Серебряный бумеранг

Андрей Бондаренко, 2010

Далёкие северные острова, по которым разгуливают белые медведи. Серебристые НЛО, «грибы», поднявшиеся над островами после взрывов непонятных бомб. Берия, Мессинг и Ворошилов. Тайные лаборатории острова Узедом. Аргентинская пампа и парагвайская сельва. Ядовитые змеи и кровожадные кайманы. Погони и перестрелки. Дуэли на навахах. Землетрясения и призраки. Высокопоставленные нацисты, взорванные с применением нитроглицерина… Но всё это – даже вместе взятое – ничто. Ничто – по сравнению с её огромными, тёмно-зелёными глазами. Глазами Небесной Принцессы…

Глава пятая

Верные друзья и застенки гестапо

Внешне всё выглядело вполне благопристойно: молодые и симпатичные мужчины «слегка за тридцать», одетые в неброскую штатскую одежду, неподвижно стояли друг напротив друга и дружелюбно молчали. Чего тут, казалось бы, необычного?

Если с одной стороны посмотреть, то ровным счётом ничего. А с другой стороны, благопристойно — это если минуту молчать, ну, две, три, четыре….

А когда — десять, двенадцать? Это уже странно, по меньшей мере: внимание нездоровое привлекает, подозрения разные — навевает…

Вот и в тогда наметилось определённое общественное недопонимание: официанты едва слышно зацокали, подавая друг другу сигналы тревоги, шумная четвёрка армейских офицеров внезапно замолкла и затаилась, балуя установившуюся чуткую тишину лишь едва слышным, подозрительным и тревожным шёпотом…

Третьяков первым пришёл в себя (или же, всё давно знал и просто играл по заранее выученному сценарию?), и громко заорал, нарочито привлекая всеобщее внимание:

— Оскар, старый вонючий павиан, сто чертей тебе в рваные штаны! Тебя же убили тогда, на поганых Филиппинах…. Мне так и сказали в Маниле, мол, утонула твоя яхта. Взорвалась — и сразу — утонула! Чтоб мне всю оставшуюся жизнь питаться сырой акульей печенью! Кальмара восьмиглазого — через узкий клюв! Так ты живой, братишка?!

Денис бросился (искренне — бросился!) в крепкие объятия Гарика, и заорал, сразу же смекнув, что все старые легенды до сих пор живы и действенны:

— Пошёл к китовым метровым глистам, старый ты перец! Это я-то — погиб? Конечно же, жив! А ты-то? Это же тебя тогда английская подводная лодка покрошила из пулемёта в труху полную! Штафирка штатская, неполовозрелая…

Свидетелей этой знаменитой встречи было и не сосчитать. И большинство из них — откровенные агенты той, или иной специальной службы. Что-что, а в расходах на всякие там службы Тысячелетний Рейх никогда не скупился…. Чем громче они с Третьяковым орали, тем больше разных неприметных серых личностей просачивалось в скромный кабачок.

«Бывает», — подумал Денис. — «Бывает — всякое. Только к этой непреложной истине ещё надо привыкнуть…».

Постепенно праздник встречи двух старинных друзей превратился во всеобщий: военные, штатские, непонятно-подозрительные личности безостановочным потоком подходили к ним, громко восторгались, слушали байки о таинственных и загадочных Филиппинах, желали всего хорошего, сочувствовали, высоко поднимая бокалы, завидовали…

О, эти бесконечные воспоминания — о вчерашних и позавчерашних совместных подвигах! Особенно, если эти подвиги касаются насквозь экзотических мест: никогда не засыпающие шумные джунгли, прохладные подземные пещеры, юные и грациозные туземки — на белоснежном песке заброшенного пляжа, зелёно-синие моря, отливающие серебром — на закате трудного дня…. Тосты, тосты, тосты…

В какой-то момент всеобщего братания Третьяков горячо зашептал Денису в ухо:

— Теперь можно и к дому двигать…. Только ты, командир, притворись мертвецки пьяным, шатайся посильней. Свороти чего-нибудь там из мебели…. Всё, давние друзья следуют на стационарную базу. Тупо и тихо следуют, на автопилотах…. Никого не трогают…. Ну, командир, готов? Тогда — полный вперёд. Но, с оглядкой…

— Герр Шумахер! — нечаянно и громко вспомнил Денис, безжалостно опрокидывая на пол журнальный столик розового дерева со всем, что на нём располагалось. — А что у тебя с личной жизнью? Нет, ты ответь! Как это — женат? Где же она, твоя дорогая женушка? Желаю незамедлительно познакомиться с женой моего лучшего друга! Да и заночую у вас, если что…. В санаторий пошлём кого-нибудь…. Халдея дешёвого, что первым подвернётся под руку…

Третьяков тут же подхватил эстафету:

— Кто у меня жена, спрашиваешь? Скажу, от зависти сдохнешь, гнида испанская, недоперчёная! Австралийка настоящая, в третьем поколении! Зовут — Эдит Гражар. В Германии возглавляет «Австралийский Фашистский Союз»…. Вот оно как! Правда, редко видимся: Эдит всё в Берлине пропадает, партийные дела, всё такое.… Но сейчас она в Вольгасте. Повезло тебе, дон Оскар! Сейчас ещё чуть-чуть выпьем с господами офицерами, и поедем знакомиться…. Официант, ещё две бутылки шампанского! Быстро у меня!

Всё было абсолютно нормально. Легально напились, так что — и права имеются…. Подумаешь — всякие разные, вместе с их речами…

— В жопу, господа!!!

— Человек, такси!!! Жду тридцать секунд, потом стреляю…

Подошло такси: за рулём — морда. Хитрая такая морда, якобы простая и добродушная. Гарик пихнул локтём в бок, мол, дерьмо подсовывают, бди, соответствуй…

Так и ехали, перебивая друг друга рассказами о филиппинских делах давно минувших дней: богатые клады, таинственные подземелья, морские бои и сражения и, понятное дело, девчонки. Белые, розовые, жёлтые, коричневые, чёрные, доступные… И, наоборот, совершенно неприступные, опять — доступные…

Подъехали к среднестатистическому немецкому коттеджу: светло-бежевая пупырчатая штукатурка, тёмно-красная черепичная крыша, высокий — в полтора человеческих роста — кованый забор, увитый до половины ярко-зелёным весенним плющом.

Радостно хлопнула входная дверь, по садовой дорожке, выложенной красно-кремовой испанской (в этом Денис разбирался) керамической плиткой, прошелестели быстрые лёгкие шаги.

— Фриц, это ты? — взволнованно и радостно спросила женщина, чьи полные белые колени смутно угадывались в густых вечерних сумерках. — Ты немного выпил, дорогой? Ты с гостем приехал? Тогда проходите в дом сами…. Мне нужно переодеться, я то думала, что ты, дорогой, вернёшься один…

Шатаясь и усиленно поддерживая друг друга, Денис и Гарик выбрались из машины, и, одарив мордатого шофёра щедрыми чаевыми, направились к гостеприимно распахнутой калитке.

— Чёрные дразнящие глаза, в упор смотрящие на меня. Гибкий тонкий стан — на фоне белоснежного заброшенного пляжа…, — громко и душевно выводил Третьяков. — Эдит, моя яркая звезда! Угадай, кого я привёз к тебе, девочка?

Эдит выглядела просто бесподобно: рыжая грива, ниспадающая до самой попы, длинное чёрное японское кимоно, расшитое разноцветными жар-птицами. У крыльца коттеджа они немного поорали нестройным хором: о верной дружбе, о незабываемых временах юности, о сказочных далёких краях, расположенных где-то там, в немыслимой дали…

Вошли в дом, громко хлопнула одна дверь, потом — вторая, отделяющая основное помещение от небольшой, метров в семь квадратных, тесной прихожей.

«Прямо как в русской деревне, самые натуральные сени», — машинально отметил Денис. — «Не удивлюсь, если Гарик сам и спроектировал данное строение».

В холле — в семирожковой люстре — тускло горела единственная лампочка, зато расставленных по всем углам и поверхностям подсвечников — с зажженными толстыми свечами — насчитывалось полтора десятка. Светло было в комнате: по центру — большой полукруглый камин, сложенный из зеленоватых ребристых камней, справа располагалась аккуратная кухонька, слева — столовая с овальным обеденным столом и десятком деревянных массивных стульев, обитых красной и бордовой кожей.

Эдит, демонстративно приложив палец к губам, достала из кармана кимоно плоскую чёрную коробочку с узким экраном посередине. Внимательно всмотрелась:

— Всё нормально. Можно спокойно и вдумчиво поговорить.

Тут уже обнялись по-настоящему, сбросили верхнюю уличную одёжку, скупыми слезами, что называется, плотно переплелись…

— А дети? — немного осмотревшись, спросил Денис.

— Дочка, — Третьяков с гордостью кивнул на висевший над обеденным столом поясной портрет — полтора метра на метр. На холсте был изображён натуральный ангел: в пышных кружевах и мелких тёмно-рыжих кудряшках, со щербатой широкой улыбкой, возрастом — года в два с половиной, не старше.

— Сейчас, — Гарик заговорщицки переглянулся с женой, — мы её в Австралию отправили, к тётке. Типа — в Австралию. Типа — к тётке, — зачем-то уточнил.

Денис коротко рассказал о своих делах последних лет, попросил ответить тем же.

— Рассказ будет совсем коротким, — сразу же предупредил Третьяков. — Тогда, в филиппинской тропической бухте, меня действительно очень сильно зацепило, шесть раз, — покосился на чёрную перчатку, выглядывающую из правого рукава своего серого в ёлочку пиджака. — Когда вы подплыли на «Стреле», я, очевидно, был без сознания. Автоматически держался за сиденье внутри перевёрнутой и полузатонувшей лодки. Так бывает, как выяснилось…. Потом лодку сильным течением вынесло к ближайшему берегу, до которого всего-то с километр и было. Туземцы племени менго её выловили, ну, и меня вместе с ней. Раны залечили местными лекарствами, правую руку, правда, пришлось отрезать. Без наркоза, естественно…. Удовольствие, доложу тебе, командир, гораздо ниже среднего. Да ладно, лучше уж так, чем в аду прыгать по раскалённым скользким сковородкам. Диверсантам, понятное дело, рай не светит.… А ещё через два месяца меня нашёл тамошний советский резидент: подробно объяснил некоторые важные детали, задачи поставил чёткие…. В Пенемюнде я прибыл в марте сорок первого года, за три с половиной месяца до начала войны. Пенемюнде — это такой компактный район в Северной Германии (хотя и городок одноимённый существует), куда входят: материковое побережье с устьем несерьёзной реки Пене, большой остров Узедом и куча мелких островов — и безымянных, и имеющих официальные названия…. Тогда тут всё было совершенно спокойно и безобидно. Обычная глухая и беспросветная провинция. Какое такое — «Оружие возмездия»? И не пахло им. Но наши, похоже, что-то такое уже ощущали, к чему-то нехорошему готовились…. Так вот, по легенде я был очень опытным и известным геологом (имя прежнее — Фриц Шумахер) с шикарным американским дипломом, доктором геолого-минералогических наук — с защитой диссертации в Австралии. Через месяц меня тут же назначили местным «главным землемером», а чуть позже — Главой Комитета «по разработке подземных научных коммуникаций». Поэтому в сорок первом году, когда полигон в Куммерсдорфе (это в тридцати километрах от Берлина) стал «тесен», и на самом Верху было принято решение о создании полномасштабной площадки на севере Германии, все эти вещи проходили сугубо через меня. В той или в иной степени и форме, понятное дело…

Хотя все были и так сыты, но — кофе. Приличная бюргерская немецкая семья просто обязана напоить хорошим кофе даже абсолютно случайного гостя…

— Переходим к делу, — ненавязчиво предложил Денис, ставя на блюдце пустую чашку саксонского фарфора. — Мне очень хочется, что бы вы внимательно посмотрели одну киноплёнку, плюсом — некоторые чёрно-белые фотографии. Можно будет преобразовать негативы в слайды?

— Без вопросов, командир, — Эдит забрала у Дениса маленький бумажный свёрток. — Подождёте минут сорок-сорок пять? Кофе пейте, настоящий английский чай. Алкоголя не советую, вы и так уже знатно поднабрались.

Эдит чуть заметно — практически невинно и целомудренно — покачивая полными бёдрами, переместилась вместе с подносом, заполненным грязной посудой, в кухонную половину холла, поставив поднос на никелированную мойку, по узенькой лестнице спустилась в подвальное помещение.

— Слушай, Дэн, — негромко спросил Третьяков. — Тут про генерала Бессонова хочу узнать…. Говорят, что он — подлый предатель. Мол, переметнулся к немцам…. Верная информация?

Денис взял минутную паузу, закурил:

— Не знаю я, Гарик, точно, как оно было на самом деле. Говорят, мол, взяли немцы Ивана Георгиевича в плен, дальше — полная непонятка. То ли была такая операция запланирована, то ли…. Короче говоря, Бессонов немцам сразу же заявил, что, мол, давно уже хочет с ними сотрудничать. Предложил очень нестандартный и оригинальный план: высаживается немецкий парашютный десант в Коми ССР, уничтожает охрану нескольких лагерей, освобождает зэков. Начинается народное восстание против Сталина, и всё такое…

— Ну, и? — всерьёз заинтересовался Третьяков.

— Реально был сброшен на парашютах отряд диверсантов. Два лагеря освободили, но абсолютно ничего не произошло…. Большинство освобождённых даже не дёрнулись, остались в своих бараках, остальные разбежались по окрестным деревушкам — грабить и насиловать. Всех их потом отловили, через неделю другую…. Что там Бессонов думал себе — мне неизвестно. Расстреляли его потом, понятное дело…

Вернулась улыбчивая Эдит, неся под мышкой маленький кинопроектор, развесила на стене белую простынь, поставила на журнальный столик коробочку со слайдами, вставленными в аккуратные белые рамочки.

— Посмотрим, командир?

Что же не посмотреть? Серебристый диск на земле, он же — в воздухе.

Трёхглавый «гриб», вставший над дальним северным островком полярного архипелага Шпицберген…

— Я вам сейчас расскажу немного об увиденном, — предложил Денис. — Большую часть этого рассказа вы, наверное, не поймёте. Но, вдруг, что-нибудь и останется — на уровне подсознания? Тут главное — понять всю серьёзность сложившейся ситуации…

Он, стараясь быть максимально доходчивым и понятным, рассказал всё, что знал о принципах работы атомной бомбы: о процессах обогащения урана и плутония, о воздействии радиации на хрупкий человеческий организм…

После окончания этой лекции, сопровождаемой повторным просмотром вспомогательных материалом (слайдов и киноплёнки), сделали десятиминутный перерыв, перекурили, ещё попили свежего кофейку.

— Ну, так как? — нетерпеливо спросил Денис.

Третьяков снова переглянулся с Эдит, пожал плечами, повертел головой из стороны в сторону и тяжело вздохнул:

— Главное я понял: с помощью этого ядерного оружия Гитлер — без особых трудов — может поработить весь наш мир…. Верно? То есть, необходимо сделать всё возможное, чтобы предотвратить, так сказать, этот нехороший процесс.… Есть у тебя, командир, конкретный план? Что мы с Эдит должны делать?

— Первым делом, надо найти лабораторию (или, даже, фабрику?), где происходит обогащение радиоактивной руды. Наверняка, там же оборудовано и хранилище для уже обогащённого материала…. Вторым делом, необходимо тщательно и жёстко, не считаясь с потерями, уничтожить данный объект. Вот такой не хитрый план, — невесело усмехнулся Денис.

— Совсем обычный план, — согласилась Эдит. — Только вот, где искать эту таинственную лабораторию?

— Где искать? Обязательно — глубоко под землёй, — он потянулся за очередной сигаретой. — Это должно быть достаточно просторное помещение, в несколько тысяч квадратных метров, тщательно охраняемое…. Существует очень большая вероятность того, что искомый объект располагается на острове Узедом, или на одном из близлежащих к нему малых островов. Что ещё? В этом помещении должны находиться несколько десятков центрифуг…. Ну, таких блестящих штуковин, вращающихся с очень большой скоростью вокруг собственной оси…. Не встречалось тебе, Гарик, под землёй что-нибудь похожее?

Третьяков отрицательно мотнул головой:

— Ты, дон Оскар, просто не представляешь, о чём говоришь. На острове Узедоме настроено столько подземных помещений, в несколько полноценных ярусов…. Общей площадью — в несколько миллионов метров квадратных. Понимаешь, миллионов? И на каждом объекте действует собственный строгий регламент посещения, своя особая система допусков…. Я посетил, дай Бог, процентов пять-шесть всех подземных камер, не больше.

Денис призадумался: всё оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал.

— Есть один проходной вариант, — неожиданно заявил Гарик. — У тебя письмо от генерала Франко к Мартину Борману с собой?

Денис вытащил из внутреннего кармана пиджака незапечатанный голубой конверт, протянул Третьякову.

Гарик достал из конверта лист плотной бумаги, украшенной многочисленными водяными знаками, внимательно прочёл текст, довольно улыбнулся:

— То, что доктор прописал! И составлен документ просто отлично, такой стиль герру Мартину, безусловно, понравиться…. Тут такое дело: всё, что касается проекта «Оружие возмездия» негласно курирует лично партайгеноссе Борман. Существуют, конечно, и официальные руководители направлений: «такой-то» отвечает за все работы по ФАУ-1, «такой-то» — за ФАУ-2…. Но, на самом деле, всем Проектом в целом руководит непосредственно рейхсканцлер: в последнее время Гитлер безгранично доверяет только Борману, только с ним он советуется по наиболее важным вопросам. А я лично знаком с рейхсканцлером: в 1942 году он приезжал в Пенемюнде с плановой инспекцией, я три дня водил его по подземным залам, рассказывал о технологиях проходки различных горных выработок, о крепеже кровли, о системах принудительной и естественной вентиляций. Похоже, что рейхсканцлер остался очень доволен экскурсией и меня запомнил…. Так вот, три недели тому назад я направил в Берлин докладную служебную записку на имя Бормана. У Эдит в столице налажены неплохие связи, так что бумага попала адресату лично в руки. В докладной я указывал на необходимость усиления охраны секретных объектов…. Суть записки заключается в следующем: обычная охрана — системы доступа, внутренняя служба часовых, всё это находиться на должном уровне, но есть ещё системы принудительной и естественной вентиляции. Именно эти системы, по моему мнению, являются самым слабыми звеньями всего подземного комплекса: теоретически возможны диверсионные акты со стороны противника с использованием ядовитых газов, да и доставка обычной взрывчатки через наружные вентиляционные колодцы — дело абсолютно реальное. Позавчера пришёл официальный ответ: через неделю партайгеноссе Борман посетит район Пенемюнде с очередной инспекцией и обязательно примет меня в рабочем порядке…. Понимаешь, командир?

— Не совсем, — признался Денис.

— Ну, как же! Есть реальный шанс — и тебе и мне — получить доступ на посещение всех секретных объектов Пенемюнде. Абсолютно — всех! У Бормана в Вольгасте имеется постоянный полномочный представитель, отвечающий за «связи с общественностью», принимающий всю входящую корреспонденцию, направляемую рейхсканцлеру: отчёты специальных агентов, пошлые доносы, просто — письма от соратников по партии…. Завтра же я вручу этому представителю письмо от сеньора генерала Франко, где он просит у Бормана аудиенции для тебя. И ещё одно подробное письмо добавлю от себя, в котором также замолвлю в твой адрес, командир, несколько добрых словечек, рекомендую — как очень опытного геолога, выражу желание поработать вместе с тобой над решением проблем, уже известных рейхсканцлеру… У тебя, кстати, есть мысли по поводу «важной эксклюзивной информации, способной в будущем вывести экономические отношения между Испанией и Великой Германией на иной качественный уровень»?

— Вот этого — сколько угодно! — широко улыбнулся Денис. — Я же, считай, полгода — практически по-пластунски — ползал по Медвежьему острову, всерьёз проводил геологическую разведку. Есть все предпосылки, свидетельствующие о наличие на острове богатейших месторождений вольфрама и графита, встречаются ярко-выраженные признаки залежей урановой руды. Подчёркиваю, урановой…. У меня выполнены и первичные планы всех этих объектов, и предварительный ёмкостной расчёт сделан, правда, на скорую руку…

Гарик просиял:

— Просто отлично, командир! Всё один к одному! Предлагаю выпить ещё по рюмашке шнапса — за нашу Удачу, и ложиться спать…

На следующее утро Третьяков на своём сером «мерседесе», специально переоборудованном для управления людьми только с одной рукой, подвёз Дениса до самых ворот санатория, тепло попрощался:

— Ну, дон Оскар, я поехал! Вручу письма представителю рейхсканцлера, после этого — прямым ходом — отбуду на остров Узедом…. Извини, дела! Эдит тоже сегодня вечером уезжает в Берлин. Так что, теперь встретимся только дней через пять, уже перед самым приездом Бормана.… До скорого, удачи тебе!

Что же, можно было и подождать немного. Снова началась рутина: медосмотры, таблетки, лечебные процедуры, снова — процедуры, таблетки и медосмотры…

Поздним вечером второго дня после расставания с Третьяковым, когда Денис вернулся из планового похода в финскую сауну, в дверь номера уверенно постучали, и металлический голос непреклонно объявил:

— Немедленно откройте, гестапо!

Деваться некуда, открыл.

Уверенной походкой вошёл пожилой упитанный господин в чёрной форме, с погонами штурмбанфюрера СС на плечах. За господином в комнату ловко просочились два обер-лейтенанта с пистолетами в руках.

— Франц Шульц, криминалдиректор Службы охраны и предотвращения покушений, четвёртое Управление РСХА, — представился вошедший штурмбанфюрер. — Вы арестованы, сеньор Рамос, прошу пройти с нами!

То, что за ним лично явился криминалдиректор Службы охраны четвёртого Управления, говорило о многом: похоже, любой желающий получить аудиенцию у рейхсканцлера тут же попадал под самое пристальное внимание со стороны соответствующих охранных структур.

«Что же, ничего странного, обычное дело», — спокойно подумал про себя Денис, а вслух задал глупый вопрос:

— Извините, но на каком основании?

Франц Шульц ответил очень вежливо, сохраняя на лице маску полного равнодушия и серой скуки:

— Чтобы вы знали, любезный сеньор. Гестапо, то бишь, Тайная полиция, обладает правом превентивного ареста. То есть, заключения кого бы то ни было в тюрьму, или в концентрационный лагерь, без всяких судебных решений. Наша организация выведена из-под надзора административных судов, в которых обжалуются действия государственных органов…

А один из двух обер-лейтенантов, тот, что пониже и поплотней, не стал тратить времени на долгие разговоры, подошёл к Денису вплотную и по-простому звезданул рукояткой пистолета по голове…

Очнулся Денис уже в тесной камере: кто-то достаточно активно и невежливо хлопал его по щекам, по затылку и шее текла холодная вода.

— Приветствую, сеньор — испанский гадёныш! — радостно заявил низенький обер-лейтенант. — Моя фамилия Лемм, если тебе это о чём-то говорит. Ни о чём не говорит? Да ты, идальго, счастливчик! Я главный специалист Службы А-4 по проведению жёстких допросов с пристрастием. Сейчас я тебе ногти рук-ног буду вырывать с корнем, всякие нежные органы прижигать раскалёнными медными гвоздями…

Обер-лейтенант ещё что-то говорил, гадко и глумливо улыбаясь, но Денис его не слушал, пытаясь осознать происходящее. Руки его были скованы наручниками за спиной и специальным ремешком прикреплены к спинке массивного деревянного стула. Сам стул был, судя по всему, крепко привинчен к деревянным доскам полу. А вот голова, разбитая рукояткой пистолета, была туго и профессионально перевязана, что внушало некоторый оптимизм: никто в ближайшее время не собирался превращать его тело в кровавое месиво. Следовательно, ещё побарахтаемся…

С противным скрипом приоткрылась низенькая дверь, и в камеру вошёл Франц Шульц. Упитанный штурмбанфюрер недвусмысленно указал грозному обер-лейтенанту на дверь:

— Выйдите, Лемм, и подождите снаружи! Если понадобятся ваши профессиональные услуги, то я об этом незамедлительно и недвусмысленно извещу…

Обер-лейтенант, отвесив короткий церемонный поклон, исчез за закрывшейся дверью. Штурмбанфюрер взял за спинку хлипкий стул, стоящий у двери, поставил его напротив, метрах в трёх, медленно уселся, непринуждённо закинул ногу на ногу и уставился на Дениса холодными и водянистыми — как у болотной жабы — глазами.

— Молчите? — через минуту спросил Шульц. — Не протестуете? Не возмущаетесь? Почему это вдруг?

— У вас же — Служба, — неопределённо пожал плечами Денис. — Свои подробные инструкции, свои конкретные цели и задачи. Чего же тут обижаться?

— Правильно всё излагаете, — похвалил криминалдиректор. — Но и меня поймите правильно…. Подразделение, которое я имею честь возглавлять, полностью называется: «Служба охраны, предотвращения покушений, наружного наблюдения, спецзаданий, управления отрядами розыска и преследования преступников». Понимаете, что в данном конкретном случае — для нас с вами — важна только одна фраза, а именно — «предотвращения покушений»? Как же может быть иначе? Некто непонятный, чья биография полностью неизвестна, просит аудиенции у самого канцлера НСДАП…. Должен я вас тщательно проверить? Вот видите, должен! Но с проверкой-то и не вытанцовывается…. Да, вместе с герром Шумахером вы в 1940 году засветились на Филиппинах, даже уничтожили половину одной из секретных служб Великобритании. Да, целенаправленно представляли интересы доблестного генерала Франко — нашего верного союзника — на архипелаге Шпицберген…. Но ведь был ещё один неприятный эпизод в Сербии, в городе Белграде? Если не ошибаюсь, вас тогда подозревали в причастности к убийству известного коммерсанта Семёна Петроффа? Ладно, это дело прошлое. Поговорим о главном…. При обыске в вашем номере были найдены некие геологические карты и планы. Что это такое?

— Как раз по этому поводу я и хотел встретиться с партайгеноссе Борманом, — взбодрился Денис. — Дело в том, что за время своего пребывания на архипелаге, я сделал несколько важнейших открытий: обнаружил богатые месторождения вольфрама, железа, графита, асбеста, урановой руды. Я думал, что…

— Не продолжайте, любезный, — устало махнул рукой Шульц. — Здесь, как раз, всё и ясно: «информация, способная в будущем вывести экономические отношения между Испанией и Великой Германией на иной качественный уровень…». Как же, читал…. Только вот, как же мне это проверить? На основании чего я должен вам доверять?

— Но, позвольте! — взволнованно зачастил Денис, будто вспомнив нечто важное. — Мне на Шпицбергене оберштурмбанфюрер Лукаш Пушениг рассказывал, что в гестапо недавно появился аппарат, способный распознавать ложь. Кажется, он так и называется — «детектор лжи»?

О «детекторе» ему рассказывал вовсе не покойный Лукаш, а генерал Ануфриев, ещё в Москве. Но, как говориться: — «Сегодня все ненужные мелочи мы целенаправленно пропускаем…».

Криминалдиректор согласно кивнул головой:

— Именно такой выбор я, собственно, и хотел вам предложить: либо откровенный разговор с милягой Леммом, либо «беседа» с нашим умным аппаратом. Правда, это только опытный экземпляр, возможны локальные сбои в его работе…

Комната напоминала настоящую научную лабораторию: высоченные стеллажи, полки которых были заставлены какими-то приборами неизвестного предназначения, письменные столы, заваленные научными журналами и бумажными листами, густо исписанными математическими формулами, большая чёрная доска, покрытая графиками и диаграммами, нанесёнными при помощи цветных мелков…

Его усадили в широкое кожаное кресло, руки специальными браслетами приковали к толстым подлокотникам, на голый торс прилепили — с помощью обычного медицинского пластыря — множество датчиков, от которых тоненькие разноцветные проводки протянулись к большому квадратному ящику. В прорезях ящика лукаво подмигивали яркие жёлтые лампочки, широкая перфолента медленно переползала с одного барабана на другой…. Денис совсем не волновался, скорее, ему даже был по-настоящему интересен предстоящий поединок с умной и хитрой вражеской техникой.

Напротив него расположилась «высокая комиссия» в составе: криминалдиректор Шульц, высокий вежливый обер-лейтенант и пожилой господин с ярко-выраженной профессорской внешностью.

— Вы готовы, сеньор Рамос? — равнодушно спросил Шульц. — Хорошо, тогда начинаем!

«Профессор» нажал на плоскую красную кнопку, по перфоленте шустро забегал тонкий стерженёк, наносящий на бумагу график течения процесса…

Откашлявшись, штурмбанфюрер задал первый вопрос:

— Вы иностранный разведчик?

— Нет, — очень спокойно ответил Денис.

Он, действительно, не считал себя разведчиком. «Рыцарем плаща и кинжала»? Пожалуй…. «Диверсантом», «упрямым охотником»? Конечно же, да! А вот — «разведчиком»? Однозначное «нет»!

— Вы состоите, или, состояли, в какой-нибудь политической партии?

— Нет! — и это тоже было чистой правдой.

Конец ознакомительного фрагмента.