Точка бифуркации

Андрей Величко, 2018

Бывший советский инженер Сан Саныч Смолянинов, а ныне Его Императорское Величество Александр IV, некоторое время думал, что инерцию истории удалось сломать и точка бифуркации пройдена. Ведь демонстрация военным атташе ведущих стран мира русских ударных самолетов и подводных лодок сумела оттянуть нападение Японии на дальневосточные рубежи. Но после такой явной заявки на вступление в «Клуб сверхдержав» Россией заинтересовались очень крупные игроки… И русско-японская война теперь представляется всего лишь репетицией Первой мировой…

Глава 6

Даже как-то странно: за всю свою вторую жизнь я ни разу не вспомнил песню злостных алиментщиков из первой юности — «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз». Хотя на поездах пришлось поездить не так уж и мало. Не как Вильгельму, конечно, который иногда проводил в своем поезде по три месяца в году, но все же. И в самом начале поездки на Дальний Восток тоже ничего особенного не замечалось — ну еду себе и еду, не в первый же раз. А вот когда кавалькада из пяти поездов (правда, довольно коротких, по шесть — восемь вагонов) проехала Ярославль и взяла курс на юго-восток, в голове сразу назойливо зазвучало: «Колеса диктуют вагонные, где срочно увидеться нам…».

Я помотал головой. Вот же зараза! Будь моя воля, я бы за весь путь вообще ни с кем не увиделся — имеется в виду из начальства городов, которые мы будем проезжать. Но так не получится, к сожалению. Сходить, что ли, в вагон — узел связи?

Как я уже упомянул, направляющийся во Владивосток караван состоял из пяти поездов.

Первым двигался поезд охраны. За ним — свитский, третьим шел императорский, потом следовал поезд обеспечения, в котором я ехал, и замыкал строй еще один состав с охраной. Причем людей в нем было несколько меньше, чем в первом, зато имелся десяток хороших лошадей.

В поезде обеспечения в качестве транспорта наличествовали пять велосипедов, три мотоцикла, багги, легкобронированный автомобиль и два двухместных дельтаплана. И это кроме тех двух автомобилей, что ехали императорским составом. В общем, в случае возникновения серьезной опасности у меня будет большой выбор, на чем убежать. Ну, а пока бежать рано, следовало, пожалуй, лично убедиться, что в радиовагоне все в порядке. И заодно узнать новости, если они есть.

Вагон — узел связи находился через один от того, в котором ехал я, то есть, пардон, Михаил Рольфович Шумахер. Там царила рабочая обстановка, причем, как только я туда зашел, в голове тут же всплыло: «Вы, точки-тире телеграфные, ищите на стройках меня. Сегодня не личное главное, а сводки рабочего дня». Вот интересно, рифмоплет, сочиняя эту бредятину, ржал в голос или у него хватило силы воли делать это только мысленно?

— Что-нибудь, кроме сведений о готовящихся встречах, есть?

— Нет, Михаил Рольфович.

Разумеется, связисты знали, кто это такой на самом деле. И автомеханики, и личный состав маленькой поездной авиагруппы. Не в курсе была только прислуга, едущая в двух последних вагонах.

Со встречами была, конечно, задница. Я еще в прошлой жизни неоднократно видел, как к приезду высокого начальства завешивали облезлые стены домов тряпками с нарисованными на них восхитительными фасадами, без всякой подготовки спешно клали новый асфальт поверх старого и вообще чуть ли не красили траву в зеленый цвет. Несколько раз даже самому приходилось участвовать в строительстве таких потемкинских деревень, и вот снова приходится с этим же сталкиваться. Правда, теперь с другой стороны, ведь это я — высокое прибывающее начальство, но сути дела это не меняет совершенно. Вон, в Красноярске, как мне доложили, собрались спешно строить какую-то триумфальную арку. Блин, зачем, — им что, деньги некуда девать? Ладно бы я ехал именно в Красноярск, но ведь наша кавалькада задержится там всего часов на семь-восемь. Времени хватит разве только на то, чтобы с толком, без суеты повесить на этой арке всех инициаторов ее возведения! Хорошо хоть об этом строительстве удалось узнать заранее, и в Красноярск уже отправлена телеграмма, сообщающая, что мое величество такой бессмысленной расточительности очень не одобряет.

Тут по основному каналу прошел вызов, и дежурный радист начал прием. Причем его наушники были сдвинуты на затылок и пищали так громко, что даже я смог на слух разобрать текст. Радиограмма была от «Второго», то есть председателя КГБ Медникова, и предупреждала, что в Челябинске отмечена активность террористов. Аресты уже идут, но нет гарантии, что до моего приезда удастся выловить всех.

Радист попытался всучить мне текст, но я отмахнулся:

— Слышал уже. Что это оно у вас пищит аж на весь вагон — а вдруг тут по углам прячутся шпионы? Вон же регулятор громкости, на самом видном месте торчит!

— Так ведь, Михаил Рольфович, если его часто крутить, он быстро из строя выходит. Первый уже накрылся, это второй, из ЗИПа.

— Да? Спасибо, не знал. Постараюсь принять меры. Ладно, я пошел. Спокойного вам дежурства!

Шумахер, будучи все-таки не какой-то совсем уж мелочью, а старшим механиком гаража его величества, ехал в отдельном купе, примерно соответствующем СВ более поздних времен. Площадь, кажется, чуть побольше, окно несколько меньше, а так те же самые два дивана и столик между ними. Меня оно вполне устраивало, в прошлой жизни доводилось ездить не то что в плацкартном, но даже в общем вагоне, и ничего.

Так как Алик Романов еще не бывал в этих краях, то есть к востоку от Москвы, то я большей частью смотрел в окно и сравнивал увиденное с тем, что помнил Сан Саныч Смолянинов.

Вокзалы и станции, конечно, заметно отличались, а вот все остальное — не очень. Даже телеграфных проводов вдоль путей было почти столько же, сколько в моих воспоминаниях из иной истории. Правда, там я ездил на поездах только в двадцатом веке, в двадцать первом же обходился автомобилем, электричками и самолетами, так что сравнение было несколько ограниченным. Но, с моей точки зрения, лес вокруг дороги, а в основном там был именно он, за минус сто лет сильно не изменился. Изменилась скорость, с которой он пролетал мимо окна. Сейчас она была где-то километров пятьдесят в час, не больше.

В Челябинске меня, естественно, изображал Серж, а его — подобранный Петром Маркеловичем практически неотличимый двойник. Во всяком случае, я в виде Шумахера с десяти метров поначалу никаких отличий от оригинала углядеть не смог. Зато, присмотревшись, обнаружил, что при желании можно заметить и некоторое сходство со мной. В общем, этот человек изображал из себя не только великого князя Сергея, но, для особо внимательных, еще и меня, переодетого великим князем. Да уж, и где это Петр Маркелович откопал такого талантливого исполнителя? Надо будет предложить ему постоянную работу. Наверняка он сможет изобразить и меня, никем не переодетого и во всем блеске императорского величия.

Охрану вокзала осуществляли местные жандармы, дворцовая полиция и люди из Комитета госбезопасности, причем на виду были только первые. Никаких покушений ни на кого не произошло, но один небольшой инцидент все же случился.

Само собой, все следующие во всех пяти поездах, кроме персон совсем уж высокого ранга, были предупреждены о недопустимости каких-либо несанкционированных контактов по дороге. Но, несмотря на это, официант из вагона-ресторана императорского поезда был пойман при попытке отправить телеграмму. Разумеется, он утверждал, что хотел всего лишь поздравить невесту с днем ангела, но дворцовые полицейские такой нелепой отмазке не поверили и, естественно, арестовали халдея. Но, что интересно, первым мне об этом доложил местный гэбист — как о вопиющем непрофессионализме дворцовой полиции. Нужно же было дождаться, пока он вручит телеграфисту текст, а не спешить, как голые на случку! Кто теперь из этого экземпляра будет выбивать, кого и о чем он собирался предупредить?

Я не только не препятствовал, но даже слегка поощрял соперничество между спецслужбами, поэтому гэбист с чувством глубокого удовлетворения делал бяку конкурентам.

— Вы, господин майор, и будете, — пожал плечами я. И, увидев отирающегося неподалеку знакомого ротмистра из дворцовой полиции, сделал ему знак подойти.

— Что же это вы так поспешили, господин Сазонов?

— Виноват, ва… Михаил Рольфович! Слишком велики зоны ответственности, вот и пришлось привлечь стажеров.

— Все равно нехорошо, так что передайте арестованного господину майору, а то как бы ваши стажеры снова не напортачили.

— Есть, — без всякого энтузиазма в голосе подтвердил ротмистр. Да уж, фитиль от генерала Ширинкина ему теперь обеспечен знатный.

Первая непредвиденная задержка случилась уже после того, как мы проехали Нижнеудинск. Пришла радиограмма, что на участке от Иркутска до Слюдянки, в Верхнем Прибайкальском тоннеле, — обвал. Рукотворный он или нет, выясняется, но на ликвидацию последствий ориентировочно требуется трое суток, но никак не больше четырех. И перед моим караваном встал вопрос: или встать где-нибудь тут, дожидаясь, пока завал разберут, или доехать до Иркутска и стоять уже там, или двигаться с такой скоростью, чтобы оказаться на месте как раз к концу восстановительных работ. Почесав в затылке, я принял компромиссное решение — ехать потихоньку, но все же так, чтобы оказаться в Иркутске несколько раньше завершения работ в тоннеле. Мне хотелось немного посмотреть город, потому как года через три тут начнет строиться крупный авиазавод.

В результате поезда натуральным образом ползли. Я даже подумал, что мой экспромт с собакой — он не такой уж безумный. Скорость вполне позволяет пустить впереди составов какую-нибудь колоритную псину — например, породы чихуахуа. Чтоб, значит, она яростным лаем и впечатляющим видом распугивала террористов.

Это самое, одернул я себя, пора заняться чем-нибудь полезным, а то этак от безделья у меня завтра перед поездами побегут отряды боевых хомячков. И, вздохнув, выложил на стол схему зажигания нового авиационного мотора, разрабатываемого в КБ Луцкого. Это была попытка сделать что-нибудь вроде М-62, разработанного в конце тридцатых годов и даже в двадцать первом веке продолжавшего эксплуатироваться на самолетах «Ан-2», но, похоже, замахиваться на подобные изделия было еще рановато. У Бориса Григорьевича получался скорее предок этого мотора — М-25, то есть мощностью всего в шестьсот, максимум шестьсот пятьдесят сил. Для начала двадцатого века все равно неплохо, но вот его электрическое хозяйство мне не очень нравилось. Так, прикинем, что тут можно сделать…

За работой время пролетело быстро, и к тому моменту, как я смог сочинить более приемлемую схему и даже прикинуть ее реальную конструкцию, уже стемнело, и мне принесли ужин. Ресторана в поезде обслуживания не было, имелся вагон, половину которого занимала кухня, а вторую половину — склад. Народ попроще ходил за пайкой сам, но старший механик был все же фигурой, достаточно значимой для того, чтобы не утруждаться. И не светиться лишний раз на публике, потому как не все знали, кто скрывается под его личиной, и этим «не всем» лучше бы продолжать оставаться в неведении.

Несмотря на почти суточную задержку в Иркутске, по которому я, то есть господин Шумахер, прокатился на мотоцикле, пока Серж, изображающий меня, и его двойник, изображающий самого Сержа, надували щеки перед местным губернатором и его свитой, перед самым тоннелем все равно пришлось постоять часа три. Но, наконец, когда уже темнело, поезда один за одним начали вползать в его вход, а минут через пятнадцать, ибо ехали они медленно, — выползать из выхода.

В Чите наш караван настигла весть о кончине в Китае Ли Хунчжана. Я вообще-то не очень понимал, отчего он был до сих пор жив, ведь в той истории он помер почти одновременно с открытием движения по Транссибу, то есть осенью тысяча девятьсот первого года. Оказалось, что и в этой он поступил точно так же! Стоило открыться движению, и старый хапуга сыграл в ящик. Так и не получив от России ни рубля взяток, хотя жаждал он их больше десяти лет. Вот что животворящее воздержание-то делает! Небось из-за него он тут и проскрипел лишние полгода. Пожалуй, надо подумать, как намекнуть нашим чиновникам, что скромность в запросах очень способствует долголетию. А нескромность, наоборот, не способствует.

Сразу после Читы путь свернул не на северо-восток, как я помнил по своим прошлым путешествиям, а южнее, к границе с Китаем, до которой оставалось километров триста. А потом начнется уже Китайская Восточная железная дорога, про которую я много читал, но, естественно, пока своими глазами не видел. Вот и хорошо, посмотрю в окно, так как горящих технических задач пока вроде нет, а над экономическими, идеологическими и уж тем более организационными ломать голову неохота.

Маньчжурия действительно заметно отличалась от российской территории. Во-первых, тут уже кое-где распустились листья на деревьях, а в Чите еще и снег-то не везде сошел. И вообще земли производили благоприятное впечатление даже на такого дилетанта в сельском хозяйстве, как я. А во-вторых, тут было гораздо больше солдат.

При движении по России они маячили только на мостах и перед въездами в тоннели, а тут попадались на ровном месте через каждые десять-двенадцать километров. Кроме того, вдоль путей постоянно патрулировали конники, а перед нашей кавалькадой ехал бронепоезд — один из двух, имеющихся на КВЖД. Похоже, тут или не очень спокойно, или начальство решило подстраховаться по максимуму, дабы со мной чего-нибудь не случилось. Ведь большинство были моими выдвиженцами, понимающими, что при другом императоре их карьера очень даже может рухнуть.

Цицикар мы проехали, задержавшись в нем всего на час с небольшим, а вот в Харбине планировалось стоять более суток.

В числе прочих императора встречал командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал Евгений Иванович Алексеев. Зная о слухах, что он внебрачный сын Александра Второго, я еще в прошлом году поручил Рите их проверить.

— Вряд ли, — таково было резюме супруги. — Полностью исключить нельзя, мало ли что случается в жизни, но такое очень маловероятно.

Но меня он интересовал не как возможный родственник, а в качестве кандидата в наместники Дальнего Востока, включая, естественно, и Маньчжурию.

Мы с ним неоднократно встречались и в Питере, и даже в Гатчине, так что он с некоторым удивлением приглядывался к Сержу, изображавшему меня. Пришлось подать голос:

— Не волнуйтесь, Евгений Иванович, я вот он. И познакомьтесь с великим князем Сергеем Михайловичем, если ранее не имели такой чести.

— Но… ваше величество… зачем этот маскарад?

— Чтоб враги не догадались. Прошу в автомобиль. Садитесь рядом, будете показывать, куда ехать.

С этими словами я занял свое место за рулем. Мы неспешно, чтобы не отставал конный эскорт, проехали по Вокзальной площади мимо помпезного здания Русско-китайского банка и минут через пятнадцать остановились у здания штаба Маньчжурской группы войск. Именно здесь, а не в поезде и не на вокзале, я собирался основательно побеседовать с Алексеевым и командующим группой войск генерал-лейтенантом Гриппенбергом.

Оба считали, что Япония готовится к войне с нами, причем Алексеев даже высказался в том духе, что, мол, не помешало бы обдумать возможность превентивного удара.

— Думать всегда полезно, — кивнул я, — вот только надо позаботиться о том, чтобы результаты ваших раздумий ни в коем случае не стали достоянием гласности раньше времени. Может получиться не очень хорошо, если Россия будет выглядеть агрессором. Тут, конечно, многое зависит от прессы и прочих механизмов манипулирования настроениями в обществе, но не все. Впрочем, у нас с вами будет возможность обсудить этот вопрос более подробно, потому как я приглашаю вас составить мне компанию до Владивостока.

Собственно, в этом и был смысл того, что Алексееву с моей подачи намекнули — императора лучше встретить в пути. Например, в Харбине. Я действительно хотел поговорить с ним без посторонних и без спешки и, кроме того, составить о нем более аргументированное мнение, чем у меня уже было. А совместная поездка в одном купе этому наверняка поспособствует. Кроме того, не было секретом, что Евгений Иванович любит комфорт и роскошь. Ладно, то, что он там любит или не любит, это его личное дело. Но проверить, сильно ли ему помешают заметно более стесненные условия, чем те, к которым он привык, явно будет не лишним. Хотя, конечно, здесь далеко не общий вагон, а по советским меркам, насколько я себя помнил, поездка в двухместном купе спального вагона воспринималась как роскошь чуть ли не на грани разврата.