Все то же солнце

Анна Беляева, 2023

Евгения Федорова в прошлом олмпийская чемпионка по батутному спорту, а ныне редкатор популярного сопртивного портала "Пьедестал" считает свою жизнь вполне удавшейся. У нее было все: большие победы, успешная карьера, неудачный брак и удачный опыт материнства. Вот сын почти вырос, работа радует, о давних спортивных победах она и сама забыла. А бывший муж… внезапно возвращается из небытия, внося смуту в душу молодой женщины и неожиданное напряжение в умы и сердца ее близких людей…

4

— Я смотрю, ты в третью смену на батут? — в коридоре первым ее поймал Артем Працкевич, с которым в свое время тренировались в одной группе, но Женя стала чемпионкой, а Артем сломал ногу.

У всех своя судьба: Женя после своего чемпионства больше не летает, а у Артема летают ученики. Растут новые соколята.

— Я к МамАлене? — кивнула на лестницу на второй этаж.

— Макарка что ли что-то? — насторожился товарищ.

— Да не, так… по своим делам, — затопталась в словах женщина. — Ты отработал?

— Закончил да, но у меня еще административка, так что — покой нам только снится.

— Весь-то вы в трудах, Артем Витальевич, аки пчела! — хихикнула, шлепнула мужчину по плечу и пошла наверх.

Працкевич потер подбородок, развернулся в противоположную от начального направления сторону и двинулся назад в тренерскую. Работы, в общем, хватало. Дома, в общем, не ждали. Невезучий он в семейной жизни человек. Хорошо, хоть ни с кем из трех жен не сладилось детей нарожать. Не развязался бы. А так, поставил штамп о разводе — считай забыл, с кем постель делил и один потолок рассматривал.

После третьего брака решил не жениться. Надоело. Женщины тоже как-то перестали видеть в Артеме мужа. Стало даже легче, хотя бы никто не требует объяснений, где шлялся, пока ты честно отрабатываешь свое на работе. И вообще, когда Артемка шлялся, об этом никто не знал и вечера в себя его прогулки на сторону не включали. Вернулся, вытащил папку с бумагами, разобрал листки на пачечки и занялся чтением. Новые регламенты. Давно собирался поглубже вникнуть, да все руки не доходили. Вот сегодня будет самый тот день, когда дойдут.

Женя поднялась на этаж, прошла по тихому сумеречному коридору, в котором выключили половину освещения рачительные бухгалтеры и менеджеры. Кабинет МамАлены был в самом конце, продувался с трех сторон ветрами, так как находился тремя стенами на улиц и только одной в коридор, был больше всего похож на недомыслие, а не офисное помещение: короткий и широкий. Сделал шаг — носом в окно уткнулся, зато вправо и влево раздолье. Так что с одной стороны от двери поставили вполне приличный стол с аппендиксом для совещаний, в другой край — диван и два кресла, а между окнами воткнули стеллажи для бумаг, наград и фотографий. Так что теперь, открывая двери, носом утыкаешься не только в окно, но и в иконостас фоток призеров и победителей в обнимку с тренерами.

Легко стукнулась в двери и тут же открыла, как делала это многие годы. Повернула голову к столу, тренера там не было, глянула в другую: на диване сидели двое — МамАлена и Василич. Видимо, обсуждали что-то насущное в неформальной обстановке.

— Ладно, Кость, договорим потом, — хлопнула коллегу по колену женщина.

— Второй рукой откинула с глаз челку привычного светлого каре и кивнула вошедшей Жене.

— Я не вовремя? — вроде договаривались, так что вопрос был скорее формальным.

— Да нет, Женюр, проходи, — мужчина поднялся с дивана, повел плечами, разминая мышцы. — Я тогда почапал в сторону дома, обсудим, на чем остановились, позже.

— Кость, — Елена Данииловна тоже поднялась, — не загоняйся, а?! Все будет хорошо, я выясняла.

— Та ж фигня и в твой адрес, — кивнул в ответ на пожелание.

На прощание обнял гостью и отправился восвояси.

— Константин Васильевич, как всегда, с утра до ночи, — проговорила в закрывшуюся дверь Женя.

— Да уж, — Елена Данииловна встала у стола, поправляя стопку папок, лежащую в углу, — весь в спортсменах, как всегда.

— А вы помните, какой он пришел к нам? — улыбнулась брюнетка всплывшему образу. — Взъерошенный, небритый. Вы еще тогда сказали, что с похмелья, не иначе, притащился.

И окончательно рассмеялась, а тренер подхватила ее смех:

— О, да! А потом оказалось, что он вообще непьющий!

Обе вернулись на многие годы назад, в тот день, когда в зал ввалился новый тренер, призванный помогать МамАлене. По штату единица была положена на такое количество спортсменов, а по реалиям, не так просто было найти человека. Уже почти разочаровались, старших ставили смотреть за младшими, лишь бы хоть как-то контролировать тренировочные процессы. Женьке доверяли Лильку, которая только начинала.

Надо признаться, возня с малышами ей совсем не нравилась. Наверное, еще тогда будущая чемпионка осознала: тренерство — не ее. И, надо сказать, с большим удовольствием спихивала при возможности Лилю на Темку, который, как ни странно, а любил возиться с малявками, хотя ему было немногим больше сокомандницы Жени. По сути, они были одногодками, но у Артема день рождения на четыре месяца раньше, так что он как будто и старший.

Итак, в тот день, вообще-то, все ждали нового тренера, но к началу занятия никого не появилось. Елена Данииловна спокойно раздала задачи так, будто ничего не случилось, но по сузившимся, поджатым губам было ясно, что терпение тренера на пределе, и кто-то будет первым, попавшим под горячую руку.

Боялись все, даже Лилька. В чем не соврала строгий тренер Жене в давнем разговоре, так в том, что на тренировке не будет первых и последних. А если и были, то дочь попадала в число самых угнетаемых матерью, оттого привыкла прятаться за старшими сразу же, как у тренера портилось настроение, и трудиться мышкой. Женя и Артем последовали примеру мелкой подопечной, а Елена Рассерженная искала жертву. И тут распахнулась дверь в зал, ввалился коренастый мужичок, крепенький, как гриб-боровик и на весь зал сказал:

— Прошу прощения! Я опоздал.

— Пли! — выдохнул Темка в ухо Жене.

И не ошибся, МамАлена спустила на кудлатого Бармалея, влетевшего в двери и орущего на всю Ивановскую, свору своих комментариев. Делала она их, правду сказать, тихим, ледяным голосом, но, судя по лицу опоздуна, живьем снимала стружку с этого Буратино.

— Пошли тренить, — предложила товарищу и Лиле Евгения, а Бармалей продолжал вещать на весь зал, выслушав тихие назидания Елены Данииловны.

— Я, правда, прошу прощения. У меня сын, в общем, с самого утра начал жаловаться на живот, болит, тошнит. Конечно, перепугал всю семью, понимаете?

Поняла ли его терзания коллега, было непонятно по ее тихому ответу, а мужчина продолжил:

— Подхватились в больницу. Подозрение на аппендицит. В общем, с семи утра скакали. Я прошу прощения, опоздал, возил его туда-сюда…

Затормозил, выслушивая слова собеседницы:

— Так если бы! — загудел снова на все помещение. — Этот симулянт в школу не хотел! Контрольная у него, видите ли! Мать выпорет и будет права!

И вдруг замолчал, пристально поглядел куда-то на занимающихся и как гаркнул:

— Сейчас же слезли оттуда! Его снесет, вас пришибет!

На батут взабрались сразу трое. Один активно напрыгивал толчок, а двое удобно устроились на матах, прикрывающих крепежные дуги.

Так и вышло, что Василич одним диалогом стал своим. Его громкий веселый голос и добрые темные, как две маслины, глаза, внимательно наблюдающие за каждым, перебегающие из угла в угол зала, дети привычно чувствовали на себе уже многие годы. Шли они рука об руку с Еленой Денииловной: ПамАлена и ПапВасилич. Другим этот тандем уже и не представлялся.

— Как у Константина Васильевича дела? — спросила у хозяйки кабинета гостья.

— Мне не жаловался, — улыбнулась та. — Но ты же не о нем пришла говорить? Что случилось, Женча? Макарка что-то не то надумывает?

Последнее время у сына был спад результатов. Сказалось много разного: появление личной жизни, само собой, в числе первого. Часто разговаривала с ребенком, объясняла, увещевала, но слушать ее никто не слушал. Однако, сказать правду, о завершении карьеры Макар тоже не говорил. Все же он был известен, один из лидеров в стране. Член сборной. Так что совсем глупых мыслей в голове не было.

— Да нет, ничего такого, — помотала мать оболтуса головой, — кроме личной жизни его дурацкой — ничего серьезного.

— Ну, будем проживать, — приняла главный тренер. — Что с вами сделать? Когда-то это у всех происходит.

Вздохнули хором, а на выдохе Женя решилась:

— Даня объявился.

— Вовремя, — хмыкнула МамАлена. — Чего хочет наш герой?

— Понятия не имею, — нахмурилась Евгения. — Я его слушать не стала, телефон отправила в блокировку.

— Не вовремя объявился, — поцокала тренер языком, — сезон предолимпийский в разгаре, а у нас тут и любовь, и блудный папашка…

— Может, дойдет, отвалится сам? — понадеялась бывшая подопечная, глядя на Елену Данииловну.

— Не за тем он тебя нашел, чтобы отваливаться, — разочаровывающе покачала та головой. — Что-то ему надо. Жди, объявится. Будет караулить у дома или у работы. Ты, кстати, какие цветы особенно не любишь? — неожиданно спросила блондинка.

— Не знаю, — растерялась Федорова. — Мне все равно, у меня только на ирисы аллергия.

— Ну, вот с ними и притащится, — уверенно заявила бывшая наставница. — У мужиков что-то там альтернативное в голове. Они вечно путают то, что ты любишь, и то, что терпеть не можешь.

— Не радостный у вас опыт, — усмехнулась Женя.

— Зато поучительный, — ответила блондинка. — В какой-то момент перестаешь доносить, что нравится, а что нет. Больше шансов, что не попадут в отвратительное.

— Что же мне делать-то, если появится? — напомнила основную проблему, ради которой пришла в гости.

— Да я даже не знаю, Жень, — тренер подошла к одному из окон, за которыми опускался сумрак. — Напомним, что срок по алиментам не вышел, может, его это спугнет. А не спугнет, так хоть какая-то польза будет от твоего Даньки, кроме сына.

— Вы его никогда не любили, — напомнила больше самой себе чемпионка.

— Ну, ты еще начни, как тогда его выгораживать и твердить, что я неправа, — фыркнула в ответ тренер. — Он тебе карьеру загубил, Женьк! могла ведь стать двукратной! Мы бы еще съездили на вторые олимпийские!

Справедливости ради, Жене кажется, что со времен завершения верить в ее олимпийские перспективы, тренер стала намного больше. После игр и завоеванного “золота” у МамАлены гораздо сильнее интерес вызывало подрастающее поколение, чем выжатая олимпиадой и замученная переменившейся жизнью, разобранная и рассеянная чемпионка. Ставка, кстати, тогда не сыграла. На следующих играх у них было лишь серебро и бронза, может, тогда и появился внутри Елены Данииловны миф о двукратной Жене, если бы она осталась.

Остаться было никак невозможно. В олимпийский год Евгения была крайне занята — училась жить самостоятельно с ребенком на руках и как-то, наконец, найти себя в мире, где очень серьезно заблудилась. Ее пригласили комментировать финал олимпийского турнира по прыжкам на батуте. Все виды, что было особенно лестно, но голова, в целом, была занята внутренней разрухой и полетевшей под откос жизнью, которая совсем недавно казалась почти сказочной.

А после олимпийского турнира, когда команда вернулась домой, Женя пошла на поклон к МамАлене, с извинениями и просьбой помочь, как-то приткнуться в жизни, потому что иначе — конец! Елена Данииловна взяла девушку тренером, хотя обе понимали, что дело не ее, но чем еще могла помочь своей спортсменке? Когда у человека есть работа, строгий график и четкие обязательства, его труднее вышибить из равновесия. И проще в него вернутся. За это стоило благодарить. И новоиспеченная мать-одиночка была благодарна. Она отдала несколько лет обучению подрастающего поколения спортсменов, привела в этот вид своего сына. И больше не ощущала себя должной ему ровно ни в чем. А МамАлене была благодарна, хоть и не простила злых и порой просто неуместных высказываний, допущенных прежде, и по поводу ее первой любви, и по поводу будущего ребенка, и по поводу всей жизни. Самое мягкое из недоброго было: “Просрать карьеру и жизнь ради мужского члена”. Может, это и было правдой, но кому она такая нужна? Тем более в восемнадцать лет!