Оранжевая птица. Рассказы

Анна Вэл

«Оранжевая птица» – это истории о любви, одиночестве, смерти и бунтарском духе в рамках молодёжных субкультур 90-х, о поисках своего предназначения. Лиричная атмосфера книги переплетается с мистической и исторической, и от этого читать её становится только интереснее. Ни на кого не похожие герои обитают в странных декорациях, погружаются в прошлое или попадают в порталы на стыке двух миров, воспринимают мир иначе, живут на последнем дыхании, верят в настоящую любовь, волшебство и добрые сказки.

Дизайнер обложки Алёна Шелухина

© Анна Вэл, 2023

© Алёна Шелухина, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-6784-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ОРАНЖЕВАЯ ПТИЦА

Мне исполнилось тогда ровно двадцать. Жизнь казалась не то чтобы слишком плохой, но и не настолько красивой и беззаботной, как мечталось мне ранее. Хотелось каких-то острых ощущений, безграничного счастья и неземной любви. Но последняя меня избегала, как бы обходила стороной. Судьба чувствовала мою внутреннюю силу и, по-видимому, решила, что мне не нужна чья-либо ласка. А я хотел встретить такую же сильную Её, равную мне. Хотел слиться с Ней, не похожей на других. И тогда я Её придумал.

Я назвал Её… (пусть Её имя останется в тайне). Она никогда не плакала, не просила прощения, не жаловалась на плохое настроение или физическую боль. Её любимой книгой была, как ни странно, «Чайка» Чехова. В своей дамской сумочке она носила объёмную записную книжку, флакон японских духов от Masaki Matsushima вместе с прочей косметикой, путеводитель по Италии, пневматический пистолет, фотографию морских чаек и апельсин. Возможно, там были и другие предметы, но о них мне ничего не было известно.

Однажды в сильный дождь Она пришла ко мне и сказала, что останется на ночь. Просто так, пришла и сказала. Она стала первой девушкой, которую я пустил в свою квартиру. Раньше я предпочитал встречаться с особами женского пола где-нибудь на стороне, но Она казалась какой-то принципиально другой, особенной. Сняв насквозь промокшую куртку, Она сразу же стала исследовать мои книжные полки, улыбаясь при этом какой-то грустной, вымученной улыбкой. Очевидно, Ей была знакома чуть ли не каждая моя книга. Взяв в руки томик Блока и открыв его наугад, Она прочла:

«Глухие тайны мне поручены,

Мне чьё-то солнце вручено…»

Так же неожиданно захлопнув книгу, Она вернула её на место. Потом Её заинтересовали мои картины-инсталляции, которые я клеил, когда посещало вдохновение, из битых зеркал и кусочков фарфора. У одной из них даже было название: «Мысли в осколках». Она долго рассматривала мой «шедевр» и тихо прошептала: «Этого не может быть! Ведь это — мои мысли!» И добавила: «Тебе я могу показать свой апельсин». Я ничего не понял, но кивнул головой в знак согласия. Раскрыв сумочку, Она достала оттуда самый обычный апельсин — простой оранжевый апельсин среднего размера, но какой-то слишком уж правильной формы. «Я там, внутри!» — заявила Она, сдирая кожуру с плода. Я не знаю, что это был за фокус, но апельсин раскрылся, как цветок лотоса, а внутри него сидела маленькая оранжевая птичка. Я не верил своим глазам! Я даже не смог ничего сказать в ответ — настолько сильным было моё удивление. Она почти сразу же закрыла свой апельсин и убрала его обратно в сумку. «Только прошу тебя, никогда не бери его сам», — предупредила Она. Я ответил, что это сильно смахивает на сказку о Царевне Лягушке, кожу которой нельзя было сжигать. «Почему бы и нет?» — сказала Она. Я решил, что Она большая выдумщица.

Утром я проснулся раньше обычного, но Её рядом не было. Она стояла около раскрытого окна и наблюдала за воробьями, скачущими с ветки на ветку, а вслед за тем по проводам.

— Беззаботные, — сказал я, имея в виду воробьёв.

— Разве? — возразила Она.

— Знаешь, странно как-то всё…

— Что странно?

— Мы как бы вместе, но каждый сам по себе. Тебе так не кажется?

— Но разве не этого ты ждал так долго? Ты создал именно меня. Меня такую, какой я нужна тебе.

— Ты хочешь сказать, что такая ты себе не нужна?

— Я не настоящая, понимаешь. Я закрыта для всех. Я — оранжевая птица из апельсина. Ты попытался меня открыть. Не этим ли ты обрек меня на смерть?

— Ты о чём? Что ты говоришь?! Ты пришла сама и осталась со мной.

Она отошла от окна и повернулась ко мне лицом. С невинной улыбкой на накрашенных губах Она села на пол по-турецки и спросила:

— Как ты думаешь, почему убили Версаче?

— Что? — не понял я.

— Ладно, не важно. Лучше скажи: я могу пожить у тебя немного?

— Конечно, можешь! Хоть навсегда оставайся!

— Ну, навсегда остаться не может никто. Мы живем в постоянно меняющемся мире, среди приходящих и уходящих вещей. Любая встреча рано или поздно заканчивается расставанием. Я тоже уйду.

— Когда-нибудь мы все уйдем.

— Да, но я уйду не туда, куда все!

— Опять ты говоришь загадками.

— Разве?

Ох, как часто Она употребляла это «разве». Понемногу я начинал раздражаться. Я вот-вот хотел было сказать Ей, что люблю Её, но передумал. Слова так и остались где-то в глубине меня — видимо, до следующего раза. А если следующего раза не будет, и Она уйдет «не туда, куда все», как Она сама говорит, и я не успею объясниться с Ней?

Я не знаю, что со мной происходит. Она родная мне, но между нами пустота. И в то же время я понимаю, что кроме Неё у меня никого нет и больше не будет. В сравнении с Ней все остальные меркнут, становясь серыми, обыденными, безынтересными. И лишь Она одна — оранжевая птица среди груды этих обломков исчерпавших себя женщин и хмурых от безысходности мужчин. Я смотрю, как Она сидит на полу, не меняя позы, как вертит в руках сборную модельку «Тойоты» из моей коллекции. В Её глазах — всё та же пустота, неведомое мне состояние Её души — души чайки, которую я мог ненароком подстрелить (или уже подстрелил?).

Она слишком красива, чтобы быть реальной. Она слишком хороша даже для такого философа по жизни, как я. Она слишком правильна, чтобы Её понять. Она идеальна. Я могу удержать Её при одном-единственном условии, если мне удастся проникнуть на листы Её книги — той книги, которую Она не раскроет ни перед кем.

— У тебя есть краска? — вдруг спросила Она.

— Какая краска? — моё удивление не знало предела.

— Обычная краска для стен, — ответила Она невозмутимо, как будто это было в порядке вещей.

— А зачем она тебе?

— Не мне, а тебе! Ты должен перекрасить стены в этой комнате. Я вошла в твою жизнь, чтобы… — Она замолчала на несколько секунд, а потом продолжила: — В общем, ты должен перекрасить стены.

— Постой, я не вижу никакой связи, — не понимал я.

— Разве? Тогда обними меня.

И я обнял Её. Представляете, я чувствовал страх, когда прикасался к Ней. Я боялся, что Она превратится в птицу и ускользнет из моих рук, но я не мог удержать Её против Её же воли. Если Она и хотела улететь от меня в свой мир, то шансы остановить Её были равны нулю.

Её хрупкое тело отзывалось каким-то холодом в моих руках, но это не была отчужденность — это было нечто другое, чему я не находил объяснения. Неожиданно для самого себя, я спросил у Неё, зачем Ей пистолет. Она прижалась ко мне еще ближе и сказала:

— Просто так. Он тебе что, мешает?

— Да нет, в принципе. Я вовсе не это имел в виду.

— Тогда почему спрашиваешь?

— Для того чтобы сказать хоть что-то. Странно: я думаю об одном, а вслух произношу совсем другие вещи. Сам не понимаю, от чего это.

— А я знаю. Просто ты влюбился в меня, как мальчишка, — сказала Она и опять улыбнулась. В этот раз Её улыбка не была грустной.

— Разве? — улыбнулся я в ответ, произнеся одно из Её любимых слов.

— Ты странный, — прошептала Она.

— Не более чем ты, — так же тихо произнес я.

Это был момент, когда близость между нами достигла апогея. Мне показалось, что это как раз таки и есть самая настоящая близость, которая только возможна. Однако Она не становилась от этого теплее. По-прежнему боясь потерять Её, я стремился войти в мир Её образов и грёз. Но, увы, пока он был для меня не доступен.

Мы простояли так очень долго, но ни я, ни Она ничего не сказали друг другу. Может быть, слова были излишни. А может, подходящих слов просто не было, как не было ничего вокруг, кроме нас. Мы не заметили, что день подходит к концу и яркие лучи весеннего солнца постепенно начинают исчезать.

Когда наступила ночь, Она предложила пройтись по городу. Я не возражал. Наспех одевшись, мы отправились вдоль широкого проспекта, перешли через мост, спустились на набережную и там, стоя около самой воды, дружно молчали. Я надеюсь, что молчали мы об одном и том же.

— Жалко, здесь нет ни одной чайки, — нарушила тишину Она.

— Есть ты, и этого достаточно.

— Разве? Пойдем обратно.

Держась за руки, мы брели по пустынным тротуарам и улочкам ночного города, изредка наши фигуры освещал свет фонарей.

— Скоро рассвет, — сказал я.

— Я знаю, — вздохнула Она. При этих словах Её лицо стало каким-то до боли грустным, а в моё сердце прокралась необъяснимая тревога. Я вдруг осознал, что если я не выпущу птицу, то Она исчезнет вместе с восходом солнца. Но я не мог разрушить Её миф, Её красивую сказку об оранжевой птице, живущей в апельсине.

— Пожалуйста, останови меня сейчас! — вскрикнула Она.

— Это не в моих силах. Я не способен убить настоящую тебя ради своего собственного счастья. Прости…

— Но выхода всё равно нет. Я должна оставить тебя одного.

— Безвыходных ситуаций не бывает. Я готов отказаться от всего ради такой, как ты. Быть может, в твоей оранжевой стране найдется место и для меня?

— Вряд ли.

— Но почему мы должны расстаться? Разве это так неизбежно? Мы только начали жить по-настоящему, обретя друг друга. Разве не это — любовь? Разве не истинное счастье охватывает нас, когда мы вместе?

— Разве… Счастье не может быть вечным. Ничто не может быть вечным. Абсолютно всё рано или поздно исчезнет, сотрётся с лица Земли. И наша любовь, быть может, последняя в этом мире, уйдет навсегда. Кто будет о нас помнить? Кто захочет поверить в нашу легенду?

— Нашу?

— Да, нашу! Теперь это и твоя легенда. Без тебя существование оранжевой птицы не возможно. Ты — часть моей тайны. Ты создал меня, ты же и должен меня разрушить. Разрушить для того, чтобы возродиться вновь, но где-то очень-очень далеко. Я буду с тобой всегда, в твоей памяти, в твоём сердце. Даже когда ты останешься один, мой след будет мелькать на протяжении всей твоей жизни.

— И ты называешь это жизнью?! Жизнь без тебя не стоит ничего! Я умираю вместе с тобой, с каждым твоим словом и вздохом.

— Это обманчивое чувство. Все будет хорошо!

— Без тебя — никогда!

— Смотри, уже показываются первые лучи солнца. Моё время настало. Держи! — и Она протянула мне апельсин.

— Нет, я не могу! Не могу!

— Ты должен!

Я почувствовал, как Она начинает ускользать от меня. Это было не столько внутреннее, сколько физическое ощущение.

— Ну, ты же сильный! Давай, не бойся! Поторопись! — подбадривала Она меня.

Мне оставалось лишь последовать Её совету. Апельсин сам раскрылся в моих ладонях, как только я дотронулся до него. Не успел я ничего сообразить, как оранжевая птица стремительно выпорхнула оттуда и поднялась ввысь. Она исчезла следом за ней, не оставив после себя ничего кроме апельсиновой кожуры, которую я продолжаю хранить до сих пор…

P.S. Иногда, просыпаясь посреди ночи, я произношу вслух: «А ведь я так и не сказал Ей, что Её люблю!» Надеюсь, что сейчас Она меня слышит…

19—20 февраля 2002 г.