Ведьмино Наследство

Анна Александровна Завгородняя

Хорошо иметь домик в деревне…думала я, направляясь к новому пристанищу, полученному в наследство от старой бабушки. Домик появился в моей жизни очень вовремя. Только, радуясь новому приобретению, даже представить не могла, что к домику прилагаются ведьмовской дар, наглая домовиха, она же черная кошка Маруся, и противный колдун-сосед в придачу. Ну и пусть, что красавец. Ну и пусть, что молодой. Зато характер у него скверный. А еще, он отчего-то не очень рад моему соседству. Разберемся.

Глава 3.

— А не отключится в самый важный момент? — изогнул бровь Волков.

Маруся даже губы надула.

— Обижаешь, Добрынюшка! Я жеж с травками на «ты». У меня так сразу не отключитси.

Все это время, пока эти двое выходца из былинных сказок, обсуждали меня так, будто я была предметом мебели, сидела да моргала, ощущая, как в голове, да и теле, становится легко-легко. Хваленая кошкина самогоночка начала действовать, не иначе.

Кошкина…

Самогоночка…

Боже, что я несу! Ик!

— Может вы, наконец, объясните, что происходит? — потребовала, глядя поочередно, то на страхолюдину, то на здоровяка. — Или разбудите меня, если я сплю!

— Может тябе яблочка моченава принясти? — уточнила Маруся. — Али огурчика? Правда, у меня остались токма с прошлого года. В ентом не успела. Дом-то закрытый стоял.

Отрицательно качнув головой, отползла на дальний конец дивана, от чудиков подальше. Добрыня, видя мое отступление, снова усмехнулся.

— Не боись, Вася! — Маруся присела на край дивана, и теперь ее короткие ножки болтались в воздухе. Волков остался стоять. А я отчего-то уставилась на ноги этого существа. Они были босые, широкие, совсем не по росту крошке. Полагаю, Маруся страдала плоскостопием и излишними мозолями.

— Не боись? — повторила я за существом. — Да ты что такое? А ты, — повернулась к Добрыне, — все знаешь, а ничего не сказал! Не предупредил, что я в этот кошмар попаду. Да если бы я знала, что тут гоблины шастают, я бы ни ногой в ваши Ложечки! Ни дом мне не нужен, ни книга!

Маруся сдвинула брови. Подсела еще ближе, явно втираясь в доверие.

— Не гоблин я, вот ишо глупость кака! — произнесла она. — Я домовиха.

— А кошка? — уточнила я. — Ты что, оборотень?

— Нет. Нормальная домовиха. Кошкой обращаюсь, шобы народ не пугать. А так, если шо надо, могу и такой, ну какая есть, — последовал ответ.

Домовиха! Мама родная! Куда это я попала? В сказки Пушкина? Может и Добрыня не Добрыня вовсе, а какой-нибудь водяной или леший? Или еще кто похуже!

Верить в подобное не хотелось. Но Маруся казалась такой настоящей, что отрицать очевидное не было смысла.

— Я при ентом доме ужо который десяток лет жаву. Помню увсех ведьм, хто был в вашем роду.

— Ведьм? В моем роду? — повторила я. — Это ты что, намекаешь, что я ведьма?

— Натуральная, — бросил насмешник Волков.

— Потомственныя, — в тон ему, заявила домовиха. — Мы ж почему сразу тябе все не рассказали, вчерась, как приехала. Проверить надо было, ты это, али не ты.

— Проверили? — спросила осторожно.

— А то! — улыбнулась Маруся. — Дом тебя принял, на чердак впустил, де Сима свои тайны хранила. Тепереча все твое, как говорится. Владей. С книгой я разобраться помогу. С травками тоже. Да и дар скоро проявит себя. А там заживем припеваючи. Народ потянетси. Ты енто, не переживай, главное. Дом будет на мне. Ты себе знай, лячи, помогай, а я подсоблю чем смогу!

Маруся говорила с воодушевлением, а мне от каждого ее нового слова становилось дурнее и дурнее. Того и гляди, в обморок хлопнусь, и никакая самогоночка с успокоительными травками не поможет.

— Марусь, ты все же ей воды принеси, — обратился к бывшей кошке сосед. — Что-то она после твоих травок бледная совсем стала.

— То не травки. То от счастья! — рассудила домовиха.

О, да! Счастье-то привалило какое! Ни сесть, ни встать.

— Ты, Марусь, и правда, сгоняй на кухню. Воды принеси, а я с нашей Василисой поговорю. Объясню ей что к чему, — попросил Волков и, удивительное дело, домовиха послушалась.

— Ты только это, Добрынюшка, на девку не дави. У нее и так вон глаза какие. А мене хозяйка нужна. Сам понимашь. Без няе и в дом попасть не могла.

— Да знаю, знаю, — отмахнулся мужчина и Маруся, спрыгнув с дивана, пошлепала прочь из гостиной. А Волков занял ее место, положил ладони на колени, после чего взглянул на меня и произнес:

— Поговорим?

— Поговорим, — согласилась.

Интересно, что он знает? Видимо, много, раз совсем не удивился преображению Маруси. Да и с бабой Симой он был хорошо знаком. Это что… Получается, вредная старушка еще и ведьмой была? Надо же, как я вляпалась. Знала бы, ноги моей не было бы в Ложечках. Дом можно продать и заочно, хотя это и хлопотное дело. А теперь что делать? Волков смотрит так, словно сейчас раскроет мне великую тайну. А мне почему-то совсем не хочется ее узнать. Вот пятой точкой чую — ничего хорошего это не предвещает.

— Твоя бабушка просила рассказать о доме и о силе тому, кто станет ее наследником, — начал Волков. — Я не знал, кто именно приедет в Ложечки. Мое дело просто передать слова Серафимы.

— Я вся внимание, — заверила бородача.

— Так вот, ты теперь ведьма, — обрадовал меня Добрыня.

Я даже поперхнулась воздухом.

— Что? — спросила. — То есть, ты не шутил?

— А я похож на шутника? — он насмешливо изогнул бровь.

Покачав головой, поникла.

— Так вот, после смерти Серафимы дом остался закрыт даже для Маруси. Войти в него должен был наследник. Тот, кто получит силу. Доказательством этого послужил тот факт, что ты смогла войти на чердак. Именно там хранилась ведьмовская сила Серафимы. Обычно, умирая, ведьма призывает к себе ученика, чтобы передать ему свой опыт и магию. Но так как поблизости никого не оказалось, Сима заперла свою силу на чердаке. Войти туда мог только избранный. или избранная.

— Звучит, как аннотация к дешевому американскому ужастику, — проговорила, не удержавшись от сарказма.

— Тем не менее это правда. Дом тебя принял. Силу ты получила, хотя еще и не поняла этого.

— Что еще за сила? На метле смогу летать? — я вспомнила Маргариту Булгакова. На миг представила себя обнаженной верхом на венике. Нервно икнула.

— Сима людей лечила, — покачал головой Добрыня. — Со всех городов и сел к ней приходили за помощью. Теперь ты займешь ее место. В тебе целительская сила. Причем, ты можешь не только людей исцелять. Но и животных, и даже землю и воду. Все, что вокруг нас.

— Ох, ты ж… — слов не было. Приличных.

— А могу я снова сбегать на чердак и вернуть эту силу? — спросила с надеждой. — Мне она не нужна. Я приехала, чтобы продать дом, а не вляпаться в непойми что. Я эту силу не просила и не желала.

— Не ведьма выбирает силу, а сила ведьму, — явно пытаясь казаться мудрым философом, изрек Волков. — Ничего вернуть ты не сможешь. Сила сама покинет тебя после твоей смерти.

Я даже застыла. Порадовал, называется.

Э, нет! В ведьмы я не записывалась. Не хочу! У меня были совсем другие планы на жизнь. Конечно, лечить, спасать, звучит благородно, но это просто не для меня.

Добрыня следил за выражением моего лица, считывая эмоции, которые я не могла удержать. Видимо, они были слишком яркими, потому что мужчина вдруг добавил, окончательно добив меня своей фразкой:

— А еще, тебе придется жить здесь. Теперь ты, в какой-то степени, привязана к дому. Так что, Василиса, сама понимаешь, продать его и уехать нет никакой возможности.

Видимо, волшебная самогоночка с травками придала мне сил, потому что, вскочив на ноги, я запротестовала:

— Что! Нет, нет и еще раз, нет! Я не собираюсь застрять до конца своих дней в этих дурацких Ложечках!

— Ну почему же, застрять? — уточнил мужчина. — Здесь отличное место. Свежий воздух. И ты сможешь выезжать куда пожелаешь. Чем больше проживешь в доме, тем дальше и дольше сможешь находиться вне дома.

Он смотрел на меня с насмешкой и видимо, откровенно насмехался.

А может, Добрыня все это выдумал, ну просто, чтобы позлить меня?

Верить его бредням не хотелось. Боже, а ведь я так радовалась наследству. И не сколько из-за дома, сколько из-за возможности на время сбежать от проблем, оставшихся там, в городе, сейчас казавшемся далеким и желанным, как мечта.

Вот бы вернуться домой. Дэна я уже проучила. Как смогла. Но это сейчас неважно. Просто хотелось забыть все, произошедшее в деревне, как страшный сон, вместе с домовихой Марусей, соседушкой Добрыней и книгой на чердаке.

Не нужна мне сила. Не хочу. Не желаю!

— А я тут водички принесла, — Маруся вплыла в гостиную, держа в руке стакан с чистой, почти хрустальной, водой. — Родниковая. Сбегала, пока вы толковали.

Бросив взгляд на жуткую физиономию бывшей кошки, испытала желание убежать прочь от ее водички, и от самой страхолюдины. Но Маруся стояла, глядя на меня своими золотыми глазищами, окончательно убивая надежду на то, что мне просто все снится.

Жаль, что это не так.

— Што ужо тут произошло? — домовиха сразу заметила перемену, витавшую в воздухе.

— Все нормально. Просто Василисе выспаться надо и отдохнуть. — Добрыня встал, явно собираясь уходить. — На чердаке есть книга, — вдруг сказал он. — Ты уже видела ее. Так вот, советую хорошенько ознакомиться с ее содержанием. Там все, что нужно для ведьмы. Маруся поможет освоиться.

— Подсоблю! — с готовностью закивала домовиха, а потом снова протянула мне стакан. — Выпей! Легше станет. А потом спать.

Ишь, раскомандовались все!

Внутри вспыхнуло отчаяние.

А вот уйду. Убегу. Назад, из этой глуши, из деревни. Этим же утром пойду на остановку. Автобус в Ложечки ходит. Насколько я знала, целых два раза в день! Просить Волкова, чтобы отвез на своей машине, нет смысла. Не отвезет. Он уже прочно зачислил меня в жители умирающей деревеньки в три дома два двора.

И никто не заставит меня остаться. Ни сила, ни дом.

Вернусь домой, найму дилеров. И продам. Пусть за копейки, но избавлюсь от ненужного наследства в Ложечках.

Наклонившись, взяла стакан из руки Маруси. Выпила залпом под пристальным взглядом Добрыни (как только не подавилась, ума не приложу). Водица была такой холодной, что онемели зубы. Точно родниковая. И где только ее раздобыла домовиха? Впрочем, думать об этом не было сил. Внутри бушевала ярость и толика обиды. Но почему-то не хотелось обижать эти золотые глаза, глядевшие с надеждой. Маруся, несмотря на внешнее уродство, мне нравилась.

— Я спать, — произнесла прохладнее, чем хотелось. И ведь знала, что до рассвета не сомкну глаз! Но надо было побыть немного наедине с самой собой. Подумать, осмыслить то, что узнала, а утром, с первыми лучами солнца, забыть и выбросить, как ненужный мусор из памяти.

— Спасибо, — сказала домовихе, бросила на Добрыню быстрый взгляд и потопала прочь из гостиной в спаленку.

К своему удивлению, увидела, что окно закрыто. Цветы стоят на месте, а кровать расстелена и одеяло отброшено в сторону, словно приглашает прилечь и отдохнуть.

Тут-то меня и сморило. Самогоночка дала о себе знать своей приятной стороной.

Скинув верхнюю одежду, повалилась на кровать. Не думала, что усну, но уснула. Да так крепко, что в ту ночь не увидела снов, обычно ярких и живых. Вокруг была только тьма.

Добрыня уже открывал калитку, когда услышал за спиной тихие шаги. Затем черная кошка запрыгнула на каменный забор и, обернувшись домовихой, произнесла:

— Шо думешь, Добрынюшка? Сбяжит, горемышная?

Бородач несколько секунд молчал. Затем оглянулся на спящий дом ведьмы. Домовиха погасила свет в окнах, и теперь новая хозяйка спала в тишине и покое.

— Сбежит, — произнес он с уверенностью. — Думаю, уже сегодня.

— Эх! — вздохнула Маруся. — А ко мне только силушка начала возвращаться. Вишь, как оборачиваюсь ловко. Как прежде!

Волков мягко посмотрел на существо. Улыбнулся.

— Далеко она все равно не уйдет. Сама знаешь, — сказал.

— Знаю. Только она упрямая. Противиться будет судьбе. А для силушки это худо. Да и для нее самой.

Бородач пожал плечами.

— Сима сама виновата. Знала, кого выбирает. Она ведь не просто так оставила девчонке наследство.

— Так-то оно так. Ты уж подсоби, Добрынюшка. Пригляди, если я што упущу. Сам знаешь, скоро начнется… — домовиха вздохнула. — Сила, она ужо в воздухе летает. И не только я ее чую. Все чуют.

— Подсоблю, чем смогу, — пообещал Волков. Хотя ему совсем не хотелось вмешиваться в судьбу этой городской выскочки. Мужчина искренне опасался, что от Василисы будет больше проблем, чем толку. Знал он таких, как она. Красотки, которые думают, будто весь мир должен пасть к их ногам. Городская штучка. Избалованная девчонка, вот кто она!

— Вот и спасибо, Добрынюшка! — улыбнулась Маруся.

— Завтра я ее верну, если решит сбежать, — кивнул мужчина. — Только пусть сначала поймет, что значит, удалиться от дома дальше, чем это возможно. Иначе, до нее не дойдет. К словам она осталась глуха. Слышит только то, что хочет.

Маруся горестно вздохнула и кивнула соглашаясь.

Утро принесло отличную солнечную погоду, тепло и относительно неплохое настроение.

Проснувшись, я решила, что все же, никто насильно удерживать меня в Ложечках не станет. А потому чемодан, или, как в моем случае, сумку в руки, и айда на остановку встречать «пазик». Книгу бы прихватить, но, боюсь, Маруся вынести ее не позволит. Да и как буду с такой тяжестью в автобусе? Нет. Пусть книга подождет своего часа. Теперь я совершенно уверена, что этим фолиантом заинтересуются знающие люди.

— Доброе утро! — дверь приоткрылась и в проеме показалась голова домовихи, уже в другом платке, более цветастом и праздничном.

В свете солнца она казалась еще более страшной, чем ночью при электричестве. Но отчего-то внешность Маруси не казалась отталкивающей. Страшной, да, но не отталкивающей.

— Доброе утро! — ответила я и потянула носом необычайно вкусные запахи, просочившиеся в комнату. — Ой, — не удержалась, — а чем это так пахнет?

— Омлет и оладьи, — последовал ответ.

— Откуда такое добро? — удивилась я. А потом вспомнила, как дед Степан приглашал меня заглянуть к нему утречком, за свежими яйцами и молоком. А тут домовиха все уже организовала. Удобно-то как! И идти никуда не надо!

— Давай, умывайся и к столу. Я уже накрыла, — проигнорировав мой вопрос, скомандовала Маруся. Мне только и оставалось, что подчиниться.

Когда спустя несколько минут, свежая, умывшаяся и принявшая душ, я сидела за столом, глядя, как домовиха, взгромоздившись на табурет, разливает чай по кружкам. Передо мной на тарелке лежал омлет, который пах так, что в моем животе играл целый оркестр. Маруся, знай себе, улыбалась, слушая эту «симфонию», а потом протянула мне кружку и усевшись на табурет, произнесла:

— Ты кушай-то, кушай. Тощая какая. Небойсь в городе нихто не кормил тебя? Одни косточки!

— Я не тощая, я стройная, — возразила домовихе и принялась за омлет.

Что и говорить. Вкусно. Нет, не просто вкусно, а божественно! Вот, кажется, что такого, взбить яйца и молоко… Да потом пожарить с помидорами и ветчиной, да посыпать нарубленной зеленью и специями. Но почему у одного все это тает во рту, а кулинарный шедевр другого хочется выплюнуть, да поскорее.

У Маруси, определенно, был талант к готовке. К тому же сказался мой неуемный аппетит. Вчера я поклевала маленько, да и после самогоночки…

— Голова не болит часом? — словно прочитав мои мысли, спросила домовиха. Я видела только ее глаза и макушку. Остальное находилось под столом. Слишком уж маленькой была хозяюшка.

— Не болит! — выпалила, и только сейчас поняла, что ведь, действительно, не болит, от слова «совсем». Более того, разум чист, как стекло после «Мистера Мускула».

— Вот и хорошо, — кивнула домовиха. — А ты ешь, ешь!

— Вкусно! — не удержалась от похвалы. Рука потянулась к ароматному хлебу, еще теплому, с румяной корочкой, которая выглядит хрустящей даже на взгляд.

— Славно, — порадовалась Маруся. — Кормить тебя буду хорошо. Я этому делу обучена. Так что, знай постигай силушку, да ни на шо не отвлекайси.

Она явно решила, что я остаюсь. Неприятно, конечно, огорчать домовиху, но и врать ей не хочу. Не в моей это натуре.

— Марусь, — проговорила, проглотив ком в горле…или кусок омлета?

— Ась? — глаза, размером с блюдца, уставились на меня.

— Я сегодня домой собираюсь. В Питер.

Ее лицо отразило все те эмоции, которые не выразили последующие слова.

— Почему?

— Мне тут не место, понимаешь? — попыталась донести правду до домовихи. — Я не смогу в деревне. Да и у меня там, в Питере, жених. Я и приехала сюда больше, чтобы ему насолить. — А затем и сама не поняла, как из меня полились слова. Наверное, стоило выговориться. А Маруся показалась мне очень подходящим слушателем. Таким, который не побежит потом рассказывать все и всем, как мои, так называемые подружки.

Я говорила и говорила. Про Дена, про то, как он положил глаз на мою лучшую подругу. Как я застала их целующимися и это после того, как он сделал мне предложение руки, сердца и всего, что к ним прилагается. С колечком и прочими атрибутами.

После того, как я сказала: «Да!».

Сволочь он. Хоть и красивая. Молодой, черноволосый, ухоженный, на дорогой машине…

Ден сын состоятельных родителей. Таких сейчас принято называть «мажорами». Но при этом он неглуп, начитан и вполне может поддержать разговор. Только, что скрывать, парень очень падок на женский пол. До меня он менял подружек, как перчатки. А потом, когда начали встречаться, уверял, что я та, единственная, с кем он, дескать, желает дожить до конца своих дней.

Я хотела поверить в сказку и поверила.

И, как итог, торчу в Ложечках, сбежав от предателя, который пытался заверить меня, что те поцелуи, невольным свидетелем которых я стала, ничего для него не значат. Хотела проучить женишка, а в итоге сама попала в переплет.

Моргнув, сообразила, что Маруся молчит и просто смотрит на меня. А взгляд у нее такой грустный, что самой выть охота.

Впрочем, может это она на меня пытается влиять своей магией? Ну, чтобы вынудить остаться в деревне?

— Вкусно ты готовишь. — Произнесла, желая сделать приятное домовихе. А потом возьми, да брякни: — А хочешь со мной в город? У меня большая квартира. Будем жить-поживать.

Маруся даже не дослушала. Скривила нос-картофелину.

— Город это жеж мертвое, Вася, — заявила она со знанием дела. — Нет в вашем бетоне и иже с ними ничего живого. Сами себя от земли-матушки отрезали. От силы ее и помощи. Дома построили до небес. А чем оно от земли дальше, тем связь с ней слабее. Нет, — покачала головой Маруся. — Ничего хорошего нет в твоем городе. Лучше ты тут оставайся. У нас все свое. Свежее, настоящее.

Я допила чай и решительно отодвинула опустевшую тарелку, покосившись на оладьи. Пышные такие. Но, боюсь, в меня уже ничего не вместится.

— Нет, Марусь, — сделала попытку. — Как и город не твое, деревня не для меня.

Она снова вздохнула. Потянулась за грязной посудой, добавив:

— Так-то оно, может, и так. Но ты жеж пойми, Вася! Дом тебя не отпустит, пока силушку не примешь, как положено. Не сможешь ты уехать. И не пытайся даже.

— Что? Свяжете с Волковым и будете голодом морить, пока не соглашусь с вашими бреднями? — вспылила. Впрочем, это вряд ли. Скорее, откормят на убой. В это больше верится.

— Да мы то с Добрынюшкой тут при чем? — Маруся даже глаза округлила от негодования. — Ишь, чаво придумала.

— Ничто меня в Ложечках не удержит, — заверив домовиху, поднялась из-за стола. — За завтрак и гостеприимство спасибо. Пойду вещи собирать, пока этот сумасшедший дом не затянул меня в свои сети!

Маруся только вздохнула.

— Ну, иди. Попробуй. Оно, как говорится, лучше на своем опыте все понять. Молодая ты ишо, Вася. Послушала бы старую Марусю…

Вот заладила!

Если они меня с Волковым останавливать не станут, то разве что меня удержит.

Ну не получилось отдыха в деревне. Зато развеялась. Вон, сколько приключений всего за сутки! Встряхнуло меня так, как надо. Долго не забуду эти Ложечки и домовиху. Жаль, конечно, что она место жительства сменить не пожелала.

Я даже на миг представила себе, как везу домой черную кошку и усмехнулась. Нет. Наверное, домовиха права. Где родился, там и пригодился.

Вещи собрала быстро. Благо, вчера я не успела разобрать сумку. Побросав туалетные принадлежности в бокс, сунула его среди вещей, тех немногочисленных шортиков и маечек, которые прихватила из города. Застегнула молнию и закрепила сумку на колеса.

Из дома уходила торопясь. У меня было расписание «пазика». Оставалось надеяться, что ходит он точно по времени, а не так, как это практикуют в деревнях, с опозданием на, плюс, минус, час.

В этот раз, волоча сумку по пыльной дороге, увидела еще несколько обитателей Ложечек. Двух женщин почтенного возраста, и одну лет сорока.

На меня посмотрели с интересом, и я поздоровалась, но не остановилась, боясь опоздать на автобус. Да и о чем мне разговаривать, если станут что-то спрашивать?

— Это ты чаво? Ужо назад возвращаешься, Вася? — через забор, пыхтя трубкой, на меня уставился дед Степан. Вот уж не думала, что его встречу. А он, получается, тут под забором постоянно околачивается?

— Да, дедушка. Домой пора. Что-то в ваших Ложечках мне не понравилось. Бывайте и не болейте, — попрощалась и пошла быстрее.

— Ну, давай, — донеслось вослед.

Вот поворот у пруда. Тот самый, за которым должен быть магазин. Я бросила в сторону взгляд, а затем пошла прямо, увидев крышу деревенской остановки.

Автобус порадовал. Пришел вовремя. Водитель оказался тем же дядькой, который и привез меня сюда.

Затащив вещи, устроилась, заняв сразу два места. Оплатила проезд, и мы поехали.

Кроме меня в автобус зашла какая-то бабушка из местных. Мы поздоровались и на этом общение закончилось.

Развернув лицо к окну, я со вздохом вспомнила старую книгу на чердаке Серафиминого дома. А затем мимо поплыли поля, дальняя кромка леса и Ложечки скрылись из виду. Внутри что-то сдавило. То ли тоска, то ли еще что непонятное. Только я лишь улыбнулась.

Э, нет. Не вернусь я туда. А дом продам, как и планировала. Я не просила себе никакой силы. Бабка из вредности решила все за меня. А так дело не пойдет. Не хочу. Не буду!

Еще одна остановка и тут что-то пошло не так.

Я не сразу поняла, что происходит. Мне просто стало дурно. Первой мыслью было: «Укачало!». Только я всегда эту самую качку переносила отлично. Будь то машина или корабль. Ни волны, ни дороги с ухабами, меня не волновали. Всегда сочувствовала тем бедолагам, кто с трудом переносит подобные вещи. И тут такое!

Тошнота пришла не сразу. Автобус успел проехать еще с полкилометра, когда к горлу подкатил и омлет, и чай.

Прижав ладонь к губам, поняла, что придется выйти. Да, прямо сейчас и прямо здесь, в поле.

Рванув к водителю, принялась знаками показывать, что мне плохо. Стоит отдать должное мужичку за баранкой. Он вмиг сообразил в чем дело и ударил по тормозам.

Едва дождавшись, когда откроются двери, стремглав высочила в высокие травы, густо растущие вдоль обочины. И почти в тот же миг заметила вдали мелькнувшее авто.

Упав на колени, ощутила уже не только тошноту, но и боль, сдавившую мою бедную голову, будто тиски стального обруча.

Охнув, наклонилась, забыв обо всем на свете. И о своих вещах в автобусе, и об удивительно знакомой машине, ехавшей в одну сторону с «пазиком». Пришла в себя только, когда чьи-то сильные руки подняли меня и поставили на ноги. А знакомый хрипловатый голос спросил:

— Дурно?

— Ага! — кивнула и повернула голову.

Добрыня Волков смерил меня взглядом, а затем забрался в автобус. Переговорил о чем-то с водителем и выбрался назад уже с моей сумочкой и остальными вещами.

— Что происходит? — отдышавшись, спросила, вытаращившись на наглеца, который махнул водиле рукой, явно отпуская мой автобусик восвояси. Что это он рекомендовался?

— Э! — забыв о тошноте, бросилась к автобусу, но двери закрылись буквально перед носом. Машина скрипнула и поехала дальше, оставив меня дышать облаком пыли и ярким выхлопом вонючего бензина.

— Блин, — замахав рукой перед лицом, поморщилась.

Добрыня тем временем отнес мои вещи себе в машину и вернулся с пластиковой бутылкой, в которой плескалась, надеюсь, чистая вода.

— Держи, — сунул мне в руку. — Выпей. Родниковая. Маруся передала.

Я выпила. Вода была мне действительно необходима. А потом меня прорвало.

— Ты что себе позволяешь? — надвинулась на бородатого соседа. — Ты по какому праву забрал мои вещи и отпустил автобус? Да кто ты такой, вообще!

Темный взгляд смерил меня почти спокойно. Разве что в самой глубине плескалось что-то непонятное. То ли насмешка, то ли презрение.

— Мне стоило раньше снять тебя с рейса, — порадовал ответом Волков. — Но я решил, что тебе будет понятнее, когда почувствуешь все на себе. Раз уж слова не помогли.

— Ты это о чем? — уперев руки в бока, надвинулась на здоровяка. Наверное, со стороны это выглядело бы смешно. Ну точно Моська и слон. Да только наблюдать было некому. Вокруг поле, трава и снова, поле.

— Как самочувствие? — ответил Волков вопросом на вопрос.

— А что, сам не видел? — съязвила я. — Не иначе, хваленая самогоночка взыграла!

— Да? — он изогнул насмешливо темную бровь. — Хочешь проверить? Садись в машину. Я тебя провезу с ветерком. И посмотришь, что будет!

Это он о чем?

— Хочешь сказать, что меня мутило из-за того, что я уехала из Ложечек? — спросила резко.

Он кивнул.

— Чушь какая! Не надо тут мне сказки рассказывать, — не унималась я. — В вашу деревню не вернусь! Больно нужен мне этот дар! Я домой хочу! В цивилизацию! К интернету! А не деревенских лечить от поноса и похмелья!

Добрыня улыбнулся.

— Не веришь, тогда садись в машину. Я отвезу тебя в райцентр. Но смотри, если станет плохо, говори сразу. Я только салон недавно вымыл! — проговорил здоровяк и, подойдя к своему авто, почти приветливо распахнул дверцу.

— Отвезешь? — спросила подозрительно, попутно успев подумать о том, что ехать в такой тачке, без остановок и без старушек с козами, будет идеально.

— Я же обещал! Выдержишь, отвезу. Мог бы и в Питер, да у меня живность, — а сам смотрит так, словно уверен — далеко мы не уедем.

— Вот и отлично! — вызов был принят. Я решила, что буду сильной, что потерплю! Ну ведь на самом деле, не могла меня бабкина сила привязать к Ложечкам?

Нет! Верить в подобное не хотелось. Я домой хочу! А не прозябать в деревне.