Безбожник, или Исповедь

Андрей Данилов, 2017

Неисповедимы пути Господни … как оно было на самом деле Россия 1980 по 1994 … интересные годы молодости и юности … волшебная и любимая страна Россия … две одинаковых части, со сдвигом сознания восприятия действительности под mj во второй части хи хи. Моя исповедь превратилась в книгу кто бы мог подумать … ))) при чтении картинка в голове включается так говорят , может и кино сообразим как инвестора найду !

Начало (яйцо) мир сотворён:

И проявился Господь всевидящим оком,

И сошёл духом святым.

И образ и подобие Его пал в соблазн.

И был потоп, и началось заново…

И возлюбил он народ Свой,

И вывел его из рабства по дну моря,

И много всего сотворил Он для народа Своего,

И учил не поклоняться идолам.

И явил Сына своего единородного.

И распял народ Сына на кресте за грехи свои.

И воскрес ОН на третий день по писанию.

И сошёл по заветам Его в Мир

И узнает Мир учение Христа

И будет сопротивляться истине

И пошлёт Господъ Его судить нас

И победит Любовь во всём Мире

Аминь

ПРЕДИСЛОВИЕ

— Мир…как много в этом слове. Очень бы хотелось, чтоб Мир был без греха (ха-ха), но так не бывает.

— Бывает-бывает! Тока в раннем возрасте — и когда родная страна превратилась поголовно в атеистическую, вот тогда у детей её полное «счастье» безнаказанности (хи-хи).

— Хи-хи… да ха-ха… а как потом этим детишкам жить (коммунизм строить и марксизм-ленинизм гос. экзаменом сдавать)? А вот так и жили — не тужили…

Слава Богу, всё прошло и встаёт на свои места…

Если можешь не писать — не пиши-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и!

МИР собираются придумать вместо VISA…может, у них и получится, а хотелось Бы вместо этого Царя-Батюшку Помазанника Божьего России!!! Ах, если б Господь послал такого, да тот не балбесом оказался, а объявил, что всё принадлежит ему и всей его Царской семье — вся Россия — и это передам по наследству! А всем, считающим себя олигархами и хозяевам заводов, газет, пароходов и недр земли Русской — ИЗВИНИТЕ, но вам теперь в директора этих производств, простыми нанятыми на службу Батюшке Царю…и губернаторы в губерниях — на ковёр, в думу, а думу — по надобности — Царь назначит в помощь своему уму. Вот как-то так, глядишь, и наладится всё с Божьей помощью.

Да… жёсткое и многолетнее получилось вступление, давайте всё по порядку…

I МИР…

« мы рабы ничего не стоящие,

потому что сделали, что должны были сделать » Лк. 17-10

Глава 1.

Жил был мальчик, и звали его Андрей или — величественно — в переводе с греческого Ἀνδρέας — мужественный, храбрый — это Я… будем знакомы. Да и страна, в которой живём, сама лучшая — Россия, год 1980-й от Рождества Христова.

На носу школьные экзамены и, конечно же, Олимпиада-80 и вечный вопрос « Что делать? » Кто-то уже пытался на него ответить, а кто-то ещё даже не задумывался, но всех обязательно настигнет этот жизненный вопрос.

А сегодня идём на лодочную станцию пить пиво, как взрослые, и кататься на лодках (ах!) на городском пруду. Мы — это четыре друга из 10-ого «а» класса. Выпускной в жизнь, вот и попробуем сегодня эту жизнь на вкус в первый раз. Друзья с одного двора, точнее сказать — с техгорода, верхнего техгорода, переехали в этот только что построенный район, и все вместе пошли в первый класс.

Пиво…пиво, и не просто пиво, а алкогольная жидкость, горьковатая на вкус, сваренная на местном заводе и являющаяся дефицитом в нашем городе. Десять бутылочек ровненько лежат в сумочке (не в авоське, как у взрослых), чтоб никто не видел и даже не подозревал, что школьники идут не готовиться к первому экзамену (сочинение), да и зачем к нему готовиться — экзамен ещё через два дня — время есть, а на улице майская жара, и даже некоторые отчаянные личности успели окунуться в пруду.

Историческая справка: чтобы купить пиво, народ нашего Уральского городка с раннего утра собирался у пивзавода и ждал, чтоб узнать — куда же машина повезёт этот напиток пенный, чтоб успеть быть первым в очереди у магазина и купить вожделенную жидкость, которая заканчивалась очень быстро, быстрее слухов о том, что пиво в магазин привезли (хи-хи).

Ещё хочется рассказать о районе «техгород», в котором Мы живём. Это не просто новоотстроенный район города, а район, который дрался со всеми городскими районами — Подвалы, 5-ый и 36-ой квартал, Шайтанка и ващееее со всем остальным городом за место под солнцем. Дрались страшно; как правило, начиналось всё на городском стадионе ( типа на катке с клюшками ) или на стройке многоэтажек — даже с поджигами (огнестрельное оружие, сотворённое из трубки-дула, шпингалета-затвора и плюс патроны от «мелкашки» ( мелкокалибернное оружие ), а бывали и посерьёзней патрончики (хи-хи)…Бывало, по предварительной (ой) договорённости собирались старшаки за городом у лесничества — отличное местечко, благодатное — человек до ста с каждой (ой) стороны — и мы — малыши, класс 6-ой — 8-ой средней школы, типа наблюдатели. И ещё наблюдатели — те, которые «общительные» были, то есть много товарищей по дворовым клубам и спортивным секциям с разных районов смотрели, как остальные бились до крови и не только — просто ужасссссссссссссссс!

Урал ващеее — край непуганых «идиотов», да и как ими не быть… предков-то в эти края страх загнал, кто — каторжане раскованные на сибирском тракте, кого раскулачили и с многодетными семьями сюда на Урал, чтоб всё ихнее поделить — и дома, и скотину, а эти «кулаки» пусть подыхают на Урале. А кого и по политическим соображениям, чтоб коммунизм не мешали строить, да и просто с голодухи люди искали, где можно кусок хлеба заработать и семью прокормить. Как тут не биться районами за место под солнышком, вот так и росли мы тут — семидесятники уральские.

Время было замечательное… «Будь готов! Всегда готов!» — кричали мы в ответ на призывы и лозунги на демонстрациях достижений социализма к всенародным праздникам и по любому школьному поводу воспитания коммунистической смены молодёжи, а в свободное время от школы — футбол, хоккей, рыбалка, пуговки и «чика» в подворотнях.

А сегодня попробуем пиво на лодочной станции, искупаемся в жаркий майский день. Солнце светит так, что даже кажется и не на Урале вовсе, а на Юге (Юг — это район Сочи, где всегда светит солнышко, и море ласкает волной загорелые тела отдыхающих).

У одного из друзей папа — рыбак и не простой «рыбачок», а Рыбак с большой буквы «Р», и рыбачил он экранчиками — метр на полтора. Экраны — это такие сеточки с ячейкой от 15 до 35 мм с палочкой наверху — как поплавок — и грузиками из свинца с другой стороны — ко дну, забрасываемые вручную или на длинном шесте. Рыба туда идёт в нерестовый период весной в мутной воде — в основном чебак, хотя и всё лето на них можно половить мелкую рыбку. Под пивко эта вяленая рыбка с икоркой идёт за милую душу, и мы были во всеоружии с этой рыбкой.

Сбор по подготовке к первому выпускному экзамену — сочинению — был назначен в полдень у моего дома, чтоб солнышко успело нагреть всё вокруг, и мы могли бы окунуться в пруду, открыв купальный сезон на Урале в мае!

Правильно подготовиться к важному делу — половина успеха, и мы, подождав опаздывающего, как обычно, одного из наших друзей, выдвинулись на встречу с прекрасным. Охлаждённое пиво в весеннем городском пруду и очищенная от чешуи вяленая рыбка с икрой будоражила воображение. Пена… белая пена налитого охлаждённого жигулёвского пива в кружку, прихваченную одним из товарищей из дома, остальные собирались булькать из горла, захватывала дух, а вяленая рыбка, съеденная мной ещё при очистке рыбы от чешуи, выдавила обильную слюну и… и никакого особенного удовлетворения от жидкости в кружке после первого хлебка этого напитка не произошло, тока горечь проглоченного пива наводила на мысль — зачем они пьют эту гадость?!

Но потом кусочек вяленого очищенного солёного чебака и ещё хлебок пива, ещё кусочек рыбки — и опять этого не такого уже и горького охлаждённого жигулёвского — и подготовка к сочинению была уже в полном разгаре! Как будем писать послезавтра сочинение, было уже не так страшно, всё равно тех книг, которые нужно было читать по школьной программе, из нас никто не читал, а их содержание узнавали по рецензиям так называемого Белинского или кого-то там ещё, когда писали эти сочинения дома на заданные в школе темы, получая хорошие отметки.

Ух, как шибанула в голову первая бутылка пива, а вторая ваще догнала так, что захотелось окунуться в ещё холодную воду городского пруда — и действительно — с криками «Ура-а-а-а-а!» бросились купаться.

Всё, мы взрослые, а как же, взрослые, конечно…Пиво и воды весной…последний школьный звонок прозвенел ещё вчера, а в голове мысль — не хватает ещё и сигаретки в рот, чтоб действительно стать взрослым.

По сторонам — загорающие люди, хотя земля ещё не прогрелась, лежать оказалось прохладно, но наши люди любят солнце и стараются поймать его на своё тело, как тока солнышко появляется на Уральском небосклоне.

А мы пошли по домам, послезавтра экзамен — сочинение, и надо хотя бы прочитать старые школьные сочинения и, возможно, сотворить что-то похожее на шпаргалки (хи-хи), да и голова от пива тока шумит и подташнивает. Всё, домой (ой), попили пива, хорош.

Утро…Хорошее же утро, но сегодня — первый школьный экзамен, надо встать, умыться, почистить зубы и вперёд, да и лето чё-та, похоже, закончилось (((. Моросит дождь в душе и даже на улице, хотя нет — на улице солнышко, видимо, всё же в душе. Интересно, какие будут темы. Вот и конверт уже принесли, все замерли в ожидании…Вау! Есть одна темка — свободная такая — рассказать на примере современной литературы о достижениях социализма и скорой победе коммунизма, ну, про коммунизм я загнул, но что-то вроде того, а остальные — скучные про школьную литературу и о том, что писатели давно минувших дней думали (какой ой) бред, и как мы можем угадать, что автор думал, когда Раскольников топором старуху Изергиль…а может, просто ему зарплаты не хватило до получки или пива — как мы позавчера — перепил…). Да, пива попили славненько, но газировка вкусней. Вот один из моих друзей после пива ещё и винца, говорит, попробовал, но он-то у нас голова, просто головушка светлая, а какая у него повесть фантастическая получилась про наш классссс, про наш 10 «а» — и про звездолёты, и про бластеры, и смещение во времени, ему-то написать это сочинение — раз плюнуть, да и наверняка, в отличии от меня, школьную литературу почитывал в оригинале, а не революционных критиков, как большинство наших, и я в том числе.

Ну да ладно, делать нечего, шпаргалок по предложенным темам у меня нет, придётся свободную выбирать, и даже сейчас книжку придумаю и назову её Тяжёлый… не… Таёжный Урал….ух, если б учителя знали, как я сюжет правильный выбрал про трудовые будни наших рабочих и их нелёгкую жизнь в деле строительства социализма! А как они боролись с ленью и экономили заработанные деньги на помощь голодающим Поволжья, какой кошмар-р-р-р! И почему они там, у большой реки Волги могли жить впроголодь — там и рыба, и раки. Да ладно, ещё пару личных отношений героев к комсомолу и о достижениях в трудовых рабочих буднях — и пора заканчивать этот бред, чтоб не было уж слишком. И, не дай, Боже, учитель попросит почитать — где я ей тогда найду такую книгу (гы-гы-гы)?

Вот и возглас: «Сдавать написанное!», а я даже несколько раз прочитал мой опус на наличие ошибок и спросил у девчонок впереди о правописании некоторых слов. Хотя «камчатка» на среднем ряду, где мы с другом сидели за партами, позволяла и посписывать, но я был горд от того, что даже не смотрел в шпоры, и когда родителям разрешили нас, уставших, покормить, рубал с удовольствием бутерброды, выдумывая содержание вновь придуманной книги про наш любимый и тяжёло-таёжный Урал.

Свершилось, свершилось…четыре балла за сочинение, и эта же оценка в аттестат — классс, вот это….. да! Остальное всё как по маслу. Было, правда, ещё одно удовольствие — химия, вернее — устный экзамен по химии, где ващееее почти ничего не знал, даже почему у воды формула Н₂О, и почему эта двоечка у водорода стоит внизу — слабо представлял, принималось всё за аксиому. Помогло, видимо, то, что у друга — соседа по парте и по площадке в подъезде дома — мама работала в заводской лаборатории, и те стекляшки в коробе, которые мы принесли в школу, изумили учителя до слёз, и четыре балла после экзамена пошли в аттестат у меня и у него. Все остальные экзамены были, как и положено, за знания, полученные в школьные годы. Эти годы были прекрасными, несмотря на то, что вокруг — якобы — был социализм, но мы были веселы и беззаботны, детство и юность заканчивались вместе со школьными экзаменами.

Да… правда, немного подпортило то, что после всех экзаменов вызвали в городской комитет комсомола — а я был почти активистом — и в приказном тоне сказали, что я должен выступить на собрании учащихся в городском Дворце Культуры и рассказать о том, что я, закончив школу без троек, решил поступить в одно из городских ПТУ (производственно — техническое училище ), а профессия токарь или волочильщик очень нужна стране и нашему народу. Очень было некрасиво врать народу с трибуны, но, видимо, это была своеобразная репетиция перед выходом в жисть, наш комсомол был впереди планеты всей.

Для чего я всё это Вам рассказываю — сам удивляюсь, может, потому что держать в себе невмоготу, да и время поменялось, может, кому-нибудь это будет нужно.

Нужно… «Нужно!» — говорит внутренний голос. А кто расскажет об этом времени, как не те, кто в нём жил. Может, это не последняя книжка, а может, это нужно просто мне. Поживём-увидим, а пока есть время, попытаюсь Вам рассказать обо всём необычном, происходящем рядом с Вами и незаметном таком, но интересном времени… моём времени.

Глава 2.

Любовь — как много в этом слове! Платоническая любовь, говорят, возвышает, ну а умиляет детская, первые признаки которой проявились ещё в детском садике к девочке с белокурыми волосами, жившей неподалёку от моего дома, но, казалось, что это место где-то уж очень далеко и, конечно же, место встречи — садик и, наверное, песочница (ха — ха), и помнится это очень долго, даже странно.

Первый класс…Всё та же белокурая обворожительная красавица и первый пробный ухаживающий маневр — поднести до дому портфель…Ну что же — неплохо для начала…и переезд в другой район города, и, конечно же, первое расставание с дамой (ой) сердца, как всё умилительно — до слёз.

Всё же дружба и времяпрепровождение на отдыхе на Югах (ах) в компании с присутствием женского пола — думаю — ничего предосудительного, детская дружба между мальчиком и девочкой прекрасна, она обязательно должна быть в этом раннем возрасте и, видимо, тока в раннем. Конечно же, первое чувство прекрасного, вернее, первое влечение возникает гораздо позже — классе этак в седьмом — и тут тоже белокурая худенькая девочка, уже одноклассница из соседнего двора, первые обнимашки и поцелуи в подъездах (ах) сводят с ума, приводя к первым поллюциям (самопроизвольному семяизвержению, обычно утром перед просыпанием) и страхам, чтоб последствия этого не заметили родители.

В Советском Союзе секса не было, так нам внушали средства массовой информации, и откуда берутся дети, мы догадывались, сами читая под одеялом переписанную от руки кама-сутру. А это проявление вышнего при атеистическом строе СССР — тут и страх, и раскаяние непонятного делания, и непроизвольное состояние блаженства, и зародыш будущей жизни. Так и познаём необычное состояние тела по образу и подобию создателя.

Когда родители отпустили в первый раз меня с другом в город Ленинград (так назывался тогда город Санкт-Петербург ) — одного присмотреть мотоцикл Яву и меня — к двоюродному брату — студенту высшего учебного заведения, якобы присмотреться и выбрать институт по душе. Было это на зимних каникулах выпускного класса средней школы. Нашему восторгу не было предела…Мы взрослые и сами…(Сами!) садимся в поезд и двое суток будем ехать до самого прекрасного города на Неве, плацкартный вагон и соседи — школьная группа из Свердловска (так назывался тогда город Екатеринбург ).

В первую же ночь, вернее поздний вечер, раньше не решались выйти покурить в тамбур…покурить — это совсем другая история, но тоже дурная привычка приобщиться к взрослому населению и почувствовать себя старше…да и со школьной группой ехали учителя — воспитатели, мы и курить-то при всех ещё не решались и всё же по наступлению вечера выходим в тамбур затянуться дурной привычкой.

В предбаннике, то есть напротив туалета, прямо на подоконнике, он же мусорный бак, грациозно сидела ОНА — девочка обворожительной красоты и манящей наружности, одна из школьниц, ехавших в нашем вагоне, в этот прекрасный город на зимние каникулы. Амур, наверняка Ангел, выпустил свою стрелу тогда зимним вечером где-то на просторах необъятной Родины, и началась совсем другая поездка, со своим секретом, разговоры всю ночь напролёт, от прикасаний рук пробегала живая искорка и будоражила все человеческие чувства-а-а-а-а-а-а-а-а-а………ух! За двое суток в поезде соприкоснулись, видимо, души и настал час расставания на перроне прибытия поезда на место назначения. Умилялись все школьники и переживали учителя-сопровождающие группы, видимо, за социалистическую мораль школьников-строителей коммунизма. Вот это было что-то…

Боль расставания, видимо, тоже входит в воспитание великого чувства Любви. Может, этому чувству и надо, прежде всего, учить в наших школах. Хочется сказать — по прошествии лет — Бог есть Любовь! Но страна советов и мы — комсомольцы — все атеисты. Как впоследствии оказалось, не все так жили, некоторые хранили веру Православную, терпя лишения жизни в эти лихие для веры времена.

Ангел, выпустивший стрелу Амура, не забыл, видимо, нас, и через три дня состоялась наша встреча аж в Зимнем Дворце! Никто и предположить не мог, электрические или какие они там разряды прокатывались по всему телу, даже от одного взгляда. Видимо, так тому и быть — проносилось в мозгу, и наши отношения просто так не пройдут, так оно и было.

А сейчас — город Ленинград захватил нас с головы до ног и даже то, что мы увидели, как живут ленинградские студенты и были без ума от приготовленной в студенческом общежитии курицы в духовке целиком на бутылке. Дома-то курицу сначала отваривали для бульона и тока потом обжаривали, придавая вкус жареной, а тут — ум отъешь, как вкусно и кругом ребята-студенты. Никто не спросит — хочешь-не хочешь — успевай (ай)! Жили мы с другом, снимая комнату, которую тут же по приезду на Московском вокзале сняли у старушки, а апельсины с мандаринами — это просто чудо, ими были завалены в новогодние каникулы ларьки до потолка, дома тока в подарках.

Глаза разбегались от красоты улиц и переулков. Маятник Фуко, про который рассказывали в школе учителя как о доказательстве вращения Земли, но он-то был в прекраснейшем Исакиевском Соборе — первая встреча с Православием! И не догадывались наши учителя, что больше произведёт впечатление на школьника — комсомольца с атеистическим воспитанием. И куплена была первая моя икона Казанской Богоматери, то есть фрагмент иконы это был. Исполнена в виде объёмной голографии в воспоминания о физике процесса света, до сих пор хранимая возле домашнего иконостаса. Вот тебе и город на Неве! Пролетела неделя школьных каникул в одно мгновение — тут и красота города и царских дворцов, и восторг нахлынувшей любви к девочке-попутчице и красоте города — эта любовь к городу останется, видимо, надолго, если не навсегда.

За всё это школьное благоденствие и школьные годы огромное спасибо с любовью родителям моим: Папе Василию, царствия небесного желаю и прощения всех его грехов, Спаси, Господи! Да и какие там грехи! Во младенчестве его нашли в довоенные годы где-то в районе средней полосы СССР и в детский дом на Урал там определили. 1926 год рождения, а национальность тогда у всех жителей страны советов была русский, хотя восточные корни типа казахстании или ещё тех кровей, конечно же, была, ну очень мне всю жизнь хотелось гарем ))). Грехи у каждого человека есть, но в то тяжёлое военное время, работая на заводе, производя снаряды при сталинском режиме очень непросто выжить. У меня был самый лучший Папа на свете — и хоккей на стадионе, и чёрное море ежегодно с родителями, и даже попеременке с мамой были там со мной, чтоб я подольше и побольше здоровья набрался перед уральской зимой. Маме Евгении царствия небесного и прощения всех её грехов, отдельный благодарственный поклон с любовью. Рождённой на матушке реке Волге в многодетной семье раскулаченного деда — в те большевистские времена раскулачивали за то, что имелись крепкий дом, корова и лошадь, да овечек с десяток. (Так и детишек дюжина!) В одночасье посадили на телегу и отправили на Урал, где пришлось поначалу вырыть землянку, чтоб выжить. Удалось, правда, выжить не всем, но всё же трое сестёр и двое братьев выжили и вышли в люди, получив образование.

Возила меня Мама на Волгу маленьким школьником и показывала дом дедушки Константина и бабушки Пелагии — царствия небесного и прощения им всех грехов и низкий поклон с любовью — дом, который превратился в сельсовет, Спаси, Господи! Вот такие мои корни, и я появился на свет на Урале — мой родной край и моя любимая большая семья.

Школьные экзамены пролетели, завтра выпускной, программа минимум пройдена без троек, и это радует. Будем веселиться и гулять всю выпускную ночь, попробуем себя как вокально-инструментальный ансамбль, но, думаю, что репетировали ещё мало и отработанных песен немного. Выпускной есть выпускной, дальше — взрослая жисть.

Даже не было сомнения — куда пойти учиться дальше. Конечно же, в город на Неве, туда, где был зимой — к корабелам, и только один сосед, с параллельного класса и из соседнего подъезда, сманился со мной этой идеей. Доехали до места в этот раз без особых приключений, поселились в той же общаге, где зимой потчевали меня жареной курицей, но Олимпиада-80 не дала сосредоточиться на поступлении. Мы как заворожённые бегали на футбольные матчи типа Нигерия — Кувейт и кричали нигретосам: « Вася, го-о-о-о-о-ол!» Конечно же, вытирали слёзы, когда мишка взлетал в воздух под закрытие олимпиады. Так мы и пролетели с поступлением в институт и вернулись домой, не соло нахлебавшись.

И снова четыре друга, никуда не поступивших, задумались «что же делать»…а может в ПТУ корабелами? Опять в прекраснейший город на Неве, и отсрочку вроде дают от армии, будет возможность снова попробовать поступить в институт. Решено, и уже вчетвером в вагоне-купе с пивом и сигаретами (хи-хи), навстречу невским приключениям.

Нас — таких — ждали с распростёртыми объятиями. Поступили в ПТУ без проблем, даже общагу дали, но далеко не институтскую, а ужас-с-с-с-с — с клопами! Травили их карбофосом и прямо жгли огнём баллончиками с едкой жидкостью. Дверь в комнату ставили сами (хи-хи), ну, в общем, бардак после мамкиных харчей, да и вдобавок никто отсрочку от армии не дал, напала на нас тоска….Слава Богу, наши родители, видимо, почуяли недоброе и приехали наши мамы за нами-бедолагами и забрали нас домой, чтоб в армию уходили из дома родного. Вот такое мимолётное приключение в конце лета.

Теперь я — студент-вечерник нашего УПИ (Уральского Политехнического Института), первый курс! Взяли меня с теми оценками, на которые сдавал в Питере, но это всё не по душе. Все мои товарищи, как и я, после смены на заводе, выходя, пели песню «та заводская проходная, что в люди вывела меня….» и шли пить пиво…я а плёлся учиться в институт, сознавая, что не возвращусь я туда после армии. Продолжалось это мучение до первой сессии, которую я и сдавать — то не пошёл…и вот она — Свобода от учёбы и до армии! Я как простой рабочий, слесарь КИП и А, ходил на завод — работу работал!

Начало этого времени совпало с моим совершеннолетием. В ночь перед Рождеством мама подарила первое золото — крестик с цепочкой, вот тока распятья не было на кресте, да это в то бесовское время было и не важно, но крест на цепи носил на груди, хотя и некрещёный и креститься-то не умел. Очень удивлялся я, да и до сих пор удивляюсь, как надо было напугать большевикам моих дедушку, бабушку и родителей, что при высылке на Урал они даже икон, видимо, взять с собой не посмели. А может, за это тогда грозила смерть всей семье, прости, Господи! Не вправе осуждать я гонимых властью людей, у которых на руках умирают дети.

Зато на Пасху у бабушки праздник всегда — и крашеные яйца, и кулич, да и во дворе у всех праздничное настроение. «Христос воскресе — воистину воскресе!» — слышалось в этот день отовсюду несмотря на антирелигиозный строй страны в то время восьмидесятых годов.

Глава 3.

Армия в начале восьмидесятых — это отдельная тема, по весне меня и всех моих товарищей начали призывать в ряды вооружённых сил, начало лета — проводы…жаль, что той девочки из поезда (год длился наш школьный роман за 40 километров друг от друга) не удалось побывать на моих проводах, хотя я ездил за ней, чтоб пригласить на проводы меня в армию, в город Свердловск (ныне Екатеринбург). Мама её сказала, что её дома нет, она болеет.

Ну что ж, в армию — так в армию. Сам в Афган не рвался, но если бы призвали туда — так тому и быть, а чтоб сам — как некоторые — не-е-е-е-е-е, не хотелось чё-та. С городского военкомата на призывной пункт за несколько десятков километров от дома везли в пьяном угаре, веселились, пели песни и жили некоторые там — на призывном — по нескольку дней.

Мне повезло, меня и ещё со мной пять человек, купил пьяный прапор — как в кино « ДМБ » (я уж думал — не было ли с нами Охлобыстина, так правдиво он написал сценарий к этому фильму). Мы даже прыгали с поезда на ходу, потому что на сибирской станции, куда нас вёз прапор, остановки не было запланировано у локомотива, а нам так, видимо, хотелось послужить Родине.

Вот и приплыли, как говорится. Берите верёвки с мылом и вешайтесь, духи бесплотные, вы в армию прибыли. Волосы у меня были до плеч и поэтому приглянулся кому-то из «дедушек», который так и сказал: «Подстрижёшься — пришибу тебя и парикмахера, так ему и скажи!» Поселили нас в карантин, казарма на восемьдесят человек, мы в своей гражданке, баня будет тока завтра, видимо, тогда и переоденут.

Часть какая-то странная — гражданская оборона (ха-ха)…тут и краснопогонники и чёрнопогонники разномастные какие-то приходят нас шмонать на наличие хороших и им нужных вещей. Тот пьяный прапор вроде был чёрнопогонник, и это радовало, потому что в красных как-то казалось западло; была в то время ассоциация с внутренними войсками охраны зеков — бред какой-то, на самом деле. Шмон дедов и помазов (черпаков ) меня обошёл, потому что тот, который запретил меня стричь сказал,что я пойду ночью с ними в самоход, деревня была за пять-шесть километров от части. И зачем мне это надо, я же Родину пришёл защищать, а тут, похоже, до этого нет никому никакого дела, духи мы пока бесплотные, говорят, и это — весь первый год! Вот я и думаю — приплыли, блин!

До вечера нас успели отвести в столовую строем, но пока ещё без песни, кормили не мамкиными пирожками, а перловой кашей, которую тоже есть можно, и даже вкусно бывает, в зависимости от того, какой повар на смене. И опять в казарму, мы — в карантине, это когда человек восемьдесят живут в одной большой комнате с двухъярусными панцирными кроватями по бокам, то есть это просто казарма, отданная на время призыва молодого пополнения под карантин до присяги.

Как оказалось впоследствии, наш полк в этом деле пополнения существовал как перевалочный пункт Краснознамённого Военного Сибирского округа, и наша разношёрстная команда многонациональной страны советов, собранная со всех краёв необъятной Родины. Вечером за мной, как ни странно, пришли воины; насмехаясь над моими длинными волосами, забрали меня с собой, и я в первый же вечер рванул с «дедушками» на танцы в деревню. Не особо и хотелось в темноте бежать по полям и лесам, хотя Сибирь, как оказалась, была лысой (ой), то есть без леса, равнина с околотками берёзовых рощ — всё, что я успел заметить во время бега, чтоб не засекли (хи-хи).

Уходили все в гражданской одежде или полугражданской, с элементами ремней и бушлатов, впрочем, вся деревня там так одевалась. Танцы как танцы, мне даже немного налили спиртной жидкости для храбрости, и я растворился в деревенской суете музыки и танцующих, но под конец этого веселящего действа остался один, мои однополчане, поснимав деревенских девок, разбрелись по деревне, а я остался на выходе из клуба один и на вопрос, где тут воинская часть, девчонки хохотали, не веря, что я солдат и призвался у них тут служить ещё два года.

Девчачий восторг от этой якобы шутки не прекращался. Махали рукой в сторону светящихся огоньков в ночи, говорили, что мне повезло или им повезло, что ещё два года. Пришлось идти ночью на свет вдалеке — напрямую по полям через овраг, и вот вскоре появились очертания воинской части — и где же этот лаз в бетонном заборе, уж не пойти ли через КПП, но, думаю, что это ваще была бы наглость, хотя присягу я ещё не принял, и мне по сути ничего не грозило….ох, как я ошибся…и лаз тот нашёл. Карантин на первом этаже и почему-то дверь не была закрыта ( как днём ), при входе воин в форме заорал «дежурный по роте на выход» — странный какой-то, чё орать-то, а там внутри вовсю шерстили «помаза» или у некоторых «черпаки», так назывались те, кто отслужил год, издеваясь над моими собратьями-духами.

Кто-то был на «электрическом стуле» — то есть с вытянутыми руками в полуприседе — пока не затрясутся руки, кого-то просто заставили выполнять работу по уборке, мойке и стирке, где-то слышались песенки под гитару и скулили побитые чурки (лица нерусской национальности), везде был мат и грубая брань.

Время было уже часа три ночи и после вопроса «кто я такой», не успев ответить, получил леща. По привычке сдачи сразу, нападавший получил удар в челюсть, о чём я тут же пожалел, получая положенных «воспитательных», видимо, мягко говоря, тумаков, упал, но странно — ногами бить не стали, ждали, когда я поднимусь на ноги, но мой ответ, что был в самоходе на танцах, сбил их умыслы до нездорового удивления.

Вытирая кровь, поднялся на ноги, готовясь биться насмерть, но все вокруг тока хохотали, глядя на меня и, видимо, ошалели от моих слов, но то, что я сказал — с каким дембелем был в деревне — переменило их непонятную для меня ненависть на милость и удивление. Это я уже потом узнал, что есть солдаты, которые ваще-е-е-е не были в самоходе за всё время службы, но среди них попадаются такие нехорошие гады (прости, Господи) — любители поиздеваться над младшим призывом, что просто волосы встают дыбом от издевательств, придуманных их больным воображением. Так про меня на следующий день узнал весь полк…а я — побитый, но довольный, нашёл свою братию земляков по призыву и лёг спать, время было уже под утро.

Подъём, зарядка и все остальные армейские дела…конечно же, завтрак «масло съел — день прошёл», сегодня баня — помоют, переоденут, постригут — и я солдат в форме — скорей бы. Спасало меня то, что умел играть на гитаре. Играл много, особенно по ночам — до опухания руки (хи-хи), но это было лучше, чем принимать на себя издевательства по долгу службы духов. Среди дембелей были чеченцы и ингуши — сплошной ужас-с-с-с-с-с, они ещё и меж собой-то не ладили, и по сравнению с ними другие национальности в нашей воинской многонациональной части были просто ласточки, хотя среди этих ласточек встречались и орлы, и вороны, и суки. Отличная часть, просто отличная — сплошная дедовщина, никакого национализма, отслужил правильно год, второй год отдыхай, балдей, готовься к гражданке, так говорили деды и помаза (черпаки). Что самое интересное — были правы они по истечении времени, а сейчас — баня и форма (Ну, очень навязчивая мысль, что сценарист Иван Охлобыстин со своим сериалом «ДМБ» был где-то рядом).

Забрали меня из чернопогонников к раснопёрым в штаб, приглянулся я офицеру из строевой части, да и ладушки (хи-хи), штабной (шифровальщик, писарь строевой и продовольственной частей ) — это всегда отглаженная форма, начищенные сапоги и свобода передвижения по части и не только, это важно, да и в секретный чемоданчик, окромя кодограмм, входит ещё пять бутылок водки. Никто даже подумать заглянуть не может из офицеров части (хи-хи). Дембелям штаб — это как чума, да и хранить дембельские альбомы подальше от начальства тоже надо, вот так и началась служба, полгода у молодого бойца пролетело очень быстро.

И в один из пьяных вечеров в казарме, а жил взвод связи полка вместе с чернопогонниками ЗАС (засекреченная служба связи ) в одной казарме, на втором этаже, солдат было около восьмидесяти человек, сам был поражён, когда меня — полугодовалого духа — решили досрочно перевести в помаза. Может быть, потому, что ожидался большой призыв, и гонять молодежь будет некому, а может, просто с перепоя…это действо началось. После отбоя двенадцать дедов вперемежку с помазами (черпаками ) берут гладилки кроватей, кладут полулёжа будущего помаза на две тумбочки и каждый — по удару, то есть всего двенадцать ударов по мягкому месту, отчего жопа становится чёрной (ой), и меня под руки кладут на кровать. После этого действа помаз ( водимо, всё же своеобразное дедовское помазание ))) может реально делать с молодым пополнением что угодно, лишь бы дедушке хорошо жилось и, конечно же, при всех вырывают крючок на воротничке, знак такой (ой). Вот и свершилось, я — помаз, хотя и отслужил всего полгода, а надо так-то год, но почки, похоже, повредили, до сих пор почечно-каменная болезнь, но тогда до этого не было никакого дела. Немногие удостаивались такого перевода, да и не нужны такие обычаи в армии, я так думаю.

Жисть потекла как по маслу, можно всё, ну, или практически всё, и вся часть — а это солдат триста — сразу узнают об таких событиях. Типа смотрящий за порядком у себя в казарме и не только. Но из практики получается, что кому меньше всего доставалось тумаков от старшего призыва, те — уроды — больше всего и издевались над молодым пополнением и очень часто приходилось высказывать и напоминать этим чуркам, что они, суки, забыли свою молодость, в армии и их даже не переводили ни в кого, а они такой беспредел чинят, вот как-то так.

Армия — это хорошая штука взросления и познания себе подобных, особенно наша многонациональная часть гражданской обороны, был даже селькуп — это северный народец, у которого в графе «профессия» было написано «рыболов-охотник», и за два года все чурки научились русскому языку, особенно на второй год службы все они вдруг начали понимать и даже учить молодых, издеваясь над ними. Суки, одним словом.

Любовь к девочке — школьнице, живущей в городке при части, сподобила к дальнейшей службе со смыслом этого дела и даже в самоход к ней, когда мама уезжала куда-то по своим делам, иногда ходил под конвоем сопровождающего, так как в это время я был на «губе» — гаупвахте при части (хи-хи).

Меня, потому что штабной, можно было закрывать на губе только на выходные и праздники, чтоб не нарушал воинскую дисциплину самоходами и пьянством. Конечно же, это не по уставу, но я не очень переживал, приходилось и в самоход ходить с конвоем, даже жалко было этого воина, который, спрятавшись в подъезде офицерского дома, ждал меня нагулявшегося.

Но службу-то полк нёс справно — и караулы, и политзанятия, и песни строем перед едой, и раз в год — стрельбище с настоящим автоматом. Бывали и ночные тревоги, когда пьяного командира батальона жена из дома выгоняла, так этот майор бежал в казарму и, как очумелый, орал: «Боевая тревога!», и, конечно же, почти все выполняли действия боевой тревоги, окромя обуревших дембелей, особенно тех, кого перевели в простой первый батальон за всё хорошее — самоходы, дисциплину и ваще-е-е-е-е просто потому, что смену себе подготовил я слишком быстро, за полгода. Ошалевший был солдат — и так-то просто балдел, а тут ващеее захотел, чтоб молодой за меня ещё и службу тащил, вот и поплатился — перевели из штаба в батальон…..ух!

И как они там — в простом батальоне — жили — ужасссссс! Все полы мыли, несмотря на срок службы и ваще всё по уставу. Меня не одного туда перевели в наказание, хорошо ещё, что произошло такое действо под дембель, и мы назначили несколько здоровых солдат — самарские фуры это были (хи-хи) — в помаза, разрешив гонять всех, кто был чмо, и жизнь потихоньку наладилась в батальоне, а то начинали проявляться националистические наклонности у чурбанов — это ещё хуже, чем дедовщина, уж поверьте на слово.

Солдатская радость пришла неожиданно. Начал замечать, что в этом простом батальоне некоторые солдаты тащатся от жизни или попросту кайфуют без спиртного запаха изо рта…как оказалось, русские туркмены обнаружили заросли конопли, жили-то мы летом в палатках и ели даже из полевой кухни, лагерь, оставшийся от студентов после сборов на четвёртом курсе, а у нас — ремонт казарм и столовой. И началась совсем другая весёлая «плановая» служба. Накуривались анашой прямо в казарме и папироски бросали на середину казармы, чтобы дневальный убирал вовремя.

Зимой, одев на алюминевую тарелку наволочку от подушки и прихватив с собой пару-тройку молодых, шасть в отверстие в заборе — и на «планы», трусить макухи марихуаны, которые торчат из под снега. Пыли в тарелку набирается достаточно, и ещё у молодых — тарелочки с пылью, в общем, одна целая тарелка получается — класссссссссс! После — бегом в кочегарку запаривать пыль, превращая её в план, хороший такой планец получался, у каждого нормального деда и дембеля был кайф, вот так и служили — жили-не тужили.

Махинацию с отпусками тоже придумали сами. Берёшь бланк телеграммы, заполняешь его — якобы у тебя больной один из родителей, ставишь печать части или печать, которая используется на проездных документах, якобы заверенная в военкомате по месту жительства, и отправляешь своему товарищу домой, а тому остаётся просто отправить телеграмму и всё — отпуск на десять дней у тебя в кармане, ждите родители сына-отличника боевой и политической подготовки. Особенно армяне были рады и мы, распивая привезённый, в виде бакшиша, армянский коньяк.

Второй год службы — это как санаторий, всё вокруг знакомо и хорошо, за тебя думают, кормят, поют и спать уложат, только и придумывали различные увеселительные штуки, если, конечно, первый год прожил, как подобает воину и не чмо по жизни.

Быстро пролетает два года и пора домой, наступает дембель, вот тока тебя всё время хотят заставить напоследок сделать что то полезное для армии. Нас отправили на дембельский аккорд в глухую сибирскую деревню за двести километров от части строить избушку для военных охотников нашего округа. Объявили утром и посадили в машину десять дембелей и прапорщика, дали сухого пайка и — вперёд, на мины, мол, езжайте, стройте, и как тока — так сразу вас дембельнём домой. Так все решили старослужащих заставить поработать, наивные, ну кто дембеля может заставить трудиться? Разве только страшное слово дисбат (дисциплинарный батальон), но это после трибунала, а так — по своей воле — никто пахать не будет.

Да и деревня оказалась гостеприимной, так как мужского населения почти не рожалось последнее время. Одни бабы и самогон! А строить нам ничего, как оказалось, и не надо, потому что под охоту выдели целый дом с баней на краю деревни, и это был для нас курорт — бабы и самогон две недели. Изрядно нас потрепали тогда эти обстоятельства, одни были ненасытные до секаса (бабы), и самогон был сногсшибательного качества, всю форму с нас ребятишки деревенские растащили на сувениры, и мы в родную часть попали как деревенские пьяные мужики (хи-хи).

Сразу командование отправило нас домой, чтоб не поганили воинского звания солдат и не разлагали быт воинов. С превеликим удовольствием, выходя из ворот родной воинской части, развернувшись, плюнули через левое плечо и зашагали до железнодорожной станции.

Душа пела: « Дембель — домой»! Поезд мчит отслужившего срочную службу солдата в купе домой, душа переполняется радостью от предстоящей встречи с родителями, друзьями и одноклассниками.

А ну, тормозните того с пивом! Чую — это про меня! На одной из больших станций (город Омск), чуйка — она не подводит — и, вроде, форму с красными погонами ещё не одел, был в солдатской рубашке и в брюках — за пивком выбежал. «Попил пивка, блин!» — пронеслось в голове, все руки были заняты бутылками с пивом, одну руку высвободил для удара по башке бутылкой, если чё, жалко — остальные могут разбиться.

Вау…да это же одноклассник, узрел я, похоже, тоже дембель… вот так встреча! Домой ехали вместе, наперебой рассказывая о службе и ваще-е-е-е-е о солдатской жизни за эти два года.

На горизонте показался любимый город, манивший своим знакомым очертанием — и дымящие трубы, и даже зелёные голуби (их красит выхлоп с химического завода, выпускающего производные хрома ) на вокзале казались родными.

Один за другим приходили на дембель одноклассники и друзья-товарищи по двору. Радости и пьянству не было предела, но, чувствую, что пора завязывать, надо за ум браться и, конечно же, в Питер, а куда ещё — лучший город в нашей стране — и на подготовительные курсы в институт, как раз июль месяц на носу.

Глава 4.

Родители возражать не стали, тока папа сказал « пусть едет — развеется, на завод всегда успеет устроиться». Никто, наверное, и не верил, что смогу поступить. В этот раз заманить никого из товарищей не удалось, почти все они собрались на завод катать трубы, да не больно-то и надо, сам с усам, перед дембелем все дороги открыты. И вот на горизонте — очень хочется сказать как в песне — Царскосельский вокзал, но вокзал был Московский и станция метро — Площадь Восстания, добираться надо было до «пяти углов», там и находился тот заветный институт, после окончания которого вероятность была попасть на море рефмеханником.

Спасибо родителям, море манило с детства, а подсказал про этот институт лейтенант-двугодичник, начальник продовольственной службы полка и ему спасибо за это. Документы приняли без проблем и даже дали общагу возле проспекта Славы. Начало подготовительных курсов с первого июля, ещё в запасе пара-тройка дней, и целый месяц буду вспоминать школьную программу в красивейшем городе на Неве. Общежитие № 3 строили к Олимпиаде — 80, почти новенькое шестнадцатиэтажное здание в жилом районе города. Жили по трое и по двое, даже щётки для обуви были казённые, мне показалось очень даже хорошее такое местечко для жилья, а отслужившему срочную службу солдату так ваще как в раю.

Теперь я абитура (абитуриент ), и живём мы втроём в комнате. Ребята попались тоже дембеля с севера — Мурманск, Никель, Апатиты… и я с Урала, человек пять или шесть — нашу группу прозвали «северный вариант». Ещё где-то было ПО (подготовительное отделение), которое готовится целый год, и наверняка оттуда ребята поступают без проблем. Там из моей части должны были быть два сослуживца, сам их туда отправил, обязательно найду, а пока обживаем наше общежитие.

Учёба прежде всего. Как оказалось, армия вышибла остатки всех мозгов, ну просто всё, что было в головушке после школы, выветрилось за ненадобностью, но всё же, если учитель хороший, то знания остаются, спасибо математику и физичке — школьным моим учителям — кое-что осталось, но ходили на занятия мы — армейцы «северный вариант» — не часто. Красоты города и свобода завораживали, девчонки то — ващеееее глаза разбегались, а у них ещё летом юбчонки выше головы…..ух! Очень быстро пролетел месяц подготовки, и вот наступают экзамены, мы все решили идти на экзамены в дембельской ой форме. Про себя думаю, может, хоть в фуражку шпоры засуну, шпоры фотографические были куплены ещё в год олимпиады, они-то и помогли, и не только мне.

В наше время вышел негласный приказ ректора института, чтоб брать всех армейцев, так как в этот год даже при наличии военной кафедры после первого курса забирали служить. Тогда дембель с пустой башкой придёт учиться сразу на второй курс. Видимо, в руководстве института всё же были правы, лучше с первого курса учить балбесов, чем потом всех этих дембелей на втором курсе терпеть до первой же сессии. Помню — на экзамене «математика устно» сидевший передо мной за партой один из мох друзей-армейцев, афганец, живший со мной в комнате общаги, встаёт и собирается выходить, потому что ни бум-бум. К нему подходит преподавательница и говорит:

— Служил?

— Да, в Афгане.

— Учиться хочешь?

— Хочу… но ни на один вопрос не знаю ответа…

— Садись, мы найдём сто вопросов, на которые ты сможешь ответить.

Я чуть не закричал ура-а-а-а-а-а, радуясь за друга и понимая заранее, что мы все — армейцы — поступим. Тут же встаёт сосед — все армейцы зашли в первой пятёрке — и что-то отвечает по билету. Ему говорят «хорошо, четыре», он же в ответ «Надо пять» (так как аттестат 4,5 балла и надо набрать 9 баллов на двух экзаменах — и всё, зачислен). И ему после дополнительного вопроса ставят пять!

Все, весь наш «северный вариант» поступил, радости не было предела, все оставшиеся деньги от приобретённых билетов домой мы весело прокутили, у северян ваще-е-е рубли были длинные, а отдыхать-то мы умели.

И вот в день зачисления вызывают нас по одному в деканат и говорят, что послезавтра — в колхоз на картошку. Как так, мы же дома — то после армии и не были совсем, да и билеты куплены уже, мне и говорят…

— За дверью желающих очень много, не хочешь в колхоз — до свидания…

— Ну, конечно же, в колхоз, командир, о чём речь!

Вот так и зачислили на первый курс.

Тяжёлое было состояния здоровья (похмелье ) у всех наших перед отъездом в колхоз от института в восемь утра, да и провожающие родители поступивших школьников искоса поглядывали на наши помятые физиономии и трёхлитровую банку с огуречным рассолом, ходившую по кругу армейцев, думали, наверное с ужасом, что эти тут делают — почти без вещей и с глубокого похмелья.

Возле входа в институт было два ларька — один с квасом и второй с пивом — 22 копейки кружка, даже зимой с подогревом. Проходивший мимо мужичок с бородкой остановил нас окриком…куда пошли, ещё всё закрыто…быстро по автобусам! Это был, как оказалось, зам декана нашего факультета.

Эх картошечка в Гатчине, как много в этом слове, почти все армейцы стали бригадирами (хи-хи), самые хитрые — истопниками при лагере, мне достался КСП (картофельно-сортировочный переборочный пункт). Всё налаживалась, тут и абитурские посиделки по вечерам, и первая институтская любовь — куда же без этого! До сих пор не верилось, что я студент первого курса Питерского института. По армейской привычке, уезжая, захватил мешок этой отборной картошки с собой в общагу, и как правильно поступил, даже пожалел потом — нужно было парочку прихватить, первый курс — голодный курс.

Как ни странно, общагу дали именно ту, где были на абитуре, она оказалась нашего факультета. Расселили, правда, по трое, так как первый курс. Начались обычные Питерские студенческие будни. Колхоз нас сдружил, и мы уже знали потоки не только нашего холодильного факультета, но и почти весь первый курс, а с девчонками, подружившись на картошке, остались самые близкие отношения на долгие годы. Что-то много у меня любви к женскому полу, но, видимо, так и должно быть, мы молоды, веселы, впереди вся жизнь, а пока я студент и даже староста группы. Весь наш «северный вариант» стал в тройках групп, то есть староста, комсорг и профорг — иерархия руководства начиналась с групп. Жили в шестнадцатиэтажной общаге, этаж — мужской, этаж — женский, сплошная лафа, живи, учись и радуйся. У кого — то день рожденья — почти каждый день можно найти праздник. Это не просто — учиться, когда общага жужжит круглые сутки, утихает только к утру, когда большинство всё же спешит на пары.

На первом курсе главное — посещение, и этого хватит, чтоб сдать сессию, если уж не совсем олух, но это и не просто…когда тока оторвался от родителей и кругом одни искушения. Так-так, дошли до первых студенческих искушений! Это как посмотреть, даже можно разбить на группы: бухарики, «плановые», были и просто тяжёлые нарки, любовники и всякие там отклонения от нормального поведения видны были сразу, потому что перепробовали-то все и всё. Каждый потом выбрал для себя свой (ой) кайф, иногда и несколько кайфов сразу, но такие отчислялись или за академическую неуспеваемость или за непосещаемость. Выдержать первую сессию удалось немногим. Это — самое сложное; поступить — это одно, а начать сдавать зачёты и экзамены — это совсем уже другое, когда рядом тебя никто не подгоняет и не заставляет учиться, учиться и учиться — как завещал великий вождь строителей социализма и коммунизма.

Ох уж мне эти политиканы! Пока тут, в этом прекрасном городе с Храмами и дворцами, где на каждом шагу на тебя давит история России, начинаешь соображать, что не всё так, как нас учили в школе. Глядя на Казанский Собор, Исаакиевский Собор и всю эту Божественную красоту, вспоминалась наша городская Церковь, как над ней издевались, и чем она тока ни была — и хранилищем, и мясокомбинатом! Её взрывали и рушили колокола… Нам, школьникам, даже ни слова не говорили о таких событиях. А тут просто зачарованная красота Невской Лавры и ваще количество Храмов домов Божьих в том большевистском мире удивляло и поражало воображение некрещёного советского студента, носившего золотой крест на груди.

Первый курс, первый курс…всё как впервые, и ещё бы деньжат поболе, а то голодуха доставала так-то и нас, студентов. Бывало ночью мы — это трое в комнате и ещё присоединившиеся товарищи по пустому желудку — жарили лук как капусту и закусывали солёными грибами, присланными родителями. Бывало, возвращаясь с учёбы, наш друг, переходя канал на остановке Проспект Славы, метким попаданием бутылкой в глаз плавающей дикой утке — селезню, сшибал её и умелым движением откручивая ей башку, клал на дно сумки под визг бабушек — куда же вы её?! — а в ответ — кушать, тётя, хочется… И с радостным воплем неслись в общагу, предвкушая ужин. Некоторые ловили и поедали голубей, но я брезговал этим действом, лучше уж, подсчитывая копеечки, ехать на Московский вокзал, покупаешь самые дешёвые пирожки по 5 копеек и стакан газировки с автомата по 1 копейке без сиропа, радости не было предела.

Спасало, конечно, общественное питание в студенческой столовке и наш родной профсоюз с талончиками на питание — на месяц 15 рублей. Это — гарантированный обед раз в день, но стипуха-то 40 рублей, а если ещё и в общаге купил талоны тоже на 15 рублей — ващеееее сытый целый месяц, оставшиеся деньюшки — на проезд до места учёбы, и это минимум. Спасибо огромное и низкий поклон, конечно, за помощь родителям, тут, конечно же, не было предела, и рубль у всех был разный. За доллар — тюрьма в то время, но морские бонны в магазинах «Альбатрос» и чеки в магазинах «Берёзка» тоже имелись у студенческой братии.

В эти голодные времена первого курса вспоминается посещение футбола в СКК, вернее, после захода болельщиков, студенческий шмон в парке Победы по кустам перед кольцом оцепления, мы как с миноискателями находили бутылки с водкой и пепсиколой в кустах и укромных местах, простите нас, болельщики, но мы пили и за ваше здоровье, голь на выдумки хитра. Также спасали девчонки, у которых всё время шипело, шкаварчало и очень вкусно пахло из блочной кухни, но кошек, ими заведённых, мы втихуху выгоняли из общаги, самим есть хотелось. Но это всё происходило, в основном, на первом курсе, дальше приспосабливались кто как может, некоторые работали по ночам ночными приёмщиками молока и сметаны, сутки через трое — за мизерную плату, зато сытый и есть возможность позаниматься между приходом очередной машиной с таваром, и не мешает никто.

Девчонки подрабатывали гардеробщиками в театрах (ах). Как было здорово в БДТ или Мариинке на галёрке нашей братии! Представительниц древнейшей профессии у нас не водилось, но, может, я их просто не знал, но хочется верить, что не было. В то время ващееее в стране секса не было.

А вот Любовь была, есть и будет, это точно! Девочка с колхоза оказалась в параллельной группе — ленинградка и ваще даже от общаги недалеко, такая любовь закрутилась…..ух! Про это отдельно будет, но подкармливала голодного первокурсника, это точно. В то совдэповское время жениться на ленинградке было престижно, но, видимо, не для меня, тут нужна та, которая на всю жисть — по-другому никак, но вот маленьких фонтанов сексуального счастья, как и в любой общаге, было очень много. Такие истории и переплетения, что поутру да же у меня волосы дыбом вставали (хи-хи), видимо, восточная кровь и моногамность пёрли вовсю, а может, это был поиск.

Получилось так, что выбор-то был уже сделан кем-то свыше, и переписка с девочкой с армии продолжалась и продолжалась, а тут свобода и любовные интриги, но очень приятные, и любовь обязательно присутствовала с каждой (ой), может, и не надо было так, получается, каждой даёшь надежду на ту, единственную. Человек ваще такое существо, которому любовь необходима, и если в социализме о любви к Богу нам никто не рассказывал даже, то душа без любви у человека умирает, это точно, и любая вспышка этого чувства в основном приводила в койку, но запоминалась надолго. Даже если койки и не было, то искорки любви — они всегда оставляют след в душе человека.

Даже можно сказать, что по наличию этого чувства — любви — можно определять душу… видимо, бывают и бездушные люди, которые не имеют любви к ближнему, это очень страшно, тогда это уже и не человек, а просто тварь животная с инстинктами различными, вот как-то так. И если продолжить эту тему, то всё равно придём к Господу, потому что это самая чистая Любовь с большой буквы и, видимо, даётся она свыше, и её надо беречь как зеницу ока, нет ничего важней любви к Богу и людям, и к каждому отдельному человеку на нашей планете Земля. Наверняка и поиск своей половины в этой жизни идёт именно от этого чувства.

А пока мы молоды, веселы, и завтра к первой паре. Впрочем, старосте группы всегда к первой паре, тут тебе и журнал посещения, и ващеее дисциплина, которая складывается из тройки в группе: я — староста, плюс комсорг, плюс профорг…иногда, правда, желание гульнуть перевешивает — и тогда выдёргивается из группы студент, которому говорится — пиши заявление на материальную помощь! Это — в размере стипендии — сорок рублей, и всей группой — в пивбар у ленсовета или в кабак, почти всегда «за» были все, вот так и развлекались, голь опять же на выдумки хитра.

Все эти испытания на живучесть, а лучше сказать на выживание, навалились в первом семестре первого курса, и кто выдержит первую сессию, будет учиться дальше, а кто не изменится под новые жизненные условия, те уйдут. Их видно сразу — уходящие в стакан, в загул, в разврат или наркотики, тут тебе и лёгкие типа марихуаны (анаши), и различные жёсткие — кокаин с морфием (при портовом городе этого «добра» при наличии бабла и желании было предостаточно).

Испытания пришли, и мы их преодолевали, а ещё и учёба, посещения лекций, доклады и рефераты, чертежи и комсомол. Учиться всегда интересно, а после армии особенно, приходит понимание важности происходящего, что тебе — повзрослевшему человеку — профессора и доценты несут истину, и иногда она доходит из-за кафедры амфитеатра до мозгов студента. Как губка впитывает воду, так же и мозг наш любит добрые знания.

Очень важно, кто несёт эти знания, и какие они на самом деле. Враньё типа научного коммунизма и переделанные на свой лад истории прошедших событий наш мозг противится воспринимать, но начинает приспосабливаться, соображая, что конспекты и зачёты по этим странным знаниям нужны для допуска к сессии и получения стипендии, так необходимой иногородним — и не только — студентам. Душа иногда даже хохочет, или нет — просто смеётся над происходящими событиями — и те изречения вождей пролетариата, якобы для народа, вызывают недоумение, но мы учились и получали зачёты и допуски к экзаменам, и нам нравилось жить в прекраснейшим городе на Неве.

Быстро летит время, и опять скоро экзамены, первая сессия в жизни студента. Как ни странно, но то, что я староста группы — это даже чем-то помогало и в получении зачётов и даже сдаче экзаменов, например, химии. Ох уж эта химия! Ну никак не идут мне на мозг эти формулы и объяснения — Н₂О — почему два стоит внизу (гы-гы-гы)? Конечно, основы и объяснения знакомы, но для чего всё это — мне совершенно непонятно, а если непонятно, то и не нужно — думает мой мозг. Поэтому иду и договариваюсь о досрочной сдаче экзамена для наших вундеркиндов по этому предмету и ненароком сам записываюсь в эту группу, пообещав преподавателю, что моя группа в полном составе придёт на экзамен и я вместе с ними для контроля и порядка (ха — ха). Вот и всё, четвёрка в кармане, да и сдавать среди будущих отличников — дело для армейца простое. Может мы — те, кто после армии, в знаниях предмета и не очень, но в жизненной ситуации нам равных нет.

И как тут досрочно не сдавать экзамены! Домой, и не только домой, хочется пораньше, после поступления же ещё дома и не видели, институтская картошка заняла всё свободное время первокурсника. Зачётная неделя и некоторые экзамены были сданы ещё до Нового года, это радовало до умопомрачения, но расслабляться было незяяяяя…разве что страсть и отмечание однодневное, чтоб без похмелья, это значит гуляем в день и вечер сдачи экзамена. Начиная от института по малому пьяному кольцу, это так… начало у входа в «школу» — пивной ларёк (22 копейки кружка пива, зимой с подогревом), и по загородному проспекту до Витебского вокзала ещё три рюмочные и одна пирожковая ( сосиска в тесте со стаканом куриного бульона — это сила ) надо же и закусить, этот поход заканчивается опять же на пивной точке возле станции проспект Славы у продуктового магазина и в общагу №3. А в общежитии — своя жисть, тут уж кто как прижился, и всех видно — кто и что из себя представляет. Значит, так: 16 этажей, первые три этажа — семейные и последние два этажа — аспиранты нашего института, а остальные этажи — наш родной факультет и по этажам — мальчики и девочки на разных этажах…..классссссссссссссссс!

Это удивительный мир — мир общежития, где каждый день кипят и страсти, и веселье, и учёба, и зубрёжка, но праздник Новый год захватывает всех — и тех, кто получил зачёты и допуск к экзаменам, и тех, кто вечно в хвостах и недопусках и, конечно же, тех, у кого всё хорошо и даже некоторые экзамены уже сданы. Они стоят последними в сессии и, значит, можно домой смотаться пораньше, но в планах ещё слетать к любимой девочке, учащейся ещё в средней школе, правда, в последнем выпускном классе, и это греет душу, так как билет на самолёт в Сибирь, на место бывшей воинской службы, уже куплен, и об этом почти никто не знает, разве что друг, с которым сидели в школе на последней парте и жили на одной площадке.

Вот так закручивает жизнь, любовь получается многогранна, и девочек и женщин в достатке, а куда без них, выходит какая-то распутная жисть, надуманные ценности социализма, комсомола и коммунизма почему-то душу не греют, общество вокруг атеистическое, но в сторону красоты Храмов всё же заглядываешься. Красота такая, что и не верится, что это — дело рук человека.

Хочется сказать, что любовь правит миром, она — пронизывающая и вездесущая, без любви ничего не получится, и даже у студента после каждого экзамена радость и желание поделиться с любимым человеком этим событием перерастает в страсть, опять эта страсть… видимо, она тоже стоит рядышком с человеком и тоже многообразна и многогранна, и ещё есть губительная и, видимо, есть благая, все надеются на благую, конечно, но получается то, что получается. В общем, последний экзамен первой сессии сдан, стипуха, как обещают, должна быль повышенной аж на пять рублей, и я сажусь в самолёт, который меня унесёт к любимой школьнице, которая живёт с мамой в городке при моей воинской части, в офицерском городке. Волнующая встреча, что тут говорить, букет цветов куплен по прилёту в аэропорт, но сердечко готово выпрыгнуть, когда нажимаешь на звонок в дверь, за которой живёт твоя избранница, ещё школьница……ух!

Встретили хорошо, её мама, видимо, в шоке, но это уже дела почти семейные. Прикольно оказалось возвращаться в воинскую часть, увидеть всё со стороны, когда тебя ещё помнят не только офицеры и повзрослевшие до дембелей солдаты. И даже свою койку в казарме видеть радостно! Как часто снилась эта коечка «по дембелю», и особенно тот страшный сон, что тебя забрали служить по второму разу, и никто в это не верит, что ты уже тут служил.

Первые студенческие каникулы пролетают незаметно быстро, мои любимые родители, видимо, не успели ещё на меня наглядеться, а уже пора улетать на учёбу в Питер. Провожать пришли те же школьные друзья, и мы выдвинулись в аэропорт, по приезду времени оставалось достаточно, и ресторанчик тут был как раз кстати. Когда вышли из этого «лайнера» — кабачка, то мой самолёт уже, наверное, прилетел без меня в аэропорт назначения, и мне пришлось добираться до места учёбы на поезде, но зато выспался и отошёл от спиртного за эти двое суток. Да…незабываемый первый студенческий отпуск получился.

Глава 5.

Зимой Питер тоже очень прекрасен и уже родной какой-то! Начался второй семестр первого курса, жизнь продолжается и неплохо, студенты — самый любознательный народ в городе, бываем там, где даже коренные ленинградцы не бывали — тока слышали. Надо что-то решать к лету с избранницей сердца, потому что, видимо, залезаю в душу к девушкам, сори, женщинам, ещё ни одной девочки-целочки не попадалось на моём веку, и когда они успевают отдаваться-то! Видимо, поэтому чувствую себя безнаказанным в смысле нравственности и ответственности перед родившимся заново чувством у женщин, и всё же, видимо, восточная кровушка играет, и увеличивается количество подружек, с которыми просто переспал, и любовь с местной жительницей, она же сокурсница, уже выходит на новый уровень, при том, что по ночам в общаге иногда просыпаешься со своими сокурсницами и тебя же вкладывают твоей избраннице в институте, где я спал сегодня ночью. И любовь армейская тоже будоражит перепиской, запутался чё-та, надо, видимо, это прекращать к лету и остановиться на одной избраннице, если, конечно, получится. Во втором семестре, видимо, устали бороться в общаге с нами — армейцами и почти всех приняли в студенческий совет, потому что по возрасту мы были ровня со старшекурсниками, но мы-то — дедушки-дембеля, и брать нас на арапа — не прокатит, сами кого хочешь можем построить и жизни научить.

Теперь мы сами следили за дисциплиной в общаге и раздавали сами наряды за нарушения проживания в общежитии, даже смешно, но так надо, чтоб был порядок, жизнь такая, видимо, кнутом и пряником воспитывается человек в социалистическом обществе. В комнате у меня тоже изменения, остались вдвоём жить, потому что одного собрата за неуспеваемость всё же отчислили из института, и многих — кого за академическую неуспеваемость, остались некоторые, правда, с хвостами ( задолженности после сессии ) и без стипендии, а некоторых — за академическую непосещаемость, таких меньше, но есть. Вдвоём жить стало просторней и, опять же, девчонок привести стало проще, договориться с товарищем погулять пару часиков по общаге — всегда пожалуйста! Самые хитрые прописались с «мёртвыми душами» — это те, кто переехал жить к местной девочке или те, кто снимали квартиру, а прописаны-то были в общаге, тут вовремя подсуетиться — и всё в порядке — живёшь ваще один! Класссссс! Надо будет на следующий год устроить такое. Ох, как иногда сбываются мечты, просто жуть ))). Учёба занимает почти всё время, да и добраться до института — не ближний свет, но в этом городе на Неве, видимо, принято, что если добираешься в пределах одного часа на перекладных, то это нормально, даже близко. Эйфория первокурсника как-то прошла, всё перешло в свой учебный и житейский ритм. С едой тоже более-менее всё наладилось, каждый приспособился, как смог, но бывало у меня, когда совсем опустеешь, то на последний пятачок садишься на автобус — и к двоюродному брату в рабочую общагу. Он к тому времени уже работал инженером на судостроительном заводе, всегда был рад подкормить брата, а иногда и вёл меня в местный кабачок — «Фабрику-кухню» и там уже отрывались по полной до закрытия. Приключений в социалистическое время хватало, после кабака место утреннего просыпания было трудно предугадать, и очень тяжело было ехать, особенно на первую пару, если таковая была ответственная, и её нужно было посетить.

Конец ознакомительного фрагмента.