Весы Правосудия Божиего. Книга вторая

Андрис Юрьевич Лочмелис

Книга погружает читателя в смутные времена последних лет существования Советского Союза. Невероятные возможности человеческой воли, смекалки и чудовищные условия тюремного существования оставляют неизгладимые впечатления от прочитанного. Автор красочно описывает и позволяет рассмотреть детали, быт и нрав людей времени агонии СССР и беспредела безвластия первых лет постсоветской России. Книга бесценна своим правдивым содержанием для участников тех событий и познавательна для следующих поколений. Книга содержит нецензурную брань.

Часть 3

Глава 1

Всему есть начало и обязательно будет конец, то не мудрость вовсе, а ведь, бесспорно, печальная истина жизни.

Так и наш герой Гарри, трудясь на иранской кухне в Лондоне, прекрасно понимал, что рано или поздно, но с места этого он, конечно же, сдвинется, хотя казалось, как будто чуть ли не тут и родился, среди кастрюль, овощей и с завязанным передником да колпаком повара на голове.

Три года миновали как один день, он кое-что собрал за это время в своей «Нескафе» банке под кухонным столом, держать сбережения тут было, по ходу, безопасней, все-таки сигнализация ночью, да и вообще сам он тут практически жил. Ну мало ли, по четырнадцать часов в сутки стругал то грибы, то чипсы.

Теперь уже после трех лет опыта работа чуть ли не сама исполнялась, попросту образ жизни, да и все.

Невероятно, но даже про женщин как-то само по себе позабылось, а он их почти и не видел, постоянно будучи на кухне, домой приходя поздно ночью, переспал — и снова на работу, что-то вроде монаха. «Надо же, и это я, у кого сразу аж по три любовницы бывало».

Гарри перебирал мысли, сидя на своем кресле вечером как раз за неделю до Рождества, когда город уже зажег праздничные огни всех цветов радуги, елки, коробки с подарками, счастливые лица тут и там…

Ветром перемен повеяло, он, сам себе усмехнувшись, плеснул порцию старого «Грант» виски и, поздоровавшись со своим отражением в окне, что, покрытое струйками нескончаемого лондонского дождя, призрачно отражало его невеселый фас. Отхлебнув немного напитка, он долго гонял его по полости рта, не спеша дегустируя вкус и задумываясь о том, что вроде надо бы как-то менять свою унылую жизнь.

Тут же отвечая себе: «А какого черта, и можешь ли ты ее изменить, ведь фальшивый паспорт — и тот давненько как недействителен по признаку истечения разрешения пребывания в Королевстве, виза была всего-то на три месяца, а почти четыре года уже проскочили аж вот прям молнией».

Годы проскочили, но в его ситуации ничего не изменилось.

Знать бы прикуп, жил бы в Сочи, вот, братцы, что однажды выдал некто из великих юмористов.

Свет он не включал никогда, да и зачем, его каморку достаточно хорошо освещал уличный фонарь, не смотрел телевизор, без надобности знать новости, когда не живешь, а существуешь.

Достаточно долго просидев в своем кресле с выставленными на подоконник ногами, он собрался уж встать, чтобы размять кости, как пожарная машина, завывая сиреной, проскочила мимо и тут же стала тормозить.

«Наверно, где-то елочку подпалили, вот тебе и Рождество Христово».

На квартале началась оживленная возня.

Забегали пожарники, и пара-тройка зевак появились на противоположной стороне улицы.

Гарри приоткрыл окно и тут же понял, что горит иранская харчевня, что как раз на углу в конце улочки.

«Ну черт возьми, вот же баран, там ведь все фунты за три года лежат», — он прыгнул в обувь и, не прихватив даже зонт, выскочил на улицу.

Куда там, было как минимум на полчаса поздно.

Вот так вот, пожар начался из кухни, конечно, проводочка электрическая старенькая была, а холодильников да плит-то хоть отбавляй.

В общем, анализировать тут было нечего, сгорело добришко, и ветер пепелище развеял по кварталу, как будто и не было «Нескафе» банки, набитой фунтами стерлингов, заработанными за три года беспорочного шинкования овощей и мешания теста для пицц по четырнадцать часиков в сутки.

Глянув на пепелище, Гарри, словно освободившись от груза рабства, пошел обратно в свою квартирку, чтобы завалиться на боковую да выспаться раз по-человечьи, завтра уж точно выходной, и надо подумать, как же начинать ту новую жизнь, что неожиданно пришла сама собой. Свободен от изнуряющей работы и бремени денег, накопленных адским трудом… свободен, да и то хорошо.

Вот так, ну надо же, и стоило всего-то задуматься о переменах, как взяло, да и свершилось.

«Значит, что-то вроде сигнала интуиции все ж таки у меня было перед пожаром, пошел бы да забрал свою кофейную банку домой, черт возьми, там, если посчитать, немало было напихано, за три с лишним-то года».

Тысяч двадцать пять, по ходу, собралось, что он тратил, так это пару сотен в месяц за апартамент-то, и всего, питался на работе, десятку-другую на выпивку по понедельникам да бутылку виски раз в месяц покупал, пару джинсов в год, да к черту все эти пересчеты, все равно ничего не вернуть.

Дома наскреб по сусекам сто двадцать фунтов монетами из кувшина, куда все годы бросал мелочь из карманов, по понедельникам вернувшись домой после выходного, в центр он давно уже не ездил, а буквально через улицу ходил посидеть в баре за кружкой пива да пару партий шаров бильярда погонять со случайным соперником.

«В кого я превратился, стоя на кухне», — он вдруг понял, что оброс слоем жирочка, не так чтоб висело, но уже не рельефный молодец, что был раньше, и это всего-то в тридцать три от роду, в возрасте Христовом.

«Ну вот, теперь-то точно высохну как осенний лист, жизнь меняется».

С утра рано к нему неожиданно завалился полупьяный Фарук — хозяин сгоревшей лавки, он не сетовал, что вот, мол, все сгорело, а наоборот, был навеселе, мол, хватит тут сохнуть. Надо переезжать вглубь Англии, там покруче место можно снять за бесценок, а за сгоревшее имущество страховку не сегодня, так завтра выплатят, и не малую, так что все, что делается, все к лучшему.

— Слышь, Гарри, я у тебя своего пса оставлю, ну Кару нашего, вы же старые приятели, пусть у тебя поживет с недельку, а то мы с семьей на самом деле в Йорк собрались, а животное только намучается с нами в путешествии. Присмотрю там пару местечек подходящих, у моих земляков есть варианты, и как что найду, так сразу вернусь за вещичками. Ты не горюй, заберу и твою бродячую душу, конечно, если ты сам этого захочешь, или, может, желаешь уже свое дело открыть, ведь подсобрал-то деньжат за три года?

— Да нет, брат, я лучше в поварах еще похожу, так мне проще живется, да и в бизнесе я не очень-то разбираюсь… для меня проще работать на кухне, так вот давай-ка будем всяк делать то, что каждый из нас лучше умеет, ты шеф, я повар, и дело с концом.

«Знал бы ты, приятель, с кем дело имеешь, во-первых, нелегал, практически без документов, которому не то что дело свое открыть, а вообще тут находиться-то права не имеется, да еще и денежки сгорели, то ли ты сам их подрезал, как знать, да чего уж там, все в руках Господних».

Но вслух, конечно, он этого не произнес, попросту промолчав, пусть лучше он думает, что имеет дело с недалеким чудаком, чем с бывалым и сверхтертым пройдохой, чья биография заставила бы задуматься иранца, а стоит ли вообще иметь дело с этим особого склада судьбы и неординарного ума русским медведем…

— Так что, будем и дальше вместе кашеварить, что по мне, так я вполне доволен тобою как шефом.

— Как знаешь, я бы вместо тебя сам снял бы некую забегаловку, но раз уж не желаешь, работай на меня дальше, я тоже тобой вполне доволен, у каждого своя голова на плечах и место в жизни.

— Ну вот и договорились, заберешь с собой — поеду. А почему бы и нет.

— Заметано, так что давай зайду завтра, пса приведу с утречка, окей?

«Ну конечно, окей, а что, поеду и я с ним, все же человек он нормальный, да, блин, за три года проблем не было, а то, что сгорели сбережения, то ведь не он виноват, хотя, может, и он, ведь проводочку-то надо было поменять заблаговременно.

Ладно, после драки, дескать, кулаками не машут. А может ведь быть, что иранец чисто случайно его «Нескафе» банку нашел, скрал и кухоньку подпалил, вон заодно и страховочку получит.

Да нет, этот человек на такое не был способен, и зачем ему поджигать свою харчевню, ведь риск быть заподозренным в поджоге остается, и еще дело не то чтобы процветало, что там может особо процветать в деле такого рода, как харчевня в спальном районе, но все-таки доход был стабильно постоянный, так что нормальный человек не стал бы сам свою жизнь разрушать ради пары десятков тысяч фунтов стерлингов, хотя чужая душа ведь потемки».

Поутру рано привел Фарук своего пса, оставил мешок бисквитов и целый пакет банок собачьих консервов.

— Ну, не скучайте, вам вдвоем будет веселей, а я метнусь на разведку, пару дней, ну, может, как максимум неделю.

Так у Гарри появился приятель, с кем надо было гулять по два раза в день, а поскольку делать было нечего, то они с утра как выходили с псом, так до вечера и гуляли по паркам.

Собачее обоняние тибетского терьера уже давно к нему привязалось по той простой причине, что он ведь на кухне его хозяина работал, так вот, у этого большого русского добряка кусок ветчины всегда был под рукой.

— Ну что, собачий, в какой парк сегодня мы отправимся?

Пес, как будто и на самом деле понимая, вилял своим хвостом, чуть ли не теряя рассудок от счастья, ну какому кобелю гулять не нравится, а тем более в парках, где полно красавиц бегает, да еще и разных мастей.

Знакомство на каждом шагу, так они и отбегали почти неделю, но ни пес, ни его спутник так и не нашли себе достойных подруг. Ну что же, бывают и такие периоды в жизни кобелиной, когда попросту ну ни одна сучка не клюет, да и все тут, как хвостом ни виляй и какие слюни ни пускай, блин…

Иранец приехал с веселой вестью, нашел новое место и даже оформил документы на длительную аренду приличного заведения, так что работа была обеспечена для Гарри аж до пенсии, если только он сам согласен на это.

— Кухня, поверь на слово, по сравнению со старой, что сгорела, раза в четыре больше и машинами набита, так что картошку чистить уже не будешь и чипсы тоже нарежутся сами, тестомешалка, прокатка, а какая печь, Гарри, это будет твое царство, и жилье там же на верхнем этаже.

— Судя по твоему рассказу, Фарук, мы уезжаем на другую планету?

— И надо сказать, что по сравнению с Лондоном, это рай.

— Ну прямо в рай-то спешить пока что не стоит, нам и тут ничего как нравится, но раз уж там такие чудесные условия, то давай грузиться и едем.

Несомненно, он был согласен, но когда собрались, то в машине, конечно же, не осталось места для большого человека, да еще и с вещами.

Поскольку иранцев уже и так было четверо, сам с женой, двое подростков-детей плюс пес еще в придачу.

Гарри вызвался доехать до места автобусом, но иранец отклонил его идею.

Масса вещей, загрузили в багажник, даже на крышу, ну и «опелек» практически сидел на мостах.

— Слышь, Гарри, ну сам видишь, просто некуда тебя запихнуть, но ты не горюй и автобусом тоже не мучайся, все же багаж имеешь, да и вообще ведь через пару дней я вернусь еще раз, надо забрать остальные вещички, разобраться со страховкой, и тогда-то мы и поедем вдвоем, тебе-то какая разница, этим рейсом поехать или следующим.

— Да что ты, брат, я тут перекантуюсь, без проблем, поезжайте вы с семьей, а как буду нужен, то позвони, и я сяду на автобус в тот же день.

— Ведь вещи остаются, мне по-любому надо еще раз метнуться. Тут часа четыре езды как максимум, не беспокойся, я, может быть, даже завтра вернусь.

Они особо-то и не прощались, чего там, до завтра… послезавтра.

Пришло завтра и послезавтра, имея телефон иранца, Гарри мог бы и позвонить, но чего названивать, раз человек сам не желает общаться.

Странно все же казалось, ведь они практически и жили все вместе эти годы, дети и супруга Фарука-иранца его принимали за близкого человека, да с самим хозяином они и вовсе вроде как побратались, а у этих людей с востока такие дела как братство — серьезно почитаются.

Особо он бы и не напрягался, ну уехал человек, решил новую жизнь начать, так ну и пусть, но почему бы не позвонить и объясниться, ведь ожидая своего благодетеля, у него уже кончились и последние пенсы.

В конце концов Гарри решил отбросить скромность и на третье сутки все-таки набрал номер, но абонент был недоступен.

Вторая и третья попытки дозвониться не принесли результата. «Да ну его», — Гарри, махнув рукой на странный поступок «побратима», борясь со странным осадком на душе, то ли кинули, то ли беда с человеком стряслась, он подпоясался и пошел искать хоть какую-то работу, а то ведь в холодильнике не стало уже почти ничего.

На общественный транспорт денег не было, да и куда же ехать, по сути, надо идти пешком и спрашивать везде и всюду за шанс заработать любым путем, ибо голод не брат.

С утречка собравшись, он побрел по ресторанам, харчевням и прочим заведениям общественного питания, но, похоже, черная линия в этот раз попалась шире, чем обычно.

Несмотря на солидный опыт кухонной работы и на самом деле уже хороший английский, в эти послерождественские дни его шансы были равны нулю.

На стройках спрашивали за национальный страховой номер, а этого чудо-номера у него попросту быть не могло, ну, значит, и шансы работу легальную найти равнялись не то что почти, а прямо нулю.

Пошли уже третьи сутки с тех пор, как он просрочил арендную плату за квартиру, и в случае нерешения вопроса по поводу заработка буквально через четыре дня, а то есть как раз на новогоднюю ночь, ему именем договора по найму пришлось бы покинуть апартамент и спать на улице. В случае отказа выйти вон из неоплаченной квартиры хозяин вправе вызвать стражей порядка, и тогда проверки документов не избежать, а это конец странствиям, и вообще лучше уж ему самому предпринять некие меры, перед тем как на пороге окажется констебль.

Альтернативный вариант был нисколько не более привлекателен, а то есть, не дожидаясь прихода хозяина с полицейским, добровольно покинуть квартиру, не ропща стать бомжом и пойти да пристроиться где-то под мостом, ибо в те зимние месяцы дождь в старой доброй Англии практически не прекращался.

Разумеется, что бомжевание лишь продлило бы агонию на какое-то время, жилами скрипя, оттянув развязку драматического сценария, но также не сулило лучшего окончания скитаний, а получилась бы пьеса в пяти действиях с исчерпывающими названиями отдельных сцен примерно такого вот рода, как «Бронька Климов, он же Гарри Блейд… нашелся», «Бродяга международного класса… или?», «Позорное фиаско авантюриста», «Не суйся в воду, не зная броду», трогательная сцена «Возвращение блудного сына», а также последняя и самая печальная часть драматической истории «Под крышей родного казенного дома», да до полной сцены сей трагикомедии эпилог с досадным, но тем не менее прозаичным названием «Бери ношу по плечу, а то никто не узнает, где могилка твоя…»

Ведь дураку — и то понятно: будешь вести бродячий образ жизни, так, конечно же, что рано или поздно полиция потребует документы, и как же их не спросить у бомжующего мужчины с нескрываемыми приметами атлетического тела отставного морпеха. Столь подозрительного типа разоблачили бы в несколько минут, приняв для проверки Скотленд-Ярдом, а в его хоть и не далеко идущие планы, но такой исход текущего дела входить ну попросту не мог.

Так что любыми путями, если он хотел остаться вольным орлом, надо было срочнейшим образом искать третий, то есть положительный вариант выхода из сей более чем курьезной ситуации, иначе можно готовить петлю, ибо чего же самому тянуть свою же агонию…

Ранним утром четверга, когда до прихода хозяина квартиры оставалось всего-то два дня, измучившись размышлениями такого вот рода, бессонницей и голодом, он пошел еще раз прошмонать кухню в надежде найти там хотя бы какой-нибудь пакетик чаю, что ли.

Перерыв все шкафчики, шуфлядки и полки, он наткнулся на банку консервов и, не задумываясь о том, что делает, машинально сорвал крышку, привычным движением достав из шуфлядки, и, вооружившись столовой ложкой, зачерпнул из содержимого конкретную дозу данного продукта, занес полную ложку продукта в полость рта и не спеша стал пережевывать эту немного странную массу, состоящую из кусков субстанции, очень похожей на довольно жесткого, как бы резинового мяса вперемешку с неким соусом в состоянии желе и одним из представителей великого семейства бобовых культур вдогонку.

Не так-то и плох на первый взгляд казался продукт, но, жуя, разглядел еще раз наклейку на борту жестяной банки с изображением «улыбающегося» на все тридцать два клыка бордер-колли, старейшей породы пастушьих собак и гордости англо-шотландских овцеводов.

Перед тем как проглотить данный продукт, переварив информацию с данной наклейки, он задумался о том, что пока еще себя все-таки считает человеком.

А посему спокойно, без особого отвращения, но и не сожалея о не принятых собачьих витаминах, Гарри выплюнул сей редкий деликатес в мусорный бак и, с презрением глядя на свое отражение в протертом временем зеркальце, закрепленном над мизерной по своим размерам раковиной умывальника, пару минут тщательно чистил зубы, вспоминая ту бесспорно народную мудрость, в которой говорится о том, что, дескать, волка ноги кормят…

И пусть я буду проклят, если это не так, а как нам уже известно, то народные мудрости — они безошибочно правы, так вот, подбодренный именно верой в эту элементарную доктрину, он побрился, надел свой лучший гардеробчик, состоящий из джинсов, подпоясанных все тем же ремнем, что дарила ему сестра на освобождение из тюрьмы еще в девяносто четвертом году, натурально шерстяного водолазного свитера ручной работы его же жены Инны, редкой мастерицы вязального искусства, кожаного плаща, что ему посоветовала купить еще та самая королева «Уральских пельменей» в Екатеринбурге с присказкой, мол, ты должен выглядеть лучше, чем отставной прапорщик: кто бредет без цента в кармане, на ноги обул пару ну очень серьезных горных ботинок, в которых, наверно, можно было бы обойти весь земной шар, что он, кстати, и продолжал неустанно делать, и, сам себе подмигнув в то самое старое зеркальце, вышел на улицу просыпающегося мегаполиса Туманного Альбиона, седого и весьма уважаемого в целом мире старого доброго Лондона.

«Если в этом городе нету всего того, что мне нужно, то один из нас не стоит и ломаного цента, и черт возьми меня, в таком случае со всеми моими тупыми мозгами… ну надо же хранить свои кровные гроши на чужой кухне, и не баран ли я после такого?»

На этой бодрящей ноте он двинулся к станции метро, где, легко перескочив через турникеты, оказался в трубе, по которой мчатся подземные поезда, доставляя законопослушных граждан, и без разбора, даже таких как он, выскочивших из колеи жизни, искателей приключений, чудаков к местам их боевой славы.

Куда ехать, он сам не ведал пока, но то, что по направлению к центру города, оно было решено точно, а там как карта ляжет, без средств на проживание вернуться он попросту не имел больше права…

Предновогоднее настроение царило везде, уже с раннего утра люди устремлялись на распродажи с новогодними скидками, так что центр Лондона был так переполнен, что и плюнуть точно было некуда.

Странно, но его внимание почему-то привязалось не к пестрым витринам многообещающих бутиков, а к тому, как рабочие электрики, забравшись на высокие столбы уличного освещения, развешивали гирлянды или их ремонтировали, что ли, как вдруг лестница одного из них, поставленная, видимо, слишком круто, отделилась от фонарного столба и, медленно миновав мертвую точку, откуда уже нету возврата обратно, пошла крениться, набирая скорость падения.

Бедолага, видимо, неопытный юноша-электрик, размахивая руками, пытался вернуть равновесие, но Гарри, заметив, что пацан это делает тщетно, мгновенно рассчитав траекторию падения, подскочил к вероятному месту приземления и успел-таки сбить в сторону явного самоубийцу, этим своим действием спасая молодого человека от натыкания тела на острые, вроде старинных копей прутья кованого ограждения искусного палисадника.

Прохожие как спешили, так и продолжали свой путь, спасенный от явной героической смерти юный электрик, прокатившись кубарем по тротуару, отделался легким испугом, а второй, видимо, главный в этом рискованном деле верхолаз, быстренько спустился и, охлопав счастливчика, уверяясь, что тот не пострадал, обратился к рослому спасителю юноши с глубочайшей благодарностью в своих карих глазах индуса.

Пока молодой как ни в чем не бывало пристраивал свою лестницу-стремянку на исходное положение, старший мастер уже деловито разговаривал со случайным спасителем о стоимости его бесценной услуги.

Наверно, врожденная скромность, не позволявшая ему перегибать палку, заставляла Гарри только разводить руками после получения пятидесятифунтовой купюры, а Рафа, на самом деле индус по национальности, старший мастер, просто показывал пустой кошелек, объясняя, что вечером ему выплатят зарплату за прошлую неделю и плюс праздничную премию вдогонку.

Тут Гарри, благо уже хорошо говорящий на английском, нашелся предложить свою помощь, с тем укоротить выполнение задания индусу в этот предпраздничный рабочий день и заодно еще и подзаработать, конечно, если это возможно.

На что незамедлительно получил положительный ответ.

Теперь мелкий самоубивец исправно подавал лампочки, а серьезные мужики их меняли в местах, где оные перегорели за те пару недель, что уже радовали глаза ночным гостям центра города.

За пару часов на данном участке работы были успешно закончены, и мужики, теперь уже серьезные друзья и коллеги по цеху, отправились за зарплатой на служебной машине электриков на Ковент-Гарден, где индус, получив немалую пачку фунтов, охотно отсчитал в пользу бюджета Гарри еще две с половиной сотни, этим отблагодарив и заодно осчастливив бедолагу, нашего героя, на новогодний вечер. Пожелав друг другу больше так не падать в новом году и обменявшись телефонами, они расстались, чтобы податься по домам и встретить новый 1999 год.

Вот что значит оказаться в нужное время…

Надо же, столько разных совпадений должно произойти, чтобы вот так вот волей судьбы быть на месте в точно ту минуту, нет, секунду, когда кто-то с высоты падает на смертоносные штыки, это, друзья мои, вовсе не случайно, Гарри ехал домой в более чем прекрасном расположении духа… а значит, еще не все потеряно, говорил он сам себе, было такое ощущение, как будто он за день заработал намного больше, чем за три года.

Той же новогодней ночью, сидя на своем излюбленном месте, в кресле у окна, ему удалось понаблюдать, как маленький паучок в декоративном изгибе между стойкой и держаком уличного фонаря сосредоточенно плел свою паутину.

Чудо-членистоногий, закрепив конец своей нити к железу и безошибочно рассчитав силу ветра, раскачиваясь, словно акробат на страховочной лонже, свисающей из-под купола цирка, пустился в свой путь, протягивая первую стропу.

Гарри замер от магии момента, на самом деле тут было на что посмотреть, ветер дул с вовсе не слабой скоростью, а искусный мастер высотных трюков как раз и использовал его силу, чтобы практически по горизонтали пересечь пространство. Закрепив им самим производимую шелковую пряжу на свой же, человеку неизвестной формулы моментальный клей, он отправлялся на следующую точку.

Маленький маэстро напряженно трудился с точностью, наверно, до человеком не исчислимой доли йоктоньютона, натягивая каким-то мистическим образом производимую в его крошечном теле нескончаемую супертонкую, но ведь же относительно своему поперечному сечению исключительно крепкую нить.

Провозившись почти час, чудо-мастер-гуру текстильного дела по окончании строительства своего шедевра затаился в домике, что также сам сплел за считанные минуты в укромном углу из той же пряжи, и, запрятавшись внутрь, невзирая на прохладный ветер, терпеливо ждал последнюю свою жертву в этом году, стало быть, подарок природы на Новый год…

Шансы на удачу у него, наверно, уж не были велики, а посему Гарри, тщательно осмотрев свою комнату, все же увидел, поймал единственную муху и, лишив ее возможности летать, решил вмешаться в течение природного равнодушия и, открыв окно, бросил лакомый кусок угощения в сеть паучка.

Во мгновение ока еще живая жертва была усыплена ядовитым укусом членистоногого охотника, затем укутана паутиной и занесена в домик, что, судя по размерам, и был построен как раз на двоих, этой еды пауку должно было хватить уж, наверно, надолго, ведь он был всего-то на миллиметр побольше добычи.

Спустя еще несколько минут вход в домик был заплетен, похоже, что паучок, запасшись провизией, закрылся в своем коконе на зимнюю спячку. Ведь на холоде его гидравлические ножки застывают, и двигаться не представляется возможным, до тех пор пока солнышко снова не нагреет атмосферу до нужной температуры.

Вот надо же, сколько чудес все еще есть на нашей планете.

И после такого кто скажет, что нету Господа Бога?

Глава 2

Праздник, здоровье и деньги — эти три вещи несовместимы, то есть шагают вроде и в ногу, но идут все три в разные стороны.

Как правило, по мере продолжения веселья купюры имеют свойство исчезать из карманов гуляки, и чем выше волну бьет развлечение, тем быстрей происходит опустошительный, а также и разрушительный процесс.

Да и ладно, Новый год ведь, сколько той жизни осталось.

Он тоже принимал активное участие в празднике по случаю встречи последнего года тысячелетия, но далеко не ходил, ограничившись весельем в местном баре, куда спустился, просмотрев представление паучка.

Было, конечно же, веселей выпить кружку-другую свежего пива в окружении торжественно настроенных людей, чем сидеть у окна и сходить с ума от одиночества.

Наутро немного потрескивала голова, но после большой кружки чифира в одну глотку, чему позавидовал бы любой сиделец, ему значительно полегчало, а поскольку, попивая чай, он накатил и немного виски, прям из горла старого «Джека Дэниелса», то буквально через полчаса похмелье было забыто и Гарри пошел погулять уже в 1999 году.

То ли нос, то ли ноги его привели, но через полчаса как бы бесцельного брожения по району Хакни он в конце-то концов оказался у газетного ларька, что у станции метро.

Аргументы и факты были на том же месте, спустя четыре года ничего не изменилось. «Вот, блин, консервативная Англия», он уже ничему не удивлялся, и старик тот же на своем потертом, но все же кожаном стуле работы мастера ушедших времен, и та же замшевая жилеточка на его исхудалых плечах.

— Ну и как дела да здоровье? — Гарри обратился к нему вроде как к старому другу.

Старик просто не мог его вспомнить, это нереально, но после того, как он рассказал ему о своей записке, что однажды оставил для курьера, а старый сам степлером закрепил его послание на «Аргументы и Факты», газетчик вроде бы признал своего старинного клиента или был уж неплохим артистом.

— А то как же, отдал я ему твою записку, но безрезультатно, не так ли?

Практически уверенный в своей правоте старик задал ему не обязывающий вопрос.

Ну конечно, не надо обладать супердедуктивным умом, чтобы вытащить квадратный корень из такой ситуации.

Так раз уж человек пришел и спрашивает о своем послании, то, наверно же, не встретился с тем, кому он его адресовал.

— Ты прав, старина Хэнк, — Гарри усмехнулся.

— А я так с ходу понял, что за птица этот курьер русской газеты, ну раз уж человек другому в глаза вообще не смотрит, так вот, и пусть тебе будет известно, это первая примета недобрых людей, таких надо сторониться. А вон смотри, они теперь еще и другую издали, местного разлива… но уже не тот, другой, открытой души человек ее завозит.

— Спасибо за информацию, старина, с Новым годом, здоровья и успехов.

— Ты редкого сорта человек, у меня масса знакомых, сам понимаешь, по роду деятельности моей, но таких, как ты, может быть десяток из всех, кого видел вообще за время моей жизни торговца газетами… уж можешь представить, сколько народу проходит перед моими глазами ежедневно.

— И какой же я, по-твоему, раз уж заговорили мы обо мне?

— Так я и говорю, что редкий, глаза у тебя очень грустные, потерял ты много чего-то и не можешь найти.

— Ну да, ты, старина, прав, я все потерял, все, и, наверно, даже надежду.

— Так не говори и не смей даже думать о негативных явлениях, они могут стать материальны, мысль, сынок, это великая сила, иди и думай о счастье, как бы ни было худо, думай о счастье, мечтай, это бесплатно.

— Как же я рад быть знакомым с тобой, старина Хэнк, да будешь здоров ты еще долгие годы.

— Все в руках Господних, удачи, так как тебя хоть зовут, добрый молодец?

— Бронислав, Климов Бронислав Юрьевич.

Он даже не задумываясь сказал свое полное настоящее имя этому человеку.

Странно оно прозвучало на русском языке, вот уже четыре года, с тех пор как он его не слышал и даже привык быть Гарри Блейдом.

— Красивое имя, будь счастлив и заходи, если что.

Так они познакомились и расстались, но слова старого индуса ему, на самом деле, словно щедрый сосуд прохладной воды, что, оросив просохшее тело, прогнал мираж из души, возникший от жажды духовной, ведь жил он без близких, родных, без друзей, без мечты, без доброго слова, ни надежды, ни веры во что-либо…

«Оказывается, что я жил словно в пустыне, и силы мои уже были на исходе, ну да, лишь пару дней назад пережив близость крушения всяких надежд на благополучный конец, ведь мысли шли уже только о финише жизни, а тут — на тебе, спасающая меня и того пацана, кто падал на острые копья забора, встреча с электриками, теперь опять этот старик, все это никак не случайно, меня Бог бережет, это точно, и я благодарен ему».

Более четырех лет назад покинутая родина для него была просто какой-то запрещенной им самим для него самого темой, видимо, таким образом он спасал свою душу от лишних страданий и самоедства, хотя от себя, от своей тени прошлого, пусть как бы тебе этого ни хотелось, ведь никуда не уйдешь.

Именно по этой причине он не искал знакомств с кем-либо из бывшего Союза, а благодаря случаю закрывшись на кухне иранца, старался выжить чуть ли не физической силой, отталкивая дурные мысли о прошлом.

На самом деле Гарри не встретил ни одного русскоговорящего за вот уже четыре с половиной года, но ведь они должны где-то быть, раз уж даже газету тут издают.

Прикупив «Аргументы и Факты», а также и новую газетенку, он направился в сторону дома, чтобы, сев в свое кресло, прочитать, о чем идет речь в новой периодике, и глянуть через строки репортажей «Аргументов» на нетронутую за все это время Родину даже как тему размышлений.

Он не то что не имел телевизора, а попросту его не включал до сих пор. Так что знал о родине всего то, что сменились президенты, но этот факт в его ситуации погоды не делал, возможность вернуться, может быть, подвернется лишь под старость, и то вряд ли этому суждено свершиться, и ведь надо же было самому себя обречь на такую глупую участь.

Пока трудился в харчевне, то там голубой экран вообще не выключался, но был постоянно на арабских каналах, поскольку хозяин иранец, хотя и основную часть жизни проживши в Англии, но очень уж бдел свои национальные чувства и вероисповедание, так что Гарри, пусть даже не в значительной мере, а все-таки разобрался в языке фарси, что и есть одно из основных направлений в арабских наречиях.

Специально он не учился, конечно, но некоторые фразы стал понимать, разбираясь по крайней мере в сути разговора настолько, чтобы не быть беспомощным слушателем, а хоть на английском, но ответить на заданный вопрос.

Теперь, когда благодаря пожару в харчевне Гарри понемногу стал выходить из состояния прострации, начиная интересоваться об окружающем мире, двигаться и общаться с людьми, хотя бы в том самом пабе за пинтой пива гоняя бильярд, к нему стало возвращаться ощущение сексуального влечения, а с ним и все остальные чувства и мысли, так важные для нормального существования, без которых человек не то что не получает развития, он деградирует.

Пробыв столько времени в одном и том же, весьма ограниченном, рутинном круговороте, теперь он понял, что такой образ жизни не для него, ведь тупеет мозг и жиреет тело.

Благо не так чтобы совершенно без пользы для него прошли эти унылые годы на кухне, да, деньги сгорели, но остались духовные ценности, которых пожар отобрать все же не смог. Осознав это все, он чуть было не ликовал от счастья, вовсе не задумываясь о том, что принесет ему грядущее.

Этот теперь уже на самом деле взрослый человек был готов ко всему, что бы ни подала ему на своем блюде кухарка-судьба.

Главное, жить надо так, чтобы твои действия не приносили вреда другому, и будет все получаться. Эту гипотезу он, похоже, вычитал в Библии или, возможно, вывел сам из своих размышлений, то не важно, главное, что человек обрел надежду и уверенность в себе.

Новая эмигрантская газета не блистала скандальными репортажами, но одну важную для себя деталь Гарри в ней все же заметил. На последней строке первой страницы был лондонский адрес редакции, вот туда-то он и собрался поехать.

Совершенно в другой стороне города находящееся заведение располагалось в трехкомнатной квартире, где жилая была переоборудована в печатную, а кабинет единственного и главного редактора находился в одной из трех спален.

В момент знакомства редактор, похоже, и не догадался о том, что перед ним стоит русский человек, поскольку Гарри, назвав свое имя на английском языке, так быстро заговорил о том, что ищет работу, и хотя в журналистике не разбирается вовсе, но пару стихов он сложить вполне бы мог, и если господина заинтересовало его предложение, то у него нашлось бы пару строк, дескать, для пробы.

Но редактор, не изъявив интереса к предложению, уже открыл рот для объявления своего отрицательного ответа, как Гарри, переходя с английского на русский язык, перебил интеллигента в здоровенных очках, не дав ему высказать своего, видимо, субъективного мнения о предложенной поэзии на английском языке.

— Слышь, брат, на самом деле туго пришлось в последнее время, может, есть хоть какая-то работенка.

Редактор изменился в лице за долю секунды и тут же предложил присесть земляку.

— Какими судьбами в Лондоне? И, по-видимому, говоришь отлично, а значит, не в первый раз посещаешь Королевство.

— Да в первый, но живу тут уже четыре года, по ходу дела, да, блин, сгорело заведение, где работал, был у меня постоянный доходик, но вот пришло время, и все изменилось, как видишь, обиваю пороги.

— Как так получилось, что обиваешь пороги, ты производишь впечатление вроде неглупого человека. Но перед тем, как предложить работу, я должен знать, с кем имею дело. Надеюсь, ты водишь машину.

— А то как же, даже английские права вон имеются, — Гарри показал пластиковую карту удостоверения водителя.

— Верю на слово, а то, что сдал на английские права, так это прекрасно. Работа такая, что надо возить газеты по Лондону, и мы с коллегами думаем, что пора расширяться по всему острову, ведь хватает нашего брата теперь уже везде, я русскоговорящих имею в виду. А что ты там про стихи говорил, имеется при себе или прочитать что-то можешь?

— Да есть кое-что, иногда набрасываю по строчке, но не так чтобы профессионально.

— Ну-ка, ну-ка, изобрази, всегда интересно что-то новое, — заинтригованный папарацци уселся поудобней и, впившись очками в лицо Гарри, был готов на любую сенсацию.

Бродяга, кто идет по направленью к Богу,

Ни паспорта, ни карты не неся с собой,

Кто он такой, о том лишь сам он знает

И переспит там, где настигнет ночь.

Не помнит родины, ни дома и ни флага,

Сей жизни путь сквозь терни к звездам лег.

Остановись, ночлег, харчи вон предлагаю,

Спасибо, но я выбрал путь, свое несу с собой.

Да, мой халат протерт, но мысли мои крепки,

Не пересыщен, худ, зато мне нечего терять.

Конец пути, к чему иду я, смело приближаясь,

Примет, как сына блудного седой принял отец.

Внимательно выслушав его поэтический монолог, редактор вдруг тоже заговорил в стихотворной форме, что, в общем-то, и не удивительно для профессионала.

О да, земляк, то явно, что тебе досталось,

По не балуйся самые видать,

Ведь неспроста стихами белыми глаголешь,

Не ради шутки ты о Боге говоришь.

— Более чем исчерпывающий ответ, маэстро, да, довелось, уж малость повидал, так что же насчет работы, договоримся?

— Так договорились уже, контракт не предлагаю, а машину просто сей же час получишь, и газетами загрузим. Ты вообще бывал в других городах Королевства?

— Манчестер, Шеффилд, Донкастер, Йорк, дальше не довелось, а куда ехать-то надо?

— Полагаю, начнем с Эдинбурга и Глазго, а там по карте вниз. Один раз в месяц выпускаем номер, так что как раз по кругу, пока объедешь все города, и заново можно будет выезжать. Ну что, по рукам?

— С великим удовольствием.

— Машина малолитражная, так что много бензина не пьет, будем надеяться, что предприятие окупится. Расходы на топливо от фирмы, разумеется, ну а зарплата от проданных газет. Тут по Лондону я сам кручусь, и один пацан со мной, а тебе дальнобойку припишем. Насколько понял, тебе все равно, что в Лондоне, что Эдинбурге ночевать, имею в виду, ты сам один тут проживаешь, без семьи?

— Да, к сожалению, семья там осталась, так что я свободен как рыба в воде.

— Вот с этого и надо было начинать, как раз такой ты нам и нужен, жить придется в машине, но зато всю Великобританию исколесишь. Связь благо есть, раз в месяц будешь сдавать отчет, тебе, полагаю, двадцать пять центов с проданной газеты должно хватать. Много не набежит, но лучше, чем ничего. А стишок неплохой, давай-ка мы его в следующий номер воткнем, вроде актуальная тема — про эмигрантов, и вообще духовное направление, это хорошо. Если согласен, то вот твои пятьдесят фунтов за три четверостишия, наверно, не плохо для начала.

— В первый раз продал свои стихи, даже и не мечтая об этом.

— Ну, считай, что это хандикап, чисто рука взаимопомощи.

— Что же, попытаюсь чего-то еще накропать.

— Ты садись и записывай, как только муза придет, кто знает, в какой момент шедевр может родиться, искусство слова, оно ведь откуда-то оттуда идет, не каждый же день и далеко не всякому дается шанс написать что-то достойное печати, уж не будем говорить о классике.

— Да какие там музы, такие стихи в борьбе с депрессией пишутся.

— Искусство рождается в страдании и не без труда, тут задействован мозг, душа и еще многие факторы из более тонких материй, нежели материальный мир. Ведь не выстрадав, ты не написал бы ни строчки, поверь.

Не важно, чего бы ни творил человек, ему требуется на это талант и еще одна немаловажная деталь, а называется она состоянием души. Некий творит под влиянием любви, другой, ее потеряв, а тебя явно мучает нечто из прошлого, и не только любовная мука, тут, похоже, целый букет превратностей судьбы.

— Ты прав, маэстро, я и сам толком не знаю, что меня мучает больше или меньше, но материала для анализа у меня более чем достаточно, так что в сражении с гнетущей меланхолией писать есть о чем.

— Сейчас не до депрессий будет, пошли вон машину грузить. Вот тебе деньги на бензин, ну и аванс на проживание, конечно, так что можешь прямо сразу и отправляться.

Бумага — тяжелый материал, они загрузили три тысячи экземпляров, а «воксхолл» уже просел так, как будто в него наложили груду железа.

Гарри расположил кипы газет по сидениям так, чтобы получилось равновесие, и, подписав фактуру полученного товара, отправился в путь, конечно, заехав домой по дороге, и чтобы не выезжать на ночь глядя, остался переспать.

Сидя опять в своем кресле, он снова зафилософствовался на ту же обшарпанную тему, к которой принадлежал весь сам.

«Это сколько же людей убежало из бывшего Союза, раз уж только в Англии сотни тысяч кантуются, вон аж газету издали.

Сколько же их, перемолотых судеб, так что не стоит думать, дескать, твоя доля — она самая тяжкая выпала, бывает, наверно, и похуже. Людей вон болезни в могилу загоняют, как друга Игорька, например, а какой мужик был хороший».

Завтра рано выезжать, так что надо ложиться и пробовать заснуть, но силой сон не вызовешь и мысли не прогонишь, так что лишь глаза закрыл, как реки эмигрантов со стороны востока потекли на запад в поисках новой жизни на заветный, при коммунистах запретный чудо-Запад.

Туда, о чем грезил, словно о потустороннем мире, всякий подросток семидесятых, восьмидесятых, и вот в девяностых пал железный щит, теперь практически каждый пожелавший мог без особых проблем сесть и улететь куда глаза глядят. Многие не вернутся вообще никогда, некоторые, кому повезло и удалось заработать, измученные ностальгией, все-таки приедут на Родину, но пробыв пару недель, поймут, что тут им уже не жить, попрощаются и уедут обратно на запад, туда, где даже собаки — и те улыбаются.

На пороге тысячелетий началась пора великих перемен, эпоха, когда смешаются народы, вот только странно, сколько эмигрантов сможет принять старушка Европа, ведь реки переселенцев текут не только с востока, а еще и с юга, через всю Африку черными вереницами пешком идут люди, чтобы, преодолев целый континент, рискнуть пересечь Гибралтар на какой-нибудь лодочке, дабы попасть на заветную землю Европы, но ведь есть какой-то лимит возможностей этого не такого-то и большого Старого мира. Никто, об этом не задумываясь, вроде лунатиков тянутся к мечте о безоблачной жизни…

Пользуясь всеми средствами искушенных в своем деле перевозчиков нелегальных эмигрантов, рискуя задохнуться в морских контейнерах, пластами ложась в специально приготовленных для этой цели лодках, даже просто цепляясь под грузовики, люди бегут из своих стран как от чумы.

Наверняка когда-то в аудиториях университетов студенты будут изучать этот катарсис человечества, и вряд ли кто сможет дать исчерпывающий ответ на данный субъект: почему же народы смешались на пороге второго и третьего тысячелетий от рождения Христова и не стало в итоге национальностей, ни границ, когда-то разделяющих нас друг от друга, а остался просто хомо сапиенс, в конце-то концов — человек разумный, которому, слава Господи, не за что больше воевать… Да именно потому и надо смешаться, чтобы уже прекратились однажды междоусобицы и войны на почве религий, рас и национальностей, ну а корысть, из-за которой в основном-то и воюем, быть может, искоренилась бы благодаря росту нравственности человека разумного.

Наверно, вы скажете, это плод воспаленного мозга, не спорю, возможно, но такая гипотеза невольно приходит на ум, глядя, насколько разношерстно население Европы уже сегодня, а что будет через пять-десять поколений… когда все столь разные генетические коды смешаются, выводя один идеальный вариант, ну да, нам этого уже не узнать, но давайте будем верить, что будущие поколения наши точно уж разберутся, что и как делать, чтобы стать лучшими, нежели были их полудикие предки с компьютером уже в руках, но за пазухой все же еще с пистолетом и не только…

Насколько и не помнила бы цивилизация своей истории, всегда человек был с оружием в руках, но мы ведь растем, развиваемся и сами в том уверены, что c каждым поколением прогрессируем, так давайте надеяться, что придет тот день, когда только в музеях будут доступны для обозрения такие предметы, как доисторический, еще каменный клинок питекантропа, на следующей полке будет лежать меч, пистолет, пушка и атомная бомба как заключающий экспонат выставки с заглавной надписью «опасно для жизни»…

Это, наверно, невозможно, а что там гадать, все будет так, как оно должно быть, и не мне пытаться мир изменить, хотя искренне этого хотелось бы.

На этой лояльной мысли утомленный философ уснул, и его астральное тело снова подалось в путешествие на восток, чтобы уже по привычке навестить своих родных и любимых.

Без преувеличения ему так часто снился дом родной, дети, жена, родители, друзья, что, ложась спать, он уже знал, куда его по новой занесет.

Сон продолжался, словно многосерийный фильм с удивительной последовательностью развития событий, и ведь вполне возможно, что давались эти частые встречи с родными ему не просто так, а вроде лекарства, отдыха для переутомленного мозга, что-то вроде поощрений за страдания, то ли в виде заслуженных свиданий с близкими вместо зарплаты за пройденный путь…

Ну что же, хотя бы во снах он их видал, и то хорошо, после таких встреч настроение всегда поднималось, снова вселялась надежда на позитивный исход этой страшной каторги без точной даты окончания срока отбывания наказания, на который он практически сам себя и обрек.

Анализировать можем до бесконечности, философия все понесет, а нам пора вернуться обратно к приключениям, что переживает Гарри Блейд, и он же Бронислав Климов, которому еще немало путей надо пройти и дел переделать, перед тем как успокоится его еще пока что молодая, в поисках мечущаяся душа.

Глава 3

Уже пару раз объехав все крупнейшие города Англии и Шотландии, Гарри создал определенный график своей работы, куда, когда и по сколько газет должно быть доставлено, так что без особого напряжения он продолжал наматывать на колеса мили идеальных дорог Королевства, успешно справляясь со своим заданием.

Был конец марта 1999 года, когда он запарковал машину на стоянке небольшого отеля в портовом городе Халл, что уже с начала двенадцатого века стоит на одноименной реке всего в сорока километрах от берега Северного моря и является одним из больших среди многочисленных портов Соединенного Королевства, так что там жизнь попросту кипит.

Отельчик под названием «Кровать и завтрак», что из сети постоялых дворов, неким находчивым предпринимателем раскинутой по всей Великобритании, дешево и вполне комфортабельно для уставшего шоферюги-газетчика.

Но поскольку уснуть почему-то не удавалось, он встал, снова оделся и вышел с целью накатить пинту пива чисто для сна.

Паб напротив оказался достаточно людным, а он, по-видимому, вовсе и не искал уединения, уже месяцами жил практически в одиночестве, мотаясь по дорогам Туманного Альбиона.

Вечер пятницы, вот почему столько народу, видимо, популярное местечко, хозяин, сама любезность, со скоростью света умудрялся угодить каждому гостю, время подходило к десяти часам вечера, и к этому времени собралась даже капелла музыкантов, и подвыпившие зеваки, увлеченные ритмами блюза, стали лениво топтаться на танцплощадке, прижимая к груди своих пивом накачанных партнерш с, наверно, уж всем нам прекрасно понятной целью.

Третью пинту он заказывать не собирался и было уже двинулся к выходу, но заметив роскошной блондинки пристальный взгляд на себе, тут же изменил свое опрометчивое решение уйти и, взяв еще одну кружку «Гиннеса», встал обратно на свое прежнее место возле небольшой стоечки, что юбочкой обнимала декоративную колонну в глубине зала.

Их взгляды встречались все чаще, но, к сожалению, рядом с ней был широкоплечий спортсмен, который с фанатичным интересом следил за матчем футбола на экране за баром.

Красавица явно скучала, и Гарри, отбросив всякие сомнения, пересек зал, чтобы уверенно постучать по плечу футбольного фаната.

— Вот же молодцы, как они их лупят.

Он для начала обратился ко всем фанатам, заранее проследив за выигрывавшими «Манчестер Юнайтед» над «Ливерпулем».

— Так им и надо, их мало победить, а надо бы еще и побить до полного счастья.

Тот самый спортсмен, фанатик футбола, ответил как бы сам себе, но вслух.

— Слышь, мужик, я приглашу твою даму на танец.

А тот, даже не отрываясь от экрана, махнул, а жест был понятен, мол, делай с ней все что хочешь, но не мешай следить за игрой.

Под легким блюзом они начали прижиматься друг к другу, а набухший подлец в штанах так и терся о бедро незнакомки, которой его явно хотелось подержать и в руке, с такой целью она прильнула своим бедром к нему еще ближе, словно поглаживая все, что только можно ощутить через облегающие джинсы.

Он повел ее в сторону выхода, и поняв, в чем дело, женщина словно под влиянием гипноза сама поспешила выйти вперед него, а через пару секунд они оказались в дамской комнате туалета, заняв одну из кабин.

Поцелуй был настолько эмоциональным, что они оба практически без полового акта приблизились к оргазму, а когда он ее все же успел посадить на свой пах, то это произошло буквально через десяток секунд, спонтанно унося обоих любовников в высшие сферы наслаждения, где в спазматическом состоянии они впились друг в друга, при этом испытывая всю прелесть столь скоропостижного совокупления.

Эти двое даже не задумывались, что вся эйфория данного полового акта как раз и была в совершении его, находясь практически за гранью опасности разоблачения, именно это и переполнило их душевным трепетом, обдав волной сверхэмоций их похоти грех, покрывая вуалью физической дрожи, вызванной необузданным выполнением обоюдных желаний, так вот, благодаря отброшенным предрассудкам оба вместе они и получили право на достижение Эвереста любви буквально за считанные секунды.

Такое вряд ли повторимо, когда непродолжительность действия окупается неизмеримым объемом эмоционального взрыва, это миг, за который можно отдать и полжизни, нередко ведь говорят в народе, и поверьте, не ошибаются, а имеют вполне обоснованную подоплеку под этими весьма странными на первый взгляд словами.

Они не успели даже познакомиться, ну не до разговоров им было в те мгновения, и так рискуя быть замеченными кем-то из ее знакомых.

Когда страсть улеглась, она, еще раз его жадно расцеловав, румяная от ускоренного сердцебиения, потупив глазки, прощебетала:

— Приходи завтра в два к центральной библиотеке.

Они по одному вернулись в зал, и Гарри, допив свой «Гиннес», покинул заведение, где осталась его новая дива любви.

Вот вы какие, женщины… сладкие вы наши скромницы снаружи, а черти внутри вас танцуют, и это бесспорно.

За утренние часы он успел объездить немало точек, где на продаже были «Аргументы и Факты», а также и «Новая газета» с его самого стишками под загадочным и несменным заглавием «Весы Правосудия Божиего».

Я депутат, я жизни рад,

В кармане у меня мандат.

Я воровать могу в законе,

Спокойно сидя на балконе.

Внизу толпа голодных граждан,

У всех у них до власти жажда,

Не обольщайтесь вы пока,

Избранник ваш тут свысока

Укажет путь вам и стезю,

Закон вам даст и пенсию,

Но не большую, не чтобы жить,

Существовать, для цифры быть.

А счет мне нужен для отмазки,

Народ, мол, выбрал для огласки,

И бабки валят мне со всюду,

Как отказаться, гадом буду.

Лохи мне верят, я манаю…

Все, что ни ляпну, одобряют.

Так пусть мне хлопает народ,

Ему ведь нужен антипод.

Герой, воспетый во поэмах,

Я депутат, я брат, богема.

А вам, плебеям, землю рыть,

Чтоб свою кроху получить.

Обеденное время пришло само собой, а он, не задумываясь о еде, купил букет роз и, словно мальчишка, с трепещущим сердцем подался на свидание.

Чтобы не компрометировать замужнюю даму в глазах ее коллег, цветы он оставил в машине, а прихватив кипу газет, легким шагом зашел в библиотеку.

Пока с менеджером велся разговор о периодике, что Гарри предложил на реализацию, в проеме двери кабинета, неся несколько книг, вдруг появилась она.

Мужчина подскочил, чтобы даме помочь, их взгляды и руки встретились, тут, несомненно, было ясно со стороны, что эти люди вовсе не в первый раз соприкасались друг с другом.

Менеджер — пожилая женщина, и от ее опытного взгляда сей прекрасный факт, конечно же, не ускользнул. Она улыбнулась и, подмахнув размашистой подписью газетную фактуру, глянула на часы и, не скрывая своего восхищения молодыми людьми, жестом указала, мол, давайте уже, можете быть свободны как птицы.

Спустя пять минут они уже ехали за город, так пока еще толком и не познакомившись.

Первым тишину порвал Гарри, представившись в конце-то концов.

— Шарон, — она промолвила, на самом деле, с румянцем скромности на щечках.

Вскоре он остановил машину под дубом внушительных размеров на берегу озера, в котором плавали всевозможные водные птицы, но не птиц разглядывать они сюда ехали.

Одежды снялись без спешки в этот практически первый для них настоящий акт близости, и они гладили друг друга, наслаждаясь линиями тел, а когда сам собой начался безумный танец искусства любви, то даже дождь к ним подключился, своей пеленой закрывая творцов эйфории от постороннего глаза, и барабанная дробь частых капель по крыше машины ласкала возбужденные нервные клетки, внося спокойствие в души счастливых людей и, конечно же, усугубляя собой романтичность текущей, словно млечный поток, теплой неспешной любви.

Казалось, они слились в одно и это продлится навеки, но, к сожалению, все имеет начало и конец, так что через час они уставшие лежали в алых лепестках букета растрепанных роз и глубоко дышали теплым туманом, заползавшим вовнутрь салона сквозь приоткрытое окно автомашины, заодно с ними затих также и дождь.

— Ты, должно быть, колдун или, скорей всего, дьявол, кто прислан за мною из ада, ты искуситель развратный, не понимаю, как я могла вот так вот поступить, ведь у меня есть свой друг и мы с ним уже несколько лет как вместе, но когда увидела тебя за стойкой бара, то впрямь потеряла рассудок. Точно, ты мой падший ангел, и пусть даже в ад, но я готова пойти за тобой.

Она шептала ему в ухо под влиянием эйфории нахлынувших чувств того редкого состояния души, что мы называем рождением любви бескорыстной.

— Или просто русский бродяга, истосковавшийся по настоящей любви, — Гарри добавил свой вариант к ее размышлениям вслух. — Шарон, сладкая ты, как ты щебечешь, но, к сожалению, я не богоподобный, а всего-то человек, кто, однажды сбившись с пути, блуждает по свету в надежде снова найти свое счастье, и как бы ни желал, но слушая свой разум, не в силах забрать тебя с собой по той простой причине, что не смею сломать твою уравновешенную жизнь, к сожалению, мне нечего тебе предложить, поскольку живу в этом мире на птичьих правах, кроме шуток. Уеду я сегодня же, но вскоре вернусь к тебе снова, если только ты этого хочешь, буду завозить русские газеты в твою библиотеку не просто по работе, а чтобы любить…

— Да, я желаю того, чтобы ты приезжал как можно чаще или вообще не уезжал, — она шептала особым голосом, что исходил из глубин ее пышной груди.

— Ты прекрасна как сон, как цветы, как шелк твоя кожа нежна… О Шарон, — и он целовал ее груди, шею и губы, а дождь, словно следя за их действием, синхронно биенью сердец наращивая силу, старался не нарушить однажды сам собою создавшийся унисон ритма любви и природы…

Глава 4

В ту же ночь он выехал домой, газеты кончились, и конец месяца как раз подошел, время отчета и получения дивидендов, нового груза да сдачи на редакцию тех пары строк, что удалось накропать по пути, рассекая дорогами Соединенного Королевства за прошлых пару недель, нет, не недель, а за пару минут, они вдруг просто пришли в голову по дороге к Лондону, и не удивительно, ведь после того, как познал новые чувства любви, конечно же, его душа буквально вырвалась из клетки.

Люблю тебя, как ветер волны нагоняя,

Как солнца луч планету нежно обнимая,

Лаская всю, со всех сторон и согревая,

К ногам твоим я свое сердце возлагаю.

Прекрасна, ты сон и жасмина нектар,

Словно ткань из тончайшего шелка,

Искушаешь, и так, что я падаю в грех,

Прости меня, Бог, за порочный успех.

Неземная богиня, и ведь мне суждено

Ласкать твое тело, отныне во власти,

Каким дивным чудом мне право дано

Быть достойным купаться во страсти.

Душа его пела, дела шли не плохо, и даже денежки, пусть не очень большие, но водились, так что было все как бы на мази.

Вот только с бумагами ну попросту не порядок, и всякий момент он имел возможность быть проверенным полицией, ну а тогда… тогда уж точно прямая дорожка в Россию, где судьба его уже давненько как была предрешена.

Вон та же Шарон, что хотела с ним остаться навеки… но какое право имел он, мистер никто, морочить женщине голову.

Да и вообще в целях личной безопасности было разумно иметь паспорт какой-либо европейской страны, чтобы подтвердить свою личность, помимо водительских прав, еще и другим документом, удостоверяющим его идентификацию.

Дело в том, что под конец девяностых Англию попросту форсировало уже несметное количество переселенцев из Восточной Европы, бывшего СССР и его сателлитов, уж не считая китайцев, африканцев, индусов, пакистанцев, да и вообще ведь всякий божий день вереницами плыли, летели, одним словом, добирались как только могли «беженцы» со всех сторон света. Ну вот и начался более строгий контроль, хотя пока что полицейские на улицах документы не требовали, но среди приезжих уже бродил слушок о том, что бывали случаи арестов и даже депортаций таких персон, кто по каким-то причинам попадались-таки под руку правоохранительных органов.

Например, хотя бы его же работа, что постоянно связана с риском попасть в автоаварию, не дай бог, так в таком случае проверочки на вшивость уж было бы не избежать, а значит, надо задуматься о документах, и чем раньше, тем лучше.

Навязчивой ставшая идея, однажды пришедшая на ум, не давала больше покоя, и он решил поискать связей с уголовным миром, а уж как это сделать, Бронька Климов, и он же Гарри Блейд, знал лучше, чем сам Пифагор Самосский свою теорему.

Люди такого сорта встречаются в злачных местах — ну конечно. Дорогие рестораны, ночные клубы, казино, снукер-клубы — словом, те теневые заведения, где уголовный мир, «отдыхая» от непосильного труда деньского, тратит «свои» денежки шальные на роскошных дам сомнительной репутации, и не только там тяжелые наркотики и быстрые автомобили, астрономические ставки небрежно бросаются на сукно карточных столов, рулетку, лошадей и прочих всевозможных дух будоражащих развлечений, там ночи и дни пролетают запросто, как пробки из-под шампанского, на скорости за двести по нескончаемой магистрали кокаиновых линий… это мир фартовых, где учитываются только два варианта, а то есть все или ничего… программа максимум…

Выбор тех, кто идет против течения, купаясь в приятном, но очень опасном потоке адреналина, в котором не прощается не то малейшая ошибка, а риск — это болезнь, что, к сожалению, неизлечима…

Следующим рейсом выезжать ему предстояло только через три дня, а значит, выходные, и поскольку наше время имеет свойство порою лететь стрелою, то вот чтобы его не терять понапрасну, надо пытаться использовать всякий свободный от основного занятия момент, «с максимальной отдачей глядя в светлое будущее…»

Выведя для себя такой или приблизительно схожий с этим бодрящий, чуть ли не коммунистический призыв к действию, вечером прилично приодевшись, он вышел на улицы Лондона с целью отправиться прям в казино, но, к удивлению и сожалению, попасть туда с ходу ему не удалось, а может, и к лучшему, ведь нам надо быть в нужном месте именно в нужное время, так что, мой уважаемый читатель, не печалься, если куда-то опоздал или не успел, видимо, так оно должно было быть…

Пришлось записаться на официальную регистрацию в получении доступа к игре и даже сдать фотографию, благо карточки шоферских прав вполне хватало, так вот, через двадцать четыре часа Гарри Блейд успешно прошел во святая святых игорного заведения, получив пластиковую карту аж с фотографией, удостоверяющую личность члена, весьма престижного в определенных кругах общества, всемирной сети клуба-казино «Бонапарт».

О да, там уж и вправду была совершенно другая публика, нежели та, что слоняется по улицам и обычным, для простого обывателя ночным заведениям.

Лоск одежд и мерцание на самом деле драгоценных украшений с непривычки поначалу кружили вечными страданиями переутомленную голову бедного бродяги.

Он уселся в углу зала и, закурив сигару среднего класса, что привлекла его внимание своим названием Independence — «независимость», стал аккуратно присматриваться к гостям этого почти сказочного для него заведения.

Сам он был одет вовсе не плохо, поскольку на днях прикупил серый костюмчик от Пьера Кардена, черную водолазку и итальянского мастера туфли приятно коричневого цвета, хоть и не самые сверхдорогие, но ажурно гармонировали с темно-серым шелковым отворотом смокинга цвета золы, что посоветовала ему проворная, хотя и весьма пожилая леди-хозяйка французского бутика на Пикадилли.

Вот, мол, именно это и есть то, что подходит к вашим печальным глазам цвета морской волны, юный джентльмен, и если это не так, то мой две четверти века копленный опыт не годится ни к черту.

Конечно, он верил выбору опытной костюмерши, и та на самом деле одела его весьма и весьма достойно, так что с первого взгляда по нему никто бы не сказал, что, мол, вот он, газетный извозчик и почти что бездомный бродяга.

Да уж, ведь кого ни попадя туда и вовсе не подпускали, как нам это уже стало известно заранее. Теперь, судя по внешнему виду, глазом специалиста не затрудняясь было возможно разглядеть несомненную тенденцию авантюриста в этом колоритном, рослом и спортивного телосложения мужчине в расцвете своих физических сил, и как же могло быть иначе, если он и был как раз тот, кто волею судеб видал уже виды, разумеется, оставившие след в его душе и также во взгляде, да, походу, сей джентльмен был готов ко всему, к тому же, будучи в том самом прекрасном возрасте для мужчины, когда юность уже за плечами, а ноша годов еще не давит на них, он был всего парой лет старше возраста Христова.

Разумеется, что от глаза завсегдатаев не скрылось присутствие новичка, так что сидеть на месте, выставляя себя напоказ весь вечер, он просто не смел и, поставив на зеро, проиграл двадцать фунтов сначала на рулетке, имиджа ради поиграл полчаса в блек-джек с переменным успехом, откланявшись партнерам по столу и крупье, джентльмену в годах и уж очень серьезного вида, пошел в другие залы, ведомый любопытством и, конечно же, поставленной перед собою задачей.

Не спеша прогуливаясь между игровыми столами, можно было изрядно насмотреться на игроков разных сортов и мастей.

Некоторые и на самом деле больны, фанатически играя, спускают баснословные для простого обывателя суммы денег, при этом аж потея от испытуемых эмоций, увлекшись, забывают про всякий этикет и, прям ладонью стерев с лысины капли испарины, ставят новые фишки на загаданный, «теперь уж точно выигрышный номер рулетки»…

Есть сорт чудаков, кто однажды, может быть, и выиграв насколько-то значительную сумму и на этой почве окончательно сдвинувшись рассудком, теперь приходят в казино, по-видимому, как на работу, ну или вроде того, основное время вовсе не играют по причине отсутствия лишних денег, а занимаются тем, что стоя за столом рулетки, кто вслух, кто про себя делают ставки, при этом не играя, а после того как выпадает очередная цифра, ну хотя бы, скажем, двадцать восемь, тут же записывают или вслух что-то анализируют сами с собой, при этом делая мимику ну как минимум эксперта, если не доктора игорных наук.

Упаси Господь, если обратишь на такого хоть малейшее внимание, то это беда, он станет тебе рассказывать о своих весьма успешных методах дедукции на игорном поприще, которому на полном серьезе посвятил чуть ли не четверть своей ну исключительно интересной жизни…

Ради уважения к безумцу приходится выслушать его излияния, но терпение есть у всякого из нас, и посему надо не посылать бедолагу туда, куда на самом деле хотелось бы, а тонко подобрать момент, чтобы, не сыскав дурной славы сноба, откланяться от назойливого нарратора.

Другие пришли сюда совсем с иной целью: убить скуку и по случаю познакомиться с очередной жертвой, вот вроде той дамы в красном, буквально кричащем платье со смелым декольте и оголенной спиной аж до половины ягодиц, явно дающим понять, что эта особа ходит безо всякого намека на нижнее белье.

Такая вот женщина-вамп, ну, несомненно, присутствует здесь, словно на охоте за очередным мужчиной, чисто ради подъема настроения путем усмирения своих сексуальных фантазий.

Молодой араб с энергией, которой было бы достаточно и половины того, что он выплескивал. Чрезмерно высокого мнения о себе, хотя ростом-то не вышел, но, похоже, довольно высокого ранга хулиган, и скорей всего, что международного класса.

Они встретились у бара, где Гарри, оторвавшись от сумасшедшего анализатора рулетки и заказав себе виски, присел, обдумывая завтрашний день.

А он обещал быть той же рутиной, то есть бесконечной поездкой по острову Ее Высочества, что он уже исколесил и вдоль, и поперек.

Не так все было плохо или неинтересно, даже прекрасно казалось после встречи с Шарон, кто на самом деле была великолепной партнершей с первого взгляда… но что он мог ей предложить в перспективе…

Другой был бы доволен, он даже не мечтал бы о лучшем положении дел для его уровня и реальных возможностей, но понимая все это, ему все же хотелось чего-то другого, а как найти себя, не располагая даже свободой действий, что дает заветный документ под названием паспорт, легальность.

Пусть и не совсем легальность, ведь ее, заветной-то, не добьешься, имея фальшивый документ, так хотя бы относительное спокойствие при виде полицейского, ведь лучше уж показать хорошую подделку, нежели вообще ничего. На самом деле, с тех пор как сгорела харчевня иранца, где он чувствовался, наверно, вроде того паучка в самодельном хрупком, но все же защитном коконе, его жизнь радикально изменилась.

Те годы, стругая овощи, он и вправду позабыл об опасности, что ходила ему по пятам, ведь он практически не тусовался по улицам, за исключением тех ста метров ежедневно до работы и обратно, где шанс попасться на проверку документов был практически нулевым.

А теперь, когда он вынужден быть постоянно в пути, Броньке Климову с водительскими правами на имя Гарри Блейда в кармане жизнь представлялась все равно что будучи выпавшим за борт корабля посреди кишащего акулами бескрайнего океана. И сколько же могут вот так вот выдержать нервы человека, да будь он хоть трижды чемпионом мира по плаванью навстречу бурлящему потоку течения жизни…

«Держись, не все так плохо, ты еще молод и полон сил, Бронька Климов», — сказал он сам себе, то ли кто-то со стороны его поддержал, возвращая в красочную реальность, и она ему показалась вполне сносной.

Не матери ли это был голос, ровно как в тот раз, лет этак пять тому назад еще в России, когда он, уже зная о своем отъезде за границу, в глубоком раздумье лежал на плаще в парке под цветущей черемухой?

Странно, но точно такое же состояние души — не несет ли оно вести перемен, да, наверно, так ведь сам их ищешь этих перемен, не так ли, Гарри Блейд, не случайно же, а специально записался в казино в поиске новых знакомств, не так ли, Броня Климов, он же Гарри Блейд, мать твою так.

Кто-то пытался с ним заговорить.

Это молодой араб беспардонно стукнул его по плечу.

— Эй, приятель, что так раскис вдруг, черт побери. Меня зовут Шахин, и я вот, к примеру, хочу стать президентом Ирана.

— Ну да, ты молод и, похоже, вполне серьезен для такой высокой должности.

Гарри тут же утерял всякий интерес к чудаку с амбициями парламентария.

— А ты чем занимаешься? — юный кандидат в президенты не унялся, с восхищением глядя на дважды большего в размерах оппонента.

— Да так, просто живу свою жизнь, — безучастно ответил Гарри, не давая повода для продолжения диалога.

— Вон смотри, та супердама не сводит глаз с твоего тела, — Шахин не унимался, видимо, он искал себе друга вот таких вот внушительных физических данных.

— О да, об этом и я знаю, но, к сожалению, не за этим пришел в это эфирное заведение.

— Так что, ты пришел, чтобы выиграть в покер?

— Не совсем так, мой друг, я здесь с целью знакомства с серьезными людьми.

— Так именно со мной тогда и знакомься, тебе повезло.

Молодой араб смотрел на него с полными серьеза глазами, и пусть все то, что он говорил, казалось как-то по-детски, но тем не менее пацан этот, чем-то особенный, отличающийся от всей толпы по крайней мере, понравился Гарри, и он протянул ему руку для мужского знакомства.

А тот, на удивление сильно пожав его гигантскую, по сравнению со своей, ладонь, улыбаясь подмигнул в сторону дамы в красном платье и негромко добавил:

— Сегодня ты, судя по всему, будешь занят, а когда освободишься, то подходи к спортзалу «Грахамс», что на Ноттинг Хилл Гейтс, не пожалеешь, там встретишь много наших ребят.

В частности, я сам кикбоксингом занимаюсь, не поверишь, в Германии выиграл чемпионат в позапрошлом году среди юниоров. Так и родился там двадцать лет тому назад, но вот уже скоро год, как тут ошиваюсь из-за драки со скинхедами. Похоже, переборщил и кому-то челюсти поразламывал, но, шайтан их побери, ведь не я первый начал. Серьезное движение у этих демонов там развилось, нормальным людям жизни не дают, а как по голове получат, так в ментовку галопом бегут, а я-то пусть и гражданин Германии, но все равно эмигрантом остаюсь для них, как ты ни крути. Да ладно, мне и тут не плохо, кажется, что даже лучше, ты знаешь, спокойней. Представь, мой отец в молодости летчиком был, так вот, он военный самолет свернул с курса в Иране и в Германии приземлился, чемпион. Так я и появился на свет не у себя на родине, а там, где бритоголовые ходят с крестами на затылках.

— Да уж, тебе не повезло, надо же родиться не на родине, прям-таки метаморфоза.

— А это что значит?

— Это необъяснимое преобразование, ну вот ты, например, вроде иранец в душе, а по сути ты европеец, то есть превращенный в европейца, примерно так, что ли. Ну что, до встречи в спортзале, будущий король Ирана, носитель суперсмелого плана.

Шахин не обиделся на каламбур, а наоборот, как бы возгордился своим новым статусом.

Несомненно, странный пацан, но тем не менее интересный.

Гарри пересек зал, подходя к столу рулетки, где одной из игравших была та самая дама в красном.

Поставив на семь и на красное по двадцать, он выиграл с ходу на обоих ставках, этим вызвав повышенный интерес к своей персоне, но забрав фишки у любезного крупье, высыпал их в карман смокинга и, как бы собираясь уходить, легким движением головы попрощался с красавицей в суперсмелом платье.

По ее лицу скользнула тень сожаления, а заметив это, Гарри уже просто был бы полным бараном, чтобы вот так вот уйти, даже не попытавшись завести интригующее знакомство.

— А как вам везет в эту ночь, прекрасная леди в красном? — он особо не изыскивал варианты знакомства, раз уж дама смотрит на него целый вечер, то интеллигентный мужчина просто должен сам к ней подойти, пусть даже без особого повода.

— О да, не особо, но ваша, судя по всему, удалась, вам только что повезло с первого раза.

— Ну, не с первого, а со второго, и, впрочем, мне повезет еще больше, если дама в красном не откажется от предложения провести остаток этой удачной ночи в моей компании.

— Дерзости вам не занимать, — она сделала этот вывод, глядя ему прямо в глаза.

Женщина вовсе не оказалась из тех, кто на самом деле охотятся за свежими переживаниями сексуального плана, а вполне приличной дамой, пусть и в столь вызывающем туалете, но на самом деле из высшего общества.

— Я согласна, только это заведение давайте покинем.

— Ну, разумеется, может, поужинаем где-то на отшибе, если вам это угодно в сей час.

— Не поздно ли для ужина, хотя пару мест, куда можно заехать, мы должны найти и в это время, так что же, вперед, незнакомец.

И взяв его под локоть, она последовала за кавалером, как настоящей даме это и подобает, покидая злачное место.

— Так что, вызываем такси? — предложил Гарри, имея выигрыш свыше полутысячи фунтов в кармане. Не богат, но на ужин, ночлег и завтрак уж хватит.

— Зачем такси, я не употребляла пока что, вон тот «Мустанг» нам подойдет?

— «Мустанг» подойдет нам вполне.

— Ну тогда вот ключи, садись, поехали, — она передала вождение ему, что, разумеется, в корне меняло ситуацию, он все же не был везомый, а везущий, и то уже хорошо…

Машина завелась, и по гулу мотора он с легкостью определил, что не менее трехсот лошадей у этого «немолодого» кабриолета запрятано под капотом уж точно.

Не спеша выруливая из парковки, он бросил взгляд на партнершу, кто, присев боком так, чтобы формы ее бедер заставляли стыть кровь в жилах молодого мужчины, чуть ли не мурлыкала от удовольствия, сравнимого разве что с гордостью охотника, кто только что при большой толпе наблюдателей удачно подстрелил оленя с непомерно дорогими из-за своей редкой красоты рогами, и теперь готов чуть ли не вознестись на небо от испытываемого превосходства над всем миром.

— So, where are they going without any knowing the way?³

Гарри изрек цитату из песни, невольно переходя на стихотворную форму разговора.

— It is not important by now, let’s go just ahead without any care about the direction.⁴

— Ваши мысли совпадают с моими действиями, мадам, я как раз и еду без направления.

— Эвелин, так в нашем роду называли старших дочерей.

— А я, хоть и русский, но Гарри, так мой отец назвал меня в честь какого-то американского друга.

Что же, ему приходилось быть тем, кто он и был по документам, легенде, и на самом деле он уже давно свыкся со своей новой жизнью, так что даже случайно не прокололся бы, наверно, позови кто-либо его сейчас по настоящему имени, то вряд ли бы дрогнул и нерв.

Она гладила его левый бицепс и, придав голосу максимальную сексуальность, промурлыкала, что в сторону Оксфорда пока, а потом она с удовольствием укажет точный адрес места, где для них будет все, что только пожелают их души.

Гарри нажал педаль газа, и кони рванулись в галоп, «Мустанг» буквально вырывал из-под себя улицы пустынного Лондона, город задолго после полуночи воскресного дня крепко спал, собирая силы для близкого уже понедельника.

Они подъехали к старинными мастерами кованным воротам, что бесшумно отворились по сигналу пульта, и, прошуршав шинами о гравий односторонней грунтовой дорожки, не спеша подкатили к дому, граничащему с размерами замка, выстроенного явно пару веков тому назад из тесаного камня, похожего из-за своей точности чуть ли не на фабричные блоки.

Фундаментально, блин, Гарри успел заметить в умеренном освещении стен лучами бьющими из где-то в клумбах роз запрятанных сенсорных фонарей.

— Ну вот, выходи, приехали, это наш фамильный замочек, — она щебетала, открывая входную дверь. — Не поверишь, а живу тут одна, и нету даже прислуги, так что делать можем все что хотим.

Зал, куда они вошли, похоже, был заодно и жилой, судя по гигантскому камину, софам, коврам и массе других, несомненно, античных шедевров разных жанров и направлений искусств.

От штативных канделябров неопределимого на первый взгляд века до картин со строгими лицами предков, безучастно глядящих из увесистых рам в стиле рококо, наделенных несомненным изяществом лепнины начала восемнадцатого века.

— Виски, — она пошла к шикарному бару, встроенному в противоположной камину стене.

— Конечно, почему бы и нет, — он последовал за ней, с трепетом обнял за талию уже давно готовую к половому акту женщину, с тела которой, словно само собой, соскользнуло вечернее платье, и это началось.

Они имели друг друга везде и всюду, начиная с ковра и заканчивая софами возле камина.

Благодаря Шарон его пробужденная сексуальная энергия фонтанировала с феерической силой, вот что в нем безошибочно заметил опытный глаз одинокой женщины.

Тут ее не стоит обвинять в распутстве, просто у каждого из нас есть право на жизнь, а секс включается в норму здорового образа ее ведения.

Коитус заканчивали в позе латинской буквы Z, вот тут-то она и получила полное наслаждение, когда он дал ей почувствовать максимальную скорость и силу движений навстречу триумфу обоих начал, который вырвался из глубин его организма заодно со звериным рыком, что женщину заново бросило в жар длительного оргазма.

— Ты ошеломительна, — он смог изречь через пару минут, что потребовались на восстановление дыхания после секс-марафона.

— А ты вообще неописуем.

Она встала, чтобы пройти в душ, а когда вернулась, то Гарри уже дегустировал тот самый нетронутый виски.

— Что это за чудо-напиток в графине, ничего подобного я пока еще не пробовал, — он взял еще один глоток для пущей уверенности во вкусовых качествах обжигающей, но, несомненно, достойной восхищения жидкости.

— Это неразбавленный бурбон, там восемьдесят процентов алкоголя, вот что значит русский медведь, может пить даже огонь, мы обязательно разбавляем содовой или же льдом, — она достала из-под бара глыбу льда, что хранилась в специальном ящике-морозилке, и, вооружившись кинжалом, отколола себе кусочки льда.

— Говорят, что из айсберга тысячелетней давности, даже не знаю, стоит ли в это верить.

«Прям как в кино», — Гарри подумал про себя.

— Но все же хорош напиточек, нечего сказать.

— Наверняка хорош, ведь возраст его перестали считать уже давненько, когда умер тот, кто унаследовал этот дом вместе с винными бочками в подвалах, тот человек был моим дедом, а то есть сотни две с половиной лет, не меньше.

— Ну надо же, и как получилось, что ты теперь живешь тут одна, в этом доме-замке?

— Как случилось, уже четыре года, с тех пор как погиб мой муж в автокатастрофе, и я была с ним в той несчастной машине, была беременна, но врачи преимущество жить дали мне, нежели плоду, с тех пор вот так и живу одна сама. Есть у меня конный завод в Новой Зеландии, но там управляют люди по найму, тренера, ветврачи, в общем, бизнес процветает, только я вот до сегодняшней ночи находилась в каком-то состоянии, ну вроде пустоты душевной или нечто в этом роде. Уже несколько поколений, как наша семья страдает от напасти раковых заболеваний, гибели в автокатастрофах, бесплодия вроде сестры моей матери, так что, в случае если я не оставляю наследника, то все наше фамильное древо можно будет считать вымершим, печально, но факт. Этой ночью я в первый раз после той аварии решила выйти в люди и вот вернулась уже не одна.

Она целовала его со страстью влюбленной женщины, это было ясно, яснее ясного, она была уверена в том, что нашла себе партнера для дальнейшей жизни.

— А чем ты занимаешься? — она спросила, на секунду оторвавшись от разглядывания его тела.

— Не поверишь, пишу стишочки для русской газеты и сам же эту газету распространяю по всему острову, вот, например, сегодня мне надо бы выезжать, а я все еще у тебя, хотя уже шестой час утра на дворе.

— О, я виновата перед тобой.

— Да, ты виновата, но я прощаю, поскольку мое рабочее время не нормировано, твой партнер свободен как птица, так что любой себя мало-мальски уважающий поэт будет завидовать мне до нервного срыва.

— А как, на чем ты ездишь со своими газетами, можно и я отправлюсь с тобой? Хочу попутешествовать вместе с моим поэтом, это наверняка было бы здорово.

— Как хочешь, можем отправиться хоть сегодня, только моя машинка твоему «Мустангу» не ровня, так что особой скорости и комфорта не смею обещать.

— Да не важны мне ни скорость, ни комфорт.

— Ну тогда мы уже в пути, — он поднял ее на руки, осведомился о направлении в спальню, и опять начался теперь уже нескоротечный половой акт…

Проснулись к полудню, весенний дождь барабанил по крышам, что вовсе не редкость для Лондона да и вообще свей Англии с ее вроде умеренным, но уж точно сырым климатом.

Можно было бы затопить камин и валяться напротив огня, целый день занимаясь любовью, но план был сделан еще ночью, так что, быстро собравшись, они сели в «Мустанг» и поспешили на завтрак в ближайшее кафе.

Окрыленная Эвелина порхала бабочкой, и глядя на нее, он также находился в приподнятом настроении.

Они, словно давние коллеги, дружно перегрузили газеты в «Мустанг» и, налив полный бак, отправились вверх, прямо по главной магистрали Великобритании с номером М-1, что пересекает всю страну аж до самого Эдинбурга.

— Если бы ты знал, как я счастлива, — она, не сдержав эмоций, буквально прильнула к его плечу.

Он промолчал, лишь щетиной погладив ее светлые волосы.

Эх, девчонки, как я был бы рад остановиться с любой из вас, мои дорогие, но ведь не судьба, я бродяга, и с этим, похоже, не покончить, пока не восстановлю один день свое настоящее имя, о счастье в покое могу лишь мечтать.

А теперь Гарри Блейд живет сегодняшним днем, излишне не печалясь о прошлом и не задумываясь особо о будущем. Он вел машину на максимально допустимой законом скорости, но не нарушая, поскольку вся Англия под камерами ходила уже и тогда, так что стоило всего-то нажать на гашетку, как тут же был бы зафиксирован объективом радара, и наказания в виде немалого штрафа не избежать.

— Получается, что ты знаешь Соединенное Королевство от А до Z, и как давно катаешься по этим дорогам?

— Да не так уж и давно, дело случая, а до этого четыре с лишним года на дверях клуба малость постоял, потом поваром трудился, да что там обо мне, ничего интересного, сбежал из России, вот и весь сказ, а теперь вон выживаю как могу, там двое детей остались, жена и так далее, все было, но прошло благодаря голове отбитой, то ли судьбе моей ненастной.

— Ты винишь судьбу?

— Да нет, как можно, каждый ведь сам себе счастье кует, не такой ли гипотезы придерживаются те, кто были успешны в этой жизни, а те, кто неудачники, по каким-то причинам все сваливают на плечи судьбы, тут, милая, спорить можно до бесконечности, а истинную связь между мистическим словом «судьба» и физической жизнью ведь не доказать.

Тут все зависит от убеждений, например я сам верю в предписанную линию жизни и уверен, что являюсь всего-то физическим исполнителем своей строго определенной роли, ну и с Божией милостью имею свободу действия в духовном аспекте, ведь думать мы можем независимо от действия, и это великолепно, хотя бы в мыслях мы можем оставаться свободны, то есть не ограничены в плане духовного роста. Ну а уж если человек имеет тенденцию аккумулировать духовные ценности, то значит, по мере наращивания уровня спиритического, соответственно, должны ведь параллельно расти и другие его качества вроде физических действий, как созидание, творчество, несомненно, должен расти и интеллект.

Не знаю, как ты, а я, всякий раз анализируя свои поступки, нахожу в них массу ошибок, и вот таким путем у меня получается очистить себя от них, чтобы в дальнейшем уже не наступать на те же самые грабли, ведь идеального нету никого на этом свете, но стремиться стать лучше, безусловно, надо, и в первую очередь начиная именно с себя самого, с доброй мысли к делу, согласись, ведь так это просто.

Гарри, забывшись, говорил сам с собой, а она молча слушала, пока он и не исчерпал свою мысль, а потом оба долго молчали, пока и не показалась в поле их зрения кривая церковная башня города Честерфилда.

— Вон смотри, ты знаешь, почему верхушка этой башни вот так вот искривилась и к тому даже повернулась вокруг соей оси, дав отклонение на целых три метра?

— Да башня, на самом деле, тут особая, аналогов уж точно нет, хотя и не Пиза, но все же, надо сказать, любопытное творение мастеров, даже странно, как она стоит аж с четырнадцатого века.

— Вижу, ты не просто так газетки возишь по Англии, раз знаешь даже такие мало кого интересующие факты, как возраст Честерфилдского чуда. Про эту катедраль в народе ходят разные легенды и эпосы, то про местным кузнецом подкованного черта, то про невесту-девственницу и ее трагическую судьбу.

— Да уж, а на самом деле никто не знает, по какой такой странной причине архитектор сделал ошибку в расчетах, что башня дала сдвиг, и каким чудом до сих пор стоит, но однозначно то, что специально даже при всем желании не построишь, каким бы мастером ты ни был.

— Судя по твоим монологам, Гарри, ты философ, романтик и, на самом деле, похоже, немало учился или по крайней мере интересовался, раз уж имеешь склонность к рассуждениям.

— Дорогая Эвелина, я все еще учусь, и знаешь, в котором университете? Не гадай, мой вуз называется жизнь, вот тут-то и есть самый обширный спектр возможностей изучения самых разных направлений действительности и получения объективных знаний о ней. Срок обучения не ограничен, и науки можешь выбирать любые, по личным интересам и наклонностям, а бывает, и выбирать-то не приходится, поскольку выбора-то практически не остается…

Сами собой встают на пути задачи, да такие, что даже и не желал бы познать их решения, но приходится их искать, ибо не ответив на поставленные вопросы, дальше ты попросту не заглянешь, а хочется продолжить эту жизнь и учебу в ней одновременно, вот это и есть оно, то, что вынуждает идти на все ради решения вопроса, в поисках ответа на который доводится даже страдать, и не только тебе самому, а и многим другим, дабы всем вместе честно заработать удовлетворительную оценку труда да опять же получить новую, более сложную задачу, и так без конца, до самого конца, о котором нам знать не дано, вот что остается неразгаданной, вечной интригой для человека, ну а интрига и есть то, что побуждает к новым горизонтам познаний.

Ты знаешь, я полагаю, что заключительный экзамен и аттестат зрелости мы получаем посмертно там, стоя перед Весами Правосудия Божиего, нам всем дадут по заслугам… вот во что я непоколебимо верю.

— Даже приблизительно такого, как ты, я и мечтать не могла встретить, Гарри, должно быть, ты сам не знаешь, кто ты такой.

— Согласен, наверно, уж редкий человек смог бы сам себя оценить, но раз уж задан вопрос, насколько я понимаю, то попытаюсь ответить стихами.

Как знать, кто ты такой, навстречу мне идущий незнакомец,

За обликом, что кроется в глубоких закромах твоей души,

Помыслы, искания, убеждения, какое сердце носишь ты в груди?

Ты добрый, злой, ты гений или неуч, посланник Бога или Сатаны?

На все вопросы ваши я один ответ имею и скажу вам, люди:

Довольно слов, пустых полемик, страстных излияний голословя,

Так дайте ж человеку шанс, своим поступком слово чтобы доказал,

Засыпать вопросами его едва ли стоит, он вопросов вам не задавал.

— Так вот как, вопросов ты не задавал.

— Ну а что их задавать, раз человек захочет, то сам расскажет искренне. Представь, я спрашиваю тебя о чем-либо, малознакомый притом оппонент. Полученный вопрос тебя озадачивает, это во-первых, а потом тебе надо либо говорить правду, либо лгать, мне отвечая. Скажешь правду, потом будешь мучиться в сомнениях, а не использует ли он то, что знает, в каких-то своих целях, ведь мало ли, не обдумав, выдашь некую информацию, что не стоило бы открывать чужаку, ведь у всякого из нас есть хоть какой-нибудь да секрет, ну не святые же мы. Налжешь — так опять-таки будешь озадачена тем, что наврала, и будешь истязать себя потом за это, ну, конечно, если у тебя еще есть хоть какая-то совесть. Вот, собственно, поэтому я предпочитаю личных вопросов не задавать.

— Ну, кажется, ясно, тогда давайте говорить о чем-то нейтральном, расскажи мне о России, много разного было слыхано о коммунистическом безумии, но сталкиваться не случалось, ты вообще первый русский, кого я узнала в своей жизни.

— Ну и как, впечатляет?

— Вполне, но не все же вы там такие интеллектуалы, красавцы и так далее.

— Это надо рассчитывать как личный комплимент?

— Да, и как вопрос одновременно.

— О России можно говорить, наверно, годами, а в общем да, интеллектуалов там хватает и почище меня, да я себя к таким и не отношу, куда там мне, самоучке, бродяге и… да неважно. Сколько классиков дала Россия, ученых, художников, музыкантов…

Это великая страна, разумеется, вот только по какой-то чудовищной каре именно она попала под коммунистическое иго — так, наверно, надо сказать, и то, что там творилось, в двух словах не изложишь, а знаешь, давай об этом я тебе расскажу как-нибудь вечером у камина, а еще лучше вечерами, во всяком случае мы с тобой теперь в Англии, а не наоборот, вот и делай выводы. Теперь, когда произошел коллапс красного монстра, России нужны долгие годы, чтобы встать на ноги, да, надо подняться с колен, а то и вообще из грязи.

Кто знает, а возможно, это и хорошо, что пришлось пережить народам Советского Союза за время существования коммунистического лагеря, ведь это ни с одной другой страной мира не сравнимый опыт, тут можно анализировать без конца.

Эвелина, это богатейшая страна в мире, обладающая восхитительным интеллектуальным потенциалом и практически неисчерпаемым материальным ресурсом, по крайней мере на несколько веков вперед, но потеряно более полувека времени в развитии, ведь партия коммунистов, что безраздельно властвовала все это время, на самом деле бездействовала или действовала, но безрассудно, поверь, самые сильные аналитики, наверно, не в силах разобраться в том, что осталось после их хозяйствования.

Да ну, не для этого мы тут собрались, чтобы вести вот такие беседы, давай-ка сменим тему, а то я расплачусь, — он грустно посмеялся над своими словами, сворачивая с автобана в сторону Йорка.

Целую неделю они провели в путешествии, исколесив полкоролевства, объединяя приятное с необходимым, ночуя в недорогих придорожных мотелях.

Поездка удалась, и когда «Мустанг» их донес до двери дома Эвелины, им и мысль о расставании в голову не могла прийти.

Гарри растопил камин, и когда она, переодевшись, вышла к нему, сменив дорожные джинсы на домашний халат, неся шампанское в хрустальных бокалах, это ему показалось как минимум сказкой, что, не веря своим глазам, он просматривает в кинотеатре.

Небольшой замок, в зале пылает камин, напротив которого в кресле восседает он сам, и королева в воздушном платье опускается на тигровую шкуру у его кресла, подавая бокал с искрящим напитком, реальность ли это или же сон… наверно, именно так и травили монархов?

В полном молчании, как под воздействием волшебства, они ласкали друг друга перед открытым огнем, не зажигая других источников света, есть ли предел и что может быть красивее любви, когда чувства пылают заодно с натуральным огнем.

О Господи, как можешь быть ты щедр,

Даруя чувства, словно рвущийся из недр,

Сравнимые с полетом, вновь и вновь

Детям своим, кто падают в любовь.

Ну да, наверно, с полетом, поскольку человек, хоть и мечтал об этом во все времена, но все же не может летать, ну кроме как во сне или при высших достижениях йоги, в глубокой медитации, когда он достигает ни с чем не сравнимого уровня состояния души, и в итоге ему открываются нормально запретные для него астральные измерения.

— Гарри, я хочу, чтобы у нас с тобой был ребенок и мы остались вдвоем заодно навсегда.

Эти слова прозвучали как орган, музыка, какую еще не написал ни один композитор.

Забывшись, они в объятиях друг друга черпали счастье из времени, что им было щедро дано.

Уж наверняка, что в такие минуты у человека должна быть сильнейшая связь с теми другими мирами, откуда и приходят души вновь зачатых детей, иначе как можно объяснить то состояние, в котором находились те двое в ту ночь.

Утром они нашли себя на той же тигровой шкуре, напротив догорающего камина, среди подушек и пледов, чем накрылись перед рассветом, когда улеглись страсти любви заодно с жаром огня, а значит, все это было не сон.

Их счастью не было края, она на самом деле сияла, потягиваясь с ним рядом теплая и нежная, ласковая и безумно секси, такая, что вместо завтрака они по новой занялись любовью, конечно же, переходящей в то, что непременно приводит к оргазму, а после к водным процедурам и кухне.

— Ну что, похоже, пора и меру знать, дорогая, твое гостеприимство не знает границ, но однажды ведь надо нам отдохнуть, одуматься малость.

— Почему одуматься, я и не думаю останавливать свои чувства к тебе, даже и не помышляла, но если тебе надо побыть одному, то без проблем, надеюсь, не пропадешь насовсем.

— Так что ты, я бы остался у тебя навсегда, но есть ведь лимиты, честь мужчины и так далее, в конце концов, мне ведь надо работать, чтобы жить, не станешь же ты возиться, со мной вместе распространяя газеты.

— Ну, если это было бы необходимо, то возила бы и газеты, но нужды такой не имеется, так что одного круиза по Королевству с меня вполне достаточно, а ты тоже подумай, надо ли тебе тратить свое время на это занятие.

— Звучит, конечно, великолепно, но, дорогая, я из тех, кто обречены трудиться физически, и от этого уже не отмахнуться.

— Ладно, отчасти ты прав, поезжай, но знай, что я тебя жду уже сегодня.

— Ну сегодня-то не обещаю, давай в конце недели встретимся и займемся тем, что у нас так здорово получается, а время покажет, разложит все по полкам, как у нас говорят.

— Да уж, пословиц у тебя хватает, это точно.

— Они не мои — народные.

— Интересный вы народ, хотела бы я попутешествовать по России.

— Так без проблем, покупаешь тур — и вперед, но теперь не советую, в России пока что царит что-то вроде хаоса, надо подождать, лет через десять, в году этак две тысячи десятом-пятнадцатом можно будет задуматься о таком предприятии, кстати, у меня там тоже есть кое-какие делишки в незаконченном виде, а теперь Россия встает из положения разрухи, надо подождать.

Он вспомнил о детях, кто наверняка уже подросли, о сумке алмазов, оставленной им за Уралом, обо всех, кто уже годами о нем знать ничего не знали.

Ком к горлу подкатил не на шутку, он как-то вдруг отключился, ушел туда, где осталась часть, большая часть его жизни, Родина, в конце-то концов, даже не слышал, о чем щебетала Эвелин.

— Хелло, Гарри, ты куда опять улетел в своих мыслях?

Она махала кистью руки ему перед носом.

— Да, блин, и вправду улетел, прости, есть у меня недостатки, как видишь, что делать, прошлое не отпускает.

— Ну, прошлое есть у каждого из нас, я имею в виду всех на планете, так что ничего тут удивительного нет, мне даже нравится на тебя смотреть, когда ты в таком улетевшем состоянии. Особенный такой, из тебя получился бы неплохой артист кино, да тебе и играть-то не надо.

— Женщина, ты попросту влюблена, вот и смотришь на меня как на кумира, это пройдет.

— Влюблена, конечно, а то как же, но пройдет ли это, не знаю, я бы желала надолго остаться в таком состоянии духа, в конце-то концов, у меня есть любовь, я счастлива, Гарри, а теперь поезжай, побудем эту неделю наедине, подумаем, а потом и решим, чего же мы хотим на самом деле.

— Золотые слова, Эвелин, и я, кажется, влюблен, но давай-ка посмотрим, что из этого получится.

Они расставались с уверенностью, что это ненадолго, ну по крайней мере она была в таком состоянии духа, чего о Гарри сказать было бы нельзя.

Ему хотелось сбежать от этого патового состояния. Поскольку он со своей стороны предложить этой чудо-женщине ну ничего не мог, что может предложить человек без имени, а значит, еще и без документов — тотальный нелегал, пройдоха и так далее до бесконечности.

«И настанет время, когда тот, кто будет без номера…»

«О Господи, на что я себя обрек», — он в полной тишине в мыслях уж который раз обращался к Богу.

Глава 5

Так начался еще один этап его биографии и наверняка продолжился бы до глубокой старости, как в сказке, но, к сожалению, в жизни не все бывает так, как нам бы этого хотелось.

К счастью, он знал свои возможности, что ограничивались жесткими рамками им самим однажды созданной и теперь уже попросту нерешаемой проблемы, а то есть он ведь оставался мистером без вида на жительство, да что там, без перспективы, так что и тут ничего серьезного получиться не могло, а посему иллюзий насчет «из грязи в князи» он вовсе не строил, да что там, и строить не смел.

Он жил в режиме настоящего времени, пользуясь тем, что посылала подруга-судьба, как он сам себе частенько напоминал, ради того, чтобы не обольщаться насчет завтрашнего дня.

Еще и в тот день Гарри не решился ей рассказать о своей проблеме, ну зачем разрушать столь романтическое нечто, да он и сам увлекся эйфорическим чудом всей той вместе с Эвелин проведенной недели. Но как можно было ломать это для них обоих ниспосланное счастье.

Она из женщины-вамп в казино превратилась во влюбленную девушку у него на глазах, ну как можно было уничтожить это чудо природы одним грубым словом «проблема», и он решил тот момент, когда ей будет суждено узнать о нем горькую правду, оттянуть как можно дальше, не ради того чтобы самому покупаться в лучах любви, нет, мой дорогой читатель, он ведь знал, кто он такой, и иллюзий не строил, нет, а наоборот, для того чтобы как можно больше подарить ей того счастья, что она испытывала, будучи рядом с ним, дарила ему свою ласку, а значит, и заслуживала того же.

Вот в таких раздумьях она и застала его, когда по уговору они встретились в Грин-парке спустя неделю.

— Ты что-то не весел, дорогой, неприятности на работе или заболел?

— Да нет, все вроде в порядке, так, задумался о разном, хотя и не особо стараюсь строить планы на будущее, но оно все же крепко связано с настоящим, то есть зависит от настоящего, так, наверно, будет точней.

— Эх ты, философ мой ненаглядный, — она погладила его по руке и, набрав полную грудь воздуха, заявила: — У нас будет ребенок, какое счастье, Гарри.

— Ты молодец, Эвелин, нет больше слов.

Обняв ее за талию, он целовал счастливое лицо женщины, а она, буквально улетая в другие измерения, изогнулась назад, полностью доверяя свое тело его крепким рукам.

Отойдя от нахлынувшей волны любовной магии, она заговорила первой:

— Надеюсь, после того что сделал со мной, ты безусловно женишься на мне, как это подобает настоящему джентльмену.

— Ну конечно же, джентльмен, и непременно женюсь.

— Мы уедем в Новую Зеландию, там лучше климат и мой конный завод, если бы ты знал, какие скакуны и иноходцы там выращиваются, надеюсь, ты будешь там счастлив со мной, родится наш сын…

— О да, дорогая, это похоже на сон, ущипни меня на всякий случай.

— Нет, я тебя поцелую.

Она прильнула к нему в долгой ласке, в том парке везде целуются парочки, так что в их поведении ничего зазорного не было.

— Поедем к тебе, собираем твои вещи, и давай сегодня же заедем в редакцию, чтобы покончить с делами за раз, тебе больше не надо работать, эй ты, понимаешь? Отныне ты мой муж, отец нашего ребенка и вообще мой любимый мужчина.

— Эвелина, все как во сне, я могу сойти с ума от столь резких поворотов судьбы, давай-ка я тебе расскажу нечто очень важное, перед тем как спешить собирать мои немногочисленные вещи.

— Да что может быть важнее того, что уже происходит, а происходит моя беременность, я делала два теста, и оба положительные, у нас будет ребенок. Четыре года думала, что после потери мужа уже не найду достойного мужчину, с кем вообще лечь в постель, не то что родить наследника, но чудо свершилось, я нашла тебя.

Она даже и мысли не допускала о том, что Гарри попросту не может поехать с ней в Зеландию, ни жениться, ни вообще обещать что-либо, поскольку жил вне закона.

— Ну, о том, кто кого нашел, еще спорный вопрос, дорогая, это ведь я подошел к тебе, а не наоборот, но если хочешь, то пусть будет по-твоему, Эвелина, я не смогу поехать за тобой на край света, пусть даже и хочу этого всей душой, ну какой смертный откажется от такого предложения, как стать мужем дамы, которую любит, которая несет его ребенка, да еще и из высшего общества. Только в моем случае получается так, что надо отказаться.

— А ты что, все-таки не смертный, инопланетянин или женат, в чем проблема, не понимаю?

Удивительно, но женщина не показала ни малейших эмоций.

— Да уж, женат, но это была бы не проблема, ведь женатый может развестись и официально жениться сколько угодно раз, нет, к сожалению, на меня не распространяются такие элементарные законы, я попросту вне закона, понимаешь.

— Нет, не понимаю, можешь ли пояснить, что это значит?

Ему пришлось рассказать ей свою историю жизни, конечно, можно было попросту наврать, но как он мог лгать женщине, кто шла к нему навстречу, любила его, была даже беременна от него, уже дала ему руку и сердце, и только по стечению обстоятельств его изуродованной биографии они не могли остаться вместе, создав семейный союз, что, кстати, обещало ему все блага этой жизни, мыслимые и немыслимые.

Она слушала и вытирала слезы всевозможных переживаний, вызванные валом полученной информации.

Хотя рассказ и был долгим, но она не перебила его ни разу за полдня, что они провели вместе, гуляя по Грин-парку, обедая на Ковент Гарден, и только переехав на такси в Блумсбери-сквер, где вблизи Лондонского университета была ее девичья квартира еще со студенческих времен, Эвелин перебила его, пригласив зайти и провести с ней остаток их прощального дня.

— Надеюсь, простишь меня за то, что раньше не рассказал свою историю, но поверь, не из-за каких-то там корыстных побуждений. Сначала ведь не было необходимости в этом, ну какой мужчина прям с ходу возьмет и станет излагать даме свою биографию в деталях, причем не совсем-то и веселых по своей сути.

Ну а потом, когда покатилось колесо нашей скоропостижной любви, то как-то не хотелось его останавливать своим печальным рассказом, ведь я же не полный эгоист, чтобы не заметить, насколько ты была счастлива, был счастлив с тобою и я, так стоило ли отказаться от тех прекрасных дней, заодно лишив их и тебя, прости, на такое я не способен, ну вот и получилось все так, как получилось.

Даст Бог, вырастет наш сын или дочь, будет тебе наследник и радость всего остатка жизни. Благодаря моему молчанию, смотришь, и не пропадет твоя фамилия с лица земли, ведь сама говоришь, что нету больше никого кроме тебя, кто бы мог продлить родословную вашей семьи.

— Это так, Гарри, все хорошо, я ни о чем не жалею, кроме о тебе, а может, все-таки удастся однажды привести твои дела в порядок, тогда найди нас, я имею в виду меня и ребенка нашего.

— На это может уйти большая часть моей жизни, а может, и того недостаточно, не знаю пока, то время покажет, запутался я аж по самые не балуйся, так что не поминайте меня лихом, если и не появлюсь в вашей жизни вообще.

Он ушел рано утром не попрощавшись, ну кому эти прощальные сцены нужны.

«Вот так, ну надо же, мои детки в итоге будут, наверно, во всех краях света и социальных слоях, от воспитателя детского садика в России аж до высшего общества коневодов Новой Зеландии, интересно, грех ли это перед Господом или не грех, но будь что будет, изменить уже ничего нельзя, да и нужно ли изменять… зачем стараться идти против того, что случается по воле Божией».

Вечер опустился за окном, и все как раньше: кресло у окна, небольшая порция виски с сигарой «Кинг Эдвард», все это ради осязания вкусовых качеств и аромата, нет, не опьянения для. Дегустируя вкусы и запахи, человек, сам не зная того, заставляет работать свой мозг, а работа серого вещества — это, несомненно, прогресс, а прогресс — это новые интересные мысли, их анализ и в конце концов выводы из него.

Паучок так и сидел в своем коконе, не вылезая, для него, походу, было холодновато пока, ведь пусть и лондонская, но все же еще пока ранняя весна, сеть его уже давно как пропала бесследно, и только в памяти Гарри остался неизгладимый след от той паутины, что членистоногий сосед за окном столь искусно заплел в ажурном изгибе стойки фонаря в ту предновогоднюю ночь.

— Иди спать уже, — он изрек, глядя на свое отражение в мокром стекле окна.

Холодная кровать, и где вы, мои девчонки, кто греет вас в эту ночь?

Вот как человек все же может изуродовать сам свою жизнь…

Глава 6

Вспомнив о малом иранце, кто мечтал стать монархом своей страны, Гарри решил заехать в спортзал «Грахамс» по указанному адресу на Ноттинг Хилл Гейтс, а чем черт не шутит, может, и вправду малый чего-то стоит. Без особого труда он нашел нужный адрес и вовсе не удивился, застав Шахина прямо на ринге, где тот добивал сразу двоих противников.

Те изгибались как черви перед неумолимой машиной кикбоксинга, хотя и не выглядели так чтобы начинающие, благо все в щитках, как и положено, иначе свирепый малый, наверно, переломал бы им скулы и не только.

Когда поединок закончился, иранец, уже раньше заметивший своего нового приятеля из казино, не отдыхая, сразу подошел к нему и, поздоровавшись, снимая перчатки, не скрывал радости за неожиданный визит.

— Ну как, теперь ты мне веришь, что я лучший, да тут вообще не с кем поспарринговать, они меня попросту боятся.

— Кикбоксингом не занимался пока, а так-то могу сломать шею кому угодно, довелось, слава Господу, научили, как это делать. А ты на самом деле, походу, мастер своего дела.

— Ну как сказать, мастера я получил уже пару лет назад, еще в юношеской группе, но надо продолжать тренировки, а я сам тут за тренера, так что особо-то не разовьешься, сам видел, с кем дело имею.

— У меня в Манчестере есть ребята, хочешь, заедем.

— Да как пить дать, нам все равно в ту сторону катить, если, конечно, ты желаешь познакомиться с серьезными людьми, как сам в казино говорил.

— А так чего же я сюда приехал, на тебя посмотреть, что ли, мне попросту надо найти контакты с серьезными пацанами.

— Ну вот, я же говорил, что тебе повезло.

Они разговаривали на равных, как старые знакомые и спортсмены, кто на самом деле уважают друг друга за мастерство.

— Так чего тянуть, завтра я выезжаю вглубь страны по работе, если можешь, так давай поехали вместе, заодно и пообщаемся с твоими и моими ребятами да по пути заедем куда угодно, такая вот у меня свободная профессия.

— Ну давай с утра в десять подкати-ка сюда же и поедем.

На самом деле малый Шахин вовсе и не был таким малым, махался на ринге как зверь, Гарри сам это видел, так что, бесспорно, пацан он был что надо, почему бы и не пообщаться.

Наутро они выехали прямо в Донкастер, где их уже ждали знакомые Шахина.

Как раз пять часов в пути, движение было более чем сложным, всю дорогу шел буквально ливень, и по этой причине практически встала автомагистраль, но в Англии сухую погоду не ждут, впрочем, как и в России.

Добрались как раз к обеду и очень кстати, хозяин ресторана, кто и был приятель Шахина, как раз накрывал поляну для гостей из Лондона.

Весьма уважаемого вида мужик, среднего возраста, сам работал в своем семейном ресторанчике, человек с призванием повара и гостеприимного хозяина, с его лица не сходила доброжелательная улыбка, суетился, подавая блюда и при этом приговаривая приятным тембром голоса, что гостей тут же располагало к непринужденности, и домашний уют обстановки говорил сам о себе, мол, мой дом — ваш дом, ребята.

— Так это и есть твой русский приятель, представьте, ребята, в первый раз вижу русского человека. Файсал Гафур.

— Гарри Блейд.

Они пожали руки и, присев за вполне европейский стол, принялись за обед, сервированный иранскими изысками кулинарии.

— Да уж, Файсал, вы, похоже, мастер своего дела.

— Ну, не стоит меня хвалить, товарищ Гарри, какой мужчина не приготовит хорошего плова.

Похоже, старый все же врет о том, что впервые видит русского человека, а откуда же у него слово «товарищ» вдруг выскочило на чисто русском языке, похоже, этот старик и вправду не простой.

Такая мысль мигом проскользнула у Бронислава, ну а вслух он заговорил совсем о другом:

— Конечно, не каждый, вот я, например, три с лишним года работал в Лондоне поваром в харчевне твоего земляка, так ведь тот хозяин такого вообще не готовил, правда, и кухня у нас была не ресторанная, быстрая еда и только. Так, некоторые вещи, конечно, и я научился, но и близко не в курсе, как добиться такого чудо-блюда.

— Говоришь, в Лондоне у иранца работал, а как его зовут? — как бы без особого интереса спросил Файсал.

— Абдул Али Фарук, но в прошлом году под новый год его харчевня сгорела, и он с семьей уехал в Йорк. По крайней мере, мне он сказал, что направлялся именно туда.

— Не доехал Фарук до Йорка, вся семья погибла в автокатастрофе, был густой туман, и несколько машин превратились в кучу металлолома, в считанные секунды погибло более десятка человек, нету больше семьи Фарука.

— Очень жаль, он был хорошим человеком, да, я мог быть в той же машине, попросту не хватило места, и он пообещал заехать за мной на следующий день.

— Что делать, несчастный случай прервал их жизни, Аллах принял их.

— Иншаллах, иншаллах.

— Шахин, вас с Гарри приглашаю в мой кабинет на чай, там и поговорим о делах.

Видимо, Файсал-старина сначала присмотрелся к русскому гостю и только потом, когда остался им доволен, решил уже позвать на чашку чаю в свою личную комнату.

Ну да, это была настоящая чайхана по-ирански, все исключительно восточное, тут шелковые ковры покрывали топчаны, а шерстяные лежали на полах, замысловатыми кружевами вышитые подушки повсюду лежали во множестве, тут-то и была святая святых этой общины, место, куда допускались только избранные люди.

Курнув через кальян немного опиума, мужчины расслабились и, попивая высокосортный чай, завели разговор о бытии деньском, что вовсе не из легких, проживая тут, на чужбине.

Конечно, Броньке пришлось о себе рассказать именно столько, сколько и было прожито, ну, разумеется, за умолчанием таких деталей, как сумка алмазов за Уралом, и точных адресов семьи или родных, ну уехал и уехал из России, наследив там слегка, а Россия велика, да иранцы как бы и вообще не особо-то интересовались о таких вещах, как далекое прошлое, вопросов не задавали, но слушали внимательно.

— Так вот ты какой, аксакал, отныне ты не один, не беспокойся. Что насчет бумаг, то на решение таких вопросов потребуется время, но как только что-то будет, так тут же тебя, брат, оповестим, даже и не загружай этим мозги. Шоферские права раз имеешь, то и беспокоиться не стоит пока, езди себе спокойно, а по случаю будем знать о твоей нужде. Мы, братка, больше вон нашим зельем занимаемся, а с документами, да еще и европейскими, пока что не доводилось, но ничего, все однажды бывает в первый раз. Будем на связи, теперь ты уже наш офис знаешь, я тут прямо и живу, на втором этаже спальни, так что в любое время суток заезжай. Еще одна деталь, чисто для информации тебе говорю, вдруг найдешь выход на сигаретных торговцев, знай, тут можешь сдать любое количество, ну и опиум, как видишь, у нас имеется, только аккуратно, братуха, это очень и очень опасный товар. Ну мало ли, так что имей в виду.

Они еще покурили и пообщались, там же переспали на роскошных коврах по-ирански, а наутро Гарри, попрощавшись, поехал дальше по своим делам работы газетчика.

Шахин остался на месте, но номерами мобилок они уже поменялись, так что на связи с уголовным миром он уже был. Нет, эти люди никому зла не делали, они попросту вели свои торговые дела, помогали друг другу, да и только.

Против того, что некоторые делают бомбы и массово взрывают невинных, бизнес этих людей был попросту бизнес, способ нормального выживания, да и только. Арабы испокон веков торговали своим опиумом, пряностями и шелком, никого не трогая, вели свои караваны через пустыни от города к городу, но до тех пор, пока не была найдена нефть, а там уж началось то, что мы все прекрасно знаем из телевизионных новостей…

Да ладно, оставим политику для политиков, а мы давайте-ка вернемся к нашему герою, чья почти размеренная жизнь в старой доброй Англии уже скоро подойдет к счастливому концу, и его ждут неимоверные повороты судьбы, не лишенные романтики да душезахватывающих приключений.

Глава 7

Пулей пролетело пару месяцев, и уже лето властвовало над северным полушарием планеты, вся Англия зеленела, и цвели желтые поля рапса, маслянистого растения, что тут широко культивировалось с целью получения биотоплива.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

3

Так и куда же они идут, вовсе не зная пути?

4

Это не важно сейчас, давай только вперед, без всякого волнения о направлении.