Глава 3. Изнанка
Свистящие над моей головой скамейки замедлялись, карусель с аварийной спешностью останавливалась. Взволнованные крики врывались в уши, подобно трубкам сердитого оториноларинголога в военкомате.
— Живой?! — гаркнул почти в самое ухо какой-то мужик, подхватив меня за локти, чтобы поднять. — Сколько пальцев видишь? — он чуть ли не в нос сунул мне свою волосатую пятерню.
Прежде всего, в глаза бросилось даже не количество оттопыренных пальцев, а ороговевшие мозоли на них и крупные, забившиеся грязью поры. Вряд ли его профессия связана с мыслительным трудом. Это и оправдывает всю его медвежью грацию.
— Четыре, — пробормотал я, приглядываясь к непонятным струйкам, что стекали по его пальцам.
— Имя-то свое помнишь?
— Да.
— Сам до дома дойдешь иль скорую вызвать?
— Нет, нет, все в порядке, — возразил я. — Сейчас оклемаюсь.
— Ну, смотри сам, — окинув меня напоследок беспокойным взглядом, он двинул по своим делам дальше, протолкивая дорогу среди зевак, что столпились вокруг, путаясь в камерах своих смартфонов. А я смотрел вслед, вглядываясь в течение струек по его телу, количество которых росло, а видимость обретала все большую четкость.
Зажмурившись и помассировав веки, я заострил внимание на этих струйках, которые теперь уже были везде, как мелкий, липкий дождь, отчего допущение об их галлюциногенном происхождении рассыпалось в прах. Впрочем, эта загадочная субстанция существовала не только в виде струек, но и также в виде целых ручейков, ярко брезжащих гейзеров и даже неподвижных мутных вод сточной канавы — в зависимости от объекта, в котором она наличествовала. В зависимости от его формы или ее отсутствия. В зависимости от агрегатной принадлежности, размера и наполняющей его начинки, будь то влага, люминесцентным зноем растекающаяся в промерзшем слое почвы, или же подмаргивающий четко очерченной тенью карбюратор, скрытый под капотом проехавшего мимо грузовика с мороженым.
Невидимые доселе механизмы в недрах автомобилей, аттракционов, кассовых аппаратов, смартофонов в руках и фонарных столбов беззаветно выдавали свое местонахождение с механическими потрохами и принципом их действия в общих чертах, излучая это непонятное, не подверженное гравитации, затенению и прочим преградам свечение, характер и направление которого менялись каждый момент.
Сам мир будто дышал светом, вспотевая моментально рассеивающейся испариной, а на асфальте некоторое время оставались блики от только что ступивших по нему подошв. Само пространство скукоживалось от гуляющего в нем ветра, подобно гладкомышечной ткани проголодавшегося желудка — который, кстати, я тоже видел, опустив глаза вниз…
Я тряхнул головой, смахивая наваждение. Ну не мог же я в самом деле настолько безошибочно угадывать местоположение запчастей, да и в целом анатомию навороченной и незнакомой мне техники. Неужто я в самом деле все видел насквозь?!
Закрыв лицо руками, я спохватился, что все равно продолжаю наблюдать светящиеся контуры и абрисы окружающих вещей, что вырисовывались в полноценный, хоть и лишенный красок ландшафт. Да, красок не было, однако он многократно превосходил по своему охвату угол обзора моих глаз. Это было сродни панорамному ландшафту, как у мухи. Все триста шестьдесят градусов.
Убрав руки, я неверяще крутанулся по сторонам. А вот это уже серьезно. Визуальная память, пусть даже и эйдетическая[3], не способна на такое, особенно если учесть людей, что разбредались от меня кто куда, в самые непредсказуемые стороны, а я продолжал наблюдать за ними вслепую.
Сомкнутые веки, как оказалось, тоже совсем не были помехой. Это новое чувство, или чем бы оно ни было, ориентировало не хуже глаз. Я видел не людей, а затухающий и снова воспламеняющийся шлейф от движения их конечностей. Цикличными вспышками пульсировал редуктор в карусели, затмевая все то, что менее активно копошилось рядом. Особо видимой яркостью обладали сигналы в голове каждого из людей. Болиды их биоэлектрических импульсов сновали по всему черепу, стукаясь о его стенки, а срикошетив, продолжали метаться, пока не натыкались друг на друга, чтобы слиться воедино и отправиться вниз по разветвлениям нервов и позвоночнику…
Стоило же глазам открыться, как весь этот салют разоблачающих мерцаний обрастал непроницаемым, разноцветным мясом. Но это все равно продолжало пробиваться лучами сквозь его пласты…
— С тобой все в порядке?! — прокричал человек за спиной. Но еще прежде, чем слова вырвались из его легких, я увидел их зарождение, а также заготовленную им громкость, что ясно читалась по степени яркости энергии, растекшейся вдоль межреберных мышц и диафрагмы. Еще раньше, чем я повернулся в его сторону, я уже желал убедиться в выползающем за ремень брюхе, что выдавало себя контуром энергии более высоких плотностей на фоне обычного и разреженного атмосферного газа.
— Давно хотел перепроверить надежность этих цепей, но все откладывал. И вот, как назло, такая беда… Сейчас еще отчитываться перед мэрией придется…
— Хмм, — ограничился я мычанием, засмотревшись на образование в виде заклепки, что засела, казалось бы, в самой толще его левой руки.
— Быть может, — промямлил он, тревожно теребя ворот своей жилетки, — мы договоримся? Просто сам понимаешь, не хотелось бы всей этой шумихи, тем более, я смотрю, ты парень крепкий. Дам тебе наличных на лапу, и сделаем вид, что все это тебе приснилось. Что скажешь?
— Давай, — не раздумывая, согласился я.
— Отлично, — облегченно улыбнулся толстяк, начав суетливо копошиться во множестве карманов своей жилетки.
— Второй слева внизу, — вырвалось у меня.
На какое-то мгновение застыв в замешательстве, он все же выудил из указанного кармана кошелек и, не сводя с меня подозрительного взгляда, отсчитал несколько купюр.
— Спасибо за понимание, — произнес он и уже хотел было уйти, как я, не удержавшись, спросил:
— А левая рука была сломана?
Его спина окаменела, он медленно развернулся.
— Мы знакомы?
— Нет, — я отрицательно мотнул головой. — Нет, просто взгляд наметан… В медицинском учусь.
— А-а, — понимающе протянул толстяк. Однако напряжение, сковавшее его лицо, не пропадало. Выдавив из себя неровную улыбку, он ретировался в комнату управления сломавшегося аттракциона. Я же, пошатываясь и с изумлением озираясь по сторонам, двинул к выходу из парка.
* * *
Неровным шагом брел я по тропинке каменных джунглей. Данное сравнение, что популярно среди утомленных городским ритмом жизни клерков, на этот раз праведно занимала свое место. В недрах выстроенных в ряд высоток, словно в деревьях, текли питательные соки, что циркулировали по трубам, проводам и всему этому энергетическому мицелию, объединяющему все постройки, подвалы и прочие сооружения в поле моего трехсот шестидесятиградусного зрения.
Шаг был неровен не столько из-за сотрясения мозга, сколько из-за необычайно разоблачительной информации, что откровенно и без нижнего белья представала передо мной. Пожалуй, я был способен видеть даже звук, и он был вовсе не таким, каким я его представлял раньше. Все вокруг напоминало океан, что рябил и волновался от многочисленных пузырей и сильных глубоководных течений. От более сильных бурлений шли круги, что подавляли на своем пути всю рябь и круги поменьше. Сходство воздушной среды с водой было просто поразительным, за исключением одного но… Если рябь воды отображалась на поверхности, то здесь же все это приобретало дополнительную мерность, перерастая в волны по всему трехмерному, сферическому объему. Ну и, конечно же, эти волны были несколько быстрее тех, что омывали скалы и песчаные берега…
Люди ярко выделялись на фоне неоживленной материи, переливаясь огоньками следов своей жизнедеятельности. Я никогда не мог подумать, что среди них столько носящих имплантаты. Благородный свет исключительно плотной материи, находящейся в пределах человеческого тела, горел ровным фоном, не подвергаясь влиянию биохимических превращений, что соседствовали неподалеку. В бедрах, в плечах, в черепе, особенно в зубах почти каждый пятый человек, так или иначе, познал на себе симбиоз с металлоконструкциями. Но еще чаще встречалось нечто более рыхлое, разреженное относительно металла, с плотностью, близкой к людской плоти, но при этом определенно чужеродное. Судя по местам локализации этих формирований, я убедился, что это силикон. Даже и не подозревал, что им настолько часто злоупотребляют…
Боль в месте ушиба, про которую я почти позабыл, вновь решила напомнить о себе. В теле проснулась слабость. Параллельно с этим острота моего всевидящего ока вдруг начала стремительно снижаться. Темные круги поплыли перед глазами, а во рту возник привкус ржавчины…
Я плюхнулся на первую попавшуюся лавку. Потоки энергии продолжали напоминающе блистать, но уже непосредственно в фокусе моего естественного зрения. Остальное же, что выходило в зону периферии, стало прежним. Скучным и скупым на информацию. Скрытым и недоступным. Непредсказуемым и потенциально опасным.
Ко мне приближался человек. Подняв на него мутный взгляд, я ощутил в нем имплантат. Где-то в пояснице. Или даже на ее поверхности. Похож на букву «Г». Пистолет!
Передо мной стоял полицейский и пристально рассматривал одежду. Я не стал, как с предыдущим человеком, заострять его внимание на моей подозрительной осведомленности, подтверждая вслух свои догадки о местонахождении пистолета, наручников и других его полицейских аксессуаров. Вместо этого мое лицо разгладилось, подбородок патриотически выпятился, а глаза перестали моргать.
— Можно ваши документы? — буднично поинтересовался полицейский.
Я мысленно восхвалил свою, как выяснилось, не никчемную привычку носить с собой паспорт. Негнущимися пальцами нашарил в кармане свое право на жизнь в виде цифр и текста и протянул ему.
Глаза бегали по строчкам, иногда поднимаясь на меня, чтобы сверить или найти к чему придраться.
— Интересная фамилия, — наконец, то ли с сарказмом, то ли на полном серьезе произнес он, вернув паспорт. — Что принимал?
— Предполагаемое за действительное, — осторожно отозвался я. — Ну и алкоголь немного. А так больше ничего. Просто сегодня явно не мой день. Да и вообще, неужели я так похож на какого-то торчка?
— Больше, чем ты думаешь, — отметил он, красноречиво окинув взглядом мою испачканную одежду. — Ступай домой и не смущай людей…
Спорить я не стал.
* * *
Мягко закрыв входную дверь, я все равно скривился от звучного щелчка замка, что словно топнул по моим барабанным перепонкам. Любой, даже незначительный звук сейчас воспринимался более чем утрированно, все раздражители стали раздражать в буквальном смысле этого слова. Перед моим плавающим взором возникло продолговатое лицо соседа.
— Ты снова не убрал… — начал он, но я тут же, поморщившись, прервал его замечание жестом.
— Прошу, не сейчас…
Еле стянув с себя обувь, я заплетающейся походкой побрел в свою комнату. Чуть не запнувшись об приветствующего меня кота, я рухнул на кровать, изнемогая от раздирающих в разные стороны желаний. Поесть и поспать. Я был слишком голоден и энергетически обесточен, чтобы позволить себе провалиться в сон. И, в то же время, слишком слабым и уставшим, чтобы найти в себе силы приготовить пищу, жевать и орудовать кухонным инструментарием. Даже просто встать казалось непосильной мне задачей. Даже раздеться. Я бесповоротно проваливался в сон. Последней мыслью было то, что происходящее сегодня как раз и было тем, во что сейчас я погружался.
* * *
По груди кто-то настойчиво топтался, выдавливая из меня остатки сна.
— Ну-ка, отсюда! — невнятно проворчал я и, спихнув с себя кота, повернулся на бок. Но вернуться в сон уже не удавалось. Я недовольно открыл глаза. Судя по углу теней, было уже довольно-таки позднее утро. Сколько же я спал… Я перевел взгляд на настенные часы, но тут же возле них заметил скользящий по столу телефон. Удивленно приподнявшись, я увидел отображающийся на дисплее входящий звонок. Но где же звон?!
Чертыхнувшись, я вскочил с кровати, и тут же в уши мне ударил запоздалый звон телефона. А вместе с ним врезался в нос запах подгорающей яичницы, про систематичность приготовления которой я даже успел позабыть. Обеспокоенно потрогав место ушиба на голове, я все же взял разрывающийся телефон. Звонил, как оказалось, друг.
— Ты где был вчера?! — не удосужившись начать диалог с приветствия, выдал он. — Почему только сейчас взял? Я уж думал, что тебя тот мужик прихлопнул…
— Звонил? Я не слышал. Извини, я слишком крепко спал.
— Спал?! Ты почему ушел, не дождавшись меня после концерта?!
— Кое-что произошло… В общем, долгая история, ее надо рассказывать только при встрече. А вот конкретно сейчас мне надо бежать… Кстати, спасибо, что разбудил…
Закончив разговор, я глянул пропущенные и присвистнул. Похоже, друг и в самом деле всерьез допускал мысль, что я уже валяюсь в канаве возле парка. Сняв с себя грязную одежду, я спохватился, что не так уж и голоден, каким был накануне сна. А спал я долго, поэтому голод уже должен был попросту изъязвить мой желудок. Хотя кто знает, насколько серьезные сбои в гуморальной системе могло повлечь за собой такое падение на землю.
Я провел пальцами по волосам и скривился, ощутив под ними болезненную шишку. Надеюсь, мозг не пострадал. Одним из симптомов серьезной травмы могут быть зрачки разного размера. Надо проверить… Я дернулся было посмотреть, но запоздало вспомнил, что зеркала у нас в квартире отсутствуют.
Немного приуныв, я побрел на кухню под одобрительный возглас проголодавшегося кота. Дорогу мне перегородил угрюмый сосед.
— Там, похоже, холодильник сломался, — хмуро произнес он. На его лице тускло проступила полость носовой пазухи, а следом за ней — темный тоннель евстахиевой трубы, по которому пронеслась тень его голосового эха. Я тряхнул головой. — Еда вся испортилась.
— Замечательно, — мрачно ответил я. — Хоть раз порадуемся, что у нас ее немного.
Оглядев холодильник, мне показалось, что он подвергся разгерметизации. Захлопывая дверцу, я не услышал привычного шлепка. Тогда я начал водить рукой по обрезиненному краю дверцы, пока не наткнулся на выемку. В этом месте резина как будто съежилась — вот и нашлась причина разморозки продуктов.
Впрочем, пропала не только скоропортящаяся еда, зависимая от низкой температуры, но и почему-то долгосрочная. Не обнаружив в этом логики, я с усталым вздохом заварил себе сухой овсянки. Конечно же, предварительно не забыв насыпать корма неугомонному животному, что непрестанно терлось о мои голени.
Не успел я приступить к овсянке, как меня отвлек телефонный звонок.
— Здравствуйте. Вы не…
Голос в трубке заглушил рев дрели за соседской стенкой. Опять этот ублюдок с дрелью… Дождавшись, пока в его стене, наверняка уже походившей на пемзу для отшелушивания пяток, появится новая дырка, я снова поднес телефон к уху.
— Повторите, пожалуйста, еще раз.
–…вы не забыли, что сегодня у вас начинается первый рабочий день?
— Здравствуйте. Конечно, не забыл, — ответил я секретарше, смутно удивившись построению ее вопроса — своим содержанием он допускал существование людей, способных признаться в своей безалаберности, да еще и в самом начале испытательного срока.
— Ждем вас, не опаздывайте.
