Terra incognita – земля неизвестная

Андрей Ковригин, 2023

О чем эта книга? О странствиях души и тела. О путешествиях по планете и перемещениях во времени с помощью силы мысли. О прошлом и его влиянии на настоящее, что включает в себя философские размышлениях на тему «было и стало». А еще она о внутреннем поиске и исследовании своего «я». Таким образом, «Terra incognita – это «земля неизвестная» как в прямом смысле слова, так и в переносном. И оба этих смысла раскрыты на страницах. Автор приглашает читателя посетить разные страны. Он «погружается постепенно в колодец времени глухой», куда зовет за собой, а потом показывает удивительные диковинки. В его творчестве серьезные и шутливые произведения. Они перемежаются между собой, как радостные и печальные дни в любой судьбе. О сути жизни и смерти, о войне и мире, о великих людях разных эпох и их бессмертном наследии, о красоте природы и тайнах вселенной, о вечном, нетленном и сиюминутных чувствах простого человека пишет Андрей Ковригин, увлекая необычными образами и интересными историями.

Земля неизвестная: китайские записки

Навстречу Дхарме

Навстречу Дхарме — слово вдруг чудное — я направляюсь

в поисках себя,

Вот яблочко на блюдечке с каймою, вот что манит и радует меня,

Лечу вперёд, на крыльях, будто птица, лечу туда, где хочется

мне быть,

Чтоб под покровом Будды мне укрыться и смысл новый

в поиске открыть.

Пускай внизу уменьшится до точки пространство дел, забот

и суета,

Чтоб получить на время мне отсрочку, чтоб я узнал, что значит

пустота.

Узнать тот путь, который будет светел, узнать основу, контур

и каркас,

Чтоб видеть чётче то, что не заметил, что не всегда открыто

мне для глаз.

Что значит дхарма? То, что держит остов, закон, порядок,

смысл бытия,

Что очень сложно, в то же время просто, что наполняет

радостью меня.

Чтоб, как маяк на море Бодхисаттва, в потоке дел мне лик

свой подавал,

Чтоб был покой в затишье или жатве и чтоб другим отдал я,

что узнал.

Страдания есть, когда душа закрыта, будь православный

ты или буддист,

Ступени Будды — высшей Бодхичитты — достигнуть можно,

если сердцем чист.

Терракотовые войны

Гора Лишань покрыта редким лесом, в гробнице воины,

грозные, стеной,

Плечом к плечу творенье камнерезов, свой путь и пост

продолжат боевой.

Правитель Цинь, великий кормчий царства, объединив народ

одной рукой,

Хотел продлить свой век и постоянство, единый шаг

и выбор волевой.

Он был тиран, жестокий повелитель, интриг придворных

полноценный сын,

Сражений, битв достойный победитель, кругом враги,

и, значит, он один.

А что страна? Налоги давят весом, стена растёт китайская вослед,

Подчинена державным интересам, и цель одна, и всем один завет.

Как обрести бессмертие и вечность, все мудрецы —

обманщики и лгут,

Лишь в смерти есть, пожалуй, бесконечность, хоть

от неё настойчиво бегут.

И вот стою я, вижу, созерцаю его посыл и мысленный полёт

И с облегчением радостным вздыхаю, что не застал имперский

этот взлёт.

О, сколько крови, с делом ли, впустую, земля, как губка, взяла,

сберегла,

Чтоб, тишину нарушив гробовую, себя потом другому отдала.

Шутливая ода китайской кухне

Вопрос не праздный, между прочим, что будем есть мы на обед,

Чтоб спать спокойно тёмной ночью и не заглядывать в буфет,

Отведать утку по-пекински иль черепаховый съесть суп,

Средь перца с рисом на дне миски покой найти для жгучих губ.

Фазана мясо, куропатку, яиц утиных взять пяток

И между делом, так, украдкой, бросать их тихо за порог.

А может, змей, улиток справим, зальём всё действие лапшой

И сыра тофу внутрь добавим, тряхнув с усильем головой.

Ну, что же делать, надо как-то себя в дороге обрести,

Нельзя же в путь картошку с мясом с собой из дома привезти.

Вот Сихунши Цзидань, омлета, я с наслаждением наверну,

Представил в мыслях я котлету, на мясо яка вдруг взглянув.

Сырой картошки тонкий ломтик нырнёт в желудок вглубь, на дно.

Хотелось мне, конечно, тортик, да что тут делать, всё равно.

Пожалуй, лучше горьким чаем залью я яства и питьё,

Но ближе к вечеру скучаю, вот простокваши бы ещё!

Но, в общем, можно без последствий себя в Китае прокормить,

Найти доступных соответствий, родную пищу позабыть.

Всё в мире пищи применимо, всему найдётся место здесь,

Уж коли так необходимо, я придержу желудка спесь.

О, Шангри-Ла

О, Шангри-Ла, врата Тибета, страна неведомых чудес,

Страна загадок и секретов, высоких радужных небес.

Где синева, и ветер горный, и облака несутся вдаль,

Вершины в снеге, непокорны, веков седая вертикаль.

Что мне важней и что отрадней: китайский древний колорит

Иль колокольчика звук стадный, когда на яках он звенит?

Окутан плотной шапкой снега, густой туман на высоте.

Лошадка тащит воз, телегу, а я за нею налегке.

Иду, плетусь, и пульс мой скачет, и сердце жалобно стучит,

Ведь высота, и это значит, болезнь мне горная грозит.

Но я не буду отвлекаться, я должен всё увидеть сам,

К дверям узорным прикасаться, открытым солнцу и ветрам.

Мне барабан крутить по кругу, «ом мани падме хум» скажу,

Хоть непривычно это слуху, в Тибете Будде я служу.

Сияет светом золотистым в горах далёкий монастырь,

И небо дымкою волнистой здесь дышит будто вверх и вширь.

Монах, читая мантру в зале, на память чётки подарил,

Чтоб ближе быть к своей нирване, меня на путь благословил.

Я понимаю, просветление порою спрятано от глаз.

Сойдёт ли сверху озарение? Нельзя ведь мудрым стать за час.

Пожалуй, я не буду против, пусть будут разные пути,

Мы все по жизни ходим, бродим, чтоб что-то важное найти.

О любимом, о пандах, про Жуи и Диндин

Мне близок стал с годами китайский колорит,

Раскосыми глазами меня Восток пленит.

Пройти спокойно мимо улыбчивых людей,

Открытых и учтивых, становится трудней.

И вот удача, други! Как дружбы важный шаг,

Жуи своей подруге в Москве нашёл очаг.

Грызёт траву бамбука на радость детворе

Диндин с родным супругом в российской стороне.

Смотрю я, наблюдаю, не тесно в доме им?

Вдали ведь от Китая медведей сохраним?

Волнуюсь что-то очень, ведь холодно у нас,

Зима прогонит осень, бамбука есть припас?

Но вроде всё спокойно, и панд семья живёт,

Диндин, Жуи довольны, любовь, еда, почёт!

Учёные внимают и холят их режим,

Всё время наблюдают, как спится ночью им.

Пускай всё в мире прахом и валится из рук,

Считаю добрым знаком, я свежий сухофрукт.

Обед по расписанию, забота и уход,

Хранится мира здание, коль будет полон рот.

С буддийским созерцанием глядит медведь на мир,

Вот Богу оправдание, двуногим ориентир!

Добрый человек из Сычуани

Спустились боги в Поднебесной

С далёких облачных высот

Среди людских кварталов тесных

Искать прибежище и кров.

Провинций много, выбор сложный,

На Сычуань он пусть падёт,

Найти в толпе, пожалуй, можно

Тех, кто для ближнего живёт.

Но неужели нет достойных?

Никто на помощь не спешит?

Любой в заботах жизни вольных

Себе под ноги лишь глядит.

Добро и зло идут под руку,

Порок скрывает под собой

Порой неведомые слуху

Слова с волшебною строкой.

Шен Де, последняя из многих,

Кто за чертой и у черты,

Под лицемерным взглядом строгим

Своей не прячет наготы.

Вот человек нашёлся добрый,

И благосклонны небеса,

Пусть будет путь отныне ровный

Для тех, кто верит в чудеса.

Но почему вода из сита

Течёт сквозь прорванный рукав?

Душа не может быть открытой,

Когда плюют в неё за так!

И вот тогда, надевши маску,

Шен Де становится Шой Да,

Она строга, но беспристрастна,

Жестокой стала доброта.

Но улыбаются ей боги,

Они-то знают, что в пылу

Страданий суетных уроки

Пойдут на пользу и врагу.

Предупреждают маской строгой,

Закон суровый и простой,

Поток бурлящих вод глубокий

Сменится заводью былой.

Весна, и лето, и зима, и снова весна

Даосская притча об императоре, соловье и смерти

Когда приходит время в Поднебесной,

Когда Восток приветствует весну,

Зелёный Чжань, дракон в тиши древесной,

Своим рассказом будит тишину.

Пусть Император слушает, внимает,

Что говорит и ведает дракон,

О птице малой — соловье — вещает,

Чьей песней был он в сердце поражён.

Послы твердят, что нет богаче царства,

Что Император лучший на земле,

Для полноты величия и счастья

Петь соловей был призван во дворце.

Но разве может птицы голос вольный,

Рождённый в ивах, травах, у воды,

Звучать в дворцовых стенах добровольно

И для души давать свои плоды?

Теперь рассказ продолжит голос лета,

Чей образ создан словно из огня,

Под солнцем юга птица Ли согрета,

Теперь дракону главным быть нельзя.

О, соловей, ты сердце пробуждаешь,

Пусть Император радуется вновь,

Поёшь ему и чувства пробуждаешь,

Он жив тобой, и в нём горит любовь.

Да только песне тяжко в щедрой клетке,

Всё во дворце — интрига, западня,

Вот жёлтый лист слетел с поникшей ветки,

Прогнала Осень Лето со двора.

Да, это Запад, он холодный ветер,

Теперь стал слабый летний поцелуй,

О соловье продолжит в новом свете

Рассказ-легенду Белый тигр Дуй.

Умолкли песни, грустью навевает,

Нет больше в сердце радости, любви,

Да и послы замену призывают,

Зачем в дворце живые соловьи?

Пусть будет песня вечной из металла,

Лишь только ключ повёрнут на спине,

Она не скажет, что опять устала,

И может прыгать долго на ноге.

Закрыты окна, холодно, печально,

Нет соловья, в обиде улетел.

Пришла Зима, звенящий звук хрустальный,

А Император в горе побелел.

И не одна пришла Зима — со смертью,

И черепахи Чёрной Кань следы,

Теперь закружит вьюга круговертью,

Смерть ждёт начала, требует беды.

Но снова птицы голос пробуждает,

Весна прогонит прочь с порога Смерть,

Теряя что-то, снова обретаешь,

Ведь соловей продолжит песню петь.

Весна и лето, осень, зимний холод,

Зовёт пространство время за собой.

Пусть Император будет сердцем молод,

Чтоб слушать песню птицы под луной.