Ночная синь. Сборник рассказов

Анжелика Рэй

Сборник рассказов, написанных на протяжении нескольких десятилетий.Фото на обложке: храм Посейдона в Греции.Из личного архива А. Рэй.

© Анжелика Рэй, 2023

ISBN 978-5-0059-9838-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Художественная проза

И солнце встало на западе

24 августа, 2014 г.¹ Посвящается «Индиго», моему другу из Саутгемптона

Фото: Martin Sojka/Flickr

В ХОЛОДНЫЙ ноябрьский день, когда Даху появился на свет, произошли два удивительных события. Рано утром отец Даху отправился в горы и не вернулся. Впоследствии никто так и не узнал, что случилось с 42-летним фермером: его тело не было обнаружено и о его судьбе с тех пор не поступало никаких вестей. Отец Даху словно растворился в воздухе.

Однако же было еще одно событие, благодаря которому жители деревни навсегда запомнили этот день. Такие природные феномены редки, и в это трудно поверить… Но в день, когда Даху появился на свет, небеса нахмурились, и пошел дождь из рыбы в буквальном смысле этого слова! Рыбешки шлепались на дорогу, словно дождевые капли, а старожилы успокаивали самых нервных сограждан, которые думали, что пришел конец света.

В отличие от остальных жителей Высокогорья, Даху не был светловолосым. По бог весть какой причине его волосы были черными как воронье перо, а вкупе с раскосыми глазами и вовсе делали его похожим на отрока из Страны восходящего солнца. При этом Даху не мог быть сыном чужака — чужаки были крайне редки в тех местах, за исключением приезжих, которые подвергались пристальному вниманию всей деревни и, как правило, не задерживались больше часа.

Характер Даху имел не менее экзотический. Он почти не говорил. И по правде говоря, он дни напролет ничего не делал. Его любимым занятием было «сидеть на краю времени», как выразился однажды старик Алистэр. Обычно Даху забирался на холм близ прохладного горного ручья и сидел в глубокой задумчивости, соглашаясь покинуть свой «пост» только в случае крайней необходимости.

Как будто стараясь рассчитаться за часы праздного безделья, все остальное время Даху был чрезвычайно покладист и уступчив. Если Мать просила его о чем-то, например, пойти по ее поручению в отдаленную деревню, Даху беспрекословно подчинялся и отправлялся в дорогу, не проронив ни слова.

Единственным исключением была еда. К некоторым блюдам Даху отказывался прикасаться, и было совершенно бесполезно увещевать его или угрожать ему. В таких случаях он напряженно вглядывался в пустое пространство вокруг тарелки, шокированный невидимыми расчетами своего ума. Потом он деликатно отодвигал тарелку, бросая на Мать извиняющийся взгляд.

Казалось, будто Даху заключил негласную сделку с миром: он будет прилагать минимум усилий, чтобы не быть обузой для окружающих, а в остальное время окружающие должны оставить его в покое. Было такое ощущение, что Даху бережет силы для чего-то в будущем.

***

21 ГОД пролетел совершенно незаметно, как это часто бывает в отдаленных местах, где почти ничего не происходит. Жители деревни знали, что Даху не такой, как все, и что он вряд ли когда-нибудь женится, и что, возможно, он даже из другого мира или вообще с другой планеты (никто бы сильно не удивился, окажись это так). Тем не менее, словно по негласному сговору, каждый житель деревни хранил тайну — тайну Даху — и почти никогда не говорил о нем за пределами селения.

Поначалу Мать старалась защитить Даху, оградить его от бед. Она боялась, как бы над ним не стали смеяться из-за его эксцентричного поведения. Но годы шли, и она все больше и больше уверялась, что Даху было нелегко — если не невозможно — травмировать или смутить каким-либо образом.

У него явно была цель, только ЕМУ ведомая, и эта цель делала его равнодушным ко всем другим амбициям, кроме физического благополучия и поддержания жизненных сил. Иногда Матери в голову приходила мысль, что иметь дома Даху было почти то же самое, что иметь домашнего питомца. Но ей тут же становилось стыдно за такую мысль: она знала, что Даху был умен, он просто был не особо разговорчив.

И если бы кто-то мог заглянуть Матери в душу, он бы увидел, что она любила Даху безмерно. Само его присутствие и часто молчаливые его занятия действовали на нее расслабляющим образом и наполняли ее сердце необъяснимой теплотой.

В особенности ей нравилось наблюдать за его руками. Например, когда Даху резал хлеб, писал на бумаге или гладил их кота Д'Артаньяна. Мать не могла объяснить этого теплого чувства, которое ее охватывало при виде этих рук. Казалось, ее пронзают невидимые солнечные лучи, и ей было так хорошо, как будто она случайно подслушала на улице лестные слова в свой адрес.

Еще одним качеством Даху, достойным восхищения, была его любовь к природе. Природа ничего не стоила — ее не нужно было на что-то выменивать, и Даху ей наслаждался сколько мог. Он мог опустить ладонь в прозрачный ручей и застыть в таком положении на несколько минут. Либо он закрывал глаза и безмятежно улыбался, подставив лицо солнцу. Он вдыхал аромат цветов, нюхал ветки, дышал много и глубоко. После дождя он подходил к дереву с широкими листьями и дергал за одну из веток, подставляя голову летящему сверху граду капель.

Если Мать и знала кого-то, кто жил в свое удовольствие и так, как он хотел, то это был Даху. И она училась у него. Училась самому простому (и одновременно самому сложному) искусству — быть счастливым без причины.

***

ДЕНЬ ПЕРЕХОДА начался, как любой другой день в Высокогорье. Единственным необычным его элементом был Даху — он был более обычного погружен в свои мысли и казалось, что ему еще тяжелее даются слова, движения и вообще что бы то ни было.

Он съел свой завтрак медленно и ритмично, как будто собирался закончить к определенному времени. Потом встал из-за стола (все так же медленно и церемонно) и отправился в горы.

Не было ничего необычного в том, что Даху отправился в тот день в горы — он часто гулял на далекие расстояния, иногда по поручениям Матери, а иногда просто ради удовольствия. День перехода не был исключением: Даху придвинул свой стул к обеденному столу и зашагал в направлении изумрудных холмов.

После полудня Матери позвонила двоюродная сестра из города.

— Сьюзан, привет. У вас все в порядке? — спросила кузина. — Ты смотрела новости? Я переживаю за вас!

— А что случилось? — спросила Мать. Она себя чувствовала особенно сонной и еще не включала телевизор.

— В новостях сказали, что какой-то большой объект взорвался прошлой ночью в космосе, что-то вроде звездной системы. И теперь к Земле движется… космический ветер или что-то вроде того. Сказали, есть риск, что в горных районах и на стыках земной коры произойдут землетрясения. Ты не заметила ничего необычного?

Мать выглянула в окно, потом посмотрела на стеклянный термометр снаружи — все было как обычно.

— Да нет, — сказала она. — Может быть, мы просто не в зоне риска? Послушай, пойду-ка я поищу Даху, а то он в горы, кажется, пошел.

— Да? Ну хорошо, перезвони мне тогда, когда сможешь. Пока!

— Хорошо, пока!

Мать повесила трубку и не без удивления отметила, что ее одолевает сверхъестественная сонливость. Как будто она — героиня сказки, которую околдовала злая волшебница.

Но ей нужно было пойти в горы и разыскать Даху, так что нельзя было медлить. По дороге погода испортилась. Поднялся ветер: то тут, то там Матери встречались летающие клочья сухой травы. Она прошла мимо крайнего дома в деревне и направилась в сторону пустыря. Тут она задержалась на мгновение: в какую сторону идти? У Даху было несколько излюбленных маршрутов.

Поколебавшись пару секунд, Мать решила, что, скорее всего, Даху пошел самой длинной дорогой, так как погода становилась все более ненастной, а он любил бури.

Мать все шла и шла, а тем временем небеса все более и более затягивались мрачными тучами. Какая-то пугающая мысль пыталась просочиться в ее сознание; предчувствие чего-то беспрецендентного и разрушительного, что почему-то заставило ее вспомнить о покойном муже. Человеческое подсознание воистину работает необъяснимым образом!

Ей казалось, что рождение Даху, его необычная внешность, исчезновение ее мужа, взрывающиеся звезды и ее собственный одинокий поход среди самых неистовых ветров — все это складывалось в одну картину — она вдруг почувствовала, что все эти вещи взаимосвязаны.

«Я надолго запомню этот день», — почему-то подумалось Матери. При этом она не было слишком сентиментальной или фантазеркой.

Наконец вдалеке она увидела Даху — он стоял на вершине холма. Рядом с ним был статный юноша-блондин, совершенно ей незнакомый. Волосы молодого человека были весьма необычного цвета, напоминающего ваниль — настолько белоснежными они казались.

Борясь со смутным ощущением, что все это происходит во сне, Мать приблизилась к молодым людям. С каждой минутой ветер становился все сильнее, и теперь небо почти от края до края покрывали тяжелые тучи, несущиеся необычайно высоко над землей.

Когда Мать подошла на расстояние, с которого она могла окликнуть Даху, она почему-то решила остановиться. Даху и блондин-незнакомец стояли к ней спиной. Их руки были подняты вверх, словно они слушали музыку ветра и неба, подключившись к природным розеткам.

Как будто он услышал шаги Матери, Даху обернулся. Лицо его было очень серьезным и несколько уставшим. Он глядел совершенно равнодушно, и Мать знала, что этот взгляд означает «делайте что хотите, а я буду делать то, что мне нужно».

Мать решила подойти поближе, чтобы получше разглядеть молодого человека с ванильными волосами. Приблизившись, она заключила, что незнакомец был намного моложе Даху. Ему с натяжкой можно было дать 18, но, скорее всего, ему было около 16 лет, а то и меньше.

И вдруг блондин заговорил с закрытыми глазами:

— Что нужно брату от супостата? Отчего рвется в бой, отчего не владеет собой?

Даху, чьи глаза также были закрыты, отвечал:

— Равным быть хочет брат, потому и не рад. Оскорблен его дух неумелым притворством другого. А другой не спешит справедливость вершить — унижает он брата снова и снова.

— Но другой.. не оказал разве брату он честь?

— На бумаге оно так и есть, но не в сердце его. Его сердце смеется над братом; его сердце для брата — мишень.

— А наступит когда-нибудь день, когда он пробудится для брата?

— Звезды перейдут, короны падут. Поймет супостат — необходим ему брат. И заплачена будет вся плата…

Последние слова Даху были едва слышны: сильнейший порыв ветра, внезапно налетев, унес их с собой. Темные тучи быстрокрылыми коршунами кружились над головами трех фигур на холме. Внезапно раздался громкий раскат грома, и у Матери потемнело в глазах.

***

ПРОСНУВШИСЬ, Мать обнаружила, что лежит в своей собственной постели. Она понятия не имела о том, как долго она спала. Было только видно, что на улице темно — это мог быть тот же самый день или вечер следующего дня.

В кресле слева от кровати сидел Даху. Он тихо ждал пробуждения Матери и наблюдал за редкими каплями дождя, стекающими по стеклу. Он почувствовал, что Мать смотрит на него, и повернул голову в ее сторону.

Даху весь светился тихой радостью. В его взгляде была необычайная теплота — его глаза горели ровным, спокойным пламенем, а на губах виднелся мягкий след только что сошедшей улыбки. Казалось, что Даху чувствовал большое облегчение по какому-то поводу.

Мать попробовала вспомнить все, что произошло накануне на склоне холма. Должно быть, она потеряла сознание и после этого ничего не помнила — кто-то наверняка доставил ее домой. Мальчика-блондина тоже нигде не было видно, и Мать предположила, что он ушел.

Как обычно, Даху ничего не сказал. Мать вдруг поняла, что уже научилась не задавать лишних вопросов без надобности.

Зазвонил телефон, и Даху снял трубку.

— Это тетя Маргарет, — сказал он передавая трубку Матери.

— Алло, — сказала Мать.

— Сьюзан, боже мой, как я рада тебя слышать! Я звонила весь вечер вчера, но мальчики мне сказали, что ты неважно себя чувствуешь и поэтому спишь.

— Что?

— И я подумала — как бы Даху ничего не скрывал от меня. Ты же знаешь, его иногда сложно понять! А иногда подходил какой-то другой мальчик, наверное, его друг. У него такой серьезный голос — он все еще там — с вами?

— Ну наверное, он ушел, — Мать потерла лоб. — А что вообще тут происходило? Я потеряла сознание в горах и все это время проспала.

— Да ты что! А как ты теперь себя чувствуешь?

— Уже лучше. Наверное, это из-за погоды.

— Ах, боже, это было ужасно. Такие катаклизмы по всему миру! Удивительно еще, что у вас в Высокогорье ничего не случилось. Говорят, что худшее позади.

— Правда? Да нет, у нас вроде бы была просто гроза… Но я не знаю наверняка… Послушай, у меня что-то раскалывается голова, давай я тебе перезвоню.

— Хорошо, я рада, что тебе получше. Созвонимся!

— Созвонимся. Пока!

Мать подумала, что, возможно, стоит посмотреть новости, но потом решила, что у нее нет на это сил. Кроме того, ее кузина сказала, что худшее уже позади. Она посмотрела на Даху, стоящего у окна. Вот он — ее сын, которого она никогда не понимала, но которому всегда доверяла.

Мать положила Даху руку на плечо. Тот, как всегда, вздрогнул от неожиданного прикосновения. Он повернулся к Матери, и они обнялись. Под звук последних капель дождя, барабанящих по оконной раме, Мать почувствовала, как головная боль покидает ее без следа.

***

Когда Мать проснулась на следующее утро, что-то ей показалось странным, но она не могла понять, в чем дело. Мягкие лучи солнца проходили сквозь гардину ее спальни, и они выглядели не так, как всегда. Мать встала с кровати, ощущая необычную легкость и энергию во всем теле. Все ее существо наполняли радость и внутренний свет.

На цыпочках и все еще в сорочке она тихонько подошла и выглянула наружу. Было что-то необычное в этом утре, но она не сразу поняла, что именно. Через приблизительно 10 секунд ее осенило — странность заключалась в том, как солнце освещало верхушки деревьев на вершине холма, отчего казалось, что наступил вечер. Солнце вставало на западе.

Клементин соглашается умереть

16 ноября 2017 года²

Фото автора (А. Рэй)

Клементин проснулся на следующее утро с разбитой головой. Мысли отказывались выстраиваться в ряд. Они то приходили, то убегали, как волны на берегу Mataró, где жил Клементин. Эта ночь была самой скверной за последнее время. Клементин сел на кровати и потер голову. Внутри себя он чувствовал пустоту. «Что теперь со мной будет? — подумал Клементин. — На мне поставили крест, я уволен, и мне больше нечего здесь делать?»

Он встал и пошел к заливу, надеясь на понимание. Солнце с укором смотрело на Клементина, жарко обжигая его своими лучами, и отказывалось что-либо сообщать. Клементин, отчаявшись, вошел в воду, но та как будто не хотела отдавать ему свою соль. Море даже передумало штормить — был полнейший штиль. Клементин вышел на берег и решил ждать, покуда что-нибудь не произойдет.

Он прождал так почти весь день, пока какая-то мысль наконец-то не коснулась его — мысль, пришедшая с моря. Клементин взял эту мысль и, схватив ее за рукав, намертво пришил к своей душе. Он твердо решил во что бы то ни стало не отпускать ее до самого вечера, пока он с этой мыслью как с талисманом не пойдет спать.

День Клементина начинался не так, как у всех людей — его день начинался, когда он клал голову на подушку и погружался в мир своих снов. Когда обычные люди спали, — Клементин жил. Во сне он спускался в адские преисподние и поднимался к небесным вершинам — всякое бывало.

Не успел он «проснуться», как его встретил Феллен. «Клементин, ты почти проиграл, — криво улыбаясь, сказал демон Клементину. — Это был последний шанс, и ты им воспользовался — что ж, весьма недурно».

Клементин ничего не ответил Феллену. Он просто стоял и ждал от демона какого-то решения или указания. Однако же, помимо его воли, мысль, которую он принес с собой с моря, пришла в движение. «Клементи-ин, ну что за наглость. Думать о Нем в моем присутствии. Ишь, Михаила ему подавай!»

Что-то случилось, и Феллена как волной смыло из сновиденческого пространства, в котором встречались вакуумы и стихии. Вместо демона вдалеке Клементин увидел приближающуюся фигуру Верховного Ангела исполинских размеров. Тот стал на неопределимом расстоянии от Клементина. Пространство вокруг Михаила как будто расширилось вглубь и стало многомернее. Неизреченную, услышал Клементин Его мысль. Мысль та была о нем, о Клементине. Внезапно Клементин осознал (или ему так сказали), что теперь уж ничего не поделаешь. Такая, какой она была, его жизнь теперь окончена. Он так запутался в себе, так проросли в его природу недостатки, что ему проще уйти. Закончить эту жизнь и начать новую. С чистого листа.

— Ты веришь, Клементин? — услышал он беззвучный вопрос, обращенный к себе.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Оригинальное название на английском «And the Sun Rose in the West».

2

Оригинальное название на английском «Clémentin Agrees to Die»