Отдел 15-К. Отзвуки времен

Андрей Васильев, 2021

Чаще всего люди видят только то, что хотят видеть. Такова уж человеческая природа. Ну, а если что им не нужно, то того вроде как и вовсе нет. Да и все бы оно ничего, да вот только зло никогда ни у кого не спрашивает разрешения на то, чтобы быть. Не в его это привычках. Ну, а коли за этим злом ещё и история давняя тянется через века, то уж точно ничего хорошего ждать не стоит. Даже в том случае, если на его пути встанут сотрудники отдела «15-К».

Глава третья

Идолы (окончание)

Надо заметить, что Николаю в этих местах раньше бывать не приходилось. Вот как-то не заносила его сюда оперская судьба. И отчего-то он ожидал увидеть эдакое мрачное место, не слишком ухоженный лес, может, даже отсутствие признаков парковой цивилизации, вроде лавочек, кованых ворот и парковочных мест. Отчего, почему — непонятно. Может, его смутило название? Битца! Будто молотком кого-то по умной голове со всего маху ударили. Битца! На, получи! И не шуми…

Однако же он оказался неправ, причем совершенно. Все там имелось в наличии: и парковочные места, причем бесплатные, и фонари, и автобусные остановки. Мало того, неподалеку и метро имелось, о чем сообщила своим спутникам тетя Паша.

— Как же вам, молодым, стало просто в этот парк ездить, — вздохнула она. — Спустился в метрополитен, сорок минут — и ты здесь. А вот нам раньше… Пока дошкандыбаешь по местным хлябям до того же санатория — замучаешься. Хотя, с другой стороны, тогда тут никакого парка в помине не было.

— Это все здорово, метро и так далее, — согласился с ней Николай, копаясь в смартфоне. — Но чего мы сюда приперлись? Ты говорила про речку Чертановку, верно? Судя по карте, она отсюда неблизко. Разумнее было со стороны Севастопольского проспекта подъезжать, мы тогда здорово дорогу бы спрямили.

— Ты еще со мной поспорь, — с ехидцей произнесла тетя Паша. — Хотя… Если хочешь, валяй разворачивайся и дуй на Севастопольский, а после сам ищи дорогу к Фомичу. А я отсюда пойду. Поглядим, кто первым до него доберется. И вообще куда-то доберется.

— Я с вами, — тут же заявила Женька. — Вот только давайте сначала, прежде чем в лес пойдем, перекусим, а? Вон и палатка стоит. Я эту сеть знаю, у них хорошая шавуха, с нее точно не пронесет.

— Шавуха — это аргумент, — Николай благоразумно решил далее спор с уборщицей не длить. С нее станется его и в самом деле отправить искать свою дорогу через Битцевский лес. А он, судя по карте, был сильно велик. Не тайга, конечно, но тем не менее. И навигатор тут не используешь. Конечной точки маршрута-то нет. — Как, тетя Паша? Есть у нас минут двадцать в запасе? Все равно уже стемнело.

— Да все равно не в коня корм, — старушка скептически оглядела Мезенцеву. — Вроде ведь постоянно жует что-то, а все худющая как не знаю кто.

— У меня мама такая же, — пояснила Женька. — И бабуля. У нас всех вот такой обмен веществ. Семейное это.

— Даже и не знаешь, то ли это проклятие, то ли благословение, — философски рассудила тетя Паша. — Ладно, пошли. Только быстро. Нам до полуночи хорошо бы на месте оказаться. Не стоит Фомича лишний раз в соблазн вводить.

— Не знаю, не знаю. — Николай еще раз глянул на экран смартфона. — Тут хорошо потопать придется. Жень, сколько раз тебе говорить — не хлопай так дверцей! И так микроавтобус на ладан дышит, а спонсоров у нас нет и не предвидится. Сломаешь — за свой счет новый покупать заставлю!

Шаурма и впрямь оказалась хороша — горячая, сочная и ароматная. И как же славно она елась в этот тихий вечер, какие иногда выпадают посреди дождливой осени. Вроде бы все, вроде совсем ушло лето, прикрыв за собой дверь и уступив место бесконечным дождям, слякоти, порывам ветра, несущего с собой запах скорой зимы. И вдруг — бах, и утром горожане видят над собой синее небо, а серый еще вчера мир вдруг раскрашивается багряно-желтыми цветами, да так, что глазам на них смотреть больно. Такое случается нечасто и ненадолго, но если ты смог поймать этот день, как некую волшебную жар-птицу, если не прозевал его, не сменял на сидение в офисе, то, считай, тебе повезло, и эта осень для тебя прошла не зря.

А если еще и вечер сумел захватить, то вовсе молодец. Такой же, как два оперативника и одна уборщица, жующие шаурму, пьющие кофе «три в одном» и следящие за парением листьев, засыпающих аллеи.

— Вон там начинается Ясеневская аллея, — тетя Паша ткнула пальцем в сторону ворот, обозначающих начало парка. — Если с нее никуда не сворачивать, в Чертаново придешь.

— Ого, — прониклась Женька. — На метро если, то половину Москвы объехать придется, а тут, значит, пешком дойти можно.

— Можно, — кивнула уборщица и отхлебнула кофе. — Но нам туда не надо. Мы примем правее, дойдем до Городни, а там… А там разберемся.

— Городня — река? — уточнила девушка и получила в ответ подтверждающий кивок. — Ага, я так и подумала. Теть Паш, доедать будешь?

— Я вообще не знаю, зачем вы мне ее купили? — уборщица пододвинула даже не развернутую снедь оперативнице. — И потом, разве это шаурма? Это даже не дондурмек. Нет уж, такое без меня.

— Абрагим хорошую шаурму делает. — Николай прикончил свою порцию и вытер руки салфеткой. — Язык проглотишь.

— Меня он вряд ли станет кормить, — тетя Паша нехорошо улыбнулась. — Да и я вряд ли стану у него в гостях есть.

Все обстояло именно так. Не совпадали ритмы жизненных сред у шаурмичника-аджина, известного всей ночной Москве, и пожилой сотрудницы отдела, пробежала когда-то между ними черная кошка. Какая, почему — Николай не знал, а спрашивать не хотел. С каких-то пор он вообще стал делить информацию на три основных потока. Первый — общеизвестный, то есть те данные, которые в принципе не являются тайной и, следовательно, находятся в свободном доступе. Второй — личная и тайная информация о ком-то или о чем-то, которая может быть использована в работе, и потому желательная к изучению и осмыслению, причем независимо от того, каким именно образом она будет получена. Все, что хорошо для отдела, то не аморально и не предосудительно, если, конечно, речь не идет об открытой уголовщине. Не для себя, в конце концов, он старается? И наконец, третье направление. Личная и тайная информация, обладание которой принесет больше вреда, чем пользы. Она, как правило, была связана с ближайшим окружением, потому являлась совершенно бесполезной для дела. А иногда и откровенно лишней, ведущей к неприятностям. Вот как сейчас, например. Стоит ли знать, отчего аджин с «Парка культуры» и тетя Паша друг на друга волками смотрят? Ведь может выйти и так, что, поняв подоплеку конфликта, ему придется выбирать чью-то сторону. Да-да, с годами тетя Паша становится все обидчивее, с немолодыми людьми такое случается сплошь и рядом. Возьмет вот и скажет:

— Теперь ты в курсе, выбирай, кто тебе нужнее — я или он!

И что тогда? А Абрагим — это не просто владелец небольшого уличного кафе. Это мостик между Днем и Ночью, нейтральная территория для переговоров, бесценный источник информации и еще много, много чего. Плюс у него действительно отменная шаурма. Другой такой в столице и области нет. А может, и в стране.

Так что, пусть это все останется между ними. Понадобится — позовут, а нет — так и не надо.

— Тетя Паша, а почему вы у Абрагима… — у Мезенцевой, увы, таких принципов, как у Николая, не имелось, потому последнему пришлось срочно принимать меры, а именно взять ее стаканчик с кофе и выкинуть его в мусорное ведро. — Коль, ты чего! Зачем? Я же не допила еще.

— Двадцать минут прошло, — продемонстрировал Нифонтов напарнице циферблат часов. — По дороге доешь. Верно, тетя Паша?

— Верно, верно, — лукаво блеснула глазами старушка и последовала его примеру, а именно тоже отправила картонную емкость в мусор. — Ну пошли, ребятки, в темный лес, полный сказок и чудес. Песню такую в моей юности пели часто хором под гитару. Тут как раз, в санатории, в тридцатые. И что примечательно, некоторые вокалисты тут неподалеку лежат. Тоже в каком-то смысле в лесу.

— Во время войны погибли? — жуя, спросила Мезенцева. — Великой Отечественной?

— До нее, — отозвалась тетя Паша. — Не поняла, о чем я? Ну, может, оно и к лучшему.

Николай понял, но комментировать сказанное никак не стал. Да и что тут скажешь? Чтобы по справедливости оценить все, что случилось в ту эпоху, надо было в ней жить. Только тогда возможно отделить правду от лжи, да и то не факт, что получится. А уж из нынешнего времени, как ни вглядывайся в тени прошлого, все равно ничего уже не разглядишь, а потому волей-неволей начнешь повторять все то, что тебе вдалбливает неугомонное ТВ через сериалы, аналитические программы и прочая, прочая, прочая.

Но одно Николай знал точно — это было время гигантов. И в разрезе страны, и в разрезе отдела. Он много дел той поры перечел, еще когда в дежурке сидел, и, отталкиваясь от наработанного за прошедшие годы опыта, теперь точно мог сказать — отчаянной смелости и отваги были тогда сотрудники. Они, нынешние, тоже не трусы, но все же в иных случаях могут и отступить, и на компромисс пойти. А те, из тридцатых, полутонов не признавали. Или так, или никак.

За всеми этими раздумьями Нифонтов даже и не заметил, как они вошли в лес. Весьма комфортабельный, следует признать. Фонари, лавочки, дорожки асфальтированные. По такому бы с Людмилой прогуляться как-нибудь, так, чтобы не спешить никуда, не ловить никого. Просто идти и идти, беседуя о всяких пустяках, шуршать опавшей листвой, фотографироваться на фоне особенно красивых деревьев. Короче, быть как все.

Только вот вряд ли такое возможно. Он тут, Люда там, в своей деревне, и никаких перспектив на воссоединение пока нет. Не желают ее отпускать из ковена безданно, беспошлинно, а та цена, что ему была названа… Ее он не примет.

Потому тупик. Но это пока. Раньше или позже все равно какой-то шанс разорвать этот круг появится, пусть маленький, пусть единственный, но он будет. И тогда важно его не проморгать.

— Вот тут поворачиваем, — скомандовала тетя Паша минут через десять, подсвечивая фонариком, который она извлекла из сумки, узенькую дорожку, которая лихо виляла между деревьев. — Евгения, не спи, замерзнешь.

— Ага, — зевнула Мезенцева. — Просто вторую ночь шастаем по каким-то ебе… Кхм. Закоулкам. И тропинкам. Если еще и завтра то же самое повторится, то я заору.

— До завтра дожить надо, — без тени иронии сообщила ей тетя Паша. — Фома Фомич — хозяин вздорный, он, бывает, гостей своих жалует, а бывает, и нет. Все от настроения зависит. Я всяко выберусь, такая уж мне судьба отмеряна, Коля тоже, он хитрец еще тот, знает, когда надо бежать, а когда стоять, а вот ты со своей расхлябанностью — не факт. Если только мы же из жалости тебя и вытащим.

— Надо было хлебца взять, — подсвечивая фонарем, который он включил на смартфоне, раскидистые деревья, произнес Николай. — Местному лешему им поклониться.

— Не надо, — отмахнулась старушка, шустро шагая впереди. — Не нужны местному лешему подношения. Да и нет тут такого давно. Был, да весь вышел.

— Это как же так? — изумился Нифонтов. — Лес — и без Хозяина?

— Хозяин есть, — тетя Паша ловко перепрыгнула через небольшой ручеек. — Куда он денется? Фомич тут главный, от края и до края. Все здесь его: и лес, и речки, и дороги, и живность. Захочет — ты до нужного места быстренько дойдешь. Не захочет — ввек до цели не доберешься.

— Забавно, — призадумался Нифонтов. — Так-то вроде все в стандартную схему укладывается, по всему выходит, что все равно твой Фомич — классический лешак. Вот только речки, с ними как? И еще ты сказала, что он многое знает из того, что в городе происходит, за тем мы к нему и топаем. А лесные Хозяева на все, что за пределами их владений, чихать хотели.

— Странно, да? — хихикнула старушка. — Вот и мы тогда понять не могли, с чего это по всем параметрам обычный лешак вдруг такую власть взял, да еще в чужие дела стал нос совать.

— И почему? — подключилась к беседе Мезенцева.

— А вот так, — уклонилась от ответа тетя Паша. — Потому что. Вот, почти пришли. Там поляна, кажись. Третья из четырех.

— Я вообще перестала что-то понимать, — пожаловалась Мезенцева напарнику. — Вот как с ней работать?

— Вдумчиво, — серьезно ответил ей Николай. — Без спешки и рефлексии. Тогда раньше или позже ты получишь ответы на все вопросы.

— Именно, — повернув голову, уборщица одобрительно глянула на оперативника. — Молодец. Ну а что до порядкового номера поляны, так тут все просто. Время — вот та шкала, по которой многое меряется, в том числе и капища, коих в этом лесопарке четыре. Их не одновременно наши пращуры закладывали, поскольку капище — это вам не дом типовой застройки. Первым стало место, где в совсем уж старые дни схоронили павших в бою воинов. Оно расположено как раз у того входа, про который Колька упоминал, у Севастопольского проспекта. Сейчас его называют урочищем Сеча, вот только никто не помнит о том, с кем именно рубились тогда лучшие бойцы вятичей, что именно защищали и кого на нашу землю не пустили. Хотя, как в случае с Бутово и Коммунаркой, может, оно и к лучшему, иные события лучше не поминать всуе и вслух. Иногда неосторожное слово может много вреда наделать. Главное, не забыли потомки предков, помнят, что те здесь умерли, не отступив и родной земли не предав, вот уже и ладно.

— Можно было стороной обойти, — предположила Евгения. — Ну, это капище.

— Можно, — согласилась тетя Паша. — Но все равно не хочу я там появляться. Скверные воспоминания, знаете ли. Второе капище можно забыть, на его месте теперь мебельная фабрика расположена. Третье — здесь, мы почти пришли. Ну а четвертое на Лысой горе, в резиденции Фомича квартирует. Его опальные волхвы в свое время сварганили, те, которые от князя Владимира ноги успели унести. И попасть туда можно только с личного разрешения Хозяина этого леса. Нет, на гору вскарабкаться любой может, это пожалуйста. Но увидеть то, что там находится на самом деле, можно лишь по воле местного владыки.

— Типа это телепорты? — выпучила глаза Мезенцева. — Да ладно!

— Меньше кино смотри, — порекомендовала ей тетя Паша. — А ну, тихо!

Откуда-то издалека, с востока, до них донесся протяжный то ли вой, то ли плач.

— Очень любопытно, — уборщица поджала губы. — Однако совсем, видно, Фомич сбрендил, раз подобную живность тут терпит.

— Волк? — чуть испуганно осведомилась Мезенцева у напарника. — Да? Офигеть!

— Да откуда тут волк? — засомневался тот. — С ума сошла? Хоть сто раз будь этот Фомич тут владыкой, все равно власти такого бы не допустили. Против столичной мэрии и Собянина ни один леший не пляшет, это уж будь уверена. С ними даже Ровнин не всегда решается спорить.

В тот же момент раздался еще один такой же звук, но уже с другой стороны парка.

— Не нравится мне это все, — ощутимо напряглась тетя Паша. — Хорошо хоть, уже почти пришли.

Само собой, никакого страха она не испытывала, о подобном даже речь не шла. Атрофировалось данное чувство у этой безобидной на вид бабульки за долгую, долгую жизнь. Потому что если тебя раз за разом судьба лупит со всей дури куда только можно, то ты либо ломаешься, либо привыкаешь держать удар, и после этого напугать тебя чем-то становится крайне сложно.

Тропинка, уже совсем почти неразличимая среди травы, вильнула еще пару раз, огибая непролазные заросли разросшегося орешника, и привела сотрудников отдела на небольшую и, на первый взгляд, идеально круглую поляну, при первом же взгляде на которую Мезенцева уважительно присвистнула.

— Однако, — сообщила она спутникам. — От души тут родноверы потрудились!

И следует признать, что данное утверждение имело под собой основание, так как на поляне стояли, глядя вроде бы как в разные стороны, а то и друг на друга, десятка полтора деревянных идолов, причем вырезанных крайне искусно, явно с душой. Так сказать, для себя.

Но вот что интересно, смотрели-то они кто куда, но по факту перекрестье их взглядов в итоге скрещивалось на центре поляны.

— Ну, может, это и не их творчество, — усомнился Николай. — Сейчас подобные забавы вообще в моде. Наше славное прошлое, славянские скрепы, тропами предков и так далее. Опять же, под этим соусом бюджет осваивать удобно, никто же не знает, сколько стоит, например, Перуна вырезать? Да еще вон, гляди, здоровенного какого. Здесь тебе не асфальтирование или озеленение с известными всем рыночными ценами.

— Это не Перун, это его брат Даждьбог, — поправила его тетя Паша, уже вышедшая на середину поляны, где на ней, казалось, скрестились взоры большинства идолов. — Выучи наконец, кто из них есть кто, важное ведь знание. Раз подобное простится, два простится, а на третий кто знает, что может случиться? Да, я знаю, что ты подумал. Ничего не случится, данные боги давным-давно ушли в историю, тем более что тут даже не идолы, а так, их муляж. Верно?

— Ну…

— Да, это новоделы. Вот только земля под ними та же осталась, по которой ноги этих богов ступали. Не так важно, когда, где и кем овеществленный символ сработан, важно, откуда он силу черпает. Ладно, не суть. Сюда идите.

После того как молодые люди выполнили ее просьбу и тоже оказались под перекрестным взглядом мрачно выглядящих в ночной темноте идолов, тетя Паша вздохнула и громко произнесла:

— Фома Фомич, привет тебе. Открой мне дорогу в свой дом, поговорить надо.

И — ничего. Тишина стояла вокруг, только где-то неподалеку филин отрывисто ухнул.

— Хватит старые обиды поминать, — уже более властно повторила женщина. — Было и прошло, что через столько лет крайнего выискивать? Раз сама пришла, значит, есть на то повод. Открывай путь, говорю! Обещаю, вреда тебе никакого нынче не причиню и неволить никак не стану. Просто потолкуем о том и о сем. И не без выгоды для тебя.

И снова ничего не произошло.

— Да чтоб тебе, старый ты хрыч! — топнула ногой тетя Паша. — Сказано же, разговор важный! Хорош уже припоминать то, что я тебе тогда…

Деревья неподалеку от сотрудников отдела странно скрипнули, словно дверь на несмазанных петлях, после качнулись, и на поляну кубарем вылетел невысокий старичок в когда-то добротной, а теперь разодранной, а местами и окровавленной одежде.

— Фома? — изумилась тетя Паша. — Слушай, в подобные крайности-то впадать все же не стоило. Нет, мне как женщине, безусловно, приятно, что ты, забыв все наши разногласия, вот так, раздирая в клочья вещи и кожу, мчишься сюда, наплевав на любые преграды, но можно было ограничиться чем-то менее зрелищным. Например, просто открыть короткую дорогу на твою гору. И все. Хотя столь пылкие чувства, разумеется, достойны всяческого…

— Какие чувства? — фальцетом завопил старичок. — Ты о чем? Нет у меня никаких чувств к тебе, и не было никогда! И быть не могло! Ты человек, а я нет. Ерунда какая! Да я разве что убить тебя хотел пару раз, вот и все чувства!

— Красивая сцена могла получиться, — чуть расстроенно сообщила присутствующим Павла Никитична, довольно кокетливым жестом поправив волосы. — Академическая. Давние друзья-неприятели встречаются вновь и все такое. У меня ведь, Коля, немалый сценический дар имеется. Помню, мы с Константином Сергеевичем как-то в «Савое» шампанское употребляли по зиме, он мне так и сказал: «Вот тебя, Павла, ничему учить не надо, не то что иных актерок». Хотя, может, он и не это имел в виду, конечно. Мы с ним тогда… Кхм… Н-да. Но он был гений, а их поди пойми. Ладно, не суть. Фомич, если дело не во мне, то отчего ты такой замурзанный? Словно волки тебя зубами драли, честно слово.

— Они и драли! — заорал в голос местный Хозяин. — Только не простые, а оборотные. Меня! В моем доме! В моем лесу! Как зайчишку! Каково?

Николай и Евгения недоуменно смотрели на него и не могли поверить в то, что именно это и есть Фома Фомич, тот самый, про которого им рассказывала уборщица. Они ждали увидеть эдакого Темного Властелина местного разлива, повелителя лесов, рек и капищ, а получили замызганного, да еще и перепуганного, старикашку.

— Зело борзо, — оценила его слова уборщица. — То-то мне вой не понравился. Стало быть, все же оборотни.

— Все препоны поломали, все запоры да замки сорвали, тайные и явные, — бормотал Фома Фомич, вставая на ноги. — Ничего их не сдержало. Ничего! Что нож сквозь масло, через лес прошли и прямо к моему дому выбрались. Чудом улизнул.

— Выходит, кто-то им помог, — резонно заметила тетя Паша. — Рубль за сто даю.

— Выходит, — хозяин Битцевского парка на секунду задумался, а после как-то по-другому, по-новому глянул на отдельскую уборщицу. — И не ты ли этот «кто-то», а? А что, с тебя станется, ты ведь тоже та еще волчица. Так ведь тебя Иннерхайб прозвал после того, как ты за бриллиант Абрамелина в Марьиной роще сначала глотку Форшу перегрызла, а после и его самого чуть на тот свет не спровадила? Так, может, ты этих головорезов на меня натравила, а теперь здесь стоишь и делаешь вид, что ни при чем?

— Совсем ты рехнулся? — возмутилась тетя Паша. — Никогда за мной такие штуки не значились, даже в старые годы. А уж теперь-то… Я, знаешь ли, себя уважаю. А что до Форша, патроны у меня тогда кончились, нож я еще раньше в чьем-то трупе оставила, вот и пришлось зубы в ход пускать. Нельзя было его живым оставлять, опасен он был для нашего дела. Но это все к делу не относится. Ты другое скажи — чего они от тебя хотели-то?

— Убить! — взвизгнул Фомич. — Что же еще?

— Да чем ты, пенек трухлявый, мог им помешать? — насмешливо осведомилась старушка. — Им твой лес даром не нужен. Это же город, а оборотни их терпеть не могут. Особенно волкодлаки. Темнишь ты. Ой, темнишь. Говори, огрызок, что им нужно!

— Да пошла ты! — старик встал с земли и зло зыркнул на собеседницу. — Не твоего ума дело! И вообще, пропадите вы все пропадом! Вы, они… Все! Ненавижу!

Последнее слово старичок не столько произнес, сколько выплюнул, а следом было собрался покинуть круг идолов и снова скрыться в лесной чаще, вот только не успел, потому что на поляну одна за другой скользнули шесть серых теней.

Волки. Вернее, оборотни. Здоровые, поджарые, зубастые, с лобастыми головами и нехорошим блеском в глазах.

— Догнали, — проскулил Фомич. — И все из-за тебя! Всегда ты мне, Павла, неудачу приносила. Дурной у тебя глаз.

— Нормальный у меня глаз, — неторопливо проговорила старушка. — Обычный. А в своих бедах себя вини. Ты же всегда хотел сидеть выше других? Вот и результат. Мало того, ты и нас, похоже, с собой на тот свет утащишь. Знаю я этих тварей, они свидетелей не оставляют.

— Теть Паша, плохо дело, — Нифонтов внимательно следил за волками, которые преувеличенно неторопливо окружали небольшую компанию, стоящую среди идолов. — Двоих я, если очень повезет, уработаю, но не больше.

— И пули у нас не заговоренные, — добавила Мезенцева. — Чего не взяла, дура? Ведь думала же.

— Сама же сказала — дура, — тетя Паша пихнула ногой старика, который мешком осел на землю и жалобно всхлипывал. — Что, владыка земель, рек и леса, обгадился уже от страха? Говори, чего им от тебя надо?

— Амулет, — ответил ей вместо Фомича один из волков. Вернее, молодой человек, который невесть когда успел сменить серую шесть на вполне пристойный костюм, а звериный оскал — на весьма приветливую улыбку. — Нам нужен амулет, который он присвоил себе давным-давно.

— Не присвоил, — неожиданно подал голос старик. — Он — мой. По праву! Был ничей, я его нашел!

— Еще раз предлагаю — отдай его нам добром, — повторил оборотень. — И никто этой ночью в твоем лесу не умрет.

— Что-то подобное Барченко тогда и предполагал, только проверить его гипотезу мы не успели. Сначала Азия, потом Тибет, а после и вовсе не до того стало, — сузила глаза тетя Паша и рывком подняла слабо сопротивляющегося Фомича на ноги. — Верно он говорил, не бывает такого, чтобы обычный лесовик ни с того ни с сего такую силу обрел, которая позволит ему исконное призвание отбросить без малейшего для себя вреда, а после еще и к власти над людьми начать тянуться.

Она распахнула подранный старомодный пиджак, рванула косоворотку, и луч фонарика блеснул на красных камнях, вделанных в серебряный кругляш, висящий на шее старика. Очень тонкой работы кругляш, со странными и непонятными символами, вырезанными на его краях.

— Амулет берегини, — выдохнул волк. — Отдай нам его, мать. Отдай, и мы уйдем. Порука — мое слово. Ты знаешь наше племя, мы всегда делаем то, что обещаем.

— Мое! — проныл Фомич. — Не смей! Прокляну!

— Срать я на тебя хотела, — отмахнулась от него тетя Паша. — Меня после Кольского ничем не напугаешь, особенно проклятием. Ты тамошним обитателям в подметки не годишься, лихоманка лесная.

— Отдай! — пролаял еще один из волков. — Или умрете.

— Все против вас, мать, — поддержал его вожак, подходя все ближе и ближе. — Даже будь вас вдвое больше, мы все равно взяли бы верх. Вы остановились не там, где следует. С вами только оружие. С нами — новая сила и старые боги. Мы — их дети, и они это знают.

Волк не врал и не пугал. Николай увидел, как деревянные столбы, на которых неумело были вырезаны гротескно выглядящие в ночной темноте лики, начали оживать. Нет-нет, они не двигались, не выкорчевывались из земли, ничего подобного. Но вот их глаза уже не казались мертвыми, они наливались недобрым багровым светом, и смотрелось это довольно-таки жутко.

— Они не выпустят вас с этой поляны, — все еще миролюбиво пояснил оборотень. — А после в дело вступим мы. Зачем эти жертвы? Да и моей стае проблемы ни к чему. Наш вожак не боится господина Ровнина, которому вы подчиняетесь, но он его уважает.

— Сдается мне, что ваш вожак уже не самый главный, — подбросила на ладони амулет тетя Паша. — Но один оборотень не сможет назвать своим предмет, которым некогда владела берегиня. Он просто никого из вас не примет, сразу же учуяв, что в ваших венах течет звериная кровь. Для кого ты его добываешь, воин? Кому понадобилась сила тех, кто давно ушел из этого мира?

— Я это делаю для своего рода, мать. И в его славу, — с достоинством ответил оборотень, сделал еще пару шагов и протянул руку. — Отдай мне амулет и ступай домой. Ночь холодна, а ты уже немолода. Надо себя беречь.

— И то правда, — поежилась старушка. — Зябкая нынче ночь. Ладно, держи.

Амулет, звякнув цепочкой, лег в ладонь оборотня, тот белозубо улыбнулся, задрал голову вверх и издал протяжный вой, в котором слышалось ничем не скрываемое торжество.

Глаза идолов на миг вспыхнули нестерпимо ярким белым пламенем, а следом за тем погасли. Они опять превратились в обычные деревянные столбы, изукрашенные незамысловатой резьбой.

— Ты обещал, оборотень, — холодно произнесла тетя Паша. — Уходи, тебя тут больше ничего не держит.

— Мы не люди, — юноша убрал амулет в карман и склонил перед старушкой голову. — Мы знаем, что такое держать слово. И мы знаем, что такое уважение к врагу, особенно такому достойному, как ты, вечная мать.

Короткий серебряный росчерк — и вот стая из пяти волков следует за лидером, уносящим прочь с поляны свою добычу.

— А-а-а! — в небо рванулся крик Фомича, следом за тем он принялся кататься по земле и молотить ее кулаками.

— Иногда противнику симпатизируешь больше, чем союзнику, — заметила тетя Паша, глядя на разбитого горем старика. — Н-да. Знаете, что я вам скажу, ребятки? Не обманули Олега предчувствия.

— Какие? — уточнил Николай.

— Скверные. Ну, не просто так он на нас всех собак нынче спустил? Так у него психика реагирует на действительно серьезные неприятности, которые вот-вот пожалуют в гости. Вроде вот этих. Фомич, заканчивай орать. Ты жив, мы живы, а амулет все равно раньше или позже у тебя кто-то да отнял. И вообще радуйся, что у нас в тридцатых до него руки не дошли, ты благодаря этому с ним целый век в обнимку провел.

— Точно! — оживилась Мезенцева. — Тетя Паша, можно вопрос?

— Теперь уже да, — вздохнула уборщица. — Мы не спешим. Нам же этого паразита опросить все равно надо, а он вон в прострации.

— Вот ты там про какого-то Константина Сергеевича говорила. Ну, что шампанское с ним пила и так далее. А он кто?

— Театральный режиссер, — ответила старушка. — По фамилии Станиславский. Слышала про такого? Но он не современный. Давно уже умер.

— Ну да, — ответила Женька, но некоторая неуверенность в голосе имелась. — Нет, точно. Знакомая фамилия. Так-то я театр не очень люблю, но про него слышала.

— И слава богу, — усмехнулась уборщица. — Хоть что-то. Коль, может, ты Фомича пнешь как следует пару раз, а? Боль дивно снимает нервные стрессы. Я это точно знаю, не раз проверяла на практике.