Расследование доктора Данилова

Андрей Шляхов, 2021

На сей раз доктор Данилов по просьбе своего начальства пытается установить причину высокой летальности в отделении анестезиологии и реанимации девяносто пятой клинической больницы. Вроде бы все делается так, как нужно, но пациенты умирают здесь в четыре раза чаще, чем в аналогичных отделениях других московских больниц… Сотрудники отделения объясняют происходящее по-разному. Один винит во всем плохую экологию, другой – коронавирусную пандемию, третьи ударяются в мистику, но Данилов знает, что просто так ничего не происходит. Он старательно ищет причину, а кто ищет – тот всегда найдет. Это не детектив и не медицинский триллер, хотя элементы того и другого присутствуют. Это пятнадцатый роман о приключениях, похождениях и злоключениях доктора Данилова.

Глава третья

Задачка со многими неизвестными

— Данилов, ну чего тебе спокойно не живется, неугомонный ты мой? Только-только вернулся с коронавирусного фронта и снова нашел себе приключение! Лучше бы действительно диссертацией бы занялся…

Реакция жены была ожидаемой. Ни на что иное Данилов и не надеялся. Ничего — выговорится и остынет.

— Так я и займусь, — пообещал он. — Раз уж представился такой случай. Я же не только расследование вести буду…

— Да ты только им и будешь заниматься! — махнула рукой Елена. — А то я тебя не знаю. До сих пор удивляюсь тому, как ты кандидатскую сподобился защитить!

— Однако же сподобился…

— Я так понимаю, что восьмое марта мы с Машкой празднуем без тебя!

— Я дежурю завтра, шестого марта, — напомнил Данилов. — А затем два дня отдыхаю. Седьмого, как положено, сделаю предпраздничную уборку и что-нибудь приготовлю, заодно повешу на кухне новый карниз. А восьмого марта мы предпримем что-нибудь развлекательное.

Новый карниз стоял в углу еще с докоронавирусных времен. Сначала Данилов не собирался вешать его до тех пор, пока жена не купит новые занавески — делать, так уж разом, потом, когда вопрос с занавесками был решен, до карниза все никак не доходили руки. Время от времени он с великим грохотом падал на пол. Дочь Маша всякий раз истошно визжала, а жена страдальчески вздыхала и поджимала губы. Но долг мужской чести требовал, чтобы перед женским праздником карниз переехал по месту постоянной прописки.

— Так я тебе и поверила! — усмехнулась Елена. — Ты притащишь с дежурства кучу документации и просидишь над ней все выходные. Или умотаешь восьмого с утра пораньше допрашивать свидетелей.

— Каких свидетелей?

— Не знаю! Каких-нибудь. Все сыщики по выходным мотаются по свидетелям, а их жены скучают дома. Но я не стану скучать. Мы с Машкой съездим в Коломну, давно уже собирались.

— Вместо того, чтобы говорить глупости, лучше бы сказала что-нибудь умное, — посоветовал Данилов. — Меня очень интересует твое мнение, как руководителя высокого ранга с большим стажем. Ситуацию я тебе обрисовал, насколько сам ее знаю. Какие будут предположения?

— Предположения? — хмыкнула Елена, мгновенно переключившись из скандального режима в рабочий. — Предположение может быть только одно — высокая летальность является следствием пофигизма. Как руководитель высокого ранга с большим стажем я точно знаю, что все проблемы происходят от пофигизма. Не знаю, как в других сферах, но в медицине все настолько четко регламентировано, что при соблюдении всех правил проблем быть не должно. Я твоего Дениса Робертовича не видела, но могу с уверенностью предположить, что заведующий из него как из лягушки прокурор! И решение у этой проблемы может быть только одно — полное обновление отделения! Разогнать всех, от заведующего до санитарок, и набрать новых сотрудников! Тогда все будет в порядке.

— Во-первых, он Альбертович, а не Робертович, — поправил Данилов, сильно не любивший, когда его называли Владимиром Алексеевичем, Василием Александровичем или, к примеру, Владиславом Андреевичем. — А, во-вторых, это в мире магии можно взмахнуть волшебной палочкой, сказать: «докторус натус» и перед тобой появятся тридцать три доктора во главе с дядькой Черномором в роли заведующего. Но в реальном мире, особенно в нынешней ситуации, ощущается выраженный дефицит медицинского персонала. В-третьих, как это «разогнать всех»? За что? Сначала надо предъявить обвинение, а после уже увольнять, иначе главного врача засудят до кондратия. И, вообще, далеко не всегда причины лежит на поверхности. Могу рассказать тебе один случай из скоропомощной практики. Еще до твоего прихода на шестьдесят вторую подстанцию работали у нас доктор Тюкавкин по прозвищу «Тюлень» и фельдшер Фахрутдинов. Оба опытные, знающие, Тюленя старшим врачом на восьмую подстанцию звали, но он не захотел с линии уходить. Однако, когда их ставили работать вместе, у них чуть ли не в каждое дежурство была смерть в присутствии,^[13] а иногда и две. Если работают порознь, то все путем, а как вместе сойдутся, так кого-то обязательно потеряют. Вот просто проклятье какое-то, ничем другим объяснить это было невозможно. Со временем их перестали ставить вместе, от греха подальше. В чем было дело я догадался позже, когда Тюлень уже ушел на платную «скорую». Но прежде, чем я скажу свое мнение, хотелось бы услышать твое. Только варианты «выпивали вместе» или «ширялись на пару» можешь сразу отбросить. Мужики были правильные, на работе ничего себе не позволяли, да и вообще с бутылкой не дружили, не говоря уже о чем-то другом.

— Правильные, опытные, знающие, но как вместе сойдутся, так кого-то угробят, — повторила Елена условия задачи. — Хм! А какие у них были отношения друг с другом?

— Самые что ни на есть задушевные, — ответил Данилов. — Рыбачить вместе ездили, а это серьезный показатель, ведь рыбу можно ловить только в приятной дружественной компании. И вообще оба были спокойными неконфликтными мужиками. Фархутдинова ты тоже не застала, он незадолго до твоего появления переехал в Свиблово и перевелся на семнадцатую подстанцию.

— Не могу ничего предположить, — сказала Елена после минутного размышления. — Скорее всего — простое совпадение, раздутое до уровня проклятия.

— Один или два раза — совпадение, а двадцать или больше — уже система, — ответил Данилов. — Причем — никакого пофигизма там и в помине не было, мужикии выкладывались на вызовах по полной программе. Пациент умрет, а родственники потом благодарность пишут — какие замечательные врачи к нам приехали, как они старались нашего дедушку спасти!

— Один из них был скрытым маньяком? — предположила Елена. — Пускал новокаинамид по вене экспрессом^[14] и все такое?

— Нет, — мотнул головой Данилов. — Еще будут предположения?

Елена молча развела руками, давая понять, что других версий у нее нет.

— Меня осенило, во время совместного дежурства с Фархутдиновым. Попался сложный отек легких у астматика с сердечной недостаточностью, я задумался ненадолго, а после вызова Фархутдинов мне по-свойски попенял на то, что я, дескать, торможу, когда дорога каждая секунда. И тут до меня дошло — они с Тюленем были торопыги-рекордсмены, два сапога пара. Когда вместе дежурили, то выделывались друг перед другом на скорость. Скорость важна, но иногда нужно притормозить и подумать, чтобы не наломать дров. Когда они работали порознь, то их «уравновешивали» напарники, потому все было в рамках обычного. Я Фархутдинову так и объяснил.

— А он что?

— А он надулся и сказал, что нечего валить с больной головы на здоровую. Мы же, в конце концов, скорая помощь, а не медленная. Короче говоря, не понял он меня.

— Интересная история! — сказала Елена. — Я сделаю из нее задачку на сообразительность и посмотрю, что скажут коллеги.

— Начинай с главного врача, — поддел Данилов, — и не забудь рассказать мне, что он ответит.

Елена была заместителем главного врача московской станции скорой помощи и директором юго-восточного регионального объединения^[15] номер пять.

— Я на собрании всех разом озадачу, — улыбнулась Елена, — так удобнее и никому не обидно. Разумеется, без подробностей. Разве что скажу, что это случай из практики моего замечательного мужа, который в скором времени затмит своими подвигами Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро, комиссара Мегрэ и майора Пронина вместе взятых.

— Вообще-то моим идеалом всегда был Пал Палыч Знаменский, — ответил Данилов. — Он свой и понятный, практически — современник.

— У Пал Палыча были Томин и Зиночка, — возразила Елена. — А ты типичный волк-одиночка.

— Ну почему же… — укоризненно протянул Данилов. — Совсем не одиночка. У меня тоже есть Зиночка и условный Томин.

— Так-с! — сверкнула глазами жена. — С этого момента прошу поподробнее. Что за Зиночка? Почему я о ней ничего не знаю?

— Потому что я познакомился с ней только сегодня, — ответил Данилов успокаивающим тоном. — Это старшая сестра отделения анестезиологии и реанимации Ирина Константиновна. Очень милая женщина, сильно переживает по поводу происходящего, сочувствует Денису Альбертовичу…

— Она симпатичная? — деловито осведомилась Елена.

— С тобой не сравнишь, но в целом очень даже ничего.

У Ирины Константиновны были волшебные глаза — большие, миндалевидные, невероятного кобальтового оттенка, насыщенного и колдовского. Высокие скулы, точеный носик и крупный рот с сочными губами довершали впечатление. При таком лице высокий рост и хорошая фигура выглядели приложением, а не достоинствами. Если бы друг Полянский увидел Ирину Константиновну, то вполне мог бы потерять свою голову. Данилов голову не терял, но смотреть на красивую женщину всегда приятно. А если она еще и умна, да вдобавок хочет тебе помочь…

— Я лично считаю, что Денис Альбертович — идеальный заведующий, — сказала Ирина Константиновна, когда они остались в ординаторской одни (Данилов делал вид, что просматривает истории болезни, но на самом деле хотел пообщаться с народом после официального представления его в качестве нового совместителя). — Наш бывший заведующий Михаил Юрьевич был хорошим врачом, но как человек… — она скорчила гримасу, — оставлял желать лучшего. Он не любил и не уважал людей, рассматривал их только с точки зрения полезности. Чуть что не так — вылетишь вон вперед собственного визга. Когда у одной из девочек умерла двоюродная сестра в Челябинске, он не хотел отпускать ее на похороны. Подумаешь — какая-то дальняя родственница! А кто работать будет? Медсестра сказала, что полетит в Челябинск в любом случае. Хотите — увольняйте по статье за прогул, мне без разницы. Михаил Юрьевич сразу осекся и врубил задний ход — раз уж так, то конечно дам неделю за свой счет. Но это в нем не совесть заговорила, а прагматизм. Ясное дело, что проще отпустить медсестру на несколько дней, чем искать новую. Ничего личного, только голый расчет. С такими людьми работать можно, если к ним притрешься, но неприятно, — Ирина Константиновна брезгливо поморщилась. — А вот Денис Альбертович — совершенно другой. Если он может пойти навстречу, то пойдет без вопросов. Не знаю, как врачи, а сестры и санитарки от него в восторге. Среднему и младшему персоналу всегда больше достается от начальства, поэтому мы очень ценим хороших заведующих. А на Дениса Альбертовича просто не надышимся. Золотой человек!

— Я слышал, что у вас есть серьезные проблемы, — закинул удочку Данилов. — Летальность высокая и совершенно непонятно почему так…

— А что тут понимать? — Ирина Константиновна удивленно посмотрела на Данилова и пожала плечами. — Пришло много новых сотрудников, нужно время для того, чтобы они вошли в колею. Про коронавирус тоже забывать нельзя. Многие стационары перепрофилированы, туда кладут только с «короной», получается, что мы отдуваемся не только за себя, но и за соседей. Приоритеты сместились, теперь к нам поступают по «скорой» только очень тяжелые пациенты, всех, кто полегче, раскладывают по отделениям. В такой ситуации летальность непременно должна возрасти, или я ошибаюсь?

Вот он типичный пример сестринского мышления — вроде бы все логично, но на самом деле нет. Для госпитализации в реанимационное отделение существуют определенные показания, которые не могут быть пересмотрены в сторону ужесточения ни при каких обстоятельствах, потому что в обычном отделении реанимационному пациенту помочь не смогут. Вот в сторону ослабления сдвиги бывают довольно часто, особенно если в реанимации есть свободные койки. «Ой, что-то мне бабушка не нравится, подержите ее у себя сутки, а если все будет стабильно, переводите в отделение». «Ладно, пусть полежит, понаблюдаем». Известно же, что лучше и спокойнее перестраховаться, чем наоборот. Проклятый коронавирус, происхождение которого до сих пор покрыто мраком, оттянул на себя большое количество коек, в том числе и реанимационных. В реанимационные отделения теперь стали класть строго по показаниям, что и породило неверное представление о том, что кладут только самых тяжелых. Неправда, кладут, как и раньше всех, у кого есть показания, а вот тех, у кого показаний нет — не кладут. На «Ой, что-то мне бабушка не нравится…» теперь отвечают не «ладно, пусть полежит, понаблюдаем», а «наблюдайте, если ухудшится — заберем».

Со статистикой тоже не все так прямолинейно. Представление о тяжести состояния умершего пациента легко составляется по истории болезни. Если бы летальность выросла за счет тех, кому просто невозможно было помочь, то это установила бы первая комиссия. А, может, до комиссии дело бы и не дошло, департаменту могло хватить аналитического отчета, предоставленного больничной администрацией. Опять же надо смотреть на период. Случайности не растягиваются на несколько месяцев.

«Да все она прекрасно понимает, — подумал Данилов, глядя в глаза старшей медсестре. — Просто не хочет катить бочку на свое отделение и своего заведующего. Мало ли кем может оказаться этот хмырь с кафедры? Вдруг у него с департаментом прямая связь и все сказанное сразу же передастся туда? Вообще-то правильнее всего было бы совсем не затрагивать эту скользкую тему, чтобы не пришлось выставлять себя… хм… не очень умной. Но если сильно наболело, то поневоле затронешь…».

Доктор Дебихина, отрекомендованная Денисом Альбертовичем как «полная дура», оказалась абсолютной противоположностью Ирины Константиновны, как внешне, так и внутренне. Злобно сверкая глубоко посаженными глазками, она с ходу начала жаловаться Данилову на плохую атмосферу в отделении, тиранию заведующего, вредность врачей и нерадивость сестер.

— Зачем вам здесь работать? Шли бы в другую больницу, ведь на нашей свет клином не сошелся! Вы у нас не материал соберете, а сплошной негатив! Вы просто не представляете, куда вас занесло…

В обычной ситуации Данилов дальше слушать бы не стал и вообще свел бы общение с неприятной женщиной до минимального минимума, но сейчас пришлось делать круглые глаза, качать головой и подавать реплики, побуждавшие собеседницу к продолжению своего ядовитого монолога.

— Люди могут соврать, а цифры не врут! Возьмите статистику и посмотрите, сколько на каждом из этих умников висит покойников. А у меня, чтоб вы знали, пациенты умирают очень редко. Почему? Да потому что я в каждого вцепляюсь вот так! — Дебихина вытянула вперед руки и потрясла костлявыми кулаками. — Вцепляюсь и тяну! А эти, — она мотнула головой в сторону двери, ведущей из ординаторской в зал, — работают спустя рукава, как придется, но постоянно пытаются выставить меня дурой. Заведующий, вместо того, чтобы навести порядок, идет у них на поводу. Он мне однажды прямо на пятиминутке сказал: «Марина Степановна, вам нужно подучить теорию». Какую, спрашивается, теорию? Я эту теорию давно изучила на практике! У меня есть такой же диплом, как и у всех, а во вкладыше — ни одной тройки! Просто, если мне что-то непонятно, то я так и говорю, а не делаю умное лицо, как другие врачи. От умного лица толку не будет…

Данилова восхитило выражение «Я эту теорию давно изучила на практике!». Истинный перл, надо бы запомнить.

— Две комиссии у нас были по причине запредельной летальности, одна за другой, носом землю рыли и ничего не нашли! Спросите меня — почему?

— Почему же? — Данилов изобразил лицом великую заинтересованность.

— Да потому что никто ничего находить не собирался! — Дебихина торжествующе ухмыльнулась. — Только делали вид, что ищут — надо же как-то отреагировать на высокую летальность. А когда я говорю, что нужно работать на совесть, то мне тут же затыкают рот. Я здесь пария, представитель низшей касты. Мне даже сестры хамят, поскольку знают, что ничего им за это не будет.

— А кто входит в высшую касту? — поинтересовался Данилов.

— Фамилий я вам называть не стану, потому что я не сплетница, — с гордостью ответила Дебихина. — Да и вы пока еще ни с кем не знакомы. Но вы сами разберетесь. Обратите особое внимание на тех, кто после смены надолго застревает в кабинете заведующего…

Данилов понимающе улыбнулся и щелкнул указательным пальцем по шее.

— Хуже! — нахмурилась Дебихина. — Они переписывают истории болезни. Любимчикам заведующий после каждой смены говорит, что нужно исправить, вот так он о них заботится! Вы когда на дежурство выходите?

— Уже завтра.

— Вот и понаблюдайте, — Дебихина осклабилась, показав кривые, прокуренные до густой желтизны, зубы. — А может он и вас после смены к себе пригласит, вы же доцент!

Слово «доцент» прозвучало у нее как ругательное.

— Навряд ли пригласит, — усомнился Данилов, радуясь тому, что наконец-то в вываленной на него куче дерьма мелькнуло нечто, похожее на жемчужину. — Послезавтра же воскресенье или заведующий сам будет дежурить?

— Будет — не будет, а утром непременно заявится. Он любит все держать под контролем. Только толку от его контроля — ноль с хвостиком…

«Что это за посиделки после смены в кабинете заведующего? — думал Данилов, одновременно слушая Дебихину. — И ведь она не врет, люди обычно не врут о том, что легко проверить. Врачи на самом деле вносят изменения в истории болезни или занимаются чем-то другим? Однако, наш Денис Альбертович не настолько прост, как это могло бы показаться на первый взгляд…».

Больше ничего интересного в день знакомства с отделением Данилов не узнал. За время его двухчасового пребывания никого не привезли и никто не ухудшился, так что возможности оценить работу сотрудников не было. Явился зам по аир, но его визит был сугубо формальным — прошелся по отделению, пробыл несколько минут в кабинете заведующего и ушел. Наблюдая за обычным врачебным обходом или за выполнением медсестрами плановых назначений, полноценного впечатления о реанимационном отделении не составишь. Данилов заметил лишь то, что доктор Дебихина обходила пациентов не подряд, а выборочно — к одному подойдет, другого пропустит. Обычно дежурные врачи делят пациентов по «территориальному признаку» — эта часть отделения твоя, а вот эта — моя. «По головам», точнее — по диагнозам, пациентов делят только в том случае, если один врач по знаниям или опыту существенно превосходит другого. Например, если один из дежурных — клинический ординатор. Но Дебихиной на вид все сорок пять, хотя на «ягодку опять» она совершенно непохожа — сутулая, сухопарая с ранними морщинами на лице. Значит, она действительно полная дура.

Что же касается историй болезни, то они понравились не только доктору Данилову, но и доценту Данилову, который перед тем, как записать свой осмотр, трижды прокручивал черновик в уме. Положение обязывает, ведь записи сотрудника кафедры, тем более — доцента, должны быть идеальными, если не сказать «шедевральными». Все истории, которые просмотрел Данилов, были написаны на четыре с плюсом. Если огрехи и попадались, то несущественные, относящиеся к категории «прокурор из такого теста дела не испечет». С одной стороны, это хорошо, но если истории «причесываются» постфактум, после дежурства, под присмотром заведующего, то это уже не очень хорошо, а точнее — совсем нехорошо.

Примечания

13

То есть смерть пациента в присутствии бригады скорой помощи.

14

«Пускать экспрессом» на скоропомощном жаргоне означает быстрое введение препарата. Раствор новокаинамида полагается вводить очень медленно с примерной скоростью 1 миллилитр в минуту.

15

Директор регионального объединения — руководитель объединения из нескольких подстанций Московской скорой помощи, расположенных по соседству друг с другом.