Обещанная медведю. Вернуть ведьму

Анна Владимирова, 2022

Я сбежала от него год назад, чтобы никогда не вернуться. Я предала и бросила, прекрасно зная, что стала для оборотня избранной. А еще – я скрыла от него то, что скрывать нельзя. Но за все нужно платить. И теперь, глядя в глаза того, перед кем виновата, я думаю только об одном – он узнает обо всем и никогда не простит…

Глава 2

Никогда раньше не испытывал такого удовольствия…

Расслабление катилось горячей волной по телу, наполняя тяжестью каждую мышцу. Вода размеренно шелестела на фоне быстрого дыхания женщины в моих руках. Зверь сыто ворочался в груди, но доволен раскладом не был. Он знал, что у нее могли быть мужчины уже после того, как она стала избранной. И хотел за это убить.

А еще он знал, что она защищена сейчас противозачаточным имплантом. Я нашел его у нее под лопаткой — едва заметный шрам и бугорок на коже. Оставалось надеяться, что Слава не истреплет мне нервы настолько, что я не смогу и дальше ограничивать своего зверя в действии.

Она выпрашивает прощения противоположным способом. Вынуждает зверя во мне срываться. Да и человек тоже на грани… Боль у нее внутри настолько велика, что ведьма подсознательно делает все, чтобы себе помочь… как может. А я настолько зол, что не могу пока принять ее со всем, что она набегала за этот год.

— Ну и как, сравнила? — притянул ее к себе за горло, поднимая ее лицо к струям воды. Она открыла рот, чтобы не захлебнуться, а мне и не нужен был ее ответ. Злость била по рукам, и они дрожали от напряжения. — Я лучше?

— Ты неподражаем, — усмехнулась она зло и закашлялась, хватая воздух.

Я последний раз вжался в нее, пытаясь совладать с неуемным голодом. Плохо, что во время секса я теряю контроль… Я вообще с ней терял его постоянно. Но так нельзя. Должен кто-то из нас оставаться в себе, иначе все кончится быстро и плохо.

Я вытянул Славу из душа и поставил на коврик. Пока доставал полотенца, она закрутила мокрые волосы на макушке — жест машинальный, привычный, но до боли выдрессированный. Не замечал его раньше. Или не придал значения.

— Тебя мама мыла в детстве? — накинул ей на плечи полотенце. — Грозила волосы обрезать, что ли?

Ведьма глянула на меня растерянно — не успела спрятать эмоции за усмешкой.

— Всех мамы в детстве мыли, — передернула она плечами.

— Но только твоя грозилась побрить налысо, — утвердительно заявил я. — Если что?

— Ничего, — съежилась она в полотенце, становясь маленькой и уязвимой.

— Если что, Слава? — раздраженно потребовал, заглядывая ей в глаза. — Давай вломи ее. Ты уже все сделала для нее, что могла. Она, видимо, тоже.

— Если мешать будут, — процедила ведьма, хмурясь. — В глаза лезть. Или облеплять после ванной спину и не давать ей меня вытирать. Она терла тогда вместе с волосами.

— Смотрю, любила тебя до боли, — покачал я головой.

— Я сама виновата. Надо было остричь, но я назло ей носила волосы до задницы, чтобы раздражали ее сильнее…

— Зато чувства она хоть какие-то проявляла, да?

— Ты что, лечить меня собрался?

И на ее губах снова расцвела усмешка, обесценивающая ее чувства и эмоции.

— Да, я хочу тебе помочь. Ты мне нужна. — И я распустил осторожно ее волосы, которые она собрала в пучок, и распределил по спине. — Чаю?

Слава тяжело сглотнула, часто дыша, а я посторонился, кивая ей на выход. Но она не двинулась с места:

— Можно мне тут уединиться? — заморгала часто.

— Можно.

Не хотелось оставлять ее одну, но варианта не было. Я вернулся в кухню и занял руки приготовлением новой чашки чая для нее. За окном уже светало, но вряд ли кто-то из нас способен сегодня уснуть.

Слава вскоре вышла из ванной. Волосы расчесаны и распущены, а на коже россыпью расцвели следы от моих зубов и пальцев. Шея, плечи… если содрать полотенце, там окажется целая дорожная карта с кульминацией на ягодицах. Ну что поделать… Могло быть гораздо хуже.

— Меня тебе не оставят, Давид, — холодно заявила, усаживаясь на стул. — Утром ко мне припрется мать с персоналом для подготовки меня к пышной свадьбе… Поэтому, если хочешь еще — можем успеть пару раз…

— Так свадьба сегодня? — обернулся я от чайника.

Удивила. Я подхватил чашку и поставил перед ней вместе с кумкватом.

— Сахара дай. И чай хочу черный.

— Не наглей.

— Запомнишь меня тварью — легче будет забыть, — вздернула ведьма бровь.

— Я тебя разочарую — мы все с тобой успеем. Поэтому не стоит выполнять пятилетний план по доведению меня до озверения за одну ночь.

— Высшим плевать на твое звериное право, — даже с каким-то сожалением возразила она. — Твоя брачная метка ничего не значит.

— А куда ты тогда собиралась сегодня ночью? — оперся я локтями на стол перед ней.

— Сбежать, конечно, — пожала она плечами. — На черта мне эта свадьба? Подай варенье, будь добр. Я ходить не могу. Ты — зверь, Горький… Отодрать меня так перед бракосочетанием!

Вот коза! А я же повелся, что она и правда хотела замуж! Сложно было не подать виду, что меня отпустило, но я расслабленно усмехнулся, отворачиваясь к разделочному столу за банкой.

— То есть твоя семейка думает, что ты где-то ночуешь в ожидании счастливого дня? — вернулся я и поставил перед ней банку.

— Открой, — глянула она на меня, посасывая чайную ложку.

— Слав, выключай сердцеедку, — усмехнулся я зло и крутанул плотную крышку. — Во мне уже нечего жрать…

— Давид, я хочу тебя раздражать, — улыбнулась она и запустила ложку в варенье. — Может, ты, конечно, привык, что девчонки всегда хотят тебе понравиться…

— Может. Но ты не хотела. Ты хотела сбежать, как только я закрыл за тобой двери своего кабинета в первую встречу.

— Хотела, — посерьезнела она и опустила взгляд. — Не представляешь, как я жалею, что ты тогда вышел из кабинета раньше, чем я решилась бросить мать одну расхлебывать все…

— Ты дашь против нее показания, — припечатал я.

— Нет, — мотнула она головой.

Но слабину я почувствовал. Видимо, перспектива ее где-то очень глубоко грела. Но было страшно. Ладно, не все сразу.

— А что там за жених?

— Тебе не по зубам, — отрезала она. — Тебе вообще все не по зубам, Горький. Поэтому давай еще пару раз… и беги. Потому что за мою попорченную шкурку тебя четвертуют. — Я вздернул бровь и усмехнулся. Она правда переживала за меня. — Ну что ты ухмыляешься? — разозлилась Слава, бросая ложку на стол. — Я серьезно! Мой будущий муж — глава межведомственной инспекции!

— Вот как? — оскалился я. — Слава, даже не знаю, хорошо или плохо, что ты всю жизнь ходишь по ту сторону закона и не имеешь с ним дел…

— Ну удиви меня, — сложила она руки на груди.

— Делать мне нечего больше в четыре утра, — нахмурился я. — Могу только выдать спойлер — ты не денешься от меня никуда.

Она пристально посмотрела мне в глаза и вдруг подалась вперед, понижая голос:

— Может, уедем вместе?

Настоящая, прежняя… уязвимая и испуганная.

— Нет, — отрезал я безжалостно.

— Гордость?

— Привычка встречать трудности лицом к лицу. Не все они настолько непреодолимы, чтобы от них бежать, Слава.

Ведьма растерянно заморгала, выпрямляясь. А я понял, что снова не могу терпеть. И не буду. Я шагнул к ней, сгреб в руки и понес в спальню. Хочу, чтобы и там все пахло сексом с ней. Хочу, чтобы каждый уголок в доме зазвенел от моего вожделения и ее крика.

Я бросил ее в центр кровати и сдернул с нее полотенце, оставляя ее голой и беззащитной. Похудела. Но стала еще соблазнительнее. От мысли, что кто-то ее трахал, срывало с катушек.

— Я убить тебя хочу, — склонился к ней. — За то, что не вернулась. За то, что позволяла пользоваться собой… Сколько мужиков у тебя было после меня?

— Ты правда хочешь знать? — обхватила она меня за шею.

— Нет.

И я схватил ее за горло и вцепился зубами в метку, вынуждая ведьму дрогнуть и испуганно задергаться подо мной. Приходилось себе напоминать, что она не планировала попадать снова в мои руки. Что не считала себя принадлежащей мне, а я не успел еще ничего потребовать. Да, ставил метки, но не присваивал. Если признаваться себе до конца, то я надеялся, что меня отпустит. Это страшно, когда женщина так нравится и сводит зверя с ума, вынуждая желать всего. Я рассчитывал насытиться и уж потом решать, что делать с ведьмой.

Но я выучил урок. Придется и ей.

В этот раз я смотрел ей в глаза. Медленно заполнил ее, глядя ей в глаза, и только потом позволил запрокинуть голову и подставить мне шею. Я не спешил больше. Не было необходимости. Будет время объяснить ей, кому она теперь принадлежит и с кем теперь будет спать. Мне нравилось, как ведьма кусает губы, пытаясь сдержать стон, как впивается пальцами в простынь и как дрожат ее ресницы.

Я быстро вынудил ее сдаться. Уселся рядом и, подхватив под бедра, насадил ее на себя. О да! Как же я скучал по ее крику в моей спальне! А обрывки моего имени с ее обезвоженных губ и сжатые колени на плечах — лучшее, что со мной здесь происходило! Хотелось помучить Славу, заставить умолять и выпрашивать большего… Но я не стал. Как только по ее животу прошла первая дрожь, добавил ласки пальцами, и она сжала ноги сильнее, послушно пульсируя и проливаясь мне на руку. Заканчивать пришлось практически без ее участия. Вымотал я ведьму качественно.

— Не могу больше, — только и смогла промычать она, когда я выпустил ее бедра.

По коже прошла волна мурашек, и ведьма съежилась, подтягивая колени к груди.

— Хочешь чего-нибудь?

— Чай там остыл…

Я протер лицо и поднялся с кровати:

— Замерзла?

— Я же не медведь, Горький, — тихо язвила Слава.

Пока она допивала чай, я вытащил из шкафа плед. Вид замотанной в кокон ведьмы пустил, наконец, по телу забытое тепло. Кажется, она уснула сразу же, а я забрал чашку с пола, отнес в кухню и перевел взгляд на стол. На губы выползла усмешка. Настоящая Слава была даже лучше той, которой она пыталась казаться год назад.

— Кумкват, — покачал я головой и протянул руку к тарелке.

Стоило его разжевать, язык защипало от непривычной смеси сладкого эфирного масла и кислой сердцевины. Необычно. А у моей ведьмы причудливый вкус! И действительно — вкусно было запивать это все горячим чаем. Не знаю, сколько я так простоял в кухне с чашкой и кумкватом.

За окном уже посветлело, когда издалека донесся шум приближавшегося автомобиля. Я тихо прошел в спальню, надел джинсы и вышел на крыльцо как раз, когда у калитки раздались стук двери и шаги. Двигатель заглушили.

Забор у меня был не то чтобы низкий, но высоким людям и нелюдям несложно встать на цыпочки и увидеть то, что происходит на веранде. Пришелица, а это была именно «она», судя по парфюму, долетевшему до меня прежде, чем над забором показалась ее светлая макушка, увидела меня, и ее ноздри гневно затрепетали:

— Открывай!

Требовательный тон позабавил.

— Ты кто? — усмехнулся я.

— Подруга Стаси! Открывай! Где она?

— А имя у подруги Стаси есть? — шагнул я с крыльца по дорожке.

— Сюзанна, — недовольно процедила худая блондинка, стоявшая за калиткой.

В серебристой шубке, строгой узкой юбке и лакированных сапожках она могла бы показаться весьма обеспеченной москвичкой на дорогой тачке немалых размеров.

— Русалки ко мне редко заплывают, — оскалился я, преграждая ей путь во двор.

— Слышь, ты, оперуполномоченный, — перешла она к угрозам, вздернув тонкий нос. — Я тебя предупреждаю: не отдашь мне сейчас Стасю, от тебя останется только «моченный».

— Наслышан о ваших способностях, — кивнул я. — Если бы ты еще вчера предложила свои услуги, я был бы на грани согласиться. Но сейчас — нет. И Стасю я тебе не отдам. Слишком долго я ее искал.

— Вот это совпадение! Я тоже ее год искала! И тоже не желаю терять, — сложила она руки на груди. — Что делать-то будем?

— Что угодно, только не будить, — поднял ладони примирительно. — Она спит.

— Откуда мне знать?.. — начала было русалка недоверчиво.

— Ну так пойди посмотри, — повел я рукой, приглашая войти.

— Если ты думаешь, что я не смогу за себя постоять… — начала было недовольно она, но я только закатил глаза и направился в дом.

— Лающая русалка не кусает — так у нас говорят. Стоять за себя тебе не придется. Если первая не полезешь.

Она стучала следом на каблуках:

— Я просто не хочу войны!

— Так и я не хочу. Слава спит. Можешь убедиться и ехать домой.

— Не держи меня за дуру, а?! — взвилась нечисть позади. — Ты ее похитил! Зубы не заговаривай!

— Не твое это дело. — Я обернулся у двери в дом. — И отчитываться перед тобой я не буду. Но и войны тоже не хочу. Если ты ее подруга — так и оставайся ей. Не много вокруг Славки друзей водилось последний год, как я посмотрю.

Наши взгляды встретились, и ее согласно дрогнул.

— Ну и что ты намерен делать?

— Холить, лелеять… Она — моя избранная. И прекрасно об этом знает.

— А то, что не просит она этой избранности? — Русалка уперла руки в боки.

— А чего просит? — потребовал я, хмуро глядя ей в лицо. — Замуж за инспектора? Жизни в бегах? Любимую мамочку, которая окунула дочку в дело по уши, и теперь ей тюрьма грозит? Я — ее единственный шанс не сесть. Никуда.

Русалка закатила воспаленные глаза к небу:

— Тебе стоило дать ей уехать. Если действительно желаешь ей добра…

— Сбежать? — усмехнулся я. — Ты серьезно? Бегать всю жизнь — это добро?

— Но если уже ничего не сделать!

— Сделать, — перебил я ее. — Если не можешь ей помочь — просто не мешай тому, кто может.

— Ну и какой у тебя план? — нахохлилась она.

— Кофе могу сделать. Будешь? — Нечисть сжала узкие бледные губы в полоску, но согласно кивнула. — Только тихо, — предупредил я.

— Да поняла я! — взвилась она шепотом.

— Сапоги сними.

— Уже!

Я прошел к спальне и закрыл двери под напряженный взгляд русалки. Та вздохнула напряженно, но послушно проследовала за мной в кухню.

— Рассказывай, что знаешь, — приказал я, отодвигая для нее стул.

Та вздернула тонкую светлую бровь, зло усмехаясь. Глаза ее потемнели. Чернота поползла от радужки на белки, будто кто-то капнул на них чернила. Жуткое зрелище. Я не стал досматривать, отвернувшись к кофеварке:

— Не напрягайся. Я должен знать как можно больше.

Хотя будь я на месте гостьи и с ее убеждениями на мой счет, пришел бы к выводу, что проще завалить мешающий объект. Но тут все зависит от привязанности Сюзанны к Славе, потому что убить меня непросто, да и потом хлопот не оберешься.

Видимо, русалка пришла к таким же выводам.

— Я год ее не видела, — услышал я. — Она просто пропала. И мать ее тоже не знала, куда именно. Ну, с ее слов, по крайней мере.

Когда я обернулся с чашкой, Сюзанна сидела уже с нормальными глазами.

— Ничего я о ней не знаю такого, что бы тебе помогло.

— А с замужеством как вышло?

— Тут просто все, — вздохнула она. — Дай соли, пожалуйста. Уже не успею позавтракать, придется мчать на работу сразу.

Я достал тарелку, единственную пачку розовой соли, ложку и поставил это все перед ней.

— Спасибо.

— Ты рассказывай, — напомнил я.

Просто так наблюдать процесс поедания соли ложкой в своей кухне я не собирался. Русалка бросила одну в кофе и принялась размешивать:

— Мать устроила Стаське выгодное замужество. Но то, что это просто очередная подстава — не сомневаюсь. У Стаси не стало дара. А я думаю, что мать продала ее как вполне функционирующую вещь, понимаешь? Значит, выгода там какая-то быстрая. Она отдает дочь, а ей что-то дают сразу. Потому что когда инспектор поймет, что ведьмин дар на нем не работает, страшно представить, что будет…

Сюзанна не воспользовалась тарелкой. Отпила кофе и запустила ложку прямо в банку соли.

— Ее дар разве работает на ком-то, кроме нее самой?

— Если заставить ее захотеть то же благо…

Она задумчиво посмотрела на меня и облизала ложку. Издевалась. Знак неприятный, но в целом хороший. Бессильная злоба русалки говорит о том, что сильной она не располагает. Но это не точно.

–…Тебя вот она обвела вокруг пальца ради матери. Я говорила ей тогда не лезть, но это же мать. — Русалка скривилась, качая головой. — Мне теплокровных в этом вопросе сложно понять, ты же знаешь…

Это точно. У хладнокровных с чувствами проблема. Они привязываются очень редко. А родителей любят и того реже.

–…Я бы скорее переломала ей ноги, чтобы она никуда не пошла, а потом с любовью реабилитировала… — И она виновато мне улыбнулась. — Я хирург-травматолог.

Просто дурдом какой-то. Как Славу угораздило подружиться с этой психопаткой? Русалки были такими через одну. Болезненные привязанности, ревность, преследования. У меня только за последний год четыре дела с их участием. А скольких их жертв не нашли вообще — сложно сказать. Этим надежно утопить ничего не стоит.

Славина дружба с русалкой меня беспокоила. Она не могла не знать, что привязанность русалки опасна. Что это? Надежная гарантия, что тебя избавят от страданий с любовью? Или ей хотелось чувств хоть от этой холодной рыбины? Предполагать можно много всего, но здоровой такую дружбу все равно не назовешь.

— Еще есть чем поделиться?

— Ты ее угробишь, опер. — Сюзанна запустила палец в соль и облизала. — Твои методы слишком грубые для такой нежной девочки, как Слава.

— Нежно топить я не умею — это да. Мне проще грубо принуждать жить.

— С тобой, — оскалилась она и кивнула в сторону спальни. — Поговорить дашь с ней?

— Нет.

— И встречаться ей ни с кем не позволишь?

— Сюзанна, я не собираюсь сажать ее на привязь. Выспится и захочет к тебе — отвезу.

— Она же замуж сегодня должна выходить. — Русалка отодвинула соль и поднялась. — И неизвестно, чем этот ваш день закончится. Но я рада была с тобой поболтать. Хотя с большим удовольствием поболтала бы тобой где-нибудь в безымянной речке в Подмосковье.

— Взаимно, — усмехнулся я. — До встречи. Дорогу найдешь?

Она развернулась и направилась к выходу. А я дождался, когда звук двигателя затихнет вдали, и устало опустил плечи. Мне привычно не спать сутками. Заварив себе бодрящего чая, я тихо сходил в спальню, убедился, что моя ведьма спокойно спит, вытащил ее мобильный из кармана джинсов, брошенных в углу в кухне, и уселся за стол.

Шесть утра. Когда чай почти закончился, мобильный у Славы ожил. Подпись у входящего значилась лаконично и черство: «мать». На второй входящий от нее я ответил:

— Горький. Слушаю.

Последовала долгая пауза.

— Кто? — тихо отозвалась, наконец, «мать». — Где Слава?

— Спит.

— Вы кто?

— Тот самый опер, под которого вы год назад подложили дочь ради вещдоков по вашему делу.

Я поднялся и не спеша направился к окну.

— Не понимаю, о чем вы. Где моя дочь?

— У меня. Она не желает замуж за вашего кандидата. Вы в курсе?

— Дай трубку моей дочери! — ударилась в истерику женщина.

— Спит она.

— Я даю тебе час, понял? — прошипела собеседница в трубку. — Если Станислава не вернется в квартиру и не начнет готовиться…

— Не вернется и не начнет, — перебил я.

–…я тебя закопаю, понял?! — завизжала ведьма. — Заживо! Но сначала ты лишишься всего, что тебе дорого! А потом будешь сдыхать! Медленно…

От сиплого голоса я только неприязненно поморщился.

— Не надорвитесь от стараний, — усмехнулся. — Вам еще улыбаться мне, когда придет время поздравлять дочь с замужеством.

Она что-то еще плевала в ответ, но я отбил звонок.

— Веселишься? — послышалось хриплое позади.

— Не очень. — Я обернулся к сонной взъерошенной ведьме от окна и убрал ее мобильный в карман.

Слава стояла на пороге в моей футболке, под которой вряд ли что-то было — белье валялось в кухне на полу.

— Откуда в тебе столько уверенности, что тебя не убьют сегодня до обеда? — поинтересовалась она сонно.

— Тебе надо было год назад об этом спросить.

Я направился к столу и принялся убирать завтрак русалки. Подхватил пачку соли, сгреб в нее горсть крупинок и понес к мусорке.

— Сюзанна приезжала? — озадаченно нахмурилась Слава, проследив за мной. — Надо же. И ты жив? Действительно, потенциал есть… Может, тогда поужинаем где-нибудь? Свадьбу отметим. А то у меня все не по-человечески.

— И это понятно.

— Давид, а мы точно юридически ничего не должны оформить? Может, хоть какая-то мне выгода будет от брака с тобой, если тебя прибьют все же?

— Тогда придется выйти за меня замуж по всем законам. Пойдешь?

— А ты предложение сделаешь нормально?

— Сделаю.

Слава восхищенно усмехнулась, пряча растерянность.

— Ты безумец, Давид. — Она опустился на стул и уязвимо сложила ладони между коленей. — Что мама?

— А то ты ее не знаешь. — Хотел усмехнуться, но вдруг понял, что устал. И чай не помогает. — А подруга у тебя занятная…

— Я не в том возрасте, чтобы папочка меня журил за неправильных друзей…

Я не стал говорить, что ведет она себя так, будто в том самом возрасте. Просто смотрел на нее. Как злится, как мечется от того, что не знает, что будет сегодня, завтра и дальше. Но здесь я разберусь быстро, хоть и приятно не будет. Осталось дождаться семи утра, чтобы сделать один важный звонок. А потом собраться и проехаться за город.

Я даже не сразу обратил внимание, что Слава испытывает меня взглядом.

— Сюзанна хорошая, — серьезно заявила она. — Если хочешь со мной жить, пусть и недолго, начинай мне верить. Я тоже не подарок.

— И почему ты год с ней не виделась?

— Давид, делай завтрак уже! — гневно глянула она на меня.

Я скривил уголки губ:

— Сама делай.

Ведьма предсказуемо подорвалась со стула и прошлепала к холодильнику. А я не отказал себе в удовольствии опустить взгляд ниже линии моей футболки на ней. Ведьма боялась тех, от кого бежала ночью. Я — нет. Мне плевать, какого полета там ее тюремщики. Да — повоюю. Да — будут проблемы, и немало. Но никто ее у меня не заберет. Не только у ее матери связи.

— Что будешь? — отозвалась она от холодильника.

Но вместо ответа у меня из глотки вырвалось рычание. Хорошо забывать, что я оборотень. Удобно строить планы, встречать недругов в кухне и принимать от них звонки… Но зверюга напомнит о себе в неподходящий момент. Хотя почему не подходящий?

Я в два шага оказался позади Славы, положил ладони ей на бедра и притянул ее к себе. Она испуганно всхлипнула, но я уже отдался звериным импульсам. Вжал ее в разделочный стол и медленно задрал футболку, с рычанием оголяя ее бедра.

— Тебе не идет быть медведем…

Слава выгнулась, но я видел, как она сжала пальцы на столешнице до побелевших костяшек. И все равно утро показалось хорошим. Кухня разве что не пылала остовом наших ночных пикировок, и на всем этом пепелище медленно насадить свою несговорчивую ведьму на член оказалось столь желанным, что я едва не забыл о том, что предстояло. Зверь требовал медового месяца. Когда можно только бесконечно сдаваться искушению с перерывами на сон, еду и прочие прелести. Да и мне бы не помешал отпуск. Но только не со Славой. Мне иногда казалось, что для нее истинно-лучшее место — камера. И хоть я и собирался всячески ее от решетки оттаскивать, она будет искушать судьбу.

Прямо как сейчас, когда вдруг дернулась, добиваясь, чтобы я выскользнул, но следом впечатал ее в столешницу сильнее и схватил за горло.

— Любишь пожестче? — потребовал я и вернул ее задницу с размаху на место, делая самому себе больно. Слава тоже вскрикнула, сжимая ноги, и вместе мы замерли, слившись в одно целое. Захотелось добавить остроты раннему завтраку. Но не хотелось быть зверем, дерущим девочку с голодухи. Я опустил свободную руку между ее ног и медленно двинул бедрами, собираясь достигнуть ее предела.

— А теперь рассказывай… — Так я еще никого не допрашивал. — Что там было в документах?

Мои пальцы кружили вокруг напряженной плоти, временами упруго вздрагивающей под ними. Слава все сильней сжималась, и в голове мутнело. Я подтянул ее к себе за шею и добавил жара легким укусом в метку. Ведьма заскулила и попробовала лечь на столешницу животом, но я не позволил. Кухня наполнилась правильными звуками ударов моего тело о ее. А потом я плавно перешел к экзорцизму.

— Давай, Слава… Что там ты утащила?

Я задвигался быстрее, потирая ее пальцами между ног.

— Пошел к черту, — простонала она, впиваясь ноготками мне в запястья.

— Пойду, — прошептал в ее мокрый висок. — Обязательно…

Я вышел из нее и развернул к себе лицом, тут же подхватил под бедра и усадил на столешницу. Она только удивленно открыла рот, откидываясь назад, но я ухватил за края футболки и сдернул ее через голову, оставляя ведьму голышом. Вид ее груди, плоский мокрый живот и аккуратный треугольник темных волос внизу живота перехватывал дыхание. Я подхватил Славу под бедра и медленно насадил на себя, наслаждаясь ее беспомощностью. Все, что она могла — опираться на руки позади и следовать за моим ритмом. Шлепки стали звонче, крик ведьмы ярче. Она кусала губы, запрокинув голову, и пыталась сжать ноги, а я наслаждался тем, что видел. Ведьма текла, и запах ее желания все же сломал мою идею вытрясти что-то из нее, кроме оргазма. Допрашивать ее нужно по-другому.

Мы кончили почти одновременно. Вид ее дрожащего лона добил меня, и я последовал за ней, будто на поводке.

Допросил, ничего не скажешь. Это ей впору из меня веревки вить. Только ей оно не нужно.

Слава попыталась вырваться, но я не дал. Усадил ее на себя и понес в душ.

— Не знаю я, что там было, — вдруг прошептала она, обняв меня за шею. — Я не идиотка, Горький. Вернее, идиотка, конечно, но добавлять себе проблем не собиралась. Я передала опечатанный конверт матери. И я не могу давать показания против нее, потому что ничего не знаю.

— А чего ж тогда отказывалась?

Я вошел в душевую и осторожно опустил ведьму на ноги. Она пошатнулась и нервно дернулась:

— Просто чтобы позлить! Поспать можно еще пойти?

— Не сразу. Сначала сделаем регистрацию брака.

— Ты про колено и предложение не забыл?

— Не забыл.

— Тогда оставь меня одну, Давид. У меня тут дела.