Гадалка для холостяка

Анна Белинская, 2023

Илья Миронов – молодой преподаватель Политеха и патологический холостяк. Такой статус его полностью устраивает. Но не его бабулю, которая ждет правнуков, и каждую неделю собирается на тот свет. Хитрая Аглая Рудольфовна просит Илью исполнить ее последнюю волю и сходить вместе с ней к ясновидящей, чтобы узнать будущее любимого внука.Яна Решетникова – предприимчивая неунывающая студентка Политеха, у которой совершенно не складываются отношения с принципиальным доцентом Мироновым Ильей Ивановичем. Но в один день она узнает о преподавателе кое-что интересное и начинает нагло этим пользоваться!

Глава 3. Хронический холостяк

Стою под дверью квартиры, в которой прожил всё свое детство. Когда у меня попер в гору бизнес и купить квартиру стало не сложнее, чем выйти за хлебом, я предложил Рудольфовне переехать в новую рядом с моей. Но, по обыкновению, как любят говорить старики: «Где родился, там сгодился. Здесь, Илюша, я прожила всю жизнь, здесь и помру». Ну окей. Я обеспечил бабулю шикарным ремонтом, и моя совесть поутихла.

За дверью доносятся звуки:

Вот и прошли года, но мы не старые,

Недолюбившие, сидим усталые.

Весна счастливая, а сколько красок в ней,

Под старой ивою течет, течет ручей.

И вместе с солисткой затягивает бабуля:

Течет ручей, бежит ручей,

И я ничья, и ты ничей,

Течет ручей, бежит ручей,

И я ничья, и ты ничей (Н. Кадышева «Течет ручей»).

Усмехнувшись, звоню.

Звуки моментально стихают. Слышу быстрый топот ног Рудольфовны, будто за дверью носятся подростки, когда родители неожиданно приехали с дачи.

— Кто? — хрипит ба.

— Открывай! Свои.

Один замок. Следом второй, потом три оборота еще одного, цепочка… Закатываю глаза. Защита восьмидесятого уровня. Бабуля переживает, как бы ее не вынесли вместе с шикарным ремонтом и мебелью.

— Илюш, ты? — в проеме показывается голова Аглаи Рудольфовны.

— Я, ба, открывай уже.

Бабушка отступает и раскрывает дверь шире, впуская меня на порог.

Первым делом, пока снимаю ботинки-плейбой-чакка, улавливаю распыленный запах корвалола. Это тоже представление для меня.

Передаю бабуле пакет с гостинцем. Там по-мелочи. На этой неделе продукты я уже привозил, но с пустыми руками никогда ни к кому не пойду. Сама же Рудольфовна меня к этому приучила.

— Раздевайся, сынок, — ропщет ба. — Пойду прилягу, тяжело стоять. Голова кружится.

Аглая Рудольфовна, прижав руку к груди, шаркает, еле передвигая ногами.

Бросив черное пальто на пуф, иду в ванную мыть руки. Кафель блестит, как начищенный самовар, и это тоже доказывает, насколько бабуля обессилена и близка к тому свету.

Направляюсь в комнату, откуда доносится насилу выдавленный кашель.

Бабуля лежит в постели, вытянувшись струной, — репетиция того, как она будет лежать в гробу. Это мы уже с ней тоже проходили, выбирая удачные позы.

— Илюша, — протягивает свою сухую жилистую руку, — присядь.

Беру стул, сажусь рядом и обхватываю бабушкину ладонь. На ощупь она точно такая же, как я помню из детства: шершавая, мозолистая, но теплая и родная. Только кожа стала сморщенной, а в целом моя ба выглядит отлично, если сравнивать с ее подружками по сплетням. На Аглаи Рудольфовне теплые черные колготки, халат-сарафан с рукавом и модная жилетка, которую я привез ей из Норвегии прошлой зимой. Короткая стрижка, аккуратно выкрашенные в пепельный блонд волосы и неизменная оранжево-багряная помада на губах. Сколько помню, Аглая Рудольфовна всегда пользовалось этим оттенком. Ее утренний рацион — встать, умыться, позавтракать, накрасить губы. Даже, если она планирует провести весь день дома, помада все равно дополнит ее домашний образ.

Моя бабуля достаточно высокая и крупная женщина, иначе как бы она смогла таскать кипящие котлы и кастрюли. У нее широкая плечевая кость, но узкие бедра. В нашем роду все крупные: моя мать тоже не Дюймовочка, а дед так и вовсе был под два метра ростом. Поэтому и я не Саша Цекало.

Рядом с кроватью стоит тумбочка, заставленная катастрофически огромным количеством лекарств и аппаратов, которые я ей надарил. Практически все последние праздники я выполняю заказы Рудольфовны: на день рождения — тонометр, на Новый год — глюкометр (слава богу, ба — не диабетик, но «пусть будет» — как сказала бабуля), на восьмое марта — дыхательный аппарат, небулайзер, прибор магнитотерапии, кварцевая лампа и много еще всякой фигни, названия которых мне снятся в страшных снах. В ее комнате не хватает только узи-оборудования и, в принципе, можно было проводить операции и принимать пациентов в домашних условиях.

— Ба, ты хотела поговорить?

— Дай водички, сынок, — просит Рудольфовна и небрежным взмахом руки указывает на тумбу, на которой пристроен стакан. Ба готовилась, значит, будет непростой разговор.

Протягиваю чашку. Бабушка берет трясущимися руками и делает небольшой глоток.

Жду.

Откашлявшись, бабуля прикрывает глаза.

— Илюша, мне осталось немного, — ну начинается… для этого она меня позвала? Я бы мог провести этот вечер в плену молодого стройного тела, а не в компании постаревшего. — Ну ты и сам видишь, — ну да! И слышу, как носилась по квартире и подпевала старому кассетнику.

Но я молчу и жду продолжения. Разубеждать ба в том, что она переживет еще и меня, я не собираюсь, потому что она и так это знает.

— Поэтому я хочу, чтобы ты исполнил последнюю волю умирающей, — бьет меня прикладом по темечку. Что исполнил? Волю умирающей? Я надеюсь, она не попросит меня похоронить её рядом со Смоктуновским?

— Снять деньги со сберкнижки? — еле сдерживаюсь я. Ба с каждой выплаты пенсии откладывает по-старинке на черный день.

Но Аглая Рудольфовна бросает на меня укоризненный взгляд, и я закрываю рот на засов.

— Ты знаешь, как я тебя люблю, сынок, — киваю. С этим не поспоришь. — Но мое сердце не будет спокойно, когда я буду там, — показывает вытянутым указательным пальцем вверх, — и буду знать, что оставила тебя одного.

Кажется, я догадываюсь в чем дело.

— Кто о тебе позаботится, милый? — пф-ф, конечно, мне же три года. — Как я могу умереть, так и не узнав, что нашлась та, которая станет тебе опорой?

Понятно.

Уже несколько лет ба меня сватает: за внучек подруг, за случайных дев, вырезая из газет колонки с объявлениями «Желаю познакомиться». У нее какой-то необъяснимый пунктик срочности моей женитьбы. Но дело в том, что я — убежденный, хронический холостяк. И этот статус меня полностью устраивает. У меня полно друзей, наглядно ставших примером, как через несколько счастливых лет после штампа в паспорте вся любовь заканчивалась разбитыми вдребезги тарелками и сердцами друг друга. Да что далеко ходить, мой лучший друг — Саня, чей брак мне казался нерушимым, и тот сейчас трещит по швам. Поэтому нет. Сто тысяч раз нет. По крайней мере в ближайшие лет сорок.

Моногамия не для меня. Я не смогу принадлежать одной женщине, я слишком люблю их всех: свободных, раскрепощенных, дерзких, готовых дарить и получать удовольствие. Пока у вас отношения в горизонтальной плоскости, и ты находишься у нее в списке «потенциальных женихов», она готова на всё! Но как только на ее пальчике начинает блистать камушек, мясорубка мозга обеспечена на годы. Поэтому еще раз нет.

— Ба, ну зачем мне кто-то? У меня есть ты, — целую руку Рудольфовне.

— Не подлизывайся. Меня скоро не станет, и ты останешься один.

— Бабуль, ну хватит, а? — ну реально надоело. — Ты будешь жить долго и счастливо, уж я об этом позабочусь.

В миг рука ба безжизненно выпадает из моей ладони и свисает с кровати. Грудная клетка Аглаи Рудольфовны замирает, а глаза закатываются за веки.

Вздыхаю. Как она это каждый раз проворачивает — без понятия.

— Ладно. Что ты хочешь?

Ба шустро подбирается и смотрит на меня взглядом победителя.

— Илюша, я записала нас на сеанс к ясновидящей, — ошарашивает меня ба.

— Ты что сделала? — подскакиваю со стула. — Ты в своем уме?

Что-то мне подсказывает, что нет.

— Не хами, — ба резко поднимается и садится, высверливая во мне дыру размером с каньон.

Хожу по комнате как узник карцера.

Всякий бред я слышал от Рудольфовны, но, чтобы такое? Уму непостижимо.

— Она сильная. Потомственная гадалка в седьмом поколении, — невозмутимо сообщает.

— Пф, это меняет дело, — всплёскиваю руками. — Была бы в шестом, я б еще задумался, а раз в седьмом — однозначно сильная, — иронизирую я.

— Не хами, Илья, — грозно рокочет ба.

— Увидеть правнуков, я уже поняла, мне не посчастливится на этом свете. Дай хотя бы узнать будут ли они вообще, а там и помереть можно спокойно. Агнесса Марковна уже к ней ходила. Хвалила.

Ах, Агнесса Марковна. Эта, как бы помягче сказать, блаженная?!

— Прости ба, а с чем ходила Агнесса Марковна? — уточняю.

— С коммунальными платежами! — возмущенно отвечает Рудольфовна. — Ее водоканал обсчитал, будь они прокляты, так Белладонна провела обряд, и этим же вечером у Агнессы в сумочке обнаружились украденные буржуями 537 рублей. Говорю ж, она сильная, — поднимает вверх указательный палец на манер «во как».

Это жесть. Просто треш. Я не сплю, раз слышу эту несусветную ересь?

— А сколько взяла с нее ваша сильная Белладонна?

— У нее нет тарифов. Берет сколько дадут.

— И сколько дала Агнесса Марковна? — наседаю на ба.

Рудольфовна нервно хватает стакан с водой и делает глоток, понимая, к чему я веду.

— Ну, я жду, — складываю руки на гуди.

Ба бегает глазами по комнате.

— Кажется, три тысячи… — мямлит Аглая Рудольфовна. — Я не помню уже.

— Спешу тебя огорчить, но ваша Белладонна, — какая пошлятина, — не сильная, а хитрая. Мошенница, одним словом. Она облапошила твою Марковну в три счета.

Ба вздрагивает, как от удара током.

— Красота в глазах смотрящего, Илюшенька, — обиженно констатирует бабушка.

С этим не спорю. Но…

— Это сейчас к чему было? — уточняю.

— Ты видишь во всем алчность и меркантильность. Не все люди такие. Есть те, кто приносит добро.

— И это, безусловно, ваша Белладонна? — усмехаюсь.

— Да! Она излучает свет, дает людям надежду, исцеляет, — перечисляет ба.

И обдирает стариков… Хороша, ничего не скажешь! Нда, кажется, Марковна хорошо промыла бабушке мозг, а той, в свою очередь, ясновидящая-деньги-мошенница.

— Окей, — неожиданно для себя соглашаюсь. — Давай сходим к твоей ясновидящей, — и я докажу Аглае Рудольфовне, что все маги, гадалки и прочая нечисть — настоящие шарлатаны. А заодно и повеселюсь. — Когда у нас прием?

— Не прием, а сеанс, — воодушевляется ба. — Завтра в 9 утра.

Что? Во сколько?

— Ты издеваешься? — хмурюсь. Сегодня пятница и я планировал как минимум вернуться под утро, да еще и не один.

— У Белладонны очень плотный график, — пожимает плечами.

Ну еще бы! Бабки со старух грести лопатой — дело не хитрое.

— Ладно. Завтра за тобой заеду. Это все? — смотрю на время.

— Всё. Ужинать будешь?

— У меня дела. Некогда, ба. Спасибо.

Помогаю Рудольфовне подняться, чтобы себя проводить. Обуваюсь, подхватываю брошенное пальто.

— Давай, бабуль, до завтра. Если что, звони, — берусь за дверную ручку.

— А товар? — спохватывается.

Во! А еще жалуется на память!

Лезу в карман пальто и извлекаю смятые два лотерейных билета. Уже лет десять я неизменно снабжаю ее этой мурой. Бабуля надеется срубить джек-пот и оплатить мне ипотеку, которую я уже давным-давно погасил. Но именно об этом Аглая Рудольфовна предпочитает все время забывать.