Точка бифуркации

Андрей Величко, 2018

Бывший советский инженер Сан Саныч Смолянинов, а ныне Его Императорское Величество Александр IV, некоторое время думал, что инерцию истории удалось сломать и точка бифуркации пройдена. Ведь демонстрация военным атташе ведущих стран мира русских ударных самолетов и подводных лодок сумела оттянуть нападение Японии на дальневосточные рубежи. Но после такой явной заявки на вступление в «Клуб сверхдержав» Россией заинтересовались очень крупные игроки… И русско-японская война теперь представляется всего лишь репетицией Первой мировой…

Глава 1

Кажется, я уже упоминал, что в обязанности императора в числе прочего входила выдача разрешений родственникам на вступление в брак, и это было зафиксировано в соответствующих документах.

Кроме того, аналогичным образом дело обстояло с верхушкой моих спецслужб. На этот счет никаких письменных указаний, естественно, не было, но сути дела это не меняло. До осени тысяча девятьсот первого года эти процессы шли независимо, но в сентябре ситуация поменялась.

Матильда Кшесинская возжаждала выйти замуж и, как оно положено, обратилась с просьбой по команде, то есть к ее величеству императрице. Ну а Рита доложила мне.

— Давай подробности, — попросил я. — За кого она собралась выскочить?

— За Сергея.

— Хитра, чертовка. И, конечно, хочет, чтобы я не гнал Сережу из России, да еще продолжал платить ему великокняжеское содержание?

— Разумеется, а то зачем бы ей был нужен Сергей Михайлович без всего этого.

Немного подумав, Рита уточнила:

— Маля утверждает, что Сергей сам предложил жениться, добавив, что с ней он готов жить даже в нищете.

— Ага, так он ей и нужен, нищий-то. Могу предположить, что ему ответила исходящая высокими чувствами Малечка. Мол, она слишком любит Сережу, чтобы стать причиной таких жертв. Нет, она сейчас пойдет к императрице, упадет ей в ноги и постарается вымолить, чтобы та походатайствовала перед императором.

— В общих чертах так оно и было. Ты не поверишь, как безутешно она передо мной рыдала.

— С какой стати? — удивился я.

— Ну, я попросила показать, как бы она меня уговаривала, не связывай нас служебные отношения. Получилось очень убедительно, я чуть сама не прослезилась.

— Хорошо, я пока подумаю, как эти обстоятельства можно использовать наиболее эффективно, а ты дня через три приведи Малю ко мне.

То, что Матильда в начале встречи несколько робела, было видно. Все-таки это она с императрицей общалась сравнительно часто и накоротке, а со мной такое поведение осталось в далеком прошлом.

— Надеюсь, ты понимаешь, что твоя просьба весьма неординарна, — на всякий случай уточнил я.

— Да, ваше величество. И готова на все.

— Всего мне не надо, но кое-что действительно потребуется. В принципе я могу разрешить подобное, но только своим верным соратникам. Ты к ним уже давно относишься, а вот Сергей — нет. Пока нет, но еще есть время это исправить. Он должен согласиться работать с тобой в паре и на тех же условиях, что и ты. За верность — все, что в моих возможностях, за предательство — смерть. Да и вообще, работа предстоит очень непростая. Он сможет?

— Да, — решительно ответила Матильда. — У меня — сможет.

— Когда он будет готов к беседе со мной?

— Если без спешки, то через неделю, ваше величество.

— Когда мы одни или только с императрицей, я для тебя Александр.

— Спасибо, Александр. А можно к вам обратиться с просьбой? Когда мы одни или с императрицей, не называйте меня Матильдой или даже Матильдой Феликсовной. Если можно, то, как раньше, Малей или Малечкой.

Вот зараза, подумал я и махнул рукой:

— Ладно, иди… Малечка.

Вообще-то Матильду очень вовремя одолели матримониальные желания. Дело было в том, что я, кажется, наконец разобрался, какую роль хочет предложить Японии Англия.

В Лондоне уже убедились, что вовлечение России в любую войну окончательно оформит русско-германский союз, что, естественно, считалось абсолютно нежелательным. Но если таковое произойдет, то к нему надо быть готовым, и сэры во главе с королем это понимали не хуже меня. А какая конфигурация стран могла противостоять союзным Германии и России?

Если только Англия и Франция, то сдаваться можно сразу. У Лондона нет хоть сколько-нибудь приличной сухопутной армии, французов немцы неплохо били и без нашей помощи, а с ней уделают еще быстрее и основательней. Морская же блокада будет неэффективной, ибо и сырье, и продовольствие Германия сможет получать из России. Причем германский флот развивается быстрее английского и лет через десять сможет создать серьезные проблемы для Роял Нэви.

Значит, нужны еще союзники. Первое, что может прийти в голову, и мне именно оно и пришло, — Штаты. Но в Лондоне отлично понимают, что на роль младшего партнера Вашингтон не согласится, но зато в качестве старшего выдоит Великобританию досуха. Кроме того, вряд ли американцы так сразу захотят вмешиваться в конфликт с неизвестным исходом. Скорее всего, они посмотрят, кто берет верх, после чего начнут потихоньку помогать тому, кто проигрывает. Чтоб, значит, война затянулась, а прибыли их торговцев оружием возросли. Так что Лондон вряд ли сможет уговорить Штаты на скоординированное выступление.

Всякие там Румынии, Италии и Дании никто всерьез рассматривать не станет, и в Европе из подлежащих окучиванию держав остается только Австро-Венгрия. Вот такой тройственный союз уже имеет какие-то шансы на победу, но весьма невеликие. Однако если в спину России ударит Япония, то они заметно возрастут. В общем, я склонялся к подозрению, что в Лондоне решили совместить Русско-японскую и Первую мировую войны, но тут была одна тонкость. Она заключалась в том, что Франция отчаянно трусила. И не без причины.

В Париже хорошо понимали, что, как бы ни закончилась война, за время ее протекания большая часть Франции окажется в руинах, ведь основные боевые действия будут, скорее всего, разворачиваться на ее территории. Да и многие еще ясно помнили, каково оно, воевать с Германией. Поэтому Франция не теряла надежды как-то ухитриться привязать к себе Россию, причем настолько, что иногда даже позволяла себе огрызаться на окрики из Лондона.

Так вот, подумал я, а что, если дать лягушатникам реальную надежду? Ну, почти реальную, с виду и не отличишь. Пусть великий князь Сергей для всех станет ближайшим другом императора, его доверенным лицом и чуть ли не фаворитом. Тогда ведь французы, найдя к нему подход через Малю, из шкуры наизнанку вывернутся! Из финансовой, я имею в виду. А это будет очень ко времени, ибо с деньгами у меня, как всегда, ощущается напряг. Да и раздрай в рядах будущих союзников тоже лишним не станет.

Оставалось только понять — сможет ли Сергей, пусть и при всемерной поддержке своей ненаглядной Матильды, сыграть такую роль?

Так что я ждал нашей встречи даже с некоторым нетерпением.

В качестве небольшого аванса прием состоялся в верхнем кабинете, то есть на третьем этаже Арсенального каре. Это был знак особого расположения, потому как из всех моих родственников чести побывать тут пока удостоились только Рита, Мишка и Сандро с Ксенией. Правда, переходить на «ты» я Сергею пока не предложил. А просто взял и честно рассказал, чего я от него хочу, что смогу дать взамен в случае лояльности и что заберу, если она вдруг когда-нибудь кончится.

— Ничего особенного, — уточнил я, — только жизни и имущество. Ваши с Матильдой Феликсовной. Распространять ли это на ваших будущих детей, я еще не решил.

Было забавно наблюдать, как при этих словах изменилась физиономия визитера. Разумеется, Маля уже ему пересказала суть моего предложения, но он, наверное, надеялся, что любимая преувеличивает. А она, оказывается, даже слегка преуменьшала!

— Я согласен, — вздохнул Сергей, — но позвольте задать один вопрос. Неужели правда, что родственные узы для вас ничего не значат?

— Сами по себе — действительно почти нет. Если они подкреплены совместной со мной работой на благо России, то только тогда становятся по-настоящему крепкими. Когда родственники заботятся только о своем благополучии, но не задевают при этом моих интересов, мне они безразличны. Ну, а уж если кто-то ухитрится эти интересы задеть, родственные связи начинают работать как отягчающее обстоятельство. Например, вспомните дядю Алексея. Я не буду уточнять, от чего именно он помер, но сделано это было очень вовремя. Зато вдовствующая императрица для меня ныне — любимая и уважаемая мать. Она вовремя поняла реальную обстановку, и теперь наши отношения практически безоблачны. Вот видите, Сергей, насколько я с вами откровенен? Это потому, что действительно надеюсь — вы сможете стать мне родственником не только по факту рождения.

Так, подумал я, накал патетики пора снижать, а то ведь могу не выдержать и ухмыльнуться в самом неподходящем месте.

— Ладно, хватит о грустном. Давайте лучше подумаем, за какие заслуги Матильде Феликсовне будет пожалован графский титул, дабы ваш брак не выглядел совсем уж неприлично. А потом сделать ее светлейшей княгиней я смогу и без всяких поводов, прецеденты уже были.

Ну да, именно так Александр Второй сделал из княжны Екатерины Долгоруковой светлейшую княгиню Юрьевскую. Правда, она уже давно была его любовницей. Но ведь многие, в том числе и Сергей, считают, что и Маля когда-то давно была моей! Так что все нормально, не будем создавать трудностей на ровном месте.

— Итак, — сказал я после небольшой паузы, — надеюсь, что отныне у меня появился еще один настоящий родственник. Вам надлежит начать впрягаться в государственные дела. Ваш отец, великий князь Михаил Николаевич, в силу почтенного возраста уже испытывает определенные трудности с исполнением обязанностей генерал-фельдцейхмейстера. Подумайте, чем вы можете ему помочь, имея в виду, что скоро главным в российской артиллерии придется становиться уже вам.

Исключительно для публики, мысленно закончил я свою речь. Если Сергей не дурак, то и сам это скоро поймет. Но вряд ли он обидится — во всяком случае, Маля обещала такого не допустить. Впрочем, какую-то малую толику реальных полномочий ему, пожалуй, дать придется. А то вдруг балерина ему все-таки не застила весь свет и осталась маленькая щелка для честолюбия! И если не дать ему выхода, то в конце концов может получиться нехорошо. Как совсем недавно с Поляковым. Врач написал в заключении, что Лазарь Соломонович скончался вследствие приступа грудной жабы. С моей точки зрения, это была чистейшая правда! Жаба его, гада, задушила, решил навариться на кризисе. Не греб бы он так борзо под себя, нарушая наши договоренности, — до сих пор бы был живехонек.

Конечно, я надеялся, что к Сергею такие меры применять не придется, но если он потеряет берега, то о его своевременной кончине позаботится сама Маля, с ней это уже обговорено. Хоть и мелочь, а все экономия для бюджета.

Однако на этом брачные новости не закончились. Дней через десять после встречи с Сергеем мне позвонили из бюро пропусков и сообщили, что без всякого предварительного уведомления приехала моя младшая сестра Ольга. И вот, значит, теперь она там сидит и ревет в три ручья.

— Проводите ее ко мне наверх, — приказал я. В чем тут дело, мне в общем-то было уже известно.

Маман взбрело в голову выдать дочь замуж за принца Ольденбургского. Единственное его достоинство состояло в том, что он жил в России — и, значит, Ольге не придется никуда уезжать. Зато все остальное представляло собой сплошные недостатки. Принц был старым, потасканным, лысым и не сказать что умным. Кроме того, Рита сообщила — ходят слухи о его нетрадиционной ориентации. В общем, мне не понравилось, что мою сестру хотят выдать черт знает за кого, да еще не посоветовавшись со мной и не спросив ее собственного мнения, и я приказал, чтобы слухи побыстрее дошли до Ольги. Вот они, похоже, и добрели.

Вытерев сестре слезы и вообще успокоив (между прочим, девятнадцать лет человеку, могла бы реветь хотя бы без соплей), я спросил:

— Так, значит, жених тебе совсем не нравится?

Ольга энергично закивала.

— А кто нравится?

Казалось бы, самый естественный вопрос, но он поставил сестру в тупик.

— Пока никто, — сообщила она, шмыгнув носом. — Так ведь и нет в России никого равнородного! А уезжать я не хочу.

— И правильно, нечего там, в Европах, делать. Значит, что уж тут поделать — ищи неравнородного. Если найдешь хорошего и способного продуктивно работать на благо державы, дам разрешение на брак.

— Как… я сама должна искать?

— А кто за тебя это будет делать? Нам с Ритой некогда. Маман тебе уже одного жениха нашла. Мало? Могу разве что Мишку попросить.

— Нет, спасибо, — улыбнулась Ольга. — Значит, сама? Но я же не умею!

— Обратись к супруге моего порученца, Юлии Рогачевой, — хмыкнул я. — Или к ее сестре Матильде. Эти мигом научат.

Мой ответ, разумеется, не был импровизацией. Мне уже давно хотелось внести изменения в уложение об императорской фамилии, ибо пункт о равнородстве вступающих в брак в нынешних условиях резко ускорял деградацию той самой фамилии из-за большого числа близкородственых браков. Ладно, мне еще повезло, жена умная и даже почти красивая, дети, тьфу-тьфу, здоровые, но на ком им жениться и за кого выходить замуж, когда вырастут? Причем я точно знал — когда в будущем аристократия почти во всех странах отвергла тезис о равнородстве, ничего страшного не случилось. Скорее наоборот. И, значит, следовало начинать готовить общественное мнение к грядущим переменам в данной области. Про окна Овертона, то есть принцип постепенного расширения пределов допустимого, многие в двадцать первом веке слышали, и я в том числе, — вот, значит, пора теперь применять когда-то полученные знания на практике.

В общем, на вечерней беседе с Рогачевым я ему сообщил:

— Возможно, к Юле скоро подойдет моя сестра Ольга на предмет помощи в поиске мужа. А у меня тут лейб-медик доктор Боткин неженатый! Нельзя ли поспособствовать, чтобы она в конце концов нашла именно его? С Ритой я это уже согласовал, а на днях поговорю и со вдовствующей императрицей.

Да, подумал я, матери в числе прочего надо будет объяснить, что если бы она дала себе труд сначала посоветоваться со мной, а только потом втюхивать Ольге жениха, то и я бы побеседовал с ней перед тем, как ставить задачу Михаилу с Юлией. А так — что получилось, то получилось. Пусть учтет на будущее.