Егор жених ведьмы. Сказка

Андрей Елисеев

Чудовищный голод и мор во всей округе вынуждают отчаявшегося деревенского охотника во главе ватаги крестьян отправиться в лес на поиски страшной ведьмы. Великан-людоед и Шабаш на лысой горе! Исцеление нищих и испытание веры! Бешеный смерч и дверь в Нижний мир! Любовь, прорывающаяся сквозь пространство, время и смерть!

Глава 1. БУНТ В ДЕРЕВНЕ

Косматые старухи, хозяин болота, горные тролли… Услышав о них, любой из тех, кто читает сейчас книгу, улыбнувшись скажет, что в действительности, конечно, все это лишь эпический вымысел минувших дней. Но иногда случается так, что наступают тяжёлые времена. И чем чернее тучи, тем всё дерзновеннее червь сомнения прогрызает себе путь в твоей безоблачной уверенности. Когда вкладываешь душу, чтоб добрые колосья, наполненные до краев солнцем, клонились к земле под собственной тяжестью, но твой урожай гниет под нескончаемым дождем. Лесной зверь, оставив свои следы возле искусно расставленных силков, уходит прочь. Мор убивает в твоём сарае всë поголовье. Тогда, не отдавая себе отчёта в происходящем, волей не волей начинаешь видеть причину зла совсем не там, где она кроется на самом деле.

Все это случилось так давно, что даже легенды, которые до сих пор ходят в этих местах, не могут подлинно пересказать те события, что произошли здесь на исходе лета сибирским вечером где-то на сто семнадцатой версте старого Чердынского тракта.

— «А кто ещё, если не она?!! Кто-то должен за всё ответить!!» Словно голодные чёрные вороны напуганные кем-то, неистовые слова взмывали вверх, кружась над крышами домов. Деревенский люд, обступивший бочку, грозными одобрительными криками поддержал того, кто их произнес. Это был плечистый коренастый парень с зелеными глазами и волосами цвета древесной коры. И в его крике чувствовалась боль и Свобода, спаянные в железный стержень несгибаемого характера.

— «Я проучу ведьму, даже если никто не пойдёт со мной, если я буду один!» Искренний гнев и чёрная ненависть стоящего на бочке человека были так глубоки, что переполняли его душу. Чувствуя это, крестьяне в исступлении кричали ему, подняв руки вверх — «Я пойду с тобой, Егор!», «Выведем старуху, на чистую воду!! Свирепо махая кулаками в воздухе, бунтарь продолжил — «Давайте все вместе прогоним колдунью из нашего леса!! Пусть улетает на своей метле к чертям!!» — Разъярённый охотник спрыгнул с бочки в низ и крестьяне, поймав его, подняли над головами.

Вовлекая в свои ряды все новых и новых ополченцев, по деревне шла грозная толпа. Вооружившись всем, что подвернулось под руку — топорами, вилами и кольями, войско скотоводов и пахарей вступило в лес.

Сухое лето, сгубившее половину урожая до сих пор не могло унять свой гнев. Палящий полуденный зной, несмотря на то, что его время было исчерпано, никак не хотел передавать бразды правления в мягкие руки вечерней прохлады. Заручившись поддержкой купающегося в безоблачной лазури золотого светила, он безжалостно выполнял свою роль в отведённое ему случаем время.

Но несмотря ни на что, природа всегда умеет находить гармонию внутри себя. И сейчас сентябрьское солнце, светившее сквозь еловые лапы, проявляя нежность, казалось, хотело пропитать собой мхи и кору деревьев перед исключительно долгой и суровой зимой.

Залатанные рубахи яркими пятнами отражались в оранжевом закате. Немногие под впечатлением воинственной речи успели положить в котомки хоть какую-то провизию. Единение, напитавшееся многолетним страданием сплотило ватагу отчаявшихся крестьян. — «В самую глушь, ведьма прячется в чаще! Я чувствую, что она там, у себя в гнилом срубе! Наведаемся к старухе в гости!» — Выкрикнул Егор, и деревенские храбрецы, ломая на своём пути сухие ветки, свернули с лесной тропы в бурелом.

Сумерки уже сгущались и седые волосы тумана, опускаясь в траву капельками росы, шептали о приближении темноты. Все, кто этим вечером выступил вместе с Егором искать проклятую ведьму, безусловно не были людьми робкого десятка. Но продолжать свой поход сквозь болота и поваленные деревья в кромешных сумерках, было бы по меньшей мере безумием. Это понимал и сам предводитель отряда.

Егор.. в его жилах текла кровь охотников и воинов, отважный смельчак, бесстрашный деревенский парень двадцати пяти лет отроду. В час когда он должен был родиться, в дом его отца постучался странствующий монах. В эту ночь шёл жуткий ливень, гремел гром, а от молний, которые освещали всю округу было светло как днём. Хозяева приютили промокшего до нитки пилигрима, накормили и высушили его одежду. Ненастье кончилось. После позднего ужина в предрассветных сумерках хозяин и гость сидели на завалинке. Молодой отец курил табак, а паломник молча смотрел в предрассветное небо. Но вдруг, быстро повернув свою голову, в полном молчании, глядя прямо в глаза последний тихо, но внятно произнёс — «Я не могу сказать сможешь ли ты застать этот момент, но верь мне, ибо я с полной уверенностью говорю тебе, что твой сын вырастет и станет великим человеком.» Когда все уснули монах тайком пробрался к колыбели и до утра творил молитву над спящим младенцем. С первыми лучами он исчез, оставив после себя небольшой кошель с серебром.

Эта история, ни единожды год от года пересказываемая подрастающему мальчику, всякий раз вселяла в последнего уверенность и чувство защищённости при любых невзгодах. Вот и сейчас что-то внутри подсказывало ему, что несмотря ни на что, все идёт именно так как нужно.

Разведя костёр, крестьяне устроились под вековыми деревьями кто как смог, подложив под ребра мох и еловые ветки. Перед сном они твёрдо пообещали Егору утром во что бы-то ни стало отыскать старуху.

Ночь подкралась так внезапно, что всем почудилось будто кто-то накрыл лес чёрным шерстяным платком. Эта бархатная темнота была жуткой и прекрасной одновременно. Голоса ночных птиц витиевато переплетались, выводя такую потрясающую воображение чудесную трель. Крик неясыти, обрамляя собой тоническое трезвучие шелеста ключа, шёпота ветра и молчания скал, эхом катился сквозь кроны могучих кедров. Жёлтая как голова сыра Луна величественно выплывала из свиты сопровождающих её тёмных облаков. Стремительный бег падающих с неба звёзд ворошил в душе опавшие листья детских воспоминаний. Охотник не успел заметить, как моргнув в последний раз уже не смог открыть своих век до утра.