Весы Правосудия Божиего. Книга вторая

Андрис Юрьевич Лочмелис

Книга погружает читателя в смутные времена последних лет существования Советского Союза. Невероятные возможности человеческой воли, смекалки и чудовищные условия тюремного существования оставляют неизгладимые впечатления от прочитанного. Автор красочно описывает и позволяет рассмотреть детали, быт и нрав людей времени агонии СССР и беспредела безвластия первых лет постсоветской России. Книга бесценна своим правдивым содержанием для участников тех событий и познавательна для следующих поколений. Книга содержит нецензурную брань.

Часть 1

Глава 1

Словно волной смыло романтическое настроение, когда он увидел, как, раскрыв свою весьма опасную пасть, навстречу ему галопом несся устрашающего вида пес-бультерьер.

При нападении собаки с репутацией страшного зверя не испугаться мог бы, наверно, только лишь ненормальный, ну или на самом деле отчаянный атлет, который уже неоднократно смотрел смерти прямо в глаза.

Животное быстро приближалось, и мужчине оставалось только приготовиться к смертельному поединку, так как бежать и скрыться было некуда, он успел взором окинуть поляну, но даже самые ближайшие деревья, куда, по сути, можно было бы забраться при серьезном желании спасти свою задницу, стояли на слишком большом расстоянии…

Пытаться попросту убежать было бессмысленно, к сожалению, он не входил в ряды выдающихся спринтеров, чтобы вот так вот дать ногам волю, как шутят в народе, мол, знаю два лучших приема карате, а то есть быстро бегать и хорошо прятаться… ну а вот некоторыми другими видами единоборств наш герой владел вполне серьезно, так что оставалось лишь собраться духом и за секунды приготовиться к схватке.

Он, словно тореро, смахнул кожаный плащ с правого плеча, тем же движением намотав на предплечье левой руки, в надежде подсунуть таким образом защищенную конечность под клыки атакующего животного, ну а там уже как карта ляжет, единственный вариант победить этого монстра — захват в области трахеи и удушье.

Мужчина сгруппировал мышцы, словно робот, за доли секунды, проверяя все узлы, системы и программы, благодаря по жизни натасканным нервам, он моментально получил выброс адреналина и был готов к схватке со смертоносными клыками, но подбежав на расстояние в четыре шага, собака вдруг остановилась, завиляла хвостом и, чуть ли не улыбаясь, всем своим видом давала понять, что желания напасть на человека у нее и в помыслах-то нету.

Убедившись в миролюбивых намерениях четвероногого друга людского, Гарри машинально вытер вспотевший лоб и, как бы аплодируя слюнявой морде, захлопал в ладони, таким образом сбрасывая свой стресс, полученный в ожидании неизбежной схватки.

Устрашающего вида кобель играясь запрыгал вокруг него, вскоре из-за поворота дорожки появился хозяин опасного животного и, что-то крикнув по-английски, подозвал собаку к себе, дружески помахав рукой в сторону остолбеневшего человека, надел ошейник на страшного зверя и преспокойно, на самом деле «в английском спокойствии» зашагал рядом со своим питомцем, как ни в чем не бывало прогуливаясь дальше по ухоженной дорожке Гайд-парка.

«Вот это да, никак я прилетел сюда только для того, чтобы в первый же день английские собаки меня разорвали бы на сувениры».

Это была его первая мысль, когда только увидел несущегося на него зверя. Но, черт побери, сон ли это или галлюцинация, он, еще не веря в благополучный исход встречи с псом, продолжил свой путь безо всякой заранее выбранной цели, да и какую же цель он мог выбрать, не имея ни идеи о том, что с ним будет в ближайшее время, чего еще ожидать от судьбы-злодейки.

Даже не заметил, как попал на Тауэр-бридж, зашагал по чудо-мосту, пересекая мутноводную Темзу, а на том берегу Биг-Бен как раз отбил десятый час вечера, он просто шел не спеша, гуляя куда глаза глядят в совершенно чужом городе, стране, по острову, куда его сегодня волею судеб принес в своем чреве иностранный самолет.

Поступил ли он правильно, покинув Родину, да кто знает, сам себе на этот вопрос он ответить не мог — как ни пытался оправдать свой поступок, он снова и снова терзал себя мыслью, что не давала покоя: «Да какого дьявола было надо всему этому случиться и именно со мной…»

Но в те годы середины девяностых прошлого века жизни людские ломались пригоршнями ежеминутно: Советский Союз распался с оглушительным треском, повергая в хаос привычное течение времени, страсти бурлили — свобода слова и действия… большими кусками делился за семьдесят лет испеченный Страной Советов пирог… Более чем двухсотпятидесятимиллионной стране пришел конец, и ее граждане теперь разбегались кто куда, многих своей холодной рукой забрала костлявая, мол, лес рубят — щепки летят, некоторым повезло больше, и они стали выкарабкиваться из грязи в князи, ну а неким пришлось-таки спасаться за рухнувшими кордонами железного занавеса своей необъятной родины, которая когда-то обещала золотые горы в коммунистическом будущем… но не тут-то было, за слова отвечать стало некому, как это и водится испокон веков… и не только на Руси святой.

Погруженный в мысли примерно такого рода, человек неприкаянно бродил по совершенно чужому городу, даже не задумываясь о будущем, не радуясь обретенной свободе, чудом спасенной жизни, в конце-то концов, надо бы благодарить Бога за то, что не лег костями еще там, за Уралом, но радости не было, да и чему тут радоваться, когда вся жизнь ушла коту под хвост, семья, дом, даже имя — и то чужое, вот попробуй, брат, поживи-ка теперь… не к кому зайти, даже поздороваться не с кем…

Солнце уже спустилось на западе и скрылось из виду где-то между крышами бескрайнего города, а он все еще бесцельно бродил по затихающему Лондону, оказываясь то на Пикадилли с ее Королевской академией художеств, на Оксфорд-стрит с оживленным движением потоков людей и рекламными огнями множества фешенебельных торговых точек и развлекательных заведений.

Было уже около полуночи, когда, присев на гранитную лавочку Трафальгарской площади, созерцал черные статичные скульптуры гигантских львов, замысловато расположенных по всем четырем углам-краям света, и статую адмирала Нельсона в центре, установленную там на колонне высотой чуть ли не пятидесяти метров в честь победы над Наполеоном в 1805 году в битве при Трафальгаре — гордость Англии.

Была относительно теплая и сухая погода, так что спешить под крышу не приходилось, и он предавался течению времени и мыслей обо всем или ни о чем, так и не решив пока, где ночевать первую ночь в этом, судя по всему, восхитительном мегаполисе Туманного Альбиона.

Почему-то никак не хотелось заходить вовнутрь зданий, ни в отель, ни даже в бар на пинту пива, ни вообще с кем-либо общаться, и какое могло тут получиться общение, когда он на английском языке еще пока не имел ни малейшей практики, хотя и учил этот язык в последние недели по интенсивной программе, но теперь, будучи в Лондоне и прислушиваясь к окружающей его речи, ну не понимал, черт побери, вот ни слова.

Такое состояние души, ну, как будто он на самом деле умер, а теперь вроде призрака бродит в чудесном потустороннем мире, где только и слышно как: «пожалуйста», «спасибо», «добро пожаловать», но стоит лишь к кому-то обратиться да просто заговорить, как магия исчезнет и он опять окажется в суровой, ужасающей реальности, в той страшной действительности, откуда всего несколько часов назад чудом, но как-то все же удалось унести свою задницу.

Оказывается, тут даже собаки не кусаются, они улыбаются незнакомцам.

Не мог он поверить, что вот такая вот разница между Россией и Англией.

«Это как же мы жили все годы, глядя друг на друга из-под бровей, готовые всякий момент броситься в драку, а теперь-то и вообще ходим вооруженные до зубов и не просто носим оружие, а частенько используем именно по предназначению… словно с ума посходили все в одночасье».

С такими мыслями в душе шаг до депрессии — скажет психолог, но ему-то было не до таких расслаблений, чтобы поддаться навязчиво подступающей меланхолии, закрыться в квартире, завалиться на диван со своими тяжеловесными мыслями о вечном и никого не впускать — да уж… надо эту квартиру иметь, во-первых, а таковой у него в тот момент еще не было, да и благо молодость подсобляла, все же делая свое неугомонное дело.

Тридцать лет всего-то, расцвет сил, мужчина только как подступил к пику своей сексуальной энергии, тем более что он по своей натуре вовсе не был из робких по отношению к представительницам прекрасного пола.

Две девчонки присели неподалеку от него, через скамейку в том же сквере, и, озорно поглядывая на светловолосого гиганта в роскошном кожаном плаще и несессером через плечо, о чем-то перешептывались, проказницы.

Интуитивно поняв, что тут речь идет о его выдающемся теле, Гарри Блейд мгновенно прогнал дурные мысли и, не теряя ни минуты, помахал им сначала рукой, а получив веселый ответ, тут же перешел в наступление.

Он, не отрывая взгляда от смуглянок, встал со своей скамейки, за пару-тройку секунд пересек их разделяющее пространство и, не спросив на то разрешения, беспардонно присел к девицам.

— Привет, леди, — он произнес первые слова за все время с тех пор, как покинул аэропорт.

Смуглокожие красавицы что-то прощебетали в ответ, он хоть ничего и не понял, но не растерялся, а весьма артистичным языком жестов дал им понять, что «с разговором пока трудновато, дорогие дамы», и, сделав, наверно, всем народам понятный знак ладонью, мол, спокойно, девушки, я сей же час попытаюсь хоть что-нибудь, да изречь, — и как ни странно, а замысел удался.

— No problem, is only solutions.¹

Эта фундаментальная фраза прозвучала словно магический код к сложнейшему замку ворот в новую жизнь иммигранта.

То ли он высказал что-то совершенно непонятное, то ли фраза была истолкована превратно, или же они смеялись над его русским акцентом — неизвестно, но юные дамы шоколадного цвета так сладко хихихали, что его смурное настроение сняло, словно заботливой рукой сестры милосердия.

Вдруг куда-то пропали барьеры между прошлым и будущим, в коих он как раз и провел весь этот день, одиноко бродя по незнакомому городу, а включилось настоящее, как и должно оно быть при нормальном раскладе жизни, в тридцать-то лет, когда тот путь, что идешь ты, человек, тебе еще на самом деле кажется бескрайним…

Спустя полчаса они уже дружно шли к метро, на ходу жуя пиццы и донер-кебабы, что каждый заказывал по личному вкусу, при этом Гарри непонятным ему самому образом, но умудрялся-таки оставаться интересным собеседником для этих нимф из невероятного, как бы потустороннего мира.

Самобичевание, быть может, и полезное занятие, но только порой и желательно в разумных дозах, благо эту доктрину наш герой познал еще в ранней молодости, и посему излишним самоедством, надо признаться, вовсе не страдал.

Так вот, благодаря завязавшемуся удивительно легкому и, несомненно, скоротечному знакомству, словно заново родившись, он совершенно не беспокоился больше о том, что было вчера или может его ожидать завтра, а вдруг на удивление самому себе зажил сегодняшним днем, в настоящем времени, как говорят англичане, live in the present indefinite tense, впрочем, как и развеселые девчонки, которые любезно подсказали, откуда ему взять свой билет, и, дружески щебеча, они втроем спустились в подземку, чтобы через три четверти часа оказаться в районе Хакни, что на восточной стороне Лондона.

Как выяснилось позже, что это особый район, дескать, тут и Джек-потрошитель орудовал в свое эпическое время, и, мол, вообще через восточный Лондон должен пройти каждый себя уважающий эмигрант.

Из метро пересели на автобус, и, сидя на переднем сидении второго этажа, сложив ноги на подрамник ветрового стекла, они помчались сквозь хлынувший дождь по ночному городу, летя на крыльях приключений, в предвкушении еще и развития событий…

Гарри, не веря в это чудо, сидел между девчонками, которые к нему прижимались как будто от холода, а ведь и к колдунье не ходи, а было ясно без слов, что он попал в страстные ручки, и не в одни, а с ходу аж в две пары, как в сказке…

И на самом деле для женщин чужак всегда был и будет интересней, нежели соплеменник, не просто так, а ведь у них это заложено на генетическом уровне, то есть с целью такой, чтобы смешивать разные крови, ведь мешанец всегда будет здоровей, нежели породистый, где всегда остается возможной родственная связь, пусть даже на двадцать седьмом колене, но все же.

Гипотеза, конечно, но опыт жизни невольно сам собой подтверждает эту временем проверенную теорию.

От автобусной остановки до дома пришлось бежать под дождем, так что все трое были до ниточки мокрыми, когда зашли в квартиру.

Девчонки стали сбрасывать с себя одежды, и представление началось…

Ими созданный клубок из трех тел катился по полу жилой, ванной и лестнице, что вела на второй этаж в спальню, при этом принимая самые причудливые формы.

То, что там чувства взяли верх над всякими лимитами общепринятых мер приличий и дедушкиных нравоучений, любому было бы ясно, наверно, с первого взгляда, и уж что наверняка, так дай только шанс, ведь всякий желал бы принять участие в том занятии, щедро делясь своими флюидами эротического аспекта и фантазией исполнения пируэтов таких, что Камасутра отдыхает.

Все мы уныло живем, окутавшись вуалью предрассудков, глупых запретов, придуманных некими нравоучителями прошлых веков, и личных комплексов, но ведь только полностью отбросив эти фальшивые ограничения, можем добраться до вершин испытания, пусть не то что настоящего счастья, так хоть максимально приблизиться к человеку доступным вершинам удовольствий.

Не каждому это под силу, надо сказать, редким из нас удастся хотя бы раз в жизни раскрепоститься вот так вот полностью, но наверняка каждый хотя бы раз мечтал об этом… да и ладно, ведь всякому свое.

Наутро он проснулся в постели один, хотя отчетливо помнил все события ночи и то, как засыпали все втроем, дружно обнимаясь. Девчонок вообще не было дома, а он вовсе и не беспокоился об этом, видимо, выпорхнули птички куда-то по делам или магазинам, хотя, судя по содержимому холодильника, набитого разными полуфабрикатами, кока-колой, фантой и, к его великому удивлению, даже пивом, в продуктовую лавочку они точно не пошли.

Но куда бы они ни отлучились, ведь вернутся рано или поздно.

Гарри щелкнул крышкой пивной банки и, открыв заднюю дверь, вышел во внутренний дворик.

Классический вариант проекта спального квартала в Англии не так-то и плох, весь он состоит из идентичных двухэтажных домиков, прижатых друг к другу вплотную.

Таким образом, из нескольких десятков зданий, выстроенных в квадрат, получается квартал, внутри которого зеленая зона, разделенная на равные части заборами так, что каждый сосед имеет свой участочек сада.

Присев за столик, он не спеша попивал светлое пивко и размышлял над своим возможным будущим.

А будущее было окутано непроглядной пеленой Туманного Альбиона.

Денег на первое время хватало, но надо задуматься о возможности подзаработать, ибо проживание тут казалось штукой не дешевой, эту несложную теорему он вывел еще вчера, отведав первую чашечку кофе, ступивши на землю Ее Величества Королевы Елизаветы Второй.

Пусть и задумавшись, но не расслаблен, ведь все же пил не свое пиво и к тому же в совершенно чужом саду.

Мужская рука серьезных размеров легла на его правое плечо, Гарри, не ожидая ни секунды, перехватил запястье неизвестного и, применив немудреный, но великолепно отточенный еще в армии прием, перекинул чернокожее тело незнакомца через себя и отпустил его в свободное падение, таким образом выиграв момент для занятия оборонительной позиции, отскочив в сторону на безопасное расстояние.

Чернокожий гигант вовсе не оказался из робкого десятка и, быстро сгруппировавшись, попытался удивить соперника ударом ноги с вертушки, но не дорассчитал своей ловкости, попался сначала на блок, а потом и в захват Гарри, который, используя инерцию самого нападавшего, направил его в очередной полет кувырками практически через весь огород.

— Ок, ок, ты выиграл, — чернокожий англичанин затараторил и, встав, протянул ему руку для знакомства.

— Билл.

— А я Гарри.

Пожимая руки, они глядели друг на друга с нескрываемым интересом.

— Мой английский не очень-то хорош, — поспешил объяснить Гарри, — русский я, браток, и прилетел только вчера.

— Ну а как ты оказался здесь, мне кажется, ясно.

Как раз заходили девчонки и без всяких комплексов обнимали и чмокали Гарри в обе щеки.

Красавицы верещали без остановки, а Билл принес из холодильника целую упаковку пива, предложив Гарри, уселся, видимо, на свое постоянное место.

— Мы из Манчестера, та малая моя сестра, а другая, кто побольше, ее близкая подружка, говорят, что учатся в университете тут в Лондоне, в чем я лично не совсем-то уверен.

— Да, учимся на подготовительных курсах перед вступлением. Сузанна, сестра Билли, — прощебетала, усаживаясь поудобней на колени Гарри.

Эта малышка не имела ни малейшего респекта к явно старшему своему родному братцу.

Венди, ее верная подружка, вела себя чуть скромнее, присев отдельно на скамеечку-качалку, подвешенную на специальном устройстве под здоровенным в размерах зонтом. В непринужденной обстановке неторопливой беседы за баночкой пива хоть и с трудом, но выяснилось, что Билли работает в Манчестере, стоя на дверях одного из лучших ночных клубов города вышибалой с неплохой по тем временам зарплатой, что составляет сто фунтов чистой прибыли за всего-то четыре часа «работы», практически ничего не делая, а коротая дни, ходит в спортзал подкачивать мышечную массу — как он сам над собой подшучивал, мол, для устрашения клиентов.

Теперь-то он понял, что эти горы стероидной массы мышц, оказывается, не дают практически никакого эффекта в случае, например, сегодняшнем, когда встречается такой чудак, как Гарри, который хоть и не такой раздутый, но очень и очень опасный противник.

Билли с полным респектом относился к своему победителю и интересовался, мол, где же ты так натаскался премудростям рукопашного боя?

После краткого, но исчерпывающего ответа Гарри: дескать, в русской армии, а где же еще, — Билл стал смотреть на него с глубочайшим уважением, наверно, уж фильмов насмотрелся про страшных русских или где-то наслушался глупостей о нелюдях из той страны, где все ходят в красных штанах, ну или, по крайней мере, рубахах.

— Таке it easy, I’ll give you few lessons as well.²

Гарри постучал по плечу нового знакомого, мол, не бойся, научу и тебя, и попытался объяснить, что хотел бы тоже иметь такую суперработу, как он.

Тот, видимо, понял, так как очень обрадовался и, уточнив, что Гарри с удовольствием пошел бы с ним вместе работать вышибалой, позвал его завтра же ехать с ним в Манчестер, где гарантировал работу, так как по его «сегодняшнему личному опыту» и рекомендации менеджер должен принять русского медведя безо всяких промедлений, а теперь он откланялся, объяснив, что имеет дела в центре города и вернется только под утро.

— Значит, заметано, завтра едешь со мной в Манчестер, — и указав недвусмысленными движениями бедер на девчонок, которые о чем-то щебетали в глубине сада, вышел по своим ну наверняка уж уголовным делам.

Шоколадки не заставили себя ждать ни секунды, целуя по очереди, они затащили его в жилую, и началось заново все то, что нравится нам всем.

Девушки не жадничая передавали мужские достоинства на дегустацию поочередно друг дружке и, насладившись его вкусовыми качествами, стали испытывать на физическую прочность, всеми вообразимыми способами пытаясь тереть об него свои нежные местечки, повизгивая от получаемого удовольствия благодаря крепости испытуемого ими полового инструмента счастливчика Гарри.

Они его уложили на софу как бы отдыхать и, запретив делать что-либо ему самому, как кошечки мурлыча, занимались им до тех пор, пока и не выбрызнулось все то, чего они и добивались, хотя выбрызгивать-то вроде и нечего уже было после вчерашней ночи, когда эти чудачки, добравшись до его тела, выдавили из него аж четыре выстрела, перед тем как успокоиться и уснуть.

Начинающие студентки обещали приехать в Манчестер и разорвать его на части через пару недель, за которые им предстоит поступить в университет, а пока, наласкавшись вдоволь, махали своими лапками ему в дорогу.

Английский Гарри Блейда развивался прямо на глазах, он сам порой, удивляясь, выговаривал аж целые монологи, и поражало то, что его понимали.

Это заслуга Ивана и его плеера со спецпрограммой, которую Гарри успел послушать несколько недель подряд, видимо, и на самом деле старая система комитетчиков работала будь здоров.

После того как Билл изложил менеджеру клуба рассказ о моменте знакомства с Гарри, не скупясь, конечно же, на приукрашение поединка, нашему герою было тут же предложено место работы, конечно, пока без официального контракта, но с той же зарплатой, что и у всех остальных восьми коллег по непыльному цеху.

Дескать, берем на испытательный срок в четыре недели, а там посмотрим, сказала привлекательная женщина-менеджер лет этак под сорок, но очень и очень ничего…

Гарри попросту машинально, так сказать, но глазом специалиста заценил ее прекрасные формы, похоже, и она не осталась полностью равнодушна к блондину высокого роста, глазами раздевшему ее прям там на месте.

Женщина даже невольно потрогала свое платье, невольно проведя кистью руки по тонкой талии и весьма внушительных размеров груди, явно чтобы убедиться, на месте ли оно, ибо на самом деле почувствовала себя полностью голой перед этим двухметровым русым красавцем с серо-голубыми глазами, способными на дистанции передать даме самые смелые мысли.

Остановиться ему Билли предложил пока у него, имея в жилой большую софу, на чем перекантоваться ночь-другую.

Вечерами с восьми до одиннадцати они стояли на дверях не то что в одном из лучших, а в самом лучшем клубе Манчестера, что на Спринг-Гарденс, а днями активно занимались спортом.

Девицы не появились ни через пару недель, ни через три, и Гарри, истосковавшись по женской ласке, стал серьезно посматривать в сторону менеджерки, которая, похоже, в нем уже души-то не чаяла.

После работы все вышибалы клуба, всего их работало девять конкретных мужиков, садились за круглый стол в центре зала и, ожидая выдачу зарплаты, были вправе выпить по паре пива за счет заведения. Пока шустрые официантки, бармены и диджеи убирали помещение после шумной вечеринки.

Менеджер приносила и раздавала почему-то поименно расписанные конверты с деньгами.

Видимо, гонорары все-таки не были точно одинаковыми, но кто сколько получал, друг у друга мужики не справлялись, Гарри находил в конверте свою сотку и был более чем доволен, а на этот раз, помимо денег, скромная менеджерка вложила еще и записочку, благоухающую великолепным ароматом, скорее всего, французских духов.

«Гарри, приходи завтра в час дня к клубу, нам надо серьезно поговорить».

Ох уж эти женщины, вот подавай им романтику, и все тут…

Она ждала его в кафе совершенно преображенная, даже в рутинной, вечерней, чуть не форменной одежде клуба она с ног сшибала любого, а теперь на нее не сглотнув и глянуть-то было невозможно.

Легкий макияж, прическа и воздушное платье — от нее было глаз не оторвать.

Практически не разговаривая от стеснения, а то есть и влюбленности, они выпили свои напитки и с целью не вызвать подозрений у персонала, а посему держась довольно официально, она предложила ему пройти в офис для оформления контракта.

А там, там она со страстью отдалась в его крепкие руки, и, посадив ее на бюро, он отдал этой женщине все три недели копленные силы.

В том, что хотела его уже с первого взгляда, она созналась в порыве страсти.

Когда возбуждение улеглось, бизнес-дама и на самом деле перешла к деловой части свидания.

— Гарри, теперь ты принят на работу официально.

Она улыбалась бескорыстной улыбкой влюбленной женщины.

— Ты принят, и мы сможем быть вместе, если ты этого хочешь. Остается лишь оформить договор, и для этого мне потребуется твой национальный страховой номер. А потом тебе надо пойти в полицейский участок, там зарегистрироваться и пройти краткий курс инструкций, чтобы получить корочки с правом работы в качестве вышибалы.

Заметив красноречивую задумчивость на его лице, она, даже не допуская мысли о том, что у него нету шансов получить все эти блага, прильнула к нему и, не поняв причины его печального облика, шуточно спросила:

— Не успел ли молодой джентльмен за свое краткое пребывание в Соединенном Королевстве чего-то такого наворотить, что слово «полиция» его повергло в заметную озадаченность?

Он, внимательно и нежно целуя пальцы своей новой возлюбленной, быстро прогонял мысли через мозг, анализируя, стоит ли говорить ей о том, что это невозможно, или сказать какую-то наскоро придуманную версию.

Бронка Климов, он же Гарри Блейд, прекрасно знал, что тот заветный национального страхования номер он не может получить по той простой причине, что, во-первых, он не имеет права на работу в Англии. Да во-вторых, он ведь живет-то вообще по фальшивому паспорту, в который записана вымышленная фамилия, или, если точней, то фамилия двойника… но это-то ей знать не обязательно.

— Дорогая, я очень рад и благодарен за предложение мне контракта на постоянную работу, но тебе надо знать о том, что я русский, и у нас, граждан России, нету права на работу в Соединенном Королевстве, к великому сожалению, а работа, конечно, чудесная, мечта любого бездельника.

— Но тот любой бездельник, как ты говоришь, должен обладать немалыми достоинствами, заметьте.

— Согласен с тобой, и лестно слышать, несомненно, но я нахожусь здесь по туристической визе, на три месяца всего-то.

— Это не проблема, в случае если ты не женат, то тогда мы можем заключить брак, и с этим все твои проблемы будут решены в одночасье.

«Вот это да», — смекнул Гарри и озадачился еще больше, ведь такого поворота дел он не ожидал, что бы мужчина ни делал, а отказать женщине, первой подающей тебе руку и сердце, это уже преступление против себя самого, она, которая тебя только что так страстно любила, за считанные секунды может стать тебе злейшим врагом…

— Но ты ведь меня вовсе не знаешь, милая.

— А мне и не надо знать о тебе больше, чем я уже знаю, у нас очень хорошая сексуальная гармония, и это главное, я тебя люблю, и ты, похоже, любишь меня, я говорю тебе, судя по тому, как ты на меня смотрел начиная с первого момента нашего знакомства, не так ли?

— Полагаю, что ты права, нам надо жениться, — он говорил одно, но думал совершенно другое.

«Да, вариант самый идеальный, но невозможный, — говорил это он сам себе, — ведь для женитьбы опять-таки надо будет обращаться в миграционную службу, а там уж выявится, что у Гарри Блейда паспортишко-то фальшивый, ну и потом прямая дорожка обратно на Родину-матушку, а там наверняка тюрьма по мне плачет и встреча с господином Светловским обеспечена, ну, в общем, полный фарш неприятностей со смертельным исходом через неизвестный вариант пыток, истязаний и не только…»

Ему стало неловко перед женщиной, которая на самом деле шла ему, бродяге, навстречу, предлагая свою руку и сердце, а он даже не нашелся толком объясниться в причинах отказа от стольких благ при его-то ситуации, но дело в том-то и было, что его истинную ситуацию знать кому-либо лучше бы не надо.

— Давайте пойдем-ка мы в парк погуляем, — предложил ей Гарри и, разумеется, получил положительный ответ.

Они молча шли по длинной аллее, она, похоже, была счастлива, а он не решался, с чего начать разговор и о чем вообще разговаривать с этой, по ходу дела, влюбленной в него женщиной, которой возраст, похоже, мог быть около сорока, но поскольку, как везде, так и в Англии, женщинам не задают сей вопрос, то точного возраста Шейлы он так и не узнал.

— Вот видишь, нам навстречу бежит вон та большая собака, — он решил зайти издалека.

— Да, это ньюфаундленд.

— Ну очень большой пес, так вот он, похоже, добрый, и никто его не боится.

— А что, ты боишься собак?

Она не то что задала вопрос, нет, она удивилась, мол, вон какой воин, а собак почему-то боится.

— Да нет, тут уже не боюсь, а приехала бы ты к нам в Россию… Там даже небольшого пуделя будешь бояться, там даже люди злые, а что до собак, то и подавно. В городах столько бродячих «друзей человека», что они сбиваются в своры, и на самом деле нередко бывает, что загрызают людей насмерть, а покалеченных-то не сосчитать, статисты сбиваются с ног.

Не зря говорят тут у вас, что, мол, русские крейзи, а ведь на самом деле так оно и есть.

— Вот как ты думаешь, Шейла, почему я уехал из своей страны?

— Ну не из-за бродячих собак ведь, должно быть, была какая-то веская причина.

— Да, ты права, причина есть серьезная, и возвращаться я не намерен, но и жениться не могу, поскольку я давно как женат, моя милая, прости.

Есть и жена, и дети.

То есть были…

Это он сказал уже сам себе.

Она не отреагировала на монолог Гарри, но, остановившись, долго смотрела в его глаза, а спустя несколько секунд улыбнулась, искренне сказав:

— Спасибо, что не врешь, как я могу тебе помочь?

— Полагаю, что помочь мне не может никто, разве что, может быть, время, долгое время.

— Но Гарри, я не вправе держать тебя на работе без соответственно оформленных документов, это немалый риск. При малейшей проблеме, а работа все же рисковая, за нелегального рабочего, чуть коснись, возможно потерять работу мне самой, а потом другую не найдешь, поскольку мое имя занесут в черный лист, а такого резюме даже врагу не пожелаю.

— Да нету проблем, Шейла, ты добрая фея, но чудес не бывает, я попробую как-то выжить, а решение проблемы — оно само придет со временем, надеюсь.

«И придет время, когда у каждого будет свой номер, а без номера сего никто не сможет ни купить, ни продать» — цитата из Священных Писаний, но ведь и чистая правда, ибо это время уже пришло.

Видишь, у меня нету страхового номера, и вот вам результат, я не имею права на работу, хотя и сама менеджер клуба меня любит и мужем стать предлагает, так вот, даже Святые Писания вроде дополнить возможно, там не говорится о том, что не имея номера, люди не смогут даже жениться… не то что купить и продать.

— Эту неделю ты вполне можешь доработать, лишних семьсот фунтов тебе не помешают.

— Ну, конечно, не помешают, еще бы.

— А после работы поедем ко мне, я хочу тебя, русский медведь.

Ну как он мог отказать такой даме в небольшом капризе…

Вечером новость о том, что Гарри не остается в клубе надолго, стала известна его восьмерым коллегам, которые уже к нему привязались, и в особенности его ровесник Билли.

Ведь этот русский «коммандос» ему давал мастер-класс по боевому самбо, рукопашному бою с элементами использования ножа, палки, цепи да и вообще всего, что может попасться под руку и решить порой исход даже безнадежного боя.

Ребята в спортзале им восхищались на самом деле, и на работе новость о его проблеме затронула всех.

— Ну раз уж нету шанса оформиться здесь, то я могу похлопотать в моем городе Шеффилде, — говорил Ден, темнокожий мужик высокого роста, в возрасте около пятидесяти.

В прошлом многократный чемпион по карате теперь стоял на двери клуба, но не из-за нехватки денег, а чисто для пребывания среди молодежи и спортивных ребят, шутил, что, дескать, будет вечно молодым, пока работает вышибалой.

— Ну конечно, поинтересуйся, старина Ден, буду тебе благодарен.

— Пока что не обольщайся, это не такая работа, как тут, а совсем другого направления, ты еще молодой, так что можешь и физически потрудиться, пока что суть да дело, перекантуешься, а о бумагах там уж точно не спросят. Грузчиком на оптовой базе пойдешь работать? У меня там знакомый хозяин, было дело, сам там трудился пару лет по молодости. Главное такую работу считать просто тренировкой, понимаешь, физические нагрузки, надо аккуратно, если следить будешь за движениями, то спину не сорвешь, а наоборот, натренируешь лучше, чем в спортзале.

Ден давал ценные указания, но он-то откуда мог знать, что этот парень даже из сугробов снежных гусеничный трактор доставал, блин, и то в тридцатиградусный мороз.

— Да ради бога, я и мясником, и трактористом работал, тут, брат, выбирать не придется, а трудиться-то надо, чтобы жить.

«Вот же судьбинушка подсуетилась, ну что делать, видимо, так ей угодно, Гарри, то ли Броня, какая разница, все тот же хрен, он про себя задумался и улетел в мыслях куда-то в прошлое, все, вот все как будто было еще вчера, но прошло и теперь, теперь он стоит там, где и в мыслях-то не бывал, разве ты, человек, можешь быть уверенным в завтрашнем дне?

Ну да, многие скажут, что могут, а я… я не могу, вот так дожил, ну полный болван, а был бы полный болван, так все-таки тут-то не стоял бы, по-английски не заговорил бы за считанные недели, видно, так было Богу угодно, но сам я этого не хотел уж точно…

Землю хотел пахать свою, черт побери, да не дали, отняли, знать, виноват все-таки был, да дьявол ногу сломит, давай лучше не думать о том, что да как было или могло бы быть, если бы… да кабы… хватит, сколько ни анализируй, яснее не станет, вот и весь развал, теперь тебе, мистер Гарри Блейд, надо выжить, это самое главное в данный момент, а там время покажет, сколько времени… хватит, остановись, вернись в реальность и в ней, в ней одной живи, и будет тебе, бродяга, легче тащить свою ношу.

Ведь правильно, и не зря же братва говорит — не грузись…»

— Эй, Гарри, ты меня слышишь?

— Да слышу, слышу.

— Нет, ты не слышишь, ты где-то летаешь, я тебе что говорил?

— Нечто об оптовом складе, я согласен.

— Что согласен?

— Брать согласен, чего еще с ним делать.

— Так ты о чем это.

— О складе, ты же говорил.

— Ясно, тебе надо выспаться, выпить аспирина и выспаться.

— Да здоров я, чего ты.

— Ты забыл, о чем мы говорили буквально пару минут назад, и говоришь, что здоров, надо у Шейлы спросить градусник, у тебя наверняка температура.

— Сам себе померь, Ден, я попросту забылся, ты и знать не знаешь, сколько свалилось на мою голову за последние пару лет, тут любой съехал бы с пути прямого по направлению в дурдом, а я, как видишь, еще тут стою, да пошутил я про склад, все в порядке, едем, как только скажешь, так и поедем. Мне теперь выбирать не приходится.

— Успокойся, мужик, живой, а значит, у тебя смерть еще впереди.

— Да, блин, вот это утешил так утешил, а все-таки прав, бесспорно, ты прав. Смерть у нас у всех еще впереди, блин, буду, как же все ловко устроено в этом мире, смерть неизбежна, а жаль.

— Да ни черта не жаль, это пока молодой, а потом как постареешь, все на свете заболит, и сам проситься будешь, к Петру чтобы поскорей отправиться, так что же про склад, берем?

— Теперь уже ты заговорил из оперы не той, а может, все же было такое желание, ну где-то в самой глубине души, а, старина?

— Да нет, брать так банк или прямо национальное хранилище, вот бы оттянулись на слитках золотых.

— Вижу, Ден, в тебе затаился настоящий гангстер.

— Да ну, куда мне под старость.

— Я не таких стариков видал, чудо природы прям, ему семьдесят, а ювелирную лавочку обчистить все же рискнул, да камер не заметил, он даже о существовании такого новшества не знал, а, кстати, интересный был старик.

— Хорошо с тобой поболтать, Гарри, делаешь успехи. Мне бы так по-русски научиться, как ты на нашем затрещал.

— Так это нужно попасть в мою ситуацию, но только в России, и тебя научат, там вообще всему быстро учить умеют.

— Ну нет, спасибочки, я уж лучше без русского языка как-нибудь тут на месте в старой доброй Англии состарюсь, поскольку, судя по твоей судьбе, хорошего там мало.

— Тебе такое и присниться-то не может, поверь мне, брат, по сравнению с Англией, там самый настоящий потусторонний мир, это я тебе говорю как эксперт, а знаешь, почему себя смею так назвать, да потому что был я там везде и всюду, и проглядел ее, и проглядел… Давай вернемся-ка мы лучше к складу, так как, брать его будем или все же работать там мне придется?

— Да, похоже, придется, поскольку у тебя другого выхода пока что ведь нет, а кушать хочется всегда.

— О да, что есть, то есть, а поговорки, наверно, по всему миру одинаковые.

— Ну, может, и не совсем чтобы одинаковые, а клонят-то в ту же сторону, к добру да мудрости.

— Народное, чего еще сказать, короче, так: «Ты, работа, нас не бойся, мы тебя не тронем», — слышал такое, это из самых недр русского народа.

— Ясно, работать ты не хочешь.

— А то ты прям так и рвешься.

— Да никто не хочет трудом зарабатывать, ну, по крайней мере, редкий кто, найдя прям-таки себя, радуется тому, что он делает ради хлеба насущного.

— Чего, я когда свою землю пахал, радовался, а вот на складе для дяди мешки таскать как-то не очень хочется, а надо, судьба, блин, буду, судьба.

— Тогда давай достоим эти дни, что Шейла согласна, а потом я организую тебе занятия, не тужи, в конце каждой недели будешь давать нашим ребятам уроки твоего боевого искусства, там пару сот урвешь и выходные пацанам посменно, если, конечно, захочешь подрабатывать по воскресным вечерам тут на двери, например.

— О чем ты, Ден, тут и базара быть не должно, я буду рад за всякую возможность подзаработать, ведь чем-то человеку надо питаться и во что-то одеваться, где-то спать и за все это чем-то платить, вот же попадалово, человек живет, пока имеет деньги, а чтобы их иметь, надо двигаться, получается вечный двигатель, да куда ни глянь, вся природа и есть тот самый мистический, всеми искомый перпетуум мобиле.

Вот же, блин, получается, мы и живем только за счет того, что зарабатываем деньги, тратим их и зарабатываем по новой, как белки в колесе, ни отнять, ни добавить.

— Да так оно и есть, но некуда деться, раз не родились мы гениями или сразу миллионерами, не судьба.

— Так вот, в это воскресенье поедешь со мной в Шеффилд, там, как и говорил, устрою тебя на работу, а дальше все по нашему плану, человеку надо быть занятым постоянно, иначе он живет просто зря.

— Мир не без добрых людей, — вздохнул бедолага Гарри и, заметив, как Шейла на него смотрит из кабины диджея, где на высоте она любила часто бывать, улыбнулся ей и заодно всему миру. «Не пропаду, где наша не пропадала…»

Были бы бумаги у него в порядке, то жизнь могла быть устроена за считанные дни, он стал бы уважаемым мистером с английским видом на жительство в кармане, стоял бы на двери хоть до пенсии, ничего не делая, получал бы свой смольник фунтов за четыре часа, будучи всегда при параде, и в ус не дул бы, а там старость и пенсия от Ее Величества Елизаветы, но, к сожалению, не судьба…

Да и на самом деле, мой дорогой читатель, неужели был бы наш герой достойным вашего внимания, останься он стоять на двери ночного клуба остаток своей жизни?

Банально по одной да той же дорожке ходил бы в спортзал, накачивая мышцы, по вечерам стоял бы на дверях клуба и прожил бы свою жизнь с менеджером Шейлой, не зная ни переживаний бродяги, ни философии отшельников, которых ему еще суждено встретить и не раз, а разных, десятилетиями черпая понемногу крохи мудрости из бытия человечного.

Ведь на то он и вышел из дома однажды, чтобы провести нас за собой по разным местам земного шара и ознакомить со всякого рода приключениями, которые его ждут на этом пути. Попадать в передряги и находить выходы из разных порой и на самом деле парадоксальных ситуаций, чтобы на исходе своих лет было бы на что глянуть и удивиться самому себе — вот же судьбинушка-то выпала, но не жалеть ни о чем.

А посему, мной уважаемый читатель, давай-ка снова на ты, ведь не зря же народная мудрость гласит, мол, будь попроще, и люди к тебе потянутся.

Легко сказать… не жалеть ни о чем…

Как это не жалеть ни о чем, вы наверняка возмутитесь, ведь он совершил почти, нет, не почти, а все грехи вплоть до смертного: крал, прелюбодействовал и порою даже чуть ли не подло лгал, но все это делал выживания ради, а не корыстных намерений для.

И все равно некто скажет: разве такой вот человек может спокойно умереть, не жалея ни о чем, им содеянном за всю свою жизнь. То, значит, это нелюдь какой-то, бесчувственная тварь, и как же его земля-то носила.

Как он это может не сожалеть ни о чем?

Может.

Да, да, может.

А потому что он уже сожалел, каялся, неистово молился и пережил достаточно, чтобы в итоге обрести покой и только благодаря тем знаниям, что он приобрел в университете жизни. Не прожив ее совсем-таки бесполезно, а на протяжении долгих лет скитаний стремясь познавать путем своего личного опыта и сравнений все новых и новых испытаний на прочность, пройдя это все, в конце-то концов все же познав весомость моральных, духовных и физических ценностей.

Раз уж человек получил душевный покой, то наверняка он его достойно заслужил, настало время, и однажды был награжден этой бесценной наградой свыше, наградой, что называется, брат, душевный покой…

Спокойствие, мой дорогой читатель, то есть высшая награда человеку грешному, который уверен, что придя однажды к Господу своему, не станет стыдиться или корчиться в муках о том, что сотворил да и скрыл, нет, он, раскаявшись, выкупил грех перед своей личной совестью, это во-первых, а посему, во-вторых, сможет встать и, чистой душой положившись на справедливость весов правосудия Божиего, смело выслушать свой приговор, каковым бы он ни был.

Все это домыслы об идеале, мой дорогой друг, а как оно будет на самом-то деле, не знает никто, а посему давайте вернемся к нашему герою Гарри, которому до душевного спокойствия еще долгий и не только тернистый путь предстоит.

Пусть все уйдя уйдут, я сам с собой останусь

Да разберусь, куда чего и как расположить,

Покаяться в неистовой молитве, преклоняясь

Пред собою, свою душу загрязненную отмыть.

Глава 2

Всю последнюю неделю в Манчестере он прожил у менеджерки на правах любовника, и надо сказать, ему это почти что понравилось, такое вроде безоблачное существование… но вот именно что существование.

О да, она, безусловно, была женщина-вамп, несомненно, секси, но жить в таких условиях вроде мальчика-игрушки его душа ну просто не соглашалась.

Кроме что нескольких дней и исключительно ради уважения к чувствам женщины, как бы расплачиваясь за все ее предложения: и бракосочетание, и на работу устроить, так ведь, к сожалению, это невозможно, да уж если и было бы все это реально да имей он нужные документы, так и тем более не жил бы в клетке, не скитался бы где попало и не искал бы случайной работы, а устроился бы сам, Гарри любил свободу, да и кто же ее не любит…

Зная о том, что в конце недели уезжает в Шеффилд и будет тут появляться уже только по выходным или вообще не приедет, попав на новую волну приключений, которыми веяло не на шутку, его душа снова трепетала в предвкушении радикальных перемен.

Благодаря этой оптимистической ноте ветра скорых перемен он выкинул из головы все дурные мысли и делал Шейлу счастливой снова и снова…

Ну не может ведь себя уважающий джентльмен обидеть настоящую леди отказом… тем более когда она столь хороша и жаждет прям-таки брутального секса, а он, словно застоявшийся жеребец, готов был к старту безумной скачки со всякого места и в любое время суток…

Этот котел феерической страсти кипел, бурлил целую неделю, выкачивая все возможные соки из обоих партнеров, ибо на каком-то интуитивном уровне, что ли, они оба все-таки знали, что их роман обречен на печальный конец и уже не продолжится, им стоит лишь только расстаться.

Они не ошибались.

Ден вел машину за гранью риска, на опасной скорости по дороге из Манчестера в Шеффилд, название которой, буквально переведенное на русский язык, звучало бы как «Змеиная тропа», что красноречиво говорило само о себе.

На самом деле по траверсу горного ландшафта еще в древние времена построенная автодорога и вправду напоминает путь змеи, там поворот на повороте аж до трехсот градусов, заворачивая, петляет черной лентой неширокого, но идеального асфальтного покрытия, собой соединяя два совершенно разных по своей структуре города.

Если Манчестер является индустриальным урбан-мегаполисом, то Шеффилд в наши дни прослыл спокойным живописным студенческим городком, еще в восьмом веке от рождения Христова расположившимся на семи холмах Йоркширского графства.

Будучи когда-то высоко развитым центром металлургической индустрии, город славился своими сталеварами, первыми на планете, как гласит местная легенда, благодаря его величеству случаю изготовившими сплав, позже названный нержавейкой, а то есть Stainles steel Sheffield.

Говорят, что чисто случайно, по ошибочке некоего подмастерья, в кипящее железо было добавлено небольшое количество хрома, ну и осознав свой промах, горе-юноша втихаря вывез уже отлитую консоль на свалку брака, ну и время само собой пошло своим ходом, а выкинутая на улицу чурка пролежала под открытым небом несколько лет, но когда решили переплавить бракованные слитки, то по ходу дела и нашли ту самую «бракованную деталь», а та среди других полностью ржавых железяк лежала, играя бликами солнца на своей не тронутой окислением поверхности.

Так вот, судя по преданию, именно так, мол, и родилась на белый свет нержавеющая сталь, чем гордился город Шеффилд на протяжении вот уже столетия.

О нержавейке, может быть, и правда, но во второй половине двадцатого века работы по добыче железной руды в тех краях были свернуты, шахты закрыты, и похоже, что навсегда, а с тем же сами по себе позакрывались и металлургические предприятия.

Шеффилду привычная тяжелая индустрия была обречена, и из-за этого, конечно, пострадало немало народу, поколениями занятого исключительно кузнечным ремеслом, но зато вскоре там развернулся крупный университет, так что теперь вместо вечно угрюмых и чумазых сталеваров по ухоженным улицам города гуляют веселые студенты да серьезные профессора, потирая линзы очков по утрам, смирно стоят на остановках местного трамвая, который практически беззвучно доставляет их в расположение учебного заведения, чтобы те могли бы сеять семя науки на бескрайние поля свежего мозгового потенциала подрастающего поколения разношерстных иммигрантов, коими буквально кишит все Соединенное Королевство.

Об этом всем Гарри пока что, конечно же, не знал, да и какое отношение он мог бы иметь к высшим учебным заведениям, располагая фальшивым паспортом в кармане, да еще и на чужое имя, какое, к черту, учение, когда надо то и дело думать о выживании в столь экстремальных условиях.

Ягуар вырвался из змеиного пути и, на финишной прямой показывая свои полные достоинства, положил-таки стрелку спидометра аж на последнюю отметку, что довольно серьезно превышало разрешенный лимит, дающий о себе знать с мимо мелькающих табло дорожных знаков, на скорости две с половиной сотни километров в час.

Сразу заметив, что Ден водит машину не понаслышке, а сугубо по опыту, он спокойно сидел на пассажирском сидении, невольно признаваясь себе, что все-таки не для слабонервных вот такая вот езда по ночной извилистой дороге, да еще сидя, по россиянину привычным нормам вроде и на сидении водителя, но безо всяких возможностей управления транспортным средством.

— Слышь, ты так ездишь каждую ночь с работы домой или только ради меня, так сказать, понты колотишь, исключительно этот раз устроив, блин буду, «Формулу-1», пусть я и сам водитель, но черт возьми, это был конкретный полет, — Гарри, полный адреналина, не смог воздержаться от оценки поездки.

— Ну как тебе сказать, если ехать по знакам, то это займет один час, а я проезжаю то же расстояние за сорок пять, бывает, сорок минут, как вот этот раз, например. Учитывая одну немаловажную деталь, что езжу я по этой дорожке уже восемь с лишним лет, ежедневно туда и еженощно обратно, наверно, можно меня понять, но пробовать побить мои рекорды, не имея опыта, не советую, — он добродушно засмеялся, — пошли в дом, чаю попьем.

— Семья, две дочки на выданье — невесты уже, ну вот так и живу, понемногу старея, жизнь — она супербыстрая штука, не знаю, заметил ли ты уже этот нюанс или, может, пока еще и нет, об этом начинаешь задумываться, когда начинают появляться морщины и портиться зубы, черт, завтра снова к зубнику подаваться.

— Да уж, у меня было, дело прошлое, но повезло, еще недавно дантистка в качестве любовницы была, какая женщина, мечта бродяги, честно говорю, а как работала-то — это не передать. Доктор от Бога, да я и не почувствовал, как целых девять зубов отремонтировались словно по мановению палочки доброй феи.

— Да, но разницы, наверно, уж мало, кто бы тебе зубы ни сверлил, все равно неприятно иметь с этим дело.

— Ну не скажи, я на том кресле сидел бы остаток своей жизни, лишь бы она ковырялась в зубах.

— Гарри, ты неисправимый романтик, вот, располагай свои вещи, сам ложись и подумай о том, что потерял, я тебе, брат, уж точно не завидую, не дай бог попасть в такую ситуацию.

— Еще бы завидовал, да я сам не понимаю, как так карта легла, что оказался за бортом корабля под названием «Жизнь», вроде и начиналось все как у людей, хотя по большему счету так и не помню, чтобы у меня все было бы как у всех, я же нет-нет, а хоть что-нибудь да напортачу, и далеко не по мелочам.

— Да, но не думай только, что ты один страдалец на свете, тебе можно еще и позавидовать: молодой, сильный, красавец, ты не пропадешь, выше нос, ковбой. Пора на боковую, вот твоя софа, одеяло, там туалет, располагайся, давай до утра, завтра много дел — понедельник.

— Спокойной ночи, старина Ден.

Он уважал большого, с его самого ростом, чернокожего добряка.

«Надо же, несколькократный обладатель чемпионских титулов по карате, а стоит на дверях клуба, вот и пойми их, ну да, а меня кто-то мог бы понять…

Да вообще-то чего бы и не стоять, за четыре часа сто фунтов платят, при галстуке, и народ туда собирается солидный, чудо, не работа, но не судьба ведь, ну что ты будешь делать.

Очередной чужой дом, софа и где-то тикают часы, идет наше время», — задумался, погружаясь в сон, Гарри.

«Как много чужих домов еще надо будет пройти, бродя вот так по белу свету… практически без цели, не имея определенного плана наперед, а то есть просто существуя день ото дня как придется, так и будет — бродяга… чего тут добавить, и вправду мне не позавидуешь, так, может, это и хорошо, завистников не будет… благо в отличие от некоторых, пусть и в чужой стране, доме и не в своей постели, но все же могу еще посмеяться сам над собой».

Проснулся он спозаранку с затекшей шеей от неудобного ложе и, одевшись в спортивный костюм, вышел на улицу с целью пробежки по свежему воздуху.

Не зная, не ведая вообще, в какую сторону лучше податься в этом совершенно чужом ему городе, выбрал направление на восток, где уже появлялась заря, размеренным бегом он углубился в парк, что начинался в конце улицы еще спящего квартала.

Пробежав минут десять по тропинке, вьющейся между вековыми деревьями, он оказался за парком и за городом, у подножья похожего на заповедник холма, из-за которого как раз и собиралось показаться солнце.

Продолжая бежать по той же тропинке, что привела его к подножию горы, а потом, виляя между кустарником, потянулась к вершине, он задумался о том, что место вполне интересное и неплохо бы остаться да пожить где-то неподалеку, чтобы вот так бегать по утрам на свежем воздухе через старинный парк навстречу рассвету.

Подъем до плато общей сложностью занял не более четверти часа, последних метров двадцать из пологого переходя в достаточно крутой взлет, тропинка виляла сквозь густые заросли можжевельника, а когда его взору открылось поле, на плоской, словно гигантским ножом специально срезанной вершине холма, он опешил.

Высокогорный луг, покрытый густой травкой, скошенной вроде той, что на футбольной площадке, но размером не менее четырех стадионов, перед его глазами паслись тысячи кроликов, спокойно завтракая сочными побегами, видимо, ими любимой зелени, он замер от сюрприза, дарованного ему природой.

Там были все поколения ушастых, от мала до велика, наверно, тысячи особей.

Тихо стоя на крутой тропинке так, что глаза его были как раз на уровне поля, ему удалось не спугнуть диких кролей.

Простояв пару минут любуясь видом дивной природы, он тихонько уселся в позу лотоса так, чтобы, наблюдая, не потревожить длинноухих хозяев этого луга, и, повернувшись лицом к востоку, ушел в медитацию, встречая восходящее солнце, что медленно выползало из-за горизонта с той стороны, где остались все его любимые: от детей до женщин, родного дома, матери и вообще им недавно покинутой Родины.

По мере восхождения дневного светила над линией горизонта за его спиной пробуждался и город, наполняясь звуками буднего дня.

Кролики не спеша удалились со своего пастбища в норки, коих, по всей видимости, должно было быть целыми лабиринтами под покровом густо поросших кустов, для человека непроходимого можжевельника, которым были покрыты полностью все склоны данной горы-холма, и стали появляться дневные обитатели этого рая.

Первыми заявили о себе пчелы, отметив свой вылет на работу специфическим жужжанием — чуть ли не гулом, встречая солнечные лучи, запели разноголосые птички, потом в чуть прогретое небо из укрытий ночлега взмыли стрекозы, бабочки и все другие бесчисленные виды разноцветных насекомых, хоть крошечных, но также полноправных хозяев сей обители природной, все до единого вступили в свои дневные труды и заботы.

Гарри тоже встал из своей позиции лотоса и, размяв мышцы прыжками на месте и отжиманиями, переполненный, несомненно, положительной энергией, почерпнутой из щедрого лона природы, двинулся в обратный путь к дому Дена.

Старина также не лентяйничал, а, стоя во дворе, выполнял какие-то замысловатые движения руками и ногами.

Когда подбежал к нему Гарри, глубоко дыша от быстрого движения по тропе вниз с горы, Ден к нему обратился, полный спокойствия:

— Рискуешь наступить на змею, там полно ядовитых змей, — было первое, что он высказал после пожелания доброго дня.

— Как это змей, да брось, разве это серьезно?

— Еще как серьезно, мой друг, там живут кролики и, конечно же, змеи, которые на них охотятся, разве ты не в курсе, что вся природа создана так, что все поедают друг друга, а вот то место даже и называется Змеиным холмом.

— Вот так у вас названия, то Змеиная дорога, то холм опять-таки Змеиный, сдается, гадов да прочих опасностей тут на каждом шагу.

— Не так все страшно, теперь уж давненько не слышно, чтобы кого-то змея укусила, а вообще-то в народе не зря говорят, мол, место не из лучших для прогулок, к тому полю, где ты был, есть автодорога с другой стороны, туда по воскресеньям люди собираются погонять футбол, отдохнуть на природе, но официально Змеиный холм тут на самом деле есть, только на нем теперь расположен центр города.

— Какой я, блин, молодец, надо же отправиться куда глаза глядят, но не жалею, поверь, при возможности бегал бы туда каждое утро, знаешь, как будто дома побывал, ведь солнце-то с той стороны как раз и встает, откуда я родом.

— Ностальжи… похоже, ты на самом деле романтик, мой друг Гарри, и это вовсе не плохо, а теперь давай поехали, по дороге где-то попьем утреннего чаю.

Прокатившись почти вокруг всего Шеффилда, они попали в индустриальную зону, где в громадных ангарах располагались фирмы оптовой торговли, там жизнь кипела вулканом, ведь надо же накормить полумиллионный городок, одеть, помыть, убрать и вообще бесконечное число всяких других хозяйственных вопросов и функций решать постоянно.

Владелец фирмы, явно восточного происхождения, самодовольный карапуз с лысиной и очками на носу, не скрывая удивления визиту двоих разноцветных гигантов в его царство, воскликнул от радости встречи.

Видимо, Ден был близким ему человеком, и по этой причине не мог он отказать в просьбе старого друга, приняв Гарри на работу грузчиком, шофером и экспедитором в одном лице с завтрашнего вечера.

— Значит так, работа начинается с четырех после обеда и до победного конца, что обычно получается к полуночи, а заключается в том, что развозятся товары по пиццериям и кебабным харчевням. Кататься придется аж по всему городу и также пригородам, небольшим деревушкам, в окружении Шеффилда включительно, но не печалься, там масса хорошеньких блондинок работают по всем заведениям, так что скучать тут не придется.

Хозяин весельчак, хоть и не молодой карапуз, но на самом деле выглядел ловеласом высшего сорта, зато золотой души человек.

Езды много и адресов еще больше, в те времена автомобильного навигатора пока не изобрели, так что было надо гонять по бумажной карте, ну, в общем, не так-то уж сложно, имея опыт, человек осваивается быстро, и к английскому движению, что по другой стороне, и шеффилдскому акценту со срезанными окончаниями слов, что более чем сложно понять поначалу, особенно если и знания английского не так-то и обширны.

Гарри снял небольшую квартирку вблизи от рабочего места, и началась самостоятельная жизнь нелегального иммигранта.

По совету Дена он записался на курсы водителя и, экспромтом сдав, получил английские шоферские права буквально за пару недель, а это уже документ, удостоверяющий личность и вполне легально полученный по данным фальшивого паспорта, в котором стояла тогда еще действующая виза на три месяца, а учиться и сдавать на шофера закон, конечно же, не запрещал.

Уложившись в срок визы и получив пластиковую карту водительского удостоверения, он, словно ребенок, радовался не на шутку.

Изучая правила дорожного движения, его английский продвинулся еще на одну ступень выше, и практически через полгода он уже почти свободно разговаривал на любую тему.

Постоянно общаясь с коллегами по работе, по выходным отправляясь в Манчестер вместе с Деном, там занимаясь спортом с другими — опять-таки коллегами из клуба и, конечно же, Шейлой, он быстро развил знание языка и не только, ведь тут были совершенно другие нравственные ценности, нежели в дикой России, радикально отличающийся уклад жизни, человеческой этики, да что там говорить, общей культуры народа, хотя и народом-то трудно назвать, ведь людей там вперемешку со всех краев света, «понаехавши», но отношения друг к другу — все равно: черный, белый, индус, пакистанец, да кто бы он ни был — тут соблюдалось уважительное. Хотя, как на Руси говорят, «семья не без урода», всякой твари по паре можно было встретить и там.

Карапуз платил не много, всего-то пятьдесят фунтов за рабочий вечер длиной в восемь, а иногда и десять часов, но на жизнь хватало, и он, может быть, мог бы существовать так же и дальше, но, как и положено, в судьбе бродяги перемены грядут непременно.

Хозяин предприятия уехал на неизвестное время, судя по его словам, отправился в паломничество к священной Мекке, в место, где на протяжении своей жизни каждый себя уважающий мусульманин должен побывать.

Да все и было бы хорошо, но он оставил свой бизнес в руках некоего преемника, родственничка, что ли.

Тот недоносок, всего-то метр с кепкой, оказался более чем отвратительной личностью, он, видимо, с первого взгляда невзлюбил великана-Гарри из-за вполне понятных причин.

Когда он, шеф, подходил к своему рабочему для разговора, то голову ему надо было задирать так, как будто глядя на звезды, чего маленькая душонка ну просто терпеть не могла.

Девчонки из офиса, четыре из четырех, все влюбленные в русского богатыря, бесили нового начальника, и он решил любыми путями, но вскоре избавиться от этого красавца.

Зарплата выдавалась раз в неделю в конвертах, работали нелегально все пять водителей, все «понаехали», так что полученные денежки совали в карманы и были счастливы за возможность зарабатывать вообще.

Недосчитавшись двадцатки в своем конверте, но уже после того, как побывал в баре по дороге домой, где пропустил пару пинт пива, Гарри, он же Бронька, даже и не задумался, что это вина мелкого подонка, ну мало ли в пивнушке сдачу недодали или выронил, хотя пьяным от двух пинт пива он быть-то не мог, ну никак, по крайней мере не настолько, чтобы швыряться своими кровными.

В конце следующей недели произошла та же история, но только тот раз он не зашел в бар, а посчитал деньги, заказывая себе еду в харчевне на углу.

— Ну, блин, мелкая сволочь, — Гарри выругался вслух уже по-английски, — я тебе дам, тварь ты низенькая.

Дело в том, что мелкий исполнитель роли хозяина его и так уже донял по работе, давая постоянно самые неудобные направления развозки товаров и заставляя то холодильники почистить, что раньше делал другой, специально обученный и оплаченный человек, то фуру подставит так, чтобы загружая свой бус, Гарри намучился, обходя метров двадцать, в общем, за несколько недель этот мальчиш-плохиш его уже довел до кипения, а тут мало того, так стал бабки отщипывать понемногу, этим явно провоцируя его к действию.

У Гарри невольно зачесался кулак, и он пошел не прямо домой, а все-таки в бар, где, пропустив несколько пинт пива, значительно успокоился и решил подождать до конца следующей недели, а то вот так без доказулечек какой смысл возникать.

Так и случилось, душонка мелкого не унималась, а хотела кровушки, ну не мог человечек-недоросток жить себе спокойно.

На следующий конец недели против негласного обычая консервативной Англии, получив конверт с зарплатой, он взял да и пересчитал ее при всех, пока мелкий раздавал конверты и, важно расхаживая по складу, о чем-то умничал на тему беспорядка в его королевстве.

Снова не досчитавшись той же двадцатки в своей зарплате, он подошел к мелкому подонку и, резким движением схватив его за поясницу, буквально закинул на полку стеллажа, где на высоте двух с половиной метров стояли штабеля из коробок для пиццы.

Мелкий страдалец своими комплексами малоценности и при этом ненавидящий людей, одаренных более высокими достоинствами, сидел словно персонаж из мультфильма, что с пропеллером на спине, вот только бы банку варенья в руку, и был бы полный отпад, мизансцена что надо, чудак на полке среди цветных коробок, свесив свои короткие ножки, энергично размахивал ручонками и, срываясь на фальцет, голосил что было сил.

— Ты уволен, русский ублюдок, и это еще не все, — кричал мелкий человечек, явно носящий душу большого злодея.

Введенный в состояние ярости, Гарри, одним ударом ноги с разворота выбил опору деревянного стеллажа, и ящики пиццы посыпались вместе с мелким заместителем хозяина вниз, накрывая его грудой разноцветного картона. Видно, приземлился он не больно, так как через несколько секунд выбрался из свалки, и как будто у него было еще много неотложных дел до конца дня, засеменил ножками в сторону офиса, откуда тут же донеслись крики маленькой, но весьма отвратительной твари в облике человека.

Теперь он переключился на девчонок, а мужики, коллеги Гарри, смеялись, чуть ли не валяясь по полу.

То, что надо искать другую работу, было более чем ясно, но сделать это в переполненной эмигрантами Англии, разумеется, не представлялось легкой задачей, а тут остаться в любом случае уже не было ни малейшего шанса.

Раз уж эта мерзкая тварь решила его выжить, то рано или поздно, с дракой или без, но уйти ему предстояло.

А посему, не дожидаясь, какую же еще подлость выкинет мелкий человек, он зашел в офис, где недоросший моральный урод петушился перед бухгалтершами, и, снова подняв его за грудки, потребовал те шестьдесят фунтов, что эта мразь выкрала из его конвертов за три недели.

Тот, наверно, наделав в штаны при виде своей беспомощности и стыда перед всем коллективом, истерическим криком приказал быстро выдать русскому монстру требуемую сумму, чтобы тот его опустил-таки на грешную землю.

После чего Гарри бросил подонка на пол, отшвырнув его в дальний угол, где мелкая нечисть приземлилась на мусорное ведро, и, вежливо попрощавшись с испуганными дамами, вышел из офиса, чтобы больше туда не вернуться.

«Ну надо же, такую вот тварь судьба подсунула, и как его земля-то носит, работаешь, человек, стараешься, а тут на тебе, вот такое вот испытание посылается свыше, и с какой это целью?

Ну разве что ради движения вперед, дескать, тут побыл, опыт приобрел и давай дальше, к новым откровениям, а то получается, что время только попусту теряешь, а тебе еще столько надо успеть познать, а с какого рожна?

Да, чтобы мудрости набираться, чтобы расти, поступить и учиться на следующем курсе института жизни твоей».

Вот какими мыслями переполнен, он ехал домой общественным транспортом, да и вовсе не жалел о случившемся, нет, даже как-то интригующе было познать то новое, что его ожидает там впереди на пути…

Глава 3

Пару дней отдохнув, побродив по барам, пока надоело пиво и безделье, Гарри собрал немногочисленные вещички и на такси поехал навестить старину Дена, перед тем как покинуть этот исторический город.

Его звал какой-то внутренний голос, что ли, им было принято решение вернуться в Лондон. Ден сидел в своей мастерской, что оборудовал в арендованном у соседа гараже, он чисто по увлечению ремонтировал старую мебель для друзей или принимал какой-то специфический заказ на изготовление новой, но попросту ради проведения свободного времени, как говорил он сам: «Это хобби, мой друг, человеку хоть что-то делать надо, даже пусть он будет и престарелым каратистом».

— Привет, старина Ден, — Гарри отпустил такси, и они присели, чтобы поболтать за чашечкой черного чая. — Мило тут у тебя в мастерской, настоящий рай краснодеревщика.

— Ну не у телевизора же сидеть, следя за десятитысячной серией всем надоевшей мыльной оперы о «Коронейшн-стрит». А ты куда с саквояжем собрался? — Ден сдвинул очки на бритую голову.

— Да, черт, видимо, время пришло менять образ жизни. Не стану же я обрастать мхом на этом, пусть и чудесном, месте.

— Конечно, брат, если чувствуешь, что надо идти, то сам себе не сопротивляйся, тем более что ничего тебя тут не держит.

— О да, я по крайней мере свободен, вроде как птица, — Гарри рассказал свои новые приключения, а Ден не смог воздержатся от смеха.

— Комедия и только, вот же русская душа, нет чтобы спокойно поговорить, ты сразу приступаешь к радикальным действиям. Хотя в этом случае ты, наверно, прав, таких ублюдков надо учить сразу физически и максимально жестко, чтобы урок на всю жизнь запомнился.

— Поверь, это учение от Гарри Блейда он не забудет вовеки, ты только представь, ему за короткий отрезок времени удалось взлететь на высоты стеллажа и тут же бахнуться вниз, бедолага впечатлений урвал выше крыши.

— Далеко так пойдешь, конечно, надо за себя постоять, но лучше, чтобы такие ублюдки на твоем пути больше не появлялись, а то прикинь, он ведь мог приземлиться и не столь удачно, и сидел бы тогда старина Гарри много-много лет под чуткой охраной бездушных констеблей в казематах Ее Величества Королевы Елизаветы Второй, пока и душу Богу не отдал, заметь, здесь, в Англии, за жизнь без вариантов дают только пожизненный срок. Будь осторожен, братуха, тут тебе не Россия, где откупиться можно, были бы деньги.

— Но ведь и не сажают за просто так, как в России.

— Да черт возьми, твоя история и вправду говорит о том, как у вас там живется, тут в твоем случае сидеть не пришлось бы, а в случае, если продержали бы по ошибочке пару лет, как тебя, то и моральный ущерб заплатили бы немалый, надо же держать вот так вот невинного человека полтора года в тюрьме, да ты богатым бы стал в одночасье.

— Россиянам такая роскошь попросту не грозит, там о компенсациях речи пока что не ведется, а будешь много вякать, чего-то требуя, так найдут вариант, как в психушку запрятать, а там уж после пары укольчиков любой «буйный» успокоится и навеки забудет, о чем вообще была речь в его деле, вот примерно так обставляли любые дела товарищи коммунисты. Теперь они же демократы, но я бы не желал еще раз посетить те места не столь отдаленные, воскресни там хоть сам монарх из подвала дома Ипатьевых.

— Вот же дерьма наворотили у вас коммунисты, ведь целый свет над ними смеялся, а теперь черт знает сколько лет России отмываться от зловония красной химеры.

— Да ладно, Ден, не мне это знать, сколько времени потребуется России для восстановления из руин светлого коммунизма, но в одном я уверен: уж эта страна и ее народ видали и не такое, а ведь живы пока что, да кто знает, будет и там однажды праздник жизни…

— Ну, значит, ты все-таки патриот своей Родины, Гарри Блейд.

— Наверно, так получается, раз уж даже после всего все же не теряю надежды на «светлое будущее», или это заслуга той идеологии, что нам успела привить машина коммунистического фанатизма. Прикинь, ведь со скамьи детского сада долбили нам в головы одно и то же: «Слава КПСС, Ленин — идеал человека, Партия — оплот Мира, Будь готов — Всегда готов» — и тысячи других подобных лозунгов под красным знаменем, серпом и молотом, хотя при том, пусть и безумном, строе советов простому трудяге все-таки было лучше, чем при наступившей эпохе капиталистического демократизма, когда все рвут страну, да и друг друга, на части, потеряв всякое чувство меры, боязнь к закону, человеческие нравы, мораль и этику, но зато пооткрывали заколоченные церкви и прикидываются набожными, аж жуть… Не знаю, старина, имеет ли смысл на что-либо еще надеяться в моем-то положении, но в глубине души еще пока таится искорка веры в благополучный конец.

— Человек с надеждой неразлучны, это вечный альянс, мой дружище, иначе не было бы смысла для продолжения жизни.

— Слышь, старина, я-то зашел, чтобы тебя поблагодарить за то, что помог мне на ноги встать, ведь иногда толковый совет помогает больше, чем куча денег. Что бы я делал без английских прав в кармане, а теперь даже и не беспокоюсь о будущем.

— Ну что же, совет, ты прав, дело хорошее, но если его давать дураку, то толку не будет. Я, браток, заметил в тебе человека, вот и помог самую малость. Так что благодарности не стоит. Захочешь — заезжай, или, не ровен час, худо станет, звони, — он дал ему домашний и мобильный телефон, как раз в то время уже стали появляться мобильники, впоследствии намного изменившие скорость и качество житейского бытия.

— Значит, на связи, давай подкину до вокзала, раз уж собрался на Лондон. А как же Манчестер и Шейла твоя?

— Посмотрим, к ней я особых чувств почему-то не испытываю, как-то и не странно, дама она, конечно, достойная, но мне хочется, чтобы это происходило как-то иначе, не объяснить, хотя при желании и это возможно. Знаешь, Ден, я привык быть сам себе хозяином по жизни, а с ней, получается, вроде как подневольный, не могу смириться с тем, что дама решает все за меня, и притом она готова командовать во всем, и даже в постели, да ладно, это личное. Ты, брат, не в курсе, тут у вас в Англии уже давно как матриархат, они просто еще не говорят об этом официально, а иначе англичанами, по сути, командуют бабы.

— Ну посмотри хотя бы на… да вон на саму королеву, и тебе все станет ясно, мой юный друг из России.

— Но нет, сэр, я привык быть в семье головой, а не иначе.

— Походу, ты не задумывался о том, что всякая голова стоит на какой-нибудь шее, так вот без нее от головы-то толку не будет.

— О чем это ты, старина Ден?

— А о том, что шея — это есть женщина, на которой держится голова.

— Ну ясно, без шеи нам никуда.

— Именно, это так же как первому без второго не быть…

— Вот сию мысль, наверно, надо прям сей же час записать, это уже глубокая философия, Ден, ты чуть ли не гений, походу, сей же час признайся, сам ли это изрек, старина, или где-то подслушал?

— Да ладно, будет уже, не обзывайся, это так, экспромт, мыслишка вслух.

— Из Лондона не поездишь на работу в Манчестер, но в конце этой недели обещаю быть, посмотрю, что и как там дела пойдут в столице.

Ден подвез его до автовокзала, и через четыре часа Гарри уже был на Victoria Coach Station, а еще через час он стучал в дверь девчонок на улице Еvering Road, но открыть было некому, видимо, дамы были на лекциях в университете.

Он прошел пару кварталов дальше и, заметив в окне объявление, позвонил по указанному телефону.

Договорившись о встрече и спустя всего час, он уже снял небольшую студию, однокомнатную квартирку на втором этаже, что для одинокого бродяги вполне достаточно.

На углу квартала набрел на пиццерию-кебабную, где можно было недорого перекусить, любезный хозяин-иранец предложил великолепную еду, в тонкий вроде блина хлеб завернутый куриный кебаб со специями, богатым соусом и острым перцем. Ожидая заказ, Гарри познакомился с этим мастером гастрономического искусства.

— Фарук Абдул Али, — так ему представился на вид счастливый и с первого взгляда всесторонне положительный человек.

— А ты, судя по комплекции, военный, — попытался угадать род занятия Гарри иранец.

— Да, был им, но теперь работаю как вышибала, стою на дверях ночного клуба, — Гарри слегка приврал, и поскольку его заказ был уже готов, то он забрал аккуратно в коробочку упакованную еду и, откланявшись, вышел, отправляясь в сторону своего нового жилища.

По дороге прикупив бутылочку старого доброго виски и большую упаковку воды, он вскоре открыл дверь маленькой квартирки, где ему предстояло провести не один только год и немало ценностей жизни переоценить, ночами сидя у окна своей каморки отшельника.

Плеснув хорошую дозу бурбона, он уселся в кресло, пододвинув его к окну, вытянул ноги, сложив их на низкий подоконник французского стиля, нелегкая рама которого поднималась вверх, скользя по салазкам словно гильотина, закурил сигару «Гамлет» и, никуда уже не спеша, углубился в размышления ни о чем и в то же время обо всем вместе взятом.

Вспомнив уговор с Инной о том, что как только он устроится и будет иметь постоянный адрес, то обязательно напишет ей письмо, но, разумеется, не на домашнюю почту.

Они условились, что в целях конспирации письма получать она будет через его друга Игорька, который живет в другом, соседнем районе.

Приняв решение чиркнуть пару строк, он снова вышел на улицу и в поисках магазина письменных принадлежностей не спеша побрел в сторону станции метро, где заметил ларек с журналами и газетами, а значит, там, вполне возможно, доступны и им искомые вещи.

Разглядывая витрину, вдруг заметил газету «Аргументы и факты», вот так новость, значит, тут должна быть немалая русскоязычная диаспора, раз уж даже газеты в наличии.

Покупая газету, канцелярские принадлежности, ручки, упаковку бумаги, конверты, марки и большую папку для хранения всего этого, Гарри полюбопытствовал у пожилого продавца-индуса:

— Будьте любезны, а кто вам поставляет эту русскую газету?

— Ну, конечно же, русский, один русский молодой человек, недавно начавший свой век, — престарелый индус, обладавший неплохим чувством юмора, весело ответил.

— А вы не могли бы ему передать весточку, когда он приедет в следующий раз?

— Он привозит свою бумагу раз в месяц, а то и реже, да и те слабо раскупаются, русских тут немного, но весточку вон туда закрепим к газете, пишите, молодой человек, смело пишите. Вы тут недавно, и ностальгия вас мучает, наверно, а я свой век уж прожил, вот под старость теперь имею свою лавочку, так-таки заработал, всю жизнь тут же отстояв, босс оставил мне этот киоск по наследству, вот уже три года с лишним, с тех пор как скончался старик. Хороший был человек, но сидеть на рабочем месте не позволял, так вот, теперь себе я хозяин и имею право сидеть на своем кресле.

Индус, весело приговаривая, степлером закрепил его послание к газете, что, скорее всего, ради экономии занимаемого ею места, вчетверо сложенной стояла за стеклом витрины, и прочесть с нее было возможно лишь часть заглавия… «Аргументы».

А содержание записки было нехитрым: Гарри просто написал свой телефонный номер и три слова по-русски «Ищу любую работу». Вернувшись домой, он лег на диван и в положении лежа на животе, подложив жесткую папку под лист А4, начал свое первое письмо из чужбины, и поскольку оно адресовалось Игорьку, так вот ему он и писал свое послание.

Привет из Соединенного Королевства!

Игорь, здравствуй, мой дорогой друг!

Добрый вечер, и не удивляйся, что пишу Тебе из-за границы. Спокойно, я не продавшийся шпион и не диссидент, ведь помимо предательства и отступничества масса других неприятностей может случиться со всяким из нас, никто не знает, что с нами станет завтра или даже сегодня, так что прошу, не расстраивайся, а присядь и прочти мое послание.

Вопросы, требуемые классическим этикетом письма, задавать не стану, ибо то, что я к Тебе, братуха, всегда относился с уважением, нам обоим известно и без лишнего марания бумаги.

Не задаю тебе вопросов по той простой причине, что вряд ли получу на них ответы, так как мое место проживания пока не так чтобы постоянное, поскольку мой социальный статус «перекати-поле» мне не позволяет долго оставаться на одном месте, но время покажет, вполне возможно, что однажды докачусь, упрусь во что-нибудь, где-нибудь и остановлюсь, но пока что такой тенденции за собой не наблюдаю, да сам знаешь, что не так чтобы полностью все в этой жизни зависит от наших желаний.

Видишь, брат, дело в том, что пару лет назад произошло трагическое событие, о котором ты знаешь, так вот, застрелив того парня, я свою жизнь обрек на развал, агонию, или как это еще в сто крат можно назвать, благодаря богатому запасу слов нашего многострадального русского языка.

Стоило или нет это делать, рассуждать поздно, а бедолагу Кирилла уж точно не вернуть, конечно, сожалею и каюсь, но от этого пока что не легче.

Хотя… а слышал ли ты вот такой вот каламбур.

«Как сказал сам Сократ да подтвердил его мысль Платон, любая говняшка имеет резон…» из этой исчерпывающей цитаты народного творчества можно вывести очередное доказательство той теоремы, которая гласит о том, что на свете белом все до малейших частиц все-таки взаимосвязано.

Тот роковой выстрел изменил мое социальное положение из амплуа прекрасно ситуированного фермера на… представь, затрудняюсь сам себя классифицировать, походу, в натуре нету даже в нашем русском словаре достойного моей глупости слова.

О, безмозглый выродок среди недостойнейших моральных уродов, или что-то в этом роде я бы сказал сам про себя, но это совершенно ничего не меняет в печальной действительности.

Актуально для меня теперь только одно — выжить, и не из-за того, чтобы дорожил я своей шкурой, а просто хочется чем-то, каким-нибудь благим действием, что ли, оправдать свое пребывание на этой чудесной планете Земля.

Представь, не верится, ну неужели я был рожден только для выполнения мелкой роли из весьма банального сценария, который, судя по прожитому времени и делам моим, только таким и можно назвать.

Жажду верить, что это не так, все еще лелею надежду, что есть у меня еще шанс доказать, если не всему свету, то хотя бы не разочароваться самому в себе, в своей судьбе, в конце-то концов, чтобы при смерти будучи однажды, знать, что я все же стоил хоть чего-то, то ли сам себя обрек на вот такой вот образ беженца, изгоя, или это написано в книге моей судьбы уже с рождения, и если это так, то почему, чем мог провиниться молодой человек, чтобы его судьба пошла по столь кривой наклонной, за что именно на мою долю выпали все эти невероятные испытания. Но не жалуюсь, а попросту интересно было бы знать истину, вот и все.

Кто знает, братуха, кому может такая судьба быть угодной, но даже врагу не пожелал бы я участи подобной.

Да, хотя бы ты постарайся… а, впрочем, это, наверно, невозможно понять, прикинь, сам себе простить не могу, пусть суд и оправдал меня спустя полтора года, но все же на душе муторно до сих пор, да и как же, ведь «не убей» это написано в самой Библии.

Ну что же, что было, то было, прошло… но не забывается, оно со мной постоянно, поверь.

Отсидел, зазря все хозяйство прахом пошло, да и с семей, видишь сам, непорядок, все черту под хвост улетело.

Ладно, меняю пластинку, а то посчитаешь, что жаловаться надумал большой человек Бронька Климов, нет, я не жалуюсь, а попросту верифицирую факты, ну и, разумеется, ищу логические аргументы на возникновение таковых.

Как кажется, на эти поиски мне и придется потратить остаток своих дней, ну и ничего, уж лучше позже понять истину смысла жизни, чем никогда…

Полагаю, твоя фамилия здорова, и, как всегда это было у вас, совет да любовь.

Помнишь, как мы в последний раз с тобой ездили на лосося, это, кажется, была самая удачная рыбалка из всех, что припоминаю.

Какую икорку Мишка готовил за пару часов, с черным хлебом да маслицем закусывали самогоночку-то, на зверобойчике настоянную, производства твоей мамы, чистейший продукт, вот же мастерица была, земля будь ей пухом.

У Кольки должны быть фотографии, тогда он здоровенного жереха на спиннинг выволок, килограмма под три, а у меня на донку соменок в четыре с половиной кило попался, чудеса — и только.

Так вот, помню, Колян и снимал нас вместе с уловом, вот же обложились мы в тот раз, как никогда, да, брат, видимо, как никогда…

Похоже, надолго я тут, а то и навсегда, все это не в моих, да уж, наверно, теперь уже разве что в Божьих руках, ну несомненно, то, что от меня потребуется, я, конечно же, сделаю, только, походу, от нас самих в этой жизни вообще-то мало чего зависит.

Вчетвером мы тогда были, еще до моей подсидки, с тех пор так больше и не собрались вместе на рыбу, будет вдруг по пути, то ты заедь как-нибудь, спроси за фотографии, может, и получились, вот было бы здорово посмотреть на ваши кривые рожи, эх ты жизнь-жестянка… Тоже на твой день рождения было, как сегодня помню, тебе тридцать шесть стукнуло, вот, блин, время-то бежит, следующей весной уже сорок один, походу, стукнуть должно, если доживу, поздравлю.

Да, брат, тебе уже к сорока подошло, походу, вот дела, да хранит тебя Господь с твоей работой дальнобойщика. Эти времена непростые, самому приходилось отстреливаться не на шутку, и не раз, за что и решил уехать из того ада, пока не поздно.

Видишь, как все сложилось за время, что на киче чалился, не поверишь, нехотя, но попал под опеку дядек из мира уголовного, а оттуда есть только две дороги: в мир иной или вот так встать на лыжи вроде меня.

Да черт побери, не моя это среда, понимаешь, я ведь крестьянин-земледелец, и стать конченым уголовником у меня, наверно, кишка тонка, или еще все же осталась хоть какая-то часть здравого рассудка, да пропади пропадом все, ведь попросту жить хочется, вот я и рванул за Ла-Манш.

Тут уклад бытия человечного совершенно другой, невероятно, но даже собаки улыбаются, не поверишь, как в сказке.

Ездил за рулем, работал почти полгода, на микроавтобусе товары возил, так мусора пока что еще ни разу не остановили, представь ты себе, рай для шоферюги вроде тебя, дороги как паркет в Зимнем дворце, тут нету разницы, проселочная или автобан, все они идеальны, разметка, информация, знаки — мечта водилы, короче, ну разве что дожди да туманы, так это нам не привыкать, все же не гололеды, снега, российские ухабы да стрельба, жуть берет, как вспомню…

Поверь, мы в России находимся на постоянном экстриме, по сравнению с тем, как тут живут люди. Хотя, конечно, Родина есть Родина, и тут, безусловно, разговор краток, я ее люблю, а все то, что описал про Англию, так это ради анализа, ну и урока, что ли, ведь было бы неплохо, если Россия когда-то смогла бы измениться в лучшую, ну вот примерно в такую вот сторону, хотя и тут не идеал наверняка.

Братка, истину тебе говорю, еще не слышал пока, чтобы кто-то хоть голос повысил, ну было тут недавно дело, так это один душевнобольной человек случайно управляющим временно попал на фирму, где я работал шофером-экспедитором и грузчиком в одном лице.

На полку его посадить пришлось, да и потом, конечно, ушел я оттуда от греха подальше, то было в Шеффилде, а теперь я уже по Лондону гуляю, тут между городами по паре верст, не то что мы отваливаем по тысяче, чтобы друг к другу на рыбалку добраться.

Конечно, наша Россия велика и красива, богата и многонациональна, но мы и за сотню лет не смогли бы все вот так убрать и построить, как тут, изменить мировоззрение народов, живущих в одной и той же стране, но, к сожалению, на столь разных уровнях материального достатка, а что о морали, так вообще и речи не ведется в последние-то годы.

Столько сырья продаем, а дорог построить не можем, частное, понимаете ли, да как это может быть частным, если оно из недр земли русской берется? Ты ведь часто бывал в Москве, так это же центр Вселенной, по-ихнему, ходят важные как павлины, а над тем, кто им хлеб выращивает, горбясь за мизерные гроши, посмеиваются, это нормально ли? Так вот, брат, пока мы сами друг друга не станем за людей считать, бардак был и будет.

В натуре говорю, тут цветной не цветной, да хоть русский — все имеют респект друг к другу, тут запросто миллионер пьет пиво рядом с тобой и не петушится, хозяин ресторана сам месит тесто, да, короче, стереотипы наши глупые тут не канают и близко.

Здесь не важно, я русский и говорю по-ихнему с трудом, так рядом вон иранец хлебом торгует, и сам англичанин, у него покупая, спасибо говорит с уважением.

Здесь, брат, такой микс народов, что в глазах рябит, но живут в сто раз лучше, дружнее нас, уважают каждый сам себя, себе подобных и даже собак.

Обо всем этом пишу тебе не потому, чтобы заманить тебя сюда, нет, если бы не моя дурная голова, то Родину и семью я бы ни за что не покинул, то моей судьбе, видимо, так было угодно. Ведь еще недавно о таком повороте дел и помыслить не мог бы, знаешь, до тех пор, пока мать свою навестить приехал, а она и говорит:

— Сынок, до колдунки я ходила, а та возьми да нагадай, дескать, старший твой за границу надолго уедет, — и еще много другого ей наплела. Не верил, конечно, даже посмеялся над старушками, мол, от делать нечего трали-вали, сапоги-сандалии разводят, лишь бы лясы поточить, время коротая.

Так вот, глянь, а я уже тут как тут, по-английски базарю, будь он неладен, и знаешь, не так-то и сложно, можешь, когда надо, так просто выхода нет, а значит, сел и учи, мистер иммигрант…

Мы, русские, гордимся своими полетами в космос, но элементарных вещей для народа сделать не хотим, дорог нету, так кто же жить на селе захочет? Ладно, я уж чуть ли не политикой увлекся, лучше давай о себе.

Моя эмиграция с первого дня, могу сказать, вовсе не кажется совсем безнадежной, хоть и живу под чужим именем и без права на работу, но, несмотря ни на что, мир не без добрых людей, так что есть приятели и занятие. Стоял вышибалой на дверях — работа, надо сказать, праздник, но контракт, что предлагали, из-за отсутствия документов заключить не смог, теперь приглашают по выходным в Манчестер, далековато от Лондона, не наездишь, а меня дурного сюда занесло, ну как… там получается, мне как из жалости по выходным сотку заработать дают, да неловко стало, честно скажу, чего у людей на шее сидеть, они ведь рискуют, держа на работе человека без разрешения, короче, надо подыскать какое-то другое дело, да ладно, посмотрим.

В общем, я в порядке, как говорится тут, всяк и всюду.

Инне передай мой привет, люблю вас всех до единого, мои дорогие, и смею надеяться обнять вас когда-то, если только пожелает того наш Создатель.

Сколько же воды должно утечь по рекам,

Березы вырастут, их спилят без тебя.

А можем ли распоряжаться своим веком,

Нет, но радуйтесь, что носит вас земля.

Ну вот, брат, на этой не очень-то веселой нотке я и закончу свое первое послание из страны великого Шекспира, надеюсь, у тебя найдутся дела в моих краях и привет с адресом ты передашь моим дорогим. Наверно, моя просьба тебе покажется странной, но на это есть довольно веские причины, позволь воспользоваться нашей дружбой и держать инкогнито связь со своими через тебя. Как будут развиваться события, оно в руках Господних, но сам я не думаю, чтобы особо стремительно. Так что надо набраться терпения, жить и ждать, может быть, и дождусь того счастливого дня, кто знает.

С уважением к тебе и семье твоей, мой дорогой друг.

Всегда твой Гарри Блейд, он же Бронька Климов, бродяга международного класса

07. 09.1995 Подпись

Заклеив конверт, он вышел на вечернюю улицу в поисках почтового ящика и нашел его буквально через пару минут.

Классика жанра, смекнул он, открывая забрало фундаментального монумента всей почтовой системе. Скоро они войдут в историю вместе с рукописными письмами и почтовыми марками заодно, но пока еще выполняют свою функцию, связывая людей способом, придуманным прадедами, а ими позаимствованным у загадочной цивилизации майя…

На испанский «почта» переводится как correos, а если взять корень этого слова corre, то на русском это означает «бежит». Так вот, почтальоны майя бежали по тропам с им одним понятными письмами, состоящими из узелков, содержащих в них закодированную информацию. Испанцы прозвали их бегунами, уничтожили целую цивилизацию бедолаг, но привезли идею почты вообще как таковой на старый континент.

Какие великие были времена, пока не затарахтел телеграф, пронзительным свистом не оповестил о своем появлении паровой двигатель, не зарычал первый мотор внутреннего сгорания, потом электроника… а теперь уже понеслась… покорили космические дали, информация со скоростью света летит-передается через пространство, создавая собой плотную мировую паутину, компьютерная зависимость нас уже постигла, ну чудеса и только, чего достиг человек, но владея всем этим, стало ли легче жить человеку на плане Земля?

Глава 4

Не так-то много воды утекло с тех пор, когда люди еще торговали людьми, работорговля процветала вовсю, всего каких-то сто лет назад на мировом рынке была установлена цена живого человека.

Ну а теперь, теперь мы в современном мире боремся за право на работу и, даже имея его, зачастую нету возможности получить хоть какое-то сносно оплаченное занятие, чтобы существовать по-человечьи.

Вот так, а представьте, как должно повезти человеку, который, не имея такого разрешения, нелегально, но все-таки должен найти и пока что каким-то чудом таки находит себе проживание несущий доход.

Он бродил по необъятному мегаполису — Лондону, заглядывая на каждую стройку, во всякий бар, харчевню, ресторан, и даже пытался устроится садовником Ее Высочества Королевы Елизаветы Второй, а случилось это вот как…

Уставший бегать по городу в поисках работы, Гарри нечаянно завернул в ворота Гайд-парка в глубоких размышлениях о невеселом грядущем, не спеша гуляя ухоженными аллеями, он невольно присмотрелся к тому, как без особого напряжения работали садовники — мастера своего дела, они обрезали и окучивали розы, коих там видимо не видимо, некоторые катались на мини-технике, искусно подрезая кусты, и газонокосилки, очень напоминающие гигантских жуков, свирепо, но, негромко жужжа, суетились на лужайках.

Эта идиллия чуть ли не райского сада прям-таки провоцировала к романтическим занятиям вроде знакомства с какой-нибудь дамой, но Гарри Блейду было не до них, его сущность вдруг озарило мыслью, а затем и желанием…

«Вот почему бы и мне не посветить свою оставшуюся жизнь садам и паркам Ее Величества? Розы обрезать да на газонокосилке рассекать по паркам королевства».

Искушение было велико, ведь лучше уж нюхать розы Ее Величества, нежели дышать пылью да плесенью где-то на стройках реставрации старой доброй той же Великобритании.

Недолго поколебавшись на весах раздумий и сделав, надо откровенно сказать, скоропостижный выбор «между быть или не быть», он решительно подошел к садовнику в зеленой униформе и после весьма лаконичного обряда знакомства без особых там английских вступлений заявил, что, мол, ищет работу и, похоже, именно такого рода занятие было бы как раз по его романтической душе и крепкому плечу.

Пожилой пакистанец, не скупясь на информацию, дал ему адрес офиса, который, как оказалось, находился вовсе не во дворце, а аж на другой стороне Лондона по неизвестным старику причинам, ибо Гарри, заподозрив подвох, переспросил седого мастера по обрезанию роз, не подшучивает ли тот над ним по поводу адресочка-то заветного отдела кадров садоводческой конторы центра Соединенного Королевства.

Старик поспешил уверить его в правдивости им данной информации.

— Ну стоит ли мне тебе врать, вон такому верзиле, я, представь себе, не хотел бы плавать в пруду заодно вон с теми лебедями и утками Ее Величества, заметьте, молодой человек, тут все принадлежит именно ей. Пробуй, мне-то что, но лучше иди прямо в телохранители Елизаветы, туда тебя ну просто должны принять только из-за ширины твоих плеч.

Садовник шутил, однако знал бы он, бедолага, что за пассажир стоит перед ним, то наверняка сам бы позвал охранников государыни по его душу.

Бродя по городу, к тому времени Гарри уже успел познакомиться и с мелкими уголовничками, которые могли при надобности раздобыть много чего. Он обратился к этой братве и тут же получил положительный ответ о том, что за разумное вознаграждение без проблем возможно прикупить заветное разрешение на работу и с успехом устроиться хоть дворником Букингемского дворца, да хоть помощником самого министра финансов.

Ребята, разумеется, шутили, да и сам он не промах, понимал, как это предприятие может завершиться, но попытка не пытка.

С новеньким документом, отпечатанным на суперсовременной тогда технике Hewlett Packard, он с зыбкой надеждой на удачу отправился в далекий офис садоводов королевы.

Сам над своей глупостью подшучивая, Гарри все-таки открыл дверь конторы, и когда пришла его очередь аудита, то он с вдохновением изложил смазливой менеджерше по садовникам все то, что знал о сельском хозяйстве и розах в частности, она внимательно выслушала его рассказ и в глубине своей женской души, гипотетически приняв его своим начальником, потупив глазки, стеснительно заявила, что нету проблем и остается лишь та маленькая формальность, которую она за считаные минуты уладит, введя его данные в только что как полученную чудо-технику под названием «компьютер».

Так что практически уже завтра о розах Ее Величества русский фермер, посетивший королевство с целью почерпнуть как можно больше опыта из аграрной индустрии старой доброй Англии, сможет получить максимум из доступной информации, сам лично приступив к неоценимой практике сего тонкого дела.

Женщина протянула изящную ручку к документу Гарри, который он, было дело, выложил на стол для общего обозрения еще в начале беседы, но, благо уже наслышан о возможностях вычислительной машинки будущего под названием «компьютер», опередив даму в действии, ловко перехватив ее правую ручку своей правой и нежно ее целуя, левой уверенно забрал свой документ, еще раз поцеловал протянутую за документом кисть леди и после всем нам хорошо известной фразы, что издавна бродит в народных анекдотах: «Вы что, джентльмену на слово уже не доверяете…» — не ожидая ответа из приоткрытых секси уст не на шутку удивленной красавицы бальзаковского возраста, немедленно ретировался за входную дверь, а потом ради пущего душевного спокойствия даже проделал небольшую дистанцию спринтом, чтобы поскорей скрыться за угол фундаментального здания времен королевы Виктории, как это он сам успел заценить со знанием дела, поскольку в поисках себя ему уже неоднократно доводилось объясняться с менеджерами не только цветочных, а и многочисленных строительных контор, но тоже пока безрезультатно.

Вот приблизительно в такие истории приходилось ему попадать в поиске своей ниши в этом столь досконально разделенном мире в середине последней декады конца двадцатого века.

В Манчестер он ездить не стал, ибо Шейла не оставила бы его в покое, а связываться с этой женщиной-вамп ему не так-то и хотелось, да и на самом деле далековато все-таки.

За пару месяцев бесплодных поисков работы сбережения стали потихоньку иссякать, и настало время серьезней отнестись к поискам дохода.

Гарри очередной раз покупал еду у доброго с виду иранца и, наверно, выглядел не важно, раз уж тот сам обратился к нему с той же протертой ежеминутной фразой, которой и пользуется весь англоговорящий мир:

— Как ты?

— Я в порядке, — Гарри тоже ответил шаблоном и собирался выйти, но иранец, видимо, будучи неплохим психологом, задержал его.

— Слышь, брат, зайди-ка ко мне на кухню, есть разговор.

Ну он и зашел, как зашел, так и остался надолго, хозяин харчевни предложил ему устный контракт буквально спустя минуту после того, как Гарри, наточив нож, профессионально порезал всем нам известный овощ на ровные полукружки в стиле под названием «Валентина», а то есть предварительно очищенную головку разрезаешь напополам вдоль и потом, пользуясь здоровенным тесаком, быстро шинкуешь на идеальные дольки поперек толщиной не более двух миллиметров, этот чудо-овощ в кухнях используется практически во всех: американских, азиатских, индо-европейских, а также… да чего уж там, лук кушают все на свете…

Благо, будучи в советской армии, пользуясь нередкими случаями нарядов на кухню, приобрел навыки владения не только штык-ножом, но и кухонными тесаками включительно.

Шинкуя саблевидным режущим инструментом все, что только можно представить в меню быстрого питания, он даже не задумывался о том, что зарплата его вовсе не из великих, но зато при деле и уж сыт он был точно, а это для бродяги уже большой плюс.

Вручную месил тесто для пиццы и катал донер-кебабы, познавая секреты иранской кухни со всевозможными наворотами соусов и подливок.

По четыре мешка картошки начищая еженощно «после работы», мол, на следующий день, и на самом деле Англия во множестве потребляет картофельные чипсы… Fish and chips, please, если вам выпала честь работать в харчевне, то эту фразу там можно услышать практически ежеминутно.

Тут жизнь, как говорят, потекла сама собой…

Домой заходил только поспать, а все остальное время, то есть по четырнадцать часов в сутки шесть дней в неделю, за тридцать фунтов в день он просто вроде машины — кухонного комбайна — трудился не покладая рук.

Ничего страшного, то просто стало привычкой, и только по понедельникам, когда был его выходной, он садился в метро, чтобы добраться до Грин-парка, а там погулять, любуясь розами, доступа к которым так и не получил, утками и королевскими лебедями в прудах, да и, в общем, подышать природой в целом.

Поразмышлять о том, как быстро летит его время, он присаживался на ту же скамеечку и ради тренировки английского потрещать со стариком, кто, наверно, жил где-то в пределах видимости возле парка, поскольку, когда бы ни присел он на свое место, тот появлялся буквально что из-под земли.

— Ну и как твое ничего, мой юный собеседник, надеюсь, узнал, что значит General Purpose Interface Bus?

— А то как же, это компьютерный кабель, если простыми словами, а точней, многопроводной магистральный канал общего пользования.

— Ну вот другое дело, молодец, что поинтересовался, да, сынок, это мое дитя, еще в начале шестидесятых я его разработал, и с тех пор моя жизнь круто изменилась, теперь я стар и немощен, а тогда тратил свои миллионы налево и направо, Бог мне даровал великолепную жизнь, и я даже мог бы гордо сказать, что для мира кое-что мне удалось сделать и оставить, но на самом деле это не так. Информацию я получил не из мозга своего, ее мне вложили в голову, ну не было кабеля такого, и вдруг он появился буквально за один миг, я его просто взял и начертил. Так что, по моему убеждению, все, что бы ни рождалось на планете нового, это подарок оттуда, — старик указал на небо.

— Охотно верю, все, что делается, оно под контролем.

— Ну вот, так что не напрягайся, и ты получишь свою долю, которая суждена.

— Да, несомненно, что получу, чего уж тут сомневаться, я с каждым днем убеждаюсь в этом все больше, хотя пока что шинкую салаты.

— Так кто знает, когда придет идея, вон я знаю одного турка, так он в сорок лет изобрел электрический нож для резки донер-кебаба, радикально изменил индустрию, можно сказать. Где раньше резали громадным кинжалом и было надо сильному мужчине специально этому учиться, теперь, словно играючи, даже девчонки шинкуют донер-кебаб маленькой машинкой.

— Вот так и уходят в небытие традиционные навыки быта людского.

— Что делать, времена высоких технологий, а ты думай, может, чего и придумаешь, удачи, до следующего понедельника, мой юный друг.

— Не все мы технократы, я предпочитаю философию, поэзию, в общем, искусство.

— Так и флаг бери в руки, твори, находи свой жанр и действуй.

— Похвастать пока особо нечем, но пару строк всегда могу накропать, конечно, на своем родном языке.

— Достойное произведение всегда находило переводчика, так что язык, на каком создан шедевр, не барьер тому, чтобы о нем узнал и весь мир, есть авторы, чьи произведения знают даже на краю света, я имею в виду классиков, переведенных на десятки языков.

— Ну так высоко замахиваться я смею едва ли.

— А ты пробуй, и только тогда узнаешь, стоишь ли ты чего в этом мире, надо поверить в то, что ты делаешь, и оно получится.

— Благодарю вас, отец, за добрый совет, вечереет, мне надо идти, а завтра на кухню по новой.

— Так и хорошо, там тебе никто не мешает философствовать.

— О да, мысли мои свободны были и есть.

— Так вот и прекрасно, удачи, мыслитель, записывай свои мысли, записывай.

— Писать постараюсь, быть может, это и есть моя дорога жизни.

— Ну, судя по твоим рассказам, склонность к этому у тебя есть, повидал и испытал ты уже разного, так что сравнить уже можешь, а значит, что, может, и стоит уже остановиться на чем-то одном.

— Посмотрю, а вообще-то считаю, что время покажет само, что и когда мне делать.

— Ну смотри, не опоздай, время не идет, оно летит.

— Спасибо за совет.

— С Богом, сынок, с Богом.

Больше они не встретились, то ли старик захворал, а может, и умер, но уже не приходил он на берег пруда кормить королевских гусей.

Бронька, он же Гарри, продолжал приезжать в то же время, еще несколько понедельников подряд там же гулял, после обеда он заходил в один и тот же бар, чтобы вечером этого своего дня выпить пару пинт доброго ирландского «Гиннесса» и шлифануть состояние души одним, ну или двумя виски «Джек Дэниелс», погонять пару партий бильярда-пула, и уже поздно ночью, как обычно, он возвращался из центра Оксфорд Циркус всегда одним и тем же ночным автобусом, сидя на переднем кресле второго этажа в одиночку, последним рейсом, в два часа после полуночи, мало кто ездит по Лондону в ночь с понедельника на вторник…

Его душевное состояние погрузилось в некую форму апатии, где не существовало ни интересов, ни даже секса, он вроде зомбированного мертвеца исполнял одни и те же рутинные функции — да и всего.

Мужик в лучших годах своих физических сил, тот, кто недавно еще имел свою ферму немалых размеров, здоровый бугай, кто знал и пахать, сеять и жать, успешный в своего рода деятельности на агрокультурном поприще, умелый торговец своей продукцией, теперь стоял на чужой малюсенькой кухоньке и без конца шинковал… ящики овощей, с помощью ножей и умелых рук конвертируя в тазики салата, чистил мешки картошки, превращая их в чипсы, готовя фастфуд по двенадцать, а то и четырнадцать часов в сутки, и даже особо ни о чем не мечтая.

Несколько недель спустя он обнаружил письмо из России лежащим на полу в прихожей. То английский вариант почтового ящика — просто прорезь в двери, прикрытая классическим забралом, куда почтальон бросает корреспонденцию.

Душа содрогнулась при виде знакомого конверта с сине-красно-белыми полосками цвета российского флага по периметру.

Он, не подняв письма с пола, прошел прямо в душ, чтобы смыть по привычке пот и запахи кухни с себя, переоделся, налил себе порцию виски, взял сигару и только тогда подошел обратно к конверту.

С трепетом в сердце подняв его с пола, невольно понюхал, пахло Родиной…

Уселся на свое место в кресле, где он всегда отдыхал, перед сном погружаясь в размышления, глядя на ночной город.

Свет включать было не обязательно, ведь уличный фонарь висел прямо против его глаз в метре от рамы окна.

Руки заметно дрожали от возбуждения, когда он открывал это первое письмо, после всех событий последних месяцев с момента расставания он, конечно же, думал о них всех и теперь вот-вот узнает первые новости за более чем полгода. Каких полгода, ведь скоро год с тех пор, как он не слышал родной речи.

В натуре, как оно летит, это незыблемое время.

Он достал письмо из конверта, а читать казалось страшно, ведь оно могло нести в себе новости всех мастей, да ничего доброго, если честно сказать, он и не ожидал.

Добрый вечер, мой, дорогой муж!

Дети спят и, наверно, видят сны с твоим участием, на самом деле наша доченька, одно утро мной разбуженная, протирая глаза, выдала новость, мол, папа вовсе не уехал, так как только что он гладил ей волосы и держал ее за руку.

Наш сын, он мне напоминает тебя, да, копия твоего характера и, наверно, тела уж тоже, растет по дням, не по годам.

Теперь уже оба наших сорванца ходят в школу.

Полученное от тебя письмо принесло спокойствие в мою душу.

Слава Господу, ты жив, и это известие дает мне силы на дальнейшую борьбу.

Тот день, когда ты улетел, наверно, был самим тяжелым в моей жизни.

Ты забрал с собой мое сердце, оставляя пустое место вокруг меня, правду говоря, только наши дети, кто держат меня на этом свете, иначе я бы не видела смысла жить дальше.

Пару месяцев спустя после твоего отъезда у нас дома были незваные гости.

Господин Василий Петрович с двумя ментами явились перед нашей дверью.

Главный бандит города и менты в одной компании, два в одном, мать их.

Представь, якобы они были на месте вашего с Иваном захоронения и весьма серьезно убеждены, что, судя по останкам тел, вполне возможно, что ты подменил себя на некого пока что не установленного несчастного.

Я затребовала у них заключение экспертов, решение прокуратуры об эксгумации, но таких документов они предъявить мне не смогли, сославшись на непредвиденные обстоятельства, дальность дороги, погодные условия и неспокойную политэкономическую ситуацию в данном регионе.

Конечно, мною сыгранная роль безутешной вдовы, в чье раздробленное сердце вдруг вселилась надежда на чудесное воскрешение во веки утерянного и уже сотни раз оплаканного супруга на незваных гостей произвела достойное впечатление.

Смахнув скупую мужскую слезу, растроганный Василий Петрович обещал мне всячески помогать по быту и даже в воспитании детей, а в случае если их гипотеза о твоей подмене все-таки окажется ошибочной и в могиле лежит именно твое тело, то тогда он даже готов кремировать ваши с Иваном останки на Урале и доставить мне урну с прахом любимого спутника жизни.

Вот же тварь… глаголит обещания и прям под юбку смотрит, кобель да похотливая сволочь.

Я была готова последовать за ними, бросить все, но отправиться в, наверно, опасную экспедицию на Урал, чтобы своими руками достать из-под земли тело моего драгоценного мужа и опознать его даже по косточкам пальцев или же провести экспертизу ДНК, дав эпителий наших детей, но узнать пусть и самую страшную, но истину ради успокоения моей гнетущейся души.

Визитанты вскоре убрались восвояси, так как мои душераздирающие монологи вперемешку со слезами да соплями, что я, без устали причитая, наматывала на кулаки, им, видимо, очень уж действовали на нервную систему, мать их так.

Что только мне не довелось пережить с тобой и даже без тебя, мой болотный бродяга… но все равно люблю я тебя, безумец ты мой.

Какие бы ни принесла наша судьба испытания, я верю, что Господь даст нам те силы, что потребуются на нашем пути к счастливому завершению жизни.

Дети спят, так сладко сопя, что я им невольно завидую, а на самом деле так хотелось бы мне, чтобы ты хоть на часик пришел бы ко мне под одеяло…

Аня уже родила твоего второго сына, подлец ты этакий.

Мы с ней стали хорошими подругами, с тех пор как ты улетел. Не имею ничего против, пусть малый вырастит хорошим человеком.

Она утверждает, что любит тебя бескорыстно, так ведь этого ей не запретить.

Знаю точно, пока в нас есть эти добрые чувства, то как бы трудно ни было, а жизнь определенно имеет смысл.

Простишь ли ты меня, но тут за мной ухаживает один мужчина, и похоже, что мать-природа скоро возьмет верх над моралью моей. Предполагаю, что скоро вступлю с ним в половую связь. Ну что мне делать, жизнь всю я ждать не смогу, это, наверно, просто глупо было бы, Бронька, если любишь, то поймешь.

Наверняка это больно для мужчины, но поверь, для женщины также не сладко было узнать о твоих похождениях, но все же я тебя люблю, так давай договоримся о свободе сексуальных отношений, а любовь нашу закроем на крепкий замок. Будем жить, пока живется, а там уж время покажет, будет нам суждено встретиться снова или уже ничего не вернуть, да будь оно что будет.

Мы с тобой непростые люди, нам, Бронька, выпали особые судьбы прожить, и надо достойно выдержать все испытания, что ниспосланы на проверку наших душ. Нам, видимо, надо пройти через преисподнюю и ад еще при жизни, чтобы оказаться во смерти в раю.

У нас не все так плохо, а вот Игорька, кто передал мне весточку твою и этот адрес, Господь уже взывает к себе, он, бедолага, сохнет прямо на глазах, рак у него, да такой формы, что доктора не обещают и месяца времени жизни. Так что поспеши написать ему поскорей, и, быть может, твое письмо еще застанет его в живых.

Человек он очень хороший, сам знаешь, но видишь, какая судьбинушка, остаются жена с дочерью, они прям почернели, глядя, как уходит из жизни их муж и отец.

Я была у них, ведь это он мне позвонил, получив от тебя письмо.

Он держится, пока что шутит, но шутки его уже о вечном…

Поспеши застать его письмом еще хотя бы раз.

Береги себя и помни, что я твоя жена и мое место на твоем плече.

Больше мне не пиши, это просто опасно, Бронька, тебя ищут не на шутку, так что будь осторожен.

Предпочитаю знать, что ты живой, нежели получить пару писем и потом тебя похоронить навсегда. Полагаю, что за мной следят их люди, не так чтоб прям ходят сзади, как в кино, а держат на поводке, то уж точно.

Тебе надо пропасть на долгое время, на годы, и даже вдруг я куда-то уеду, поменяв адрес, а тебя судьба забросит неизвестно куда, то в мире будущего, когда настанет время, мы легко найдем друг друга.

Ты, наверно, еще не пользуешься, а вскоре в любом случае будешь.

Новые разработки в информатике-компьютерном мире идут с такой скоростью, что через пару тройку лет у каждого будет свой ноутбук и мировая сеть свяжет каждого, кто только захочет подключиться к ней.

Ты же знаешь, что я как раз и училась информатике, и строению аппаратов, так что теперь уже работаю за компьютером ежедневно, не пропадем, будь уверен.

Ты, когда сможешь, то зарегистрируйся в интернете под именем Гарри Шадов Блейк, и я тебя найду, но через годы, не теперь, не надо.

Пойду-ка и я спатеньки, ты береги себя, чтобы один день мы смогли бы встретится где-то на нашей планете Земля.

С Богом, мой Бронислав.

28.11.1995

РS. Доброе утро, приходится дополнить мое письмо с печальной новостью.

Только что позвонила жена Игорька, он тихонько скончался, ушел сегодня ночью, очень жаль этого человека прекрасной души. Видимо, и вправду, что лучших Бог забирает молодыми. Нам надо быть сильней наших бед, видишь, как прав был тот, кто сказал, что «Никогда не может быть так плохо, чтобы не могло быть еще хуже».

Береги себя, мы не хотим потерять тебя навсегда.

Новости из письма не были из приятных, а впрочем, он ничего приятного и не ожидал.

«Беда приходит не одна» — это, наверно, не просто пословица, а натурально проверенная истина жизни.

Друг умер, бандиты и мусора рыщут его след, жена спит с другим, вот это да, полный фарш, блин буду, неплохая коллекция новостей для тренировки самообладания. Возможно, именно вот таким жестким путем на самом-то деле человек и взрослеет, в конце-то концов. Ведь у каждого свой путь к достижению истин жизни. Не валянием, так катанием.

Все возможно, а вдруг если у него есть еще и философическая жилка в руке, так потянув за нее, он находит пути к успокоению бурлящих чувств и продолжает терпеливо познавать искусство владения волнами собственных эмоций.

Чего доброго он бы добился, если, получив вот такие вот не совсем веселые новости, стал бы заливать горе водкой, этим наяривая сам свои нервы вплоть до потери самообладания?

Ничего хорошего, лишь бессмысленную утрату несметной массы нервных клеток, кои, по мнению медицины, не имеют свойства быстрого восстановления, так не лучше ли прибегнуть к трезвому анализу ситуации и прийти к приемлемому решению, а то есть к банальному соглашению с самим собой, ибо вариантов-то у него попросту не было.

Будучи вдали от полигона происходящих событий и притом не имея возможности материализоваться там для принятия физического участия в разыгравшемся спектакле, он благо понял то, что бессмысленно заниматься самоедством, а посему надо жить сегодняшним днем, и все пройдет, ну или по крайней мере стараться так думать…

Надо же подбанджила судьбинушка в одночасье, даже не знаешь, как же ее, родимую, и отблагодарить-то…

Во-первых.

Скоропостижная смерть друга от раковой опухоли не могла не оставить глубокой скорби о его потере, но только одно, что немного как бы облегчало мысли, что для Игорька было лучше уйти поскорей в мир иной, нежели терпеть агонию, находясь под постоянно нарастающей адской мукой физической и наверняка душевной боли.

И надо поблагодарить Господа за то, что он принял своего сына, не затягивая его страдания на долгие месяцы, а не дай бог — годы…

Прощай, мой друг, в загробном мире встретимся, как знать,

Да вряд ли, брат, меня наверняка не в райский сад отправят.

Нет права выбора, но почему, приятель, все ж не помечтать,

Ведь выстоим, и пусть посмертно нас, но все-таки прославят.

Во-вторых.

Бандиты вместе с мусорами рыщут утерянный след, и вряд ли у них есть шанс его найти, уже теперь профессионального бродягу Гарри, где-то в бескрайнем мире, а у него еще и камушки прикопаны в надежном местечке, да пусть они будут, не до них и не из-за них он Родину покинул, а дело в том, что надо было тому случиться вот так вот, да и весь тут развал.

Он победил, от прадеда я сказку эту слышал,

Сам меч сковал Иван, на поле брани вышел,

Где вольничал трехглавый злостный змей,

Не допускал старик, что выжил тот злодей.

Так вот, поныне змей, среди людей слоняясь,

И не до сказок, хоть им не верим, обольщаясь,

Он облик человека принял, глаз не отличит,

Бомбами дракон трехглавый нынче воротит.

В-третьих.

Жена пошла с другим, и это, хоть и вполне ожидаемо и как бы даже нормально, но, наверно, только полный болван, ну или, может быть, святой смог бы простить и даже не волнуясь понять.

Гарри искренне пытался добиться столь высокого уровня душевного состояния, но больно все-таки было. В конце-то концов, он просто человек, а чувство собственника в нем, как и в любом мужчине, все же было, и он, конечно, страдал, понимая всю истину своего нелепого положения.

О да, то жжет, но ты ведь сам, браток,

Ты разве не ходил по селам, как бычок,

Ты сколько девок перепортить смел,

Так пострадай, раз был ты столь умел.

Ты похоти своей давал разгул полнейший,

Поздно осознал, да каешься, милейший,

На счастье шанс ты упустил, братишка,

Один остался, как прочитанная книжка.

И четвертая, но благоприятная новость: радовало то, что Аня сына родила и женщины подружились, а не вели вековую войну, как это в таких случаях нередко бывает.

Для всех нас места хватит на планете,

Молитесь Господу, когда родятся дети,

Дай Боже, чтоб судьба его сложилась,

Самобранкою удача перед ним стелилась.

Здоров, умен, красив и честен, добр и силен,

И чтоб талантом светлым не был обделен,

Для всех нас места хватит на планете,

Молитесь Господу, когда родятся дети.

Глава 5

Теперь он и на самом деле остался один, без связи с тем миром, что за проливом Ла-Манша, без имени, без друга, без жены…

Вот это подвалило… он долго сидел в своем кресле, не то чтобы оплакивая сам себя, но на душе было достаточно паршиво, чтобы без угрызений совести приложиться к старому доброму бурбону — «Джек Дэниелс», который на самом деле помогает смыть с души нечистоты страданий, но только в умеренных дозах…

Харчевня открывалась с десяти, выйдя из дому в девять, по дороге к месту работы он спокойно позавтракал двумя пинтами светлого пива, таким образом разогнав дурные мысли и осадок от ночного возлияния виски, в голове просветлело, и начался рутинный день повара-овощереза на иранской кухне.

«Так, значит, начинаю новую одинокую жизнь. Раз уж я сам себя обрек на это, то пусть так оно и будет, ничего страшного, зато живой, в отличие от многих и многих других, будь оно не ладно.

Живой — то первое, и молод пока что, здоров, есть работа и жилье, о стольких достоинствах одновременно многие и мечтать-то не смеют».

Вдруг он сам себя поймал на том, что все свои мысли, находясь в полном одиночестве, сам для себя излагает вслух…

«Да, брат, тебе бы отдохнуть, забыться надо, успокоиться, блин, жаль, что выходной не в субботу, как у людей, а в понедельник. Театры, оперы, концерты, всевозможные мероприятия в конце недели, даже церковь — и та в понедельник не работает. Вот и выбирай, а иранец выходной не перенесет, в конце недели самый клиент валит… а значит, как раз надо пахать».

Так что культурная программа развлечений сама собой исключилась из его жизни на долгое время. Работа-дом, по выходным понедельникам поездка в центр, и то все реже. Он понемногу даже вес стал набирать, спорт куда-то пропал совсем из его рутины, и только картошка на чипсы, шампиньоны, перцы, морковь да лук, что шинковал он все ловчее, порой насвистывая сам себе родную мелодию композитора Александры Пахмутовой на стихи поэта Николая Добронравова старой песни в исполнении гениальной польской певицы Анны Герман, что с виниловых грампластинок на старом проигрывателе слушала еще его мать, мелодию детства, и не так мелодию, как именно слова… «Надежда, мой компас земной, а удача — награда за смелость… а песни довольно одной, чтобы только о доме в ней пелось…»

Те небольшие средства, что собирались благодаря экономическому образу жизни, он не мог хранить в банке по той простой причине, что паспорт-то фальшивый, и вообще в любой момент его могли проверить, арестовать и выслать вовсе не домой, а в те не столь отдаленные места, с которыми он уже имел честь быть знакомым.

Так что деньги он сам хранил, как предполагал, «в надежном месте», прямо под своим рабочим столом на кухне, что уже давно стала его царством, и хозяин туда входил разве что поболтать про погоду, что в зимние месяцы вовсе не была из приятных.

По сравнению с Россией, где зима так зима, всеми ожидаема и мила, снег, мороз и все забавы, что связаны с этим чудом природы, а тут не то зима, не то нескончаемая осень, продроглая сырость, нескончаемые дожди, свинцовое небо и североморский ветер, что чуть не выдувает душу.

В такую погоду хороший хозяин и собаку вон не выгоняет, а сам-то и подавно не очень-то выходит из дома… так что в зимние месяцы харчевня существовала в основном на заказы по телефону, что развозил молодой чернокожий пацан на малолитражной машинке.

Летом, конечно, было веселей, но и намного больше работы, шеф даже расщедрился и поднял его зарплату аж на целых десять фунтов в неделю, что не особо-то делало разницу, да и для Гарри-то было не самым важным, сколько получать, он попросту никуда не спешил.

Недели, собираясь по четыре, как и прежде, делали месяцы, а те, в свою очередь, перерастали в годы, в те годы, что в натуре летят, как перелетные птицы.

Согласишься ли, мой уважаемый читатель, на самом деле время — оно как бы проносится мимо нас незаметно аж целыми годами, а иногда останавливается на час или даже несколько минут, тогда, когда по каким-то причинам приходится ждать чего-то или кого-то, такие минуты кажутся порою целой вечностью, а годы, десятилетия — они на самом деле летят, пролетают незамеченными. Так, наверно, может пролететь и вся жизнь, если только не предпринимать никаких решений и не изменять направление этого полета.

Вам кажется скучной такая рутинная жизнь, да, я согласен, но полный штиль в море всегда за собой кроет близкий шторм, который, пусть и ненадолго налетает, но очень опасен.

Стихия способна разрушать все на своем пути, изменяя даже ландшафты, ломая вековые стволы самых крепких деревьев словно спички, не говоря о том, что способны сотворить землетрясения, цунами, половодья, оползни и сели.

Потом, когда все это прекратится, вокруг будут лишь руины, что теоретически не подлежат восстановлению, а не тронуты останутся только духовные-моральные ценности, честь и любовь.

Все сметет с лица земли стихия,

Смоет копотью покрытые поля,

Земляне, братья, далеко заходим,

Мы больше гадим, нежели едим.

Примечания

1

Нету проблем, есть только решения.

2

Не беспокойся, дам тебе тоже пару уроков.