Ночь богонгов и двадцать три пули

Андрей Бондаренко, 2012

Перелётные птицы. Перелётные бабочки. Перелётные люди… Зачем – всё это? Что им надо? Для чего? Почему? Глупые вопросы. Более того, никчемные. Надо, значит, надо. Покинуть родовое гнездо. Преодолеть – хрен знает сколько – тысяч километров. Пройти тернистым путём. Похоронить лучших друзей и подруг. Избежать верной смерти. И вернуться – в конечном итоге – на Родину… Зачем – вернуться? Затем. Так заведено. Мол, не нами заведено, не нам и отменять. Хотя, по большому счёту, выбор есть всегда. А у некоторых, по-настоящему интересных историй имеется ещё и двойное дно…

Глава пятая

Бульдоги, актриса и шпионские следы

Из круглых карих глаз упитанного усатого мужчины, неуклюже сидящего на тротуаре, капали неправдоподобно-крупные слезы. Рот несчастного кривился в гримасе нешуточного ужаса. И было, честно говоря, от чего испугаться.

Позади мужчины, положив на его плечи толстые кривые лапы, располагался матёрый бульдог с массивным бронзовым кольцом в правом тёмно-рыжем ухе. Могучие челюсти пса были недвусмысленно сжаты на шее потенциальной жертвы.

— Ну, и что все это значит? — вкрадчиво поинтересовался красивый мужской баритон.

Это сам господин Окружной прокурор, наконец-таки, пробрался через толпу праздных зевак.

Смок, невозмутимо выпуская изо рта идеальные табачные кольца, легкомысленно вздохнул:

— Это, извините, Бульдог…

— Я вижу, что не французская болонка! — в голосе прокурора явственно обозначились гневные нотки. — Прекратите ваши плоские шуточки, инспектор! Что произошло с этим…м-м-м, человеком? И, собственно, кто он такой?

— Извините ещё раз, но я и имел в виду человека, — Смок ловким щелчком отправил окурок в ближайшую урну. — Вы видите перед собой Гарри Бульдога, гангстера средней руки. Он уже давно в розыске — примерно год тому назад застрелил одного крупного бизнесмена и ранил его жену, весьма известную театральную актрису.

Прокурор одобрительно хмыкнул:

— Молодцом, инспектор, поздравляю. А эта славная собачка является вашим новым сотрудником?

Инспектор не успел ответить, к слугам закона — через плотный строй любопытствующих — с трудом протиснулась инвалидная коляска. В коляске полулежала-полусидела измождённая женщина неопределенного возраста, одетая во все черное.

— Нет-нет, это мой пес, — голос напоминал чуть слышный шорох морского прибоя.

Искусанные карминные губы женщины застыли в странной загадочной улыбке, огромные зеленые глаза смотрели отстранённо и безразлично. Пряди черных, давно немытых волос свешивались — неопрятными длинными сосульками — вдоль впалых щек. Тоненькие ручки-палочки безвольно лежали на подлокотниках инвалидного кресла.

Несмотря на все это, говорившая была необычайно красива. Смок знал это совершенно точно, хотя объяснить, как такое возможно, вряд ли бы смог. Просто знал.

Женщина-инвалид негромко свистнула, и ужасные челюсти пса послушно разжались. Полузадушенный бандит, жалобно скуля и нервно икая, отполз к ногам инспектора. Бульдог-пес, довольно щурясь и многозначительно облизываясь, уселся около хозяйской коляски.

— Отпустите нас, пожалуйста, — продолжал монотонно шелестеть морской прибой. — Мы…, он нечаянно и…, больше не будет.

— Ну, что вы, мадам, — беззаботно пропыхтел Окружной прокурор, сноровисто защёлкивая на запястьях Гарри Бульдога наручники. — Мы, наоборот, очень благодарны за бесценную помощь. Мои сотрудники помогут вам добраться домой. Обязательно…

Инспектор Смок слегка волновался. Он ехал на встречу с Исидорой Санчес (известной австралийской театральной актрисой), чтобы пригласить ее на опознание задержанного преступника. Можно было, конечно, послать по почте казенную бумагу, но сильна, все же, в простых смертных тяга к живому общению с кумирами…

Актриса жила в просторном загородном доме приятной архитектуры, расположенном в старом ухоженном парке.

— Они с собачкой гуляют, — лукаво улыбнувшись, сообщила смазливая горничная. — Если пойдете направо по главной аллее, то обязательно встретите.

Инспектор, пройдя в указанном направлении метров двести пятьдесят, присел на хрупкую садовую скамейку и развернул вчерашнюю газету.

Тихое весеннее утро дышло покоем. Шустрые рыжие белки жизнерадостно цокали в кронах высоченных платанов.

Через недолгое время (Смок успел ознакомиться только с последними новостями спорта), на гравийной парковой дорожке показалась одинокая бегунья — стройная девушка в изумрудном спортивном костюме, платиновая блондинка с короткой стрижкой.

Не добежав до инспектора совсем чуть-чуть, девушка остановилась, резко обернулась назад и звонким голосом прокричала кому-то невидимому:

— Гарри, противный мальчишка! Быстро ко мне!

У бегуньи были огромные озорные зеленые глаза и изысканно очерченные маленькие карминные губы, застывшие в странной загадочной улыбке.

Из ближайших кустов боярышника с треском вывалился неуклюжий приземистый бульдог. В правое тёмно-рыжее ухо пса было вставлено массивное бронзовое кольцо.

Инспектор, смущённо потупив взор, старательно изучал прогноз погоды на следующую неделю. Девушка с собакой исчезли за ближайшим поворотом.

«Лучше будет, наверное, вызвать казённой бумагой», — засомневался инспектор Смок. — «Да и в театр не мешало бы как-нибудь сходить. Давно не был, чёрт побери. Отстал от жизни…».

И вызвал, и сходил, и познакомился.

Потом влюбился, а Исида влюбилась в него?

Ну, я не был бы так категоричен. Действительно, Хави и Исидора увлечённо, до потери пульса, «играли в любовь». Сходились и расходились. Ссорились (с битьём столовой посуды), и мирились (сутками не вылезая из постели). Изнывали от ревности и сгорали от страсти….

А, вот, до свадьбы, к сожалению, так и не дошло. Обычное дело для легкомысленной и раскованной Австралии. Здесь главным считается сама «любовная игра», а не её конечный результат. Конкретные мужчина и женщина могут «хороводиться» до полной бесконечности. То бишь, до того судьбоносного момента, пока за дело не возьмутся суровые родственники и не загонят заигравшуюся парочку под венец. В данном случае с этим наблюдались определённые сложности — Смок был круглым сиротой, а все родственники Исидоры (переселенцы из Чили), проживали в городе Веллингтоне, то есть, в Новой Зеландии.

* * *

Длинно и настойчиво зазвонил телефон. Замолчал. Через пару секунд затренькал снова. И так несколько раз подряд.

— Исида беспокоится, — Смок, нехотя выныривая из тягостных раздумий, потянулся к телефону.

— Привет, милый! — зачастил звонкий женский голосок. — Не разбудила? Готов к отпуску? Все важные дела переделал и уладил? Был в поместье? Как там продвигается ремонт? Подрядчики по-прежнему воруют и ленятся? Как себя чувствует Гарри? Что с моими золотыми рыбками? А ты? Скучаешь? Улыбаешься?

Когда Исидора разговаривала в такой манере, то это означало только одно — она чем-то очень сильно расстроена.

Но Эрнандес, будучи кавалером опытным и хорошо воспитанным, с вопросами приставать не стал. Мол: — «Зачем? Женщины — существа особые. Они не любят, когда мужчина старается забрать зыбкую нить разговора в свои грубые и неуклюжие руки…».

Поэтому он коротко поведал о своей вечной и огромной любви. Подтвердил, что ужасно скучает, никак не может уснуть, курит сигарету за сигаретой и печально улыбается. Клятвенно заверил, что бульдог Гарри чувствует себя превосходно, много бегает по парку и кушает с отменным аппетитом. Отчитался о проделанной работе в поместье. После чего замолчал, ожидая, что будет дальше.

— Значит, скучаешь, — польщёно хмыкнула Исида. — Это очень хорошо и правильно. Скучай-скучай, — неожиданно забеспокоилась: — А что у тебя случилось, милый?

— С чего ты взяла? — слегка удивился Смок.

— С того самого. Сколько времени мы знакомы с тобой?

— Что-то около двух лет.

— Два года и один месяц. Я тебя, Хавьер Эрнандес, знаю как облупленного. Если ты начинаешь говорить короткими и рублеными фразами, то это означает, что произошло нечто экстраординарное…. Расследуешь очередное запутанное преступление?

— Расследую, — покладисто согласился Старший криминальный инспектор и, рассказав — в общих чертах — историю о «двадцати трёх пулях», подытожил:

— Убитый, как назло, оказался иностранным подданным. Надо раскрыть преступление в кратчайшие сроки. Что называется, по горячим следам. Иначе вредное начальство обязательно разгневается. Можно будет про долгожданный отпуск — на неопределённое время — позабыть. Да и мысли дельные, честно говоря, отсутствуют…

— Ничего сложного, — лениво зевнув, безапелляционно заявила Исидора. — Без русских здесь, понятное дело, не обошлось. Присмотрись ко всем выходцам из России, которые в последнее время общались с покойным. Допроси их на предмет наличия железобетонного алиби. Преступник, скорее всего, и отыщется.

— Не понял…

— Чего же здесь, собственно, непонятного? Контрольный выстрел в голову, вернее, в лоб — фирменный знак русских боевиков. Практически визитка с номерами телефонов. В Театральной студии со мной учились два парня, уехавшие из России несколько лет назад. Так что, всяких занятных и поучительных историй я наслушалась вдоволь.

— Двадцать две пули — как привет от мафии, — задумался Смок. — От итальянской или, к примеру, от колумбийской…. А двадцать три, получается, от русской?

— Может так статься, что мафия здесь не причём.

— Кто же тогда — причём?

— Возможно, коварные русские шпионы, — загадочно усмехнулась Исида. — Они, как мне недавно рассказывала одна американская приятельница, шастают и здесь, и там. Шастают и всюду суют свои курносые любопытные носы.

— Зачем русским понадобилось убивать Графа?

— Не знаю, любимый. Скорее всего, перешёл где-то дорогу неулыбчивому российскому ГРУ. Вот, и отгрёб по полной программе…. Хитрые русские, как я понимаю, решили всё списать на мафию. Мол, двадцать две дырки в хладном теле. Но конкретный исполнитель не удержался от контрольного выстрела. Сработал-таки национальный инстинкт.

— Какой ещё национальный инстинкт?

— Обыкновенный. Ты, когда заходишь в супермаркет, какое пиво покупаешь?

— «Кильмес-Кристаль», — признался Смок. — А, кажется, понял. Есть в этой логике здравое зерно. Определённо, есть…. Кстати, любовь моя хрустальная, а что случилось-произошло у тебя?

— С чего ты взял?

— С того самого. Мы знакомы два года и один месяц. Я знаю тебя, Исидора Санчес, как облупленную. Ты расстроена. Чем?

— М-м-м…

— Давай, рассказывай. Всё. Без утайки. Иначе обижусь.

— Хорошо, милый. Как скажешь, — покорно вздохнула Исида. — Во-первых, я здесь повстречалась с одной старинной знакомой. Помнишь, я рассказывала тебе про моё босоногое детство, прошедшее в маленькой чилийской деревушке Сан-Филиппе?

— Помню, конечно.

— Так вот. Рядом с нашей деревней располагался посёлок переселенцев из Парагвая. Вернее, потомков немецких эмигрантов, перебравшихся в Южную Америку после окончания Второй мировой войны. Между этим поселением и Сан-Филиппе находился старинный католический монастырь. А при нём функционировала женская начальная школа, которую я — вместе с подружками — и посещала. Домоводство у нас преподавала фрау Марта — очень добрая и улыбчивая женщина, говорившая по-испански с заметным немецким акцентом. Она учила нас шить красивые платья, вязать на спицах, мариновать овощи, жарить свинину и готовить яблочные штрудели. Это такие баварские пироги, очень вкусные…. А потом наступил недобрый 1997-ой год, мне тогда исполнилось двенадцать лет. По всему чилийскому побережью пробежали волны разрушительного землетрясения. Сан-Филиппе накрыл широченный грязевой сель, сошедший со склонов ближайших гор, а уцелевшие жители, воспользовавшись помощью международных благотворительных организаций, переехали на постоянное место жительства в Новую Зеландию…. Гуляю я сегодня утром по Бёрнсу. Солнышко светит, птички щебечут, шмели жужжат. Ба, знакомое лицо. Присмотрелась — фрау Марта, только слегка постаревшая. В волосах добавилось благородной седины, лицо покрылось густой сеточкой морщин. Все же, более пятнадцати лет прошло с момента нашей последней встречи…. И старенькая учительница меня узнала. Сперва, вроде, обрадовалась. А потом стала тревожно оглядываться по сторонам, словно бы испугалась чего-то. Отошли мы в сторонку, укрылись за длинным сувенирным киоском от любопытных глаз. Поболтали немного. Я о своём житье-бытье вкратце рассказала. Фрау Марта — о своём. Выяснилось, что после того ужасного землетрясения жители немецкого посёлка, оставшиеся в живых, переселились в Австралию. Купили здесь большое поместье под названием — «Форт Томпсон», да и зажили по-прежнему. То есть, по старинным баварским традициям, законам, принципам и обычаям…. Да только не удалось нам поговорить толком. «Мартина, куда ты запропастилась?», — завопил зычный мужской голос. — «Где тебя, лентяйку, черти носят?». Запечалилась старенькая учительница, мол: — «Пора мне, Исидушка. Идти надо. Не позволяет наш жизненный уклад беседовать с посторонними без свидетелей. Причём, эти свидетели должны быть — в обязательном порядке — жителями Форта Томпсон. И исключительно мужчинами…. Хочешь завтра приехать в гости? В посёлок? Извини, но ничего не получится. Не пускают у нас чужаков за ворота. Только для местных чиновников делаются исключения. Если, конечно, существует предварительная договорённость…. Всё, Исидушка, прощай. Рада была повидать тебя…». И ушла.

— Чего же ты так расстроилась? — непонимающе хмыкнул в трубку Эрнандес.

— Ну, как же. Поговорить толком не получилось. Всё мимоходом, наскоро, наскоком. Я терпеть не могу такого общения. Настоящая беседа должна быть задушевной и долгой…

— Под ароматный кофе со сладкими плюшками?

— Ага, с ними.

— Понятно. Что у нас — во-вторых?

— Во-вторых, климат слегка подгадил, — засмущалась Исидора. — Я Энциклопедии полностью доверилась, а надо было — вместо этого — заглянуть на профильный сайт, который так и называется — «Ночь богонгов». Вот, и опростоволосилась. Виновата…

— А можно чуть поподробней?

— Без вопросов. В этом году весна запоздала недели на две. Может, и на все три. Поэтому и вылет богонгов откладывается. Так что, гениальный план оказался иллюзорным и провальным. Мой отпуск заканчивается через неделю с хвостиком. Расстройство сплошное.

— Не напрягайся, родная, — посоветовал Смок. — В следующий раз полюбуешься на своих непоседливых насекомых. Собирай вещички и, позабыв про всякие глупости, возвращайся в уютную Канберру. Я тебя развеселю. Свожу в хороший ресторан с ночной дискотекой. Покатаю на мотоцикле. Что-нибудь ещё придумаю.

— Задержусь, пожалуй, ещё на пару деньков.

— Зачем?

— О, слышу в твоём мужественном голосе знакомые желчно-подозрительные нотки! — развеселилась Исида. — Успокойся, милый. Никаких поводов для жгучей ревности, честное слово, не наблюдается. Ни малейших. Клянусь своей театральной карьерой…. Просто хочу ещё раз повстречаться с фрау Мартой. Задать ей парочку животрепещущих вопросов. Прояснить некоторые моменты из Прошлого, — сладко-сладко зевнула, после чего пожаловалась: — Ужасно хочется спать. Практически до безумия…. Будем прощаться, мой необузданный и ревнивый мачо? Спокойной ночи! Засыпаю…

* * *

— Что ещё за Форт Томсон? — открывая очередную пивную банку, недовольно поморщился инспектор Эрнандес. — Напрасно Исидора потворствует собственному необузданному любопытству. Ничего хорошего от данного населённого пункта ждать не стоит. Все эти закрытые католические поселения, как правило, полны тёмными загадками и мутными тайнами. В том числе, и шпионскими…

Выкурив по-быстрому дежурную сигаретку, он набрал нужный номер. В трубке зазвучали длинные монотонные гудки, напоминающие о наличии чёрной австралийской ночи, когда законопослушным гражданам и гражданкам полагается спать.

— Макс, будучи человеком предусмотрительным, перед тем, как лечь в постель, отключил телефон, — огорчился Смок и попытался связаться с другим абонентом.

— Да, шеф? — откликнулся на удивление бодрый (по позднему ночному времени), женский голосок. — Чего изволите, высокородный господин начальник?

— М-м-м…

— Что такое? — насторожилась Танго. — Неуверенность? Вы, как мне помнится, никогда не отличались этим качеством.

— Голос у тебя…

— Какой?

— Возбуждённый.

— Что из того? Занимаюсь активным сексом. Причём, с официальным женихом, прибывшим на неделю-другую из Лондона. Разве нельзя?

— Можно. Занимайся, — разрешил Эрнандес. — Только, вот…

— Жду чётких указаний, шеф. Приказывайте.

— У меня не складывается с эпистолярным жанром.

— Я в курсе. Как впрочем, и всё Управление…. Что надо сделать? Написать письмо?

— Вернее, служебную записку на имя господина Тима Ричардса, Окружного прокурора. Этот ушлый и хитрый деятель на выходные дни всегда уезжает загород, а мобильный телефон коварно отключает. Вернее, блокирует для вызова все номера, кроме министерских. Но Интернетом, тем не менее, Ричардс пользуется регулярно. Поэтому надо сварганить дельную записку и отправить на его электронный адрес. Суть послания? Слушай меня внимательно…

Смок поведал (без ссылки на подсказчицу), о появившемся «русском следе».

— Национальный инстинкт? — удивилась Танго. — Никогда не слыхала. Чего только не бывает на белом свете. Век живи, век учись.

— Изложи грамотно данную версию. Грамотно, доходчиво и убедительно. И пусть Ричардс назначит на завтра серьёзное совещание. Желательно на поздний вечер. Воскресенье? А ты, любезная подчинённая, так напиши, чтобы господин Окружной прокурор забыл про это.

— Сделаю шеф, не сомневайтесь.

— Верю. Заранее спасибо. До связи.

— Роджер!

* * *

— Странно, — отправляя мобильник в карман пижамной куртки, пробормотал Смок. — «Роджер» — это такой термин из языкового запаса американских вояк и службистов. Мол: — «Отбой, конец связи»…. Может, наша шустрая и бойкая Танго работает на ЦРУ?

И в симпатичной черноволосой голове Танго усердно бродили тревожные мысли: — «Как же всё некстати! Национальный инстинкт, понимаешь. Так его и растак…. Начальство, в гости по утрам не ходи, начнёт мандражировать, суетиться и отдавать неадекватные приказы…. Хотя, если вдуматься, может, оно и к лучшему. Из знаменитой серии: — «Темней всего — под пламенем свечи. Седые мудрецы твердят про это. И вторят им безумные поэты, о Вечном говорящие в ночи. Темней всего — под пламенем свечи…». Ладно, прорвёмся. Не впервой…».