная семья. Говорил он вроде всё правильно, с заповедями не поспоришь. Только я и сама не поняла, когда меня лишили тех развлечений, которые были в порядке вещей для моих ровесников. Мать взялась следить за моей душой и жизнью и всячески оберегала меня от всего, что считала мирскими соблазнами

Новогодний вечер в школе? Ни в коем случае, сейчас пост идёт, нечего плясать и веселиться. Пойти с классом в театр или кино? Ещё не хватало какую-то бесовщину молодёжную смотреть! Посидеть после школы в кафе с подружкой и съесть пару пирожных? Нельзя, денег и так нет, мама отцу Иоанну на купол для храма пожертвовала и ещё собирается со следующей зарплаты добавить.

— Мам, у меня сапоги протекают, — не выдержала я. — Может, купол и без тебя поставят?

— Вот у отца своего денег на сапоги и попроси! — отрезала мать. — Раньше вообще десятину на храмы отчисляли, а сейчас — кто сколько может. Я эти деньги зарабатываю, мне они тяжело даются, так что я сама решу, кому и на что дать.

— У отца Иоанна «бмв», — напомнила я. — Может, логичнее, если он будет платить эту самую десятину?

Мать суетливо перекрестилась, затем начала крестить воздух в мою сторону, бормоча молитву против нечистой силы. Дышала она так, словно разгружала машину с кирпичами, глаза возмущённо сверкали.

— За такие слова ты сейчас лук в картошку чистить будешь! — наконец, выдохнула она. — От отца тебе бес передался, что ли?

Лук так лук. Я вылетела в кухню. В голове билась одна мысль: мать сходит с ума! Я много слышала об опасных сектах, из-за которых люди отдаляются от родственников, раздают имущество, остаются без квартир, работают на благо этих тоталитарных организаций. Но мама же не в секте! Она не какая-то необразованная наивная женщина, а учительница в школе. И вряд ли отец Иоанн требует от неё последние деньги на купол храма.

Мать пришла на кухню через пару минут, когда я уже мелко резала очищенную луковицу. Лук попался «злой», на глаза наворачивались слезы. Мама удовлетворённо покосилась на меня и полезла в холодильник. Как оказалось, за свечками. Она ходила вокруг меня с зажженной церковной свечой, затем подняла свечку над моей головой.

— Мам, а ты что делаешь? — осторожно спросила я.

— Если свечка затрещит, значит, что-то в тебе плохое есть, — уверенно ответила она. — И нужно держать свечу, пока трещит, чтобы плохое выходило.

— Но она же не трещит…

Мать с сомнением посмотрела на меня, потом на свечку, затем пошла по всем углам. Свеча издала еле слышный треск у полочки для посуды. Мама схватила оттуда мою чашку и посмотрела на неё так, словно впервые увидела. Чашка как чашка, с забавной улыбающейся мордочкой и надписью: «Хорошего дня».

— Это тебе Алинка подарила?

Я кивнула. Да, чашка — подарок моей подруги, одноклассницы и соседки Алины.

Мать с размаху швырнула чашку на пол. Я ошеломленно смотрела, как позитивный подарок Алины раскалывается на несколько кусков, как они разлетаются по кухне. Из моих глаз хлынули слезы, и к луку они уже не имели отношения. Вместе с чашкой окончательно рассыпался на куски мой мир — такой, каким я знала его с детства. Тот мир, где я для мамы была важнее, чем отец Иоанн, где никто не говорил, что во мне сидит бес, и где родители были вместе.

— Зачем? — сквозь слезы выговорила я.

— Подарок от неправославной, да ещё морда эта с языком! — в голосе матери прозвучало удовлетворение. — Бес же, натуральный! Он на тебя и влиял. Плачешь — значит, в себя приходишь. А чашка вон нормальная есть, серенькая, без рисунка.

— Чашка, может, и нормальная, а ты нет, — вырвалось у меня.

— Что-о? — мать подскочила ко мне. — Вот ты как? Я тебя кормлю, пою, молюсь за тебя, чтобы выросла не заблудшей, как отец твой! Вот я отцу Иоанну расскажу, как ты с матерью разговариваешь! Начинай поститься, на исповедь в субботу пойдём!

В церковь она буквально тащила меня за руку, незаметно крестя другой рукой воздух. На исповедь отправила меня первую и выразительно посмотрела на отца Иоанна. Видимо, уже успела рассказать о моем «неподобающем поведении».

Я перечисляла грехи: завидовала, роптала, родителей не почитала…

— Ты подожди, — отец Иоанн неожиданно по-доброму улыбнулся. — Кому завидовала-то?

— Тем, кто живёт нормальной жизнью. С подружками гуляет, сапоги у них не протекают, с мамами отношения другие.

— Ну а кто тебе не даёт с подружками гулять? — он удивлённо сморгнул.

И тут меня прорвало. Я долго со слезами выкладывала и о пропущенных походах в театр и кино, и о запретах на общение с «неправославными и нецерковными», и о сапогах, и о разбитой чашке и свече над моей головой.

Отец Иоанн слушал внимательно, кивал с сочувствием, не перебивал.

— Лена, это всё очень тяжело, — наконец, заговорил он. — Твоя мама недавно пришла к вере и сейчас делает ошибки, такое бывает. Она недавно развелась с твоим отцом, ей нужна поддержка не только Бога, но и родного человека. И единственный родной человек, который с ней остался, это ты. Постарайся понять маму и простить её. И не надо роптать на Бога и церковь. Бог создал человека свободным, и люди сами выбирают, как им поступать.

После разговора с отцом Иоанном поведение матери изменилось. Она нехотя, но начала отпускать меня гулять с классом и даже давала мне немного карманных денег из алиментов, которые платил отец. Пару раз в неделю я обязательно слышала от мамы, как ей тяжело работать за нас двоих. Однако все мои попытки в шестнадцать-семнадцать лет найти подработку натыкались на категорические протесты матери: «Тебе надо учиться», «Не привязывайся к деньгам, они портят людей», «Сказано: не думай о завтрашнем дне»…

Первый гром среди не слишком ясного неба грянул, когда я совсем его не ждала. Я окончила школу и получила аттестат с хорошими баллами, но даже не представляла, что делать и куда идти дальше. Мы с матерью совсем не обсуждали это, и мне казалось, что ещё будет время обдумать, в какой вуз или колледж подать документы. Однако мама давно уже придумала всё за меня, и её идея заставила меня вздрогнуть.

— Ты будешь учиться на регента, — заявила она пасмурным июньским утром за завтраком. — Я уже всё узнала. Девочки четыре года живут в общежитии при духовной семинарии, изучают церковный устав, ноты, а заодно… — мать хитро подмигнула. — Там учатся хорошие мальчики, будущие священники. И после семинарии они стараются жениться, понимаешь?

Разумеется, я понимала. Маме очень хотелось увидеть меня матушкой, и как можно раньше.

— Мне медведь на ухо наступил, — не глядя на неё, сказала я. — Какой из меня руководитель хора?

— Это неважно, — отрезала мать. — Я уже говорила с отцом Иоанном, он готов дать тебе направление. И вообще, там нужны хорошие православные девочки, а слух — ну, как-нибудь научишься.

Я вздохнула поглубже. Не уверена, что мать меня поймёт, но отправить меня учиться силой она не сможет.

— Я не поеду ни в какую семинарию, — начала я. Хотела решительно, но голос тут же задрожал. — Я не хочу выходить замуж за священника. И не хочу провести четыре года почти в монашеских условиях.

— Подумай, — проникновенно начала мама, — это был бы хороший муж, венчанный брак. Священники с жёнами не разводятся, не пьют, не изменяют. А так — где мы тебе мужа найдём? Нецерковным только одного и надо, — она поморщилась. — И профессия тебе нужна хорошая, спокойная. А тут — всё и сразу. Будешь мужу помогать, хором дирижировать. Всегда сыта, всегда в тепле…

— Я не поеду, — упрямо повторила я. — Аттестат у меня нормальный, подам документы в несколько вузов, куда-нибудь поступлю.

Несколько дней после моего отказа в доме то бушевал скандал, то царила блаженная тишина — мама со мной не разговаривала. Я попыталась объяснить ситуацию отцу и попросить помощи, но натолкнулась на искренне удивлённый ответ:

— Я-то что сделаю, Лен? У матери климакс, гормоны играют, так что терпи, доча. Кстати, как там у тебя на личном фронте? Может, тебе замуж выйти и переехать, а? — он весело хохотнул.

Да уж, попробуй найти парня, чтобы смог вытерпеть такую тёщу! В то время мне казалось, что маме никто не может понравиться в качестве будущего зятя. Как же я ошибалась! Этот человек существовал, и вокруг меня уже плелась липкая, надёжная паутина, из которой нельзя было вырваться.

На следующий день после убийства…

— Елена Романовна, опишите, пожалуйста, как можно подробнее все ваши действия, начиная с того, как вы вышли из автобуса на вокзале.

Парень ненамного моложе меня потёр замерзшие руки и приготовился записывать.

— Я вышла из автобуса около восьми вечера, — я наморщила лоб, послушно стараясь припомнить каждую деталь. — Сразу позвонила мужу. Он сказал, что дети приболели, и что он меня ждёт. Я пошла на автобусную остановку.

— О чем-то ещё говорили? — перебил парень в форме.

Он называл и фамилию, и имя с отчеством, но я запомнила только то, что он — старший лейтенант.

— Нет. Мы обычно не говорим по телефону долго. То есть, не говорили, — я сглотнула. — Я быстро села на свой автобус, домой приехала ближе к девяти вечера.

— Холодно, темно, сумка опять же тяжёлая, — вклинился лейтенант. — Почему не вызвали такси?

— У нас нет лишних денег, — повторила я одну из излюбленных фраз Сергея.

— По дороге к дому кого-то встретили?

— Нет. Было холодно, я никого не видела во дворе. Я поднялась на лифте и вошла в квартиру. Сергея там не оказалось. Я несколько раз позвала его, он не ответил. Потом я вошла в комнату, увидела, что дети лежат на кровати все в красной сыпи и без сознания. Работал обогреватель. Я выключила его, открыла окно, чтобы детям стало прохладно, у них была высокая температура, а тут эта жара… — мой голос сорвался. — Я позвонила соседке — Алине Бондаренко, она врач-педиатр. Она сразу спустилась ко мне, позвонила диспетчеру скорой помощи и сказала, что времени терять не будем, отвезем детей сами на её машине. Мы вынесли детей, положили на заднее сиденье, я села между ними. По дороге и в больнице я несколько раз звонила мужу, писала сообщения, но связаться с ним не смогла. А потом позвонила свекровь и сказала, что Сергей убит.

Лейтенант задумчиво кивал.

— Убийство это или несчастный случай — разберутся эксперты. Пока что мы пытаемся восстановить картину событий вчерашнего вечера. Соседи утверждают, что вчера вообще не видели вашего мужа. Елена Романовна, куда ваш супруг мог выйти перед вашим приездом? Есть предположения?

— Нет. Сергей обычно не выходит из дома поздно вечером. Не выходил…

— И вас не удивило, что муж вас не дождался и оставил тяжело больных детей одних в квартире?

— Конечно, удивило, это совсем не похоже не Сергея, — мой голос прозвучал резковато. — Но у меня не было времени думать об этом или искать его. Дети были в очень тяжелом состоянии, и я занималась ими. Я не представляла, что Сергей… — я осеклась и сглотнула ком в горле. — Что с ним такое могло случиться. Для меня стало большой неожиданностью, что детям настолько плохо. Муж говорил, они приболели, и вдруг всё оказывается так серьёзно… Когда их увидела, я была в панике, и о Сергее почти не думала. У меня были мысли только о больнице. Я даже звонить мужу начала, когда мы уже подъезжали к инфекционному отделению.

— Детям лучше? — в голосе лейтенанта прозвучали сочувственные нотки.

— Да. С ними сейчас моя свекровь, — зачем-то сообщила я.

— В квартире вы заходили в бытовку? — деловито спросил он.

— Нет.

— Там горел свет?

— Не знаю. Свет горел в коридоре и в комнате, а насчёт бытовки не могу сказать. Если не заходить внутрь, этого не видно, дверь закрывается очень плотно.

— То есть свет в квартире горел, — лейтенант подался чуть вперёд. — А как вы попали домой? Дверь была открыта или заперта?

— Я открыла её ключом. У нас дверь захлопывается, я всегда открывала её ключом, даже когда Сергей был дома, — я вздрогнула. — А что, вы думаете, он уже там лежал? Мертвый?

В сильном шоке человек не всегда осознает, что происходит, и иногда кажется равнодушным. Это мне давно Алина говорила. Мой шок вчерашнего вечера сейчас прошёл за несколько секунд. Я, наконец, разрыдалась.