Невеста в долг

Анна Батлук, 2023

Я никогда не желала интриг и не мечтала стать императрицей. Покой, стабильность и немного денег – высшая мера счастья для меня. Но в спину дышит опека, а Служба имперской безопасности требует выплатить залог за сестру, так что делать нечего: придется участвовать в Отборе невест. И будьте уверены, я сделаю все, чтобы не победить.

Глава 2

К кабинету регента Рэйя пробиралась так, чтобы никого не встретить. Не то, чтобы она хотела скрыть факт посещения собственного мужа, но несколько советников твердо вбили себе в голову, что через нее смогут повлиять на Виктора и поджидали за каждым углом.

Не зря она давно уже распорядилась повесить в рабочем коридоре дворца гобелены, которые якобы придавали значимости, а на деле скрывали собой ниши.

Рэйя подобралась к двери кабинета и прислушалась: тишина. Протянула руку к ручке, но не успела повернуть ее, как оказалась в объятиях.

— Издеваешься что ли? — она охнула и шутливо стукнула Виктора по плечу. — Я чуть не умерла на месте. Остался бы без жены.

— Виноват, — в глазах регента не мелькнуло и нотки раскаяния. — Но ты так шумно «тайно» пробиралась ко мне, что я не удержался.

Рэйя попыталась скрыть досаду от такого замечания и отмахнулась:

— Я — сержант Службы имперской безопасности, а не шпион.

— О да, — Виктор прижался губами к ее виску. — Вы привыкли выламывать двери, а не взламывать их.

— Вот-вот, — Рэйя развернулась и обняла мужчина за шею. — Так что в следующий раз не стану прятаться за гобеленом, а применю на твоих советниках все знакомые мне приемы.

Виктор приподнял Рэйю за талию и свободно, не делая трагедии из ее веса, как поступают иные мужчины, перенес жену в кабинет. Только там, закрыв дверь, он позволил себе сказать:

— Не моих советников, а Макса.

Официальным правителем Ригарийской империи был Максимилиан, а Виктор — его дядя, лишь регентом. И хоть Макс давно уже был совершеннолетним, вступить на престол он не мог, пока не связал себя узами брака.

— Ты говоришь это уже год, — вздохнула Рэйя.

— И задолго до нашей встречи тоже, — мягко заметил Виктор.

— Но когда-то же это закончится?

— Похоже.

Рэйя подняла голову, чтобы заглянуть мужу в глаза. Ее захлестнула даже не надежда — много их уже было, а так, слабое ее подобие.

— Макс согласился на Отбор?

— Да. И, судя по всему, этот станет последним.

— Ты и в прошлый раз так говорил, — Рэйя расхохоталась, вспомнив, с какой верой в лучшее они встречали невест полгода назад. Да она едва ли не лично готова была каждую из них сопровождать в спальню принца, а при необходимости и свечку бы подержала. Но не понадобилось.

Дорогу в спальню девушки находили самостоятельно, а вот к трону Макс не спешил их сопровождать.

— В этот раз все по-другому, — между бровей Виктора пролегла глубокая складка и Рэйя не удержалась — провела по ней пальчиком, — Макс запретил свахам вмешиваться.

— А…как тогда?

— Разослал по всем планетам Ригарийской империи свою свиту. Инкогнито, так сказать, и они ищут подходящих невест.

— И ты позволил? Хоть тебе это не нравится…

Виктор пожал плечами.

— Мальчик давно вырос. Как знать, может его друзья действительно найдут хороших кандидаток. Они знают вкусы Макса, да…надо создавать новые традиции Отбора.

— Мне эти ваши традиции уже поперек горла стоят, — честно призналась Рэйя. — Поскорее бы уже Макс занял трон и я получила собственного мужа в полное и безраздельное пользование.

— А ты меня с кем-то делишь?

Когда Виктор улыбался, вокруг глаз его собирались морщинки, отчего строгое и даже мрачное лицо казалось моложе. А улыбался суровый регент только рядом с племянником и женой.

— Конечно, — Рэйя вздохнула. — С целым государством.

***

Иделлец выжил. Он был еще без сознания, но это уже было не так страшно. Сменивший Илайю доктор Морендо, будучи сам не имперского происхождения, предубеждений против иделльцев не имел. Он осмотрел пациента, покачал головой на свои какие-то не очень радостные мысли, но нас с Уллисом похвалил.

Иделльца спасло очищение крови, хотя, как оказалось, в случае с этой расой использование аппарата было настоящей лотереей. Организм иделльца отвергал любое вмешательство, но в нашем случае пациент был так ослаблен, что все получилось. И вот теперь оставалось только ждать — справится ли он с остатками яда.

— Ты молодец, — Уллис хлопнул меня по плечу и я качнулась. Рука у ангаррца была слишком тяжелая для моего скелета — дружелюбным действием он вполне мог бы и сломать ребро.

— Ты тоже, — я не сдержалась и застонала. — Но теперь мы — злейшие враги Илайи. На ближайшую неделю точно.

— Кто это «мы»? Я Илайе на глаза не попадался, так что все уверены, что помощь иделльцу целиком твоя инициатива.

Настроение стало еще хуже — с компанией всегда легче терпеть издевательства. Я это еще по школе помню.

Ехать домой смысла не было — с учетом дороги до Поганки на сон оставалось не больше четырех часов. Но меня ждали и подвести я не могла.

Автобусы в Поганку ходили не стабильно, а ночью общественный транспорт объезжал неблагополучный район десятой дорогой. Потому я добиралась на электричке, несмотря на то, что от станции до дома приходилось около получаса идти пешком. Деньги я ценила и не могла представить день, когда потрачу их на такси.

Фонарь на станции обжигал холодным неприветливым светом. Свет этот нисколько не разгонял тьму, царившую на обшарпанной остановке, по недоразумению названной станцией, а лишь заставлял слепо щуриться.

Я зябко поежилась — неприветливая Поганка всегда казалась прохладнее, чем центр, и спустилась по обломкам ступеней на дорожку. Впереди темной массой возвышались высотные дома — они располагались за пару улиц от окраины, почти в середине района, а казалось, что до них двести метров. Но меня не обмануть — этой дорогой я возвращалась каждый день и иллюзий насчет того, сколько еще добираться, не имела.

Шаг, еще и еще один; переступая деревянными от усталости ногами через ямки на протоптанной дороге, через мусор, врастающий в землю, через пустые бутылки. Когда-то здесь было огромное поле, на котором дети играли в разные игры с мячом, но сейчас оно заросло травой по пояс.

Из темной, шевелящейся от прохладного ночного ветра массы, на меня в любой момент мог броситься кто-то, желающий подзаработать на ночном путнике, но этого я боялась меньше всего. Для меня гораздо ужаснее была бы встреча с шебурном — животным с длинным носом, пятью лапами и челюстями в два ряда зубов. Они считаются мирными, но меня каждый раз бросает в дрожь при виде этих тварей.

Всегда, преодолевая этот участок, я мечтала о временах, когда мне не придется ночью пешком идти по Поганке. Своеобразное мерило богатства. Домой буду возвращаться на огромном автомобиле, да и дом у меня будет совсем не такой, как сейчас. Даже автомобиль для своих мечтаний давно выбрала: маленький, желтый, похожий на жука. Я не знала его марку, лишь как-то раз увидела у больницы, но с тех пор он навсегда поселился в моих мечтах.

Заросли густой лиловой травы с редкими проблесками белых пушистых цветов, которые много лет назад завезли случайные переселенцы с Вассы, сменились на полуразрушенные землянки. Незаметная тропинка вела между заваливающимися домиками, полусгнившими заборчиками, от которых зачастую осталось несколько палок. Это место, казалось, поглощало свет, мрачные остовы когда-то заселенных улиц в полумраке давили на меня, пугали, но страх этот стал застарелым, фоновым. Я шла, не глядя под ноги — в такой темноте в этом не было смысла, — ориентировалась на массивы многоэтажек.

Когда-то здесь дышала жизнь. Сложная, но яркая. А пятнадцать лет назад, согласно какой-то программе, всех принялись расселять в многоэтажные дома.

Вот только фрагменты домов остались, неприбранные, напоминанием о том, что раньше было еще хуже.

Мне оставалось совсем немного пройти — пару улиц заброшки, когда навстречу шагнула долговязая фигура. Я вздрогнула было, но, услышав знакомый голос, расслабилась.

— Алия, ты опять ночью бродишь?

В Поганке я жила всю жизнь и потому коренные жители, будь они сколь угодно опасны, страха у меня не вызывали. С Габридом мы вместе играли на заросшем лиловой травой поле, воровали с садов Фрибринской знати фрукты и ходили друг к другу в гости в эти самые заброшки.

— С работы, — коротко пояснила я. На полноценный эмоциональный ответ просто не было сил.

Габрид посторонился, пропуская меня на тропинку, и сам двинулся следом, легко перешагивая через мусор. Всегда поражалась этой его исключительной способности видеть в темноте, хотя на первый взгляд не было во внешности Габрида ничего инопланетного. Наверное, в поколения чистокровных фрибринцев вдруг затесался кто-то с полезными генами.

— А я слышу, кто-то идет, думал не наш. Ты разучилась быть бесшумной.

— Ты бы работу нашел, — я вздохнула, отлично понимая, почему Габрид надеялся встретить незнакомца.

Друг отмахнулся. Так же, как делал всегда.

— Где тут работу искать? Смех один.

— Сейчас много строек, — Поганку действительно словно решили отстроить заново. Мы все помнили громкое заявление Нирары Ви[1] на одном из отборов в жены принца Ригарийской империи, и связывали изменения в облике района именно с этим.

— А ты зарплаты видела?! У империи столько машин, а строят все равно по старинке — гни спину, а получай копейки. Дали бы мне управление машинами — там зарплаты ого-го, но нет же! — Габрид сплюнул. — Ими только свои управляют, из центра.

— Для машин нужно образование, — напомнила я. Это Габриду не понравилось.

— Подумаешь! Показали бы мне — все сделаю. Много ума не надо.

Я тактично промолчала, не желая вступать в спор. Позиция Габрида по поводу работы не менялась с тех пор, как ему исполнилось семь лет.

— Вот ты много заработала медсестрой?

— Давай не будем, — я напряглась. — Ты отлично знаешь, что мне нужна официальная работа, чтобы продолжать быть опекуном.

— Шла бы к Аллиаде, она бы прикрыла. Все наши у нее.

Нет уж, работа проституткой меня точно не прельщала, даже если бы и прикрыли официальной работой. Но говорить об этом Габриду, значило лишь вступить в дискуссию — друг детства не понимал моего стремления выбраться из Поганки.

Габрид проводил меня до первой многоэтажки, но дальше не пошел. Замер у угла здания, перекатываясь с пятки на носок.

— Ты это, Алия, что завтра делаешь?

Я занервничала. Неужели он решил позвать меня на свидание? Не хотелось бы, чтобы первое подобное мероприятие в моей жизни было омрачено затхлыми пейзажами Поганки, да и обижать Габрида отказом было чревато.

— Работаю. И завтра, и послезавтра, и каждый день.

— А когда ближайший выходной?

Я прикинула и сказала честно:

— Через пять дней, — срок долгий, не открою дверь, а после скажу, что забыла.

— Ты мне завтра нужна. Мы в центр хотели сгонять, пощипать кое-кого.

Я облегченно выдохнула: Габрид все никак не может поверить, что я завязала, но даже эта его забывчивость лучше, чем приглашение на свидание.

В многоэтажках уже было не страшно: кое-где горели фонари, да и лифт сегодня порадовал — довез до девятого этажа и пешком пришлось пройти всего восемь. Лила не спала — сидела в темноте, но только лишь зашумели ключи в замке, бросилась навстречу.

— Как дела? — я обняла сестренку и взлохматила ей волосы. Чувство тепла и какой-то лихой радости охватило душу. Лишь дома, в объятиях Лилы я могла выдохнуть и выбросить из головы и Габрида, и Илайю, и еще тысячи тревожных мыслей.

— Ужинать будешь? — засуетилась Лила. Через час пора было уже завтракать, да и в целом есть не хотелось, но Лилу расстраивать не стала — она отчаянно боролась за видимость нормальности нашей семьи.

В потемках мы прошли на кухню. Я натыкалась на мебель и углы, Лила же настолько привыкла, что лавировала ловко, словно при свете. Я не выдержала и щелкнула выключателем, чтобы искать стул не на ощупь, но Лила тут же зашикала и выключила слабенький энергетический фонарь.

— Я же и так сегодня им пользовалась, когда учила уроки, — в голосе сестры звучал укор. Лила и за экономию в нашей семье отвечала.

Стул я все же успела разглядеть и потому села, а Лила поставила передо мной тарелку и высокий стакан с чаем, в гранях которого отражался свет Вассы. В слабом свете, исходящем от окна, я видела лишь тонкий силуэт сестры, да блеск ее светлых волос. Говорят, мы очень похожи, мне же кажется, из общего у нас только длинные белоснежно-пепельные волосы. Именно из-за сходства с Лилой, которое хотелось сохранить, я еще и не подстриглась, хотя с короткими волосами было бы удобнее.

— Габрид заходил, — прошептала Лила, пока я вымученно жевала жареную шеру — дешевый плод с планеты Васса.

— Мы встретились, — я съела положенные три ложки и с облегчением принялась за чай.

— Да? — я почувствовала исходящее от Лилы волнение и напряглась. — Но он же не тебя искал.

— То есть как?

— Он… он предлагал с ними пойти на дело.

Я грохнула ладонью о стол и не увидела — предположила, что Лила вздрогнула. Замысел Габрида заиграл для меня новыми красками. Ты посмотри какой жук: знал, что я откажусь и решил заранее привлечь Лилу к своим темным делишкам.

— Ты отказалась? — как ни старалась, повысила голос.

— Да, но…

— Но?

— Алия, у нас нет денег.

Я с облегчением выдохнула — отказалась.

— Нам хватает, Лила. Мы вместе, одеты, обуты, не голодны. Ты закончишь школу и поступишь в колледж — осталось совсем немного. Но если пойдешь с Габридом, спокойной жизни конец. Ты не сможешь уже выбраться из банды.

— Но ты же смогла, — упрямо ответила Лила. И эта ее упрямость меня пугала. Так проявляется подростковый протест? Мне казалось, нас эта беда обойдет стороной. Но следовало подбирать слова.

Я подалась вперед, неосторожно задев тарелку, и ложка, жалобно звякнув, упала.

— Я была совсем ребенком и мне повезло. К тому же, — мой голос дрогнул, — тогда были живы родители. Был жив отец. Он защитил меня, но Лила, — я закашлялась от душивших слез, — тебя защитить будет некому. Что я одна могу сделать?

Сестра бросилась мне на шею.

— Не плачь, Алия! Пожалуйста! Я не пойду! Ни с Габридом, ни с Дювелем, ни с кем другим!

— Точно? — я вытерла слезы.

— Точно, — Лила помолчала. — Но когда я найду работу, мы вообще не будем выключать свет.

Я рассмеялась, представив, как это будет выглядеть и какую сумму нам придется заплатить по счетам — даже двух наших зарплат не хватит. Но перечить не стала.

— Договорились!

Норму сна я восполняла уже в электричке по дороге на работу, а еще специальными напитками, которые прогоняли сон. При этом они, говорили, влияют на сердце, но мое пока что было в порядке. Подозреваю, что слухи правдивы, но производились напитки только в Поганке и потреблялись, в основном, только ее жителями, а мы можем хоть заживо гнить — правительству до этого дела нет.

Я выбросила пустую бутылку в урну, постояла недолго, привыкая к ощущению бодрости, горячей волной поднимающейся от желудка. Честно сказать, не помню, когда испытывала бодрость, просто выспавшись. Наверняка, в то время были еще живы родители.

***

У входа в отделение встретила Филиппа и всю дежурную смену докторов. Так называемый грузчик допрашивал их на предмет достаточности квалификации. Филипп кивнул мне, узнавая и я поскорее прошмыгнула мимо, чтобы не плодить ненависть к себе. Подумают еще, что я с ним заодно.

Прямиком отправилась в палату иделльца. Полы уже вымыли и постель сменили, так что о вчерашнем происшествии ничего не напоминало. Аппараты мерно пикали, грудь иделльца, перевязанная бинтами, мерно вздымалась, да и вся обстановка казалась умиротворяющей.

Я прошла к окну и распахнула шторы. Утро еще не до конца вступило в свои права и солнце неуверенно продиралось через густую серость. Но все же в палате стало намного светлее.

Я бросила косой взгляд на пациента — было любопытно его осмотреть, но в одиночестве это сделать не решалась. Бинты белые, значит, раны уже стянулись, рука окутана специальными трубками — даже с учетом замечательной регенерации, восстановиться так быстро она не могла. Я скользнула взглядом выше и вздрогнула: глаза иделльца были открыты.

— Добро пожаловать, — пролепетала я. Иделлец медленно моргнул и я сделала неуверенный шаг к двери.

Вот дура! На что надеялась, когда пришла сюда одна?

Еще один шаг и иделлец вздрагивает. Я, которая едва уловимое движение приняла за попытку нападения, едва не бросилась вон, но с трудом удержала себя на месте.

Иделлец разомкнул губы, пытаясь что-то сказать, но из горла вырвался лишь хрип.

«Может, он пить хочет?».

Я, конечно, об этом подумала, но подавать стакан пациенту не спешила. Так и стояла, напряженно замерев, и наблюдала за иделльцем.

Какое-то осознанное слово иделльцу все же удалось извлечь из себя, вот только не на имперском языке. Иделлиец даже нахмурился, осознав, что я его не понимаю и вздохнул. Обреченно как-то. Не агрессивно совсем.

Я с тоской посмотрела на дверь. По инструкции: следовало отыскать переводчика и привести его к пациенту. Но по совести: я отлично понимала, что он просит воды. Которая, к слову, стояла в графине совсем неподалеку от иделльца, вот только ему, искалеченной рукой до воды было никак не дотянуться.

— Пусть! — пробормотала я и плавно, стараясь не делать резких движений, подошла к тумбочке. Иделлец с надеждой проследил за тем, как я наливаю воду и едва ли не зажмурился от удовольствия, когда протянула ему стакан.

Не сразу я поняла, что вторая рука иделльца — здоровая, привязана к постели ремнем. Но после такого открытия почувствовала себя гораздо спокойнее. И подушку приподняла, и помогла попить, и едва сдержалась, чтобы слюнявчик не предложить.

Иделлец пил, а я его рассматривала: не часто удается так близко разглядеть жителей Иделльской Галактики. Разумеется, вчера мы виделись, но мало что можно было понять в этой кровавой каше, которую лишь кто-то с хорошим воображением мог назвать лицом. У иделльца был узкий широкий лоб, на который свисали жесткие темные волосы, массивные надбровные дуги, узкие губы и неожиданно прямой нос. Подбородок для такого лица казался несуразным: слишком широкий, но у иделльцев три ряда зубов, так что природа эту несуразность оправдала. По всему телу иделльца росла темная щетина, вот только сейчас она, из-за вчерашних странных ожогов, росла неравномерно — имелись проплешины.

Иделлец допил воду и что-то прохрипел опять не на имперском, и даже не на межмировом. Стараясь держать ладони открытыми, я развела руками:

— Не понимаю.

Иделлец с досадой поморщился и закрыл глаза. Устал, верно.

Не желая провоцировать судьбу, я покинула палату.

***

— Этот мерзавец измучил все отделение! — громко жаловался Уллис. Он любил быть в центре внимания, а ему сейчас внимали почти все медсестры приемного отделения. — Требует и требует чего-то.

— Так выпишите его, — подсказала Иванна. Уллис театрально махнул рукой.

— Пытались уже. Так он приводит нам инструкции по которым мы сначала обязаны его обследовать, вылечить, а потом только выписывать.

— А какие это инструкции? — полюбытствовала одна из медсестер, прекрасная, как нераспустившийся цветок фижевого дерева и такая же бесполезная. Уллис почувствовал важность момента, напрягся, задумался, но умную мысль не родил. Так и сделал вид, что не услышал вопроса.

— Хватит, Уллис, — я не выдержала. — Он просто требует то, что ему полагается. Хорошо, когда гражданин империи знает свои права.

— Ты, Алия, молодая да глупая, — хохотнула Иванна. — Никто из нашего руководства из своего кармана все его ипохондрические хотелки оплачивать не станет.

— Так ведь деньги выделяются на все исследования, — опять подала голос цветочек. Уллис от такого замечания пришел в совершеннейший восторг.

— Они давно выделены и поделены. Так что если сделают ненужный анализ Филлипу Манилу, то потом не сделают тому, кому он действительно нужен. Но если ты веришь в сказки,то приглашаю тебя сегодня на кофе.

Цветочек зарделась, а Уллис продолжил:

— Кофе выпьем у меня дома — там вкуснее. И разумеется, ни на что большее я не рассчитываю.

Кабинет потонул в хохоте — Уллис был знатным ловеласом и поверить в то, что к нему в квартиру можно прийти просто на кофе, не смогла бы и полнейшая идиотка. Цветочек ударила Уллиса по спине и покинула нас с видом оскорбленной невинности. Следом засобиралась и я. До конца обеденного перерыва еще оставалось время и я решила навестить иделльца. Прошло всего двое суток, а он чувствовал себя много лучше, многие раны даже почти не нуждались в перевязке. Восстанавливайся у нас все пациенты с такой скоростью, и я каждый день возвращалась бы домой вовремя.

Посещение иделльца не было первоочередной моей задачей. Но врачи не хотели тратить на него время, понимая, что выкарабкался — будет жить. А я ощущала ответственность за этого иделльца. К тому же, не верилось мне, что он нападет на ту, что спасла ему жизнь.

— Добрый день, — я показала руки, демонстрируя дружелюбие. Иделлец пока не проявлял ко мне агрессии, но искушать судьбу не стоило. — Как вы себя чувствуете?

Иделлец кинул на меня ленивый взгляд и отвернулся. Если он и испытывал благодарность, то тщательно ее скрывал. Что самое интересное, без знания общеимперского языка хотя бы на минимальном уровне, его бы не пустили в Империю, и если он не понимал меня в плохом состоянии, то сейчас явно демонстрировал пренебрежение.

Призывая себя к терпению, повторила вопрос на межмировом. Иделлец сухо, недовольно, с диким акцентом, но все же ответил:

— Хорошо. Жрать.

— Жрать, — повторила я и не сдержала улыбки. До этого иделлец отказывался от еды, а, значит, теперь стал доверять. Быстро спохватилась, что улыбку он может принять за оскал, но вроде бы пронесло.

Я сбегала в столовую и на подносе принесла иделльцу обед. Бежала чуть ли не вприпрыжку, вдохновленная подобием контакта с таким тяжелым существом.

В голове рисовала картины одна другой краше: как установлю контакт с враждебной расой, он расскажет мне об их обычаях, традициях. Ведь не может быть, чтобы они были такими кровожадными, как говорят…

Передо мной во все крупное иделльское лицо встала следующая проблема: привязанный к кровати пациент хоть и мог взять тарелки и поесть, дотянуться к ним не был в состоянии. Так что мне необходимо было приблизиться. Критически приблизиться.

«Он привязан», прошептала сама себе. Иделлец следил за каждым моим движением: вроде бы выглядел расслабленным, так что волноваться не стоило.

Осторожный неуверенный шаг, еще и еще один. Я вытянула руки, но все равно не могла поставить поднос на тумбочку. Сделала глубокий вдох. Вполне можно подойти с другой стороны, тогда бояться не нужно будет вовсе.

Так я и поступила. Уже поставила поднос, но подняла взгляд и встретилась глазами с иделльцем… Это меня и спасло. Так бывает, когда на тебя бросается животное: движения за мгновение «до» еще нет, но в глазах уже угадывается намерение. Рефлекторно я дернулась в сторону и рука иделльца в хватающем движении пролетела мимо в паре сантиметров от моего лица. Я так и не опустила поднос и посуда на нем задребезжала, словно возмущаясь. Суп расплескался, обливая мою рубашку. Странно, но я успела подумать, что не смогу ее отстирать.

— Что вы… — пролепетала я, еще не понимая. Не осознавая, что происходит.

Я отступала, прикрываясь подносом, с которого посуда слетела в одно мгновение. Иделлец осклабился и едва заметно зарычал. Успела сделать всего четыре шага, как пришелец спрыгнул с кровати.

— Нно как?…

Я могла бы понять, что у него свободна рука, но две?! Он же был пристегнут ремнями!

Некому было отвечать: иделлец пригнулся, как перед броском и надвигался на меня. От страха я не могла кричать: единственное, на что меня пока хватало, так это отступать.

Иделлец дернулся, я вздрогнула, взвизгнула и выпустила из рук поднос. Он упал с грохотом и завертелся на месте, прежде, чем замер на полу. Иделлец издал странный звук: нечто среднее между смешком и рычанием.

«Он играет», поняла я. «Не собирается убивать».

Конечно, у иделльцев же гон. Я похолодела от осознания: он собирается меня изнасиловать. Лучше бы убил.

— Не надо…

В ответ на мольбу — жалкую и испуганную, иделлец бросился на меня и уже среагировать было невозможно. Он схватил меня за плечи и, протащив пятками по полу, прижал к стене.

Я билась в его руках: укусила за пальцы, боднула раненую руку, но он даже не заметил сопротивления. Слишком большая разница в росте и весе — я словно со стеной боролась. Стеной, которую мои барахтанья только радовали.

Иделлец бедром раздвинул мне ноги и я взвыла от ужаса.

— Помогите! — меня мутило. Я беспорядочно шарила руками по стенам и в последнем, каком-то отчаянном рывке нашарила ручку двери и потянула за нее. Можно подумать, у меня была возможность выйти…

Иделлец одним движением разорвал форму. Будто она бумажная, будто я готовилась.

— Кто-нибудь!

Слышал ли кто мой крик или только мне он казался оглушительным? Я закрыла глаза, чтобы не видеть звериную похоть на лице иделльца. Теперь как никогда была понятна ненависть Илайи. Теперь я даже солидарна с ней была.

Кровь зашумела в ушах, пульсацией отсчитывая секунды, но так было даже лучше, ведь я перестала слышать рычание иделльца. Вот сейчас. Приподнимет меня в последнем, уничтожающем женщину рывке — ему это ничего не стоит…

Но нет. Меня потянуло вперед и тут же отпустило. Совсем. А может быть, я потеряла сознание? Но нет: сползаю по стене вниз, обдирая спину — так сильно к ней прижимаюсь. Да и звуки… Не доверяя себе, я приоткрыла один глаз, но сразу же и второй — на это стоило посмотреть: в палате боролись иделлец и… Филипп. Два пациента, одинаково высоких, массивных; иделлец недавно едва не умер, едва владел одной рукой, но чистокровный фрибринец едва ли мог его победить. Филипп наносил удары так, будто сражался на спортивном состязании: спокойно, методично, упрямо, но разве можно противостоять зверю в человеческом обличье?

Нужно было помочь.

Я вскочила и подбежала к шкафчику с лекарствами, который всегда стоял в палате. Ключи, где ключи? Наверное выпали… Искать их времени не было, и, схватив табурет, в отчаянном рывке я разбила стекло.

Лечить иделльцев мы не научились, зато утихомиривать их, нанося при этом вред здоровью, вполне. Некоторые иделльцы, желающие мирно жить в нашей Галактике на тех же условиях, что и остальные, принимали специальные препараты, которые снижали действие определенных гормонов. Ну а в «тревожном» шкафчике у нас лежало то, чем можно было усыпить зверя.

Я ни разу не стреляла, но когда в метре от тебя маячит широкая голая спина, промахнуться сложно. Неплохой ориентир, не правда ли? Так что я выстрелила усыпляющей капсулой раз, и другой, и третий. Стреляла бы еще и еще, но заряды закончились. Лишь только когда иделлец упал, я выронила пистолет и сползла на пол, закрывая лицо руками.

[1] Книга Невеста по службе. Невеста из Поганки, которая боролась за права «низшего» слоя населения