Расследование доктора Данилова

Андрей Шляхов, 2021

На сей раз доктор Данилов по просьбе своего начальства пытается установить причину высокой летальности в отделении анестезиологии и реанимации девяносто пятой клинической больницы. Вроде бы все делается так, как нужно, но пациенты умирают здесь в четыре раза чаще, чем в аналогичных отделениях других московских больниц… Сотрудники отделения объясняют происходящее по-разному. Один винит во всем плохую экологию, другой – коронавирусную пандемию, третьи ударяются в мистику, но Данилов знает, что просто так ничего не происходит. Он старательно ищет причину, а кто ищет – тот всегда найдет. Это не детектив и не медицинский триллер, хотя элементы того и другого присутствуют. Это пятнадцатый роман о приключениях, похождениях и злоключениях доктора Данилова.

Глава пятая

Шебутной Одиссей

В Коломну решили ехать на электричке. Данилов уселся в углу у окна, дождался наступления десяти часов и начал обзвон старых знакомых. У того, кто успел поработать и там, и здесь, и еще где-то в любом месте всегда найдется нужный человек, а то и несколько. Начав с поздравлений (все старые знакомые оказались женщинами), Данилов спрашивал про жизнь, вспоминал что-то из общего прошлого, вкратце рассказывал о себе, интересовался нет ли у собеседницы приличного кандидата в женихи, а то дочь можно сказать, на выданье (одиннадцатилетняя Мария Владимировна корчила при этом свирепые гримасы и показывала заботливому отцу кулак), а затем переходил к сбору нужной информации.

— У вас до недавних пор работал в реанимации доктор Бурлай, Федор Никитич. Помнишь такого? Меня главный врач одной дружественной больницы попросил навести о нем справки… Хочет взять его к себе заведующим. Только это строго между нами, потому что еще ничего не решено. Зачем человека напрасно обнадеживать?..

В двух разговорах из пяти Данилов интересовался доктором Кошелевым. Выслушав характеристику «кандидата на заведование», Данилов интересовался отделением, в котором раньше работал кандидат. Место работы оказывает влияние на человека. В хорошем отделении средненький врач может подтянуться до уровня крепкого профессионала, а в плохом и профессионал деградирует. Мимоходом звучал вопрос о летальности, которая всякий раз оказывалась в пределах допустимого. Помимо прочего, Данилов узнал, что Кошелев ушел из авиационной клиники после скандала с начмедом. Врач из отделения эндокринологии, у которого в реанимации лежал двоюродный брат, попросил Кошелева провести к нему жену. Кошелев согласился, в таких вещах коллегам обычно не отказывают. Посетительница была одета должным образом — халат, шапочка, маска, на ногах сменная обувь плюс бахилы и собиралась пробыть у постели мужа не более пяти минут, но буквально следом за ней в отделении появился начмед, который выгнал посетительницу из зала и пообещал Кошелеву, как старшему врачу смены выговор и лишение премий на полгода. Кошелев возмутился, потому что наказание совершенно не соответствовало проступку, наговорил начмеду дерзостей и приложил к объяснительной заявление об увольнении по собственному желанию.

— Алексей по знанию и опыту годится на заведование, — сказала старая знакомая, — но по характеру не очень.

— Да я на его месте тоже бы разозлился, — ответил Данилов. — Одно дело, когда по реанимации толпы родственников в уличной одежде разгуливают и совсем другое — родственницу коллеги в халате ненадолго пустить. И за это — выговор с депремированием? Несправедливо!

У одной из старых знакомых Данилов получил сведения об Оксане, которую якобы хотели сделать старшей сестрой. Версию с маньяком, насколько бы неправдоподобной она не выглядела, сбрасывать со счетов нельзя. А за маньяком, по логике вещей, должен был тянуться какой-то след — или не совсем адекватное поведение, или высокая летальность на прежнем месте работы, или еще что-то примечательное… Данилов пожалел, что не узнал, где прежде работала доктор Дебихина и уже хотел позвонить Денису Альбертовичу, но передумал. Не горит. Точнее, может, и горит, но сначала нужно придумать повод для расспросов, ведь Дебихину никто повышать не захочет. Романтический интерес к ней проявить? Вообще-то можно, если только на словах, в рамках предлога для сбора информации, но не на глазах у жены и дочери.

— У меня такое впечатление, будто сегодня не восьмое марта, а второе февраля! — с заметным раздражением сказала Елена, когда Данилов убрал мобилу в карман куртки.

— А что у нас было второго февраля? — Данилов напряг память, но так ничего и не вспомнил.

— День сурка! И не у нас, а в Америке. Но очень в тему, если ты, конечно, смотрел этот фильм. Пейзаж за окном меняется, а слышу я одно и то же… Главный врач одной дружественной больницы… Строго между нами… Живи ещё хоть четверть века, все будет так. Исхода нет!

— Маша, — елейным голосом сказал Данилов, — смотри, какая у нас разносторонне развитая мама. Она настолько хорошо знает и поэзию, и классику кинематографа, что к любому случаю сразу же находит подходящий пример. Гордись и старайся соответствовать! Мне, Маша, в свое время несказанно повезло. Я встретил совершенную женщину, обладающую тремя исключительными достоинствами — умом, красотой и добротой…

— Нет, кажется сегодня в самом деле восьмое марта, — улыбнулась Елена. — Продолжай, я обожаю, когда меня хвалят.

— А я читала, что в Китае нельзя называть женщину «доброй»! — сказала Мария Владимировна. — Это означает, что ее больше похвалить не за что. Китайцы очень вежливые, они даже плохое высказывают в красивой форме…

Данилов почувствовал, как по затылку начинает разливаться тупая боль, которая в последние годы появлялась очень редко — кое-что с возрастом проходит, и это не может не радовать. Интересно, однако, устроена человеческая психика. Стоило только дочери упомянуть про Китай, как из глубин памяти всплыл давний случай и проявился не в виде воспоминания, а в виде последствия — головные боли появились после того, как Данилова на вызове ударил по голове обрезком водопроводной трубы неадекватный китаец.

— Да, китайцы очень вежливые, — повторил Данилов, — вкладывая в эти слова особый смысл, понятный только ему. Но мы, к счастью, не в Китае и можем плохое высказывать в плохой форме, а хорошее — в хорошей. Деликатность уместна до определенных пределов.

— Маша! Папа шутит! — сказала Елена, бросая на Данилова укоризненный взгляд. — Деликатность уместна всегда! Никогда не стоит опускаться до ругани и, тем более, до драк. В крайнем случае можно просто проигнорировать…

— Папа не шутит, — возразил Данилов. — Знаешь, Маша, если бы твои родители всегда и в любой ситуации проявляли деликатность, то тебя бы на свете не было.

— Что ты несешь?! — возмутилась Елена. — При чем тут ребенок?

— Если ты не будешь меня перебивать, то я расскажу, — Данилов улыбнулся и подмигнул Маше. — Дети должны знать семейную историю.

— Обожаю семейные истории! — Машины глаза восторженно загорелись. — Мама, не перебивай!

— Первую часть истории ты уже знаешь, — сказал Данилов. — У нас с твоей мамой, Маша, не все складывалось гладко. В молодости жизнь развела нас в разные стороны, а потом свела, но могла бы снова развести и, скорее всего, навсегда, если бы я не дал бы по морде одному нехорошему человеку…

— Знаю, знаю! — закивала Маша. — Он на маму кляузу написать хотел.

— Да, именно так. Слушай, что было дальше. Это случилось на подстанции, я там работал на линии, а мама была заведующей. Мы еще не были женаты. Мама сказала, что уволит меня за такой поступок. Я, конечно, расстроился, после дежурства пришел домой и лег спать. И вдруг меня будит моя мама — проснись, тебе звонят с работы! Я беру трубку и слышу очень деликатные слова: «Идиот! Скотина! Сволочь!». Угадай с трех раз, кто это звонил.

— Мама! — воскликнула Маша.

— Нашел, что вспомнить! — Елена страдальчески закатила глаза и покачала головой.

— А потом она послала меня по такому адресу, которого воспитанные люди вообще знать не должны и отсоединилась, — продолжал Данилов. — И в этот момент я понял, что мама меня все-таки любит. Ну а я-то давно ее любил. Так вот все у нас и началось… По новой. А если бы я не дал коллеге по морде, а мама не отреагировала бы на это столь эмоционально, то я бы так и не понял, как мама ко мне относится. Делай выводы.

— Нормальные люди, Маша, говорят о своих чувствах, задают вопросы и получают ответы, — назидательным тоном сказала Елена. — А… хм… не очень умные люди устраивают побоища, ломают мебель и…

— И всяко-разно обзывают тех, кто их любит, — закончил Данилов.

Елена молча показала ему кулак.

В Москве было облачно, а в Коломне светило солнышко и даже грело, что было вдвойне приятнее.

— Планируются ли встречи с информаторами? — осведомилась Елена, едва ступив на перрон.

— Нет, я здесь инкогнито, — шепотом ответил Данилов, опасливо озираясь по сторонам. — Никаких контактов!

— Замечательно! — жена подхватила его под руку. — Тогда пошли нагуливать аппетит перед праздничным обедом!

С праздничным обедом вышел небольшой облом. Изначально Данилов собирался отметить праздник в каком-нибудь заведении, придерживающемся старинных русских традиций. Ему хотелось солянки, настоящей, а не такой, как везде, или наваристой ухи, а также чего-нибудь мясного, томленого в горшочке, а Елена с Машей предвкушали самолепные пельмени и вареники, пирожки-расстегайчики и блины с вареньем. Как сказала Елена, «в праздник хочется праздновать, а не высчитывать калории». Но после посещения музейной коммунальной квартиры Мария Владимировна сказала, что она дико устала и дико хочет есть. Пришлось зайти в первое подвернувшееся заведение, которое оказалось рестораном в чешско-немецком стиле — с колбасками, блюдами из свинины, и довольно неплохим выбором пива.

— Данилов, а ведь мы правильно зашли, — сказала Елена, оглядывая зал. — Этот праздник появился в Германии по инициативе Клары Цеткин и отмечали его вот в таких пивнушках. Весь этот гламур с шампанским, хрусталем и эклерами возник гораздо позже. Пора прикоснуться к истокам, тем более что вон на том столе я вижу пельмени…

Прикоснулись качественно, совершенно не думая о калориях. Впрочем, Данилова и Марию Владимировну калории совершенно не волновали, их подсчетом озадачивалась только Елена. На выходе дочь сказала, что она, пожалуй, согласилась бы жить в «такой огромной и ужасной коммунальной квартире», при условии, что рядом есть места, в которых вкусно кормят. Родители дружно рассмеялись, а затем объяснили дочери, что в те времена, когда музейная коммуналка была жилой, огромной и ужасной, вокруг не было такого количества заведений общепита. И такого качества, к слову будь сказано, тоже.

В электричке утомленная Мария Владимировна сразу же заснула.

— Я правильно поняла, что ты кого-то подозреваешь? — спросила Елена. — Все же виной всему не бардак, а чья-то злая воля.

— Да, — ответил Данилов. — Окончательные выводы пока еще делать рано, но то, что я видел в день знакомства и во время дежурства свидетельствует о том, что порядок в отделении поддерживается на должном уровне. Даже если допустить, что меня намеренно поставили дежурить с лучшими сотрудниками, которые могли знать о моей истинной роли…

— От кого? — брови Елены удивленно взметнулись вверх. — Вряд ли твой шеф или заведующий отделением стали бы трепаться об этом. Или, может, ты думаешь, что это я проболталась?..

— По одной из версий проболтаться может заведующий отделением, — Данилов сделал многозначительную паузу. — Да, именно он. Сначала я подумал, что причина может крыться в плохой постановке работы и некомпетентности сотрудников. Заведующий это понимает, но он покрывает своих неумех, хочет выиграть время и хочет отвести от себя подозрения — вот, я даже у очень уважаемой в медицинских кругах кафедры помощи попросил, но и они не смогли понять, в чем тут дело. Не очень умный, но довольно хитрый человек вполне может придерживаться такой тактики. Однако, все совсем не так. Денис Альбертович умен и если он что и «покрывает», условно говоря, так это требует после дежурства исправлять записи в истории болезни, которые ему не нравятся. Но, как мне сказали, исправления вносятся не ради искажения общей картины, а ради ее уточнения. Он требует четко обосновывать диагнозы и подробно писать статусы…

— Помнишь ассистента Батыршина с кафедры фтизиатрии? — спросила Елена. — Который писал статусы из трех букв?

Конец ознакомительного фрагмента.