Жаркое лето – 2010

Андрей Бондаренко, 2010

Веерные многоярусные «пробои» во Времени – штука необычайно увлекательная. Особенно это касается «пробоев», построенных по принципу детского калейдоскопа… Летом 2010-го на территории России установилась аномальная жара, сопровождавшаяся страшными пожарами. Тут же с телевизионных экранов высоколобые мужи с горящими глазами принялись усердно вещать: мол, «во всём виноваты подлые и бессовестные американцы, применившие тайное климатическое оружие!» Про американцев ничего сказать не могу. А веерные многоярусные пробои во Времени – штука необычайно увлекательная…

Глава первая

Идейный волонтёр и юная археологиня

Заканчивался май месяц, в Санкт-Петербургском Университете началась летняя сессия. Предстоящих экзаменов Гарик не боялся, а, вот, на душе было неспокойно и откровенно муторно.

— Да, что такое с тобой, приятель? — недоумевал Глеб Петров, его однокурсник и сосед по общажной комнате. — Рассеянный какой-то. Лежишь всё на койке, бездумно уставившись в немытое окошко, вместо того, чтобы старательно штудировать учебники и тетрадки с лекциями. Неприятные новости-известия из дома? Что-то случилось в вашей благословенной и неповторимой Рязани?

— Как тебе сказать, — нахмурился Гарик. — Вчера я звонил родителям. Ещё даже лето не наступило, а уже начались серьёзные лесные пожары. Мать говорит, что её по ночам мучают нехорошие предчувствия…. Я сегодня с утра залез в Интернет, а там — полный и конкретный мрак. Уже по всей стране пылают леса. Вот, что сообщает МЧС России по Рязанской области. Я перескажу своими словами, понятное дело: — «Двадцать первое мая 2010-го года. В результате широкомасштабной авиаразведки было обнаружено шесть локальных очагов лесных пожаров — в Рязанском, Шацком, Клепиковском и Касимовских районах. Общая площадь возгорания — более тридцати гектаров. Самый крупный очаг возгорания обнаружен у деревни Сосновка Касимовского района…». В Сосновке, как раз, живут мои двоюродные дядя и тётя. Но дело даже не в этом…. Отец говорит, что в области никто ничего не делает. Новые заградительные просеки не рубятся, старые не расчищаются. Пожарные водоёмы уже давно заросли тиной и кувшинками, к ним даже не подъехать — по причине густого кустарника, выросшего по берегам. Пожарных машин на ходу (естественно, не считая самой Рязани), раз, два и обчёлся…. Папаня беспокоится, что если, всё же, полыхнёт по-настоящему, то быть большой беде. А у нас целая куча близких и дальних родственников проживает в рязанских деревнях и посёлках. Мой двоюродный дед, и вовсе, трудится лесником в биосферном заповеднике. Отец даже письмо — на четырёх страницах — написал рязанскому губернатору, мол, так и так, надо что-то делать — пока ещё не поздно…. Будет очень жалко, если сгорят заповедные леса Мещеры. Их ещё иногда называют среднерусской тайгой…. А какие на Рязанщине заливные пойменные луга! А какая рыбалка…

— Не суетись, я в курсе, — невежливо прервал его Глеб. — Читал, знаешь ли, в противоречивом подростковом возрасте Константина Паустовского. Так что, можешь не напрягаться с красноречием. Что же касается лесных пожаров…. Будем надеяться, что жара этим летом будет чередоваться с регулярными дождями и грозовыми ливнями. Глядишь, и пронесёт…. Ну, не на Власти же надеяться, в конце-то концов?! Им, мерзавцам меркантильным, что надо? Выбить — по любому поводу — деньги из Центра, да и разворовать их за милую душу. Ведь, подрядчиками и субподрядчиками — практически при всех видах работ — всегда являются частные фирмы, платящие откаты из расчёта пятидесяти процентов от полученной прибыли. То есть, российские властные структуры кровно заинтересованы, чтобы прибыль частных подрядчиков была как можно больше…. Деньги, естественно, очень быстро заканчиваются, после чего региональные чиновники и депутаты начинают слёзно канючить, мол: — «Добрые и щедрые дяденьки из Кремля белокаменного! Дайте, пожалуйста, ещё денежек! Пропадаем…». И так — строго по кругу…. А, вот, в Белоруссии — всё совсем по-другому. Я в прошлом году туда ездил — в гости к тогдашней симпатии. Ты, братец, её не знаешь. Поссорились мы потом и, понятное дело, расстались навсегда. Девушка абсолютно ничего не понимала в рыбной ловле, а мою фирменную тройную уху обхаяла — последними и очень обидными словами…. Так вот, хоть и ругает — с пузырчатой пеной на губах — наша пресса батьку Лукашенко, мол: — «Диктатор жестокосердный, гадкий душитель демократии и свободы…», а элементарного порядка в Белоруссии раз в десять-двадцать больше, чем в нашей насквозь либеральной России…. Взять, к примеру, то же лесное хозяйство. В Белоруссия создана мощнейшая государственная служба, которая занимается комплексной охраной всех тамошних лесов. То есть, и «чёрных лесорубов» отлавливает безжалостно, и различные просеки поддерживает в надлежащем состоянии, и лесные пожары — в самом зародыше — тушит. Причём, тушит — с применением самой современной и эффективной техники. Так что, как мне кажется, белорусским деревням пожары угрожают на порядок (на два-три порядка?) меньше, чем российским.

— А в России, разве, нет такой службы? — удивился Гарик.

— Была, конечно. Но пару-тройку лет тому назад — после скоропалительного принятия несовершенного «Лесного Кодекса» — её, естественно, разогнали — к нехорошей матери…

— Зачем же — разогнали? Она кому-то очень мешала?

— Ты, братец, как маленький ребёнок! — восхитился-возмутился Петров. — Иногда несёшь такую откровенную чушь и ахинею — хоть стой, хоть падай…. Конечно же, мешала! Да, ещё как…. Ну, ты сам подумай. Кому, спрашивается, нужна государственная структура, осваивающая огромные деньги и не платящая при этом — чиновникам и депутатам — откатов? Правильно, абсолютно никому! Вот, и разогнали…

В середине июля сессия была успешно сдана, но ей на смену, как и полагается, пришла производственная практика. А поскольку Гарик и Глеб учились на философском факультете, то проходить её предстояло (как объявили в самый последний момент), в качестве вожатых — в трудовом летнем лагере для трудновоспитуемых подростков, который располагался где-то на северо-востоке Ленинградской области.

Для обсуждения и лучшего переваривания этой неожиданной и неадекватной новости, приятели — по давно устоявшейся традиции — отправились в пивной бар «Бочонок», заведение очень уважаемое и почитаемое в студенческих кругах Васильевского острова.

Слегка разбавленное пиво, каменные ржаные сухарики, солёная «соломка» и чуть-чуть пованивающая скумбрия. Что ещё надо — с философской точки зрения — для нехитрого студенческого счастья?

Взяв по две пол-литровых кружки «Василеостровского живого брожения» и один стандартный пивной набор на двоих, они разместились за торцевым деревянным столиком — напротив немытого окна, зато с видом на Средний проспект.

— Интересно, какая существует связь — между классической немецкой философией и хулиганистыми российским малолетками? — искренне негодовал Гарик, за пару минут покончив с содержимым первой кружки. — Кто мне объяснит? Не слышу ответа, мать вашу развратную! Что общего — между Гегелем и Макаренко, а?

— Не кипятись ты так, — невозмутимо посоветовал Глеб, громко хрустя ржаными сухариками. — Антон Семёнович Макаренко — с философской точки зрения — тоже является самым натуральным философом. Свою собственную и нестандартную теорию — неважно о чём — создал? Создал! Значит, философ…. Да и трудные подростки имеют к классической философии гораздо большее отношение, чем, например, депутаты Государственной Думы от партии «Единая Россия».

— Почему это? — заинтересовался Гарик.

— Ты, дружище, хронический и беспросветный троечник, и этим всё сказано…. Депутаты, они же ни в чём и никогда не сомневаются. То бишь, голосуют, не рассуждая, так, как им велят авторитетные и непогрешимые вожди. А трудные подростки, наоборот, сомневаются во всём. И, кроме всего прочего, всегда стараются докопаться до самой сути того или иного явления-процесса. Философия же, как всем (кроме наглых троечников!), хорошо известно, и построена на постоянных сомнениях и рутинном поиске глубинной сути, то бишь, изменчивой и непостоянной правды…

— Всё равно, ужасно не хочется ехать в этот дурацкий лагерь! Во-первых, мне не нравятся трудные подростки. Ну, совершенно — не нравятся! Могу — ежели что — и не сдержаться. А рука у меня, как ты знаешь, тяжёлая…. Во-вторых, домой тянет. Пожары-то в Рязанской области так и не прекращаются. Да и аномальная жара никак не спадает…

— Не вижу особых проблем, — хитро усмехнулся Глеб, с видимым удовольствием обсасывая тощий хвост скумбрии. — Не хочешь ехать воспитателем в летний лагерь? Не езжай…. Соскучился по природным красотам родной Мещеры? Взял, да и посетил…

— Ведь, отчислят, суки злые. Придётся срочно обучаться высокому искусству наворачивания холщовых портянок и отправляться — по осеннему промозглому холодку — в российскую армию. Типа — наглым и вальяжным «дедам» морды сытые чистить и острые зубы выбивать. Характер у меня такой. Опять же, гордыня чрезмерная. Вернее, обострённое чувство гордости. Посадят — в конечном итоге — ясный перец…

— Ха-ха-ха! — заразительно заржал Петров. — С тобой, друг, не соскучишься! Росту в тебе, Игорёк, практически два метра, плечи — шире не бывает, а, вот, с умом-интеллектом — как-то напряжённо…

— А в глаз? — недобро прищурившись, поинтересовался Гарик.

— Спасибо, не надо, — Глеб на всякий случай отодвинулся в сторону. — Извини, если что ляпнул невпопад. С кем не бывает? Опять же, будущему философу не пристало — обижаться на сиюминутную правду. Почему — на сиюминутную? Другой, извини, не бывает. То, что сегодня считается чистой правдой, завтра — запросто — может оказаться грязной ложью. Ну, как в знаменитой песенке Владимира Семёновича Высоцкого…. Ладно, проехали. Перехожу непосредственно к делу. Ты, увалень белобрысый, когда-нибудь читаешь всякие бумаги-объявления, которые регулярно вывешивают на доске перед дверью нашего деканата?

— Только приказы об отчислении из Университета. А также списки должников — по сдаче всяких курсовиков и зачётов. Чтобы память освежить немного…

— Оно и видно! Короче говоря, сегодня на информационной доске появилось новое интересное объявление, мол: — «Формируется отряд волонтёров — для тушения лесных пожаров в Нижегородской и Рязанской областях. Участие в пожаротушении зачитывается в качестве полноценного прохождения производственной практики…». Просекаешь, дурилка здоровенная?

— Просекаю, — зачарованно протянул Гарик, медленно и плавно поднимаясь из-за стола. — Ещё как — просекаю…

— Ни с места! — сердито велел Глеб. — А как же пиво? Есть такая полезная русская народная примета, мол: — «Отправляясь в дальний путь, не оставляй на столе объедков и полупустых кружек. Иначе, не будет хорошей и доброй дороги…». Так что, изволь пиво допить, а сухарики и «соломку», соответственно, догрызть. Я, кстати, составлю тебе — по жарким делам пожарным — компанию. Не бросать же на произвол судьбы такого несообразительного недотёпу…

Отряд волонтёров — в составе двенадцати бойцов мужского пола — десантировался на рязанском железнодорожном вокзале только ранним утром двадцать девятого июля. Сборы слегка затянулись — заявления-оформления, получение суточных, сухих пайков, железнодорожных билетов, приметных курток и футболок — с крупными и яркими логотипами партии «Единая Россия», то, да сё…

— Плохо только, что прекрасного женского пола не наблюдается в наших славных и героических рядах, — всерьёз печалился, восседая на пухлом рюкзаке, Глеб. — Как можно полноценно существовать без симпатичных и шустрых девчонок? С философской точки зрения, это глупый и ничем необъяснимый нонсенс…

— Удивляюсь я на тебя, боец Петров, — криво усмехнулся Саша Никоненко — молодой и перспективный аспирант философского факультета, командир их волонтёрского отряда. — Росточком ты не вышел, дай Бог, метр семьдесят наберётся, да и то — с трудом. Узкоплечий, тщедушный и сутулый. Смуглой мордой лица похож на молдаванина — с ярко-выраженными цыганскими корнями. А, туда же, ходок!

— И ничего удивительного здесь нет. Если, естественно, подойти к данному вопросу с философской точки зрения, — невозмутимо отпарировал Глеб. — Во-первых, я не молдаванин, а представитель славного мордовского народа. А это — две большие разницы. Для тех, кто понимает, конечно…. В том смысле, что все поволжские ребята — ужасно выносливы и упорны, а женщины эти качества очень даже ценят…. Во-вторых, как говаривал незабвенный Василий Макарович Шукшин: — «Мелкие клопы — злее кусаются…». Кстати, чего это мы тут сидим? Чего, спрашивается, ждём?

— Московский скорый поезд, он должен подойти минут через десять-пятнадцать.

— А, зачем?

— Затем, чтобы удовлетворить пожелания студента Петрова, — насмешливо прищурился начальник отряда. — То есть, появилась реальная возможность — разжиться молоденькими и симпатичными москвичками. Действительно, как при тушении лесных пожаров можно обходиться без трепетных и нежных барышень? Никак, понятное дело.

— Шутить изволим? — обиженно надулся Глеб. — Оно, конечно, аспирантам всё позволено. Особенно, подающим большие научные надежды…

— Дурак ты, братец, — весело объявил Никоненко. — А ещё считаешь себя корифеем классической философии. Обижаться на дружеские подколы — опять же, с философской точки зрения — последнее дело. Потому как является дурью несусветной…. Поясняю, для особо непонятливых и нервных соратников. В соответствии с полученными в Питере инструкциями, на рязанском вокзале мы должны объединиться с отрядом волонтёров, сформированным из студентов московского Университета. А данный отряд — по моим конфиденциальным сведениям — состоит, как раз, из нежных девиц, изучающих хитрую науку археологию.… Радуйтесь, орлы невостребованные, радуйтесь! Ага, вон и поезд прибывает…. Со мной следуют пятеро бойцов, остальные охраняют шмотки. Бдительно, подчёркиваю, охраняют! Меня предупреждали, что местный железнодорожный вокзал — насквозь неблагополучное местечко. Здесь не стоит избыточно расслабляться и щёлкать клювами…

Гарик и Глеб, естественно, вошли в комиссию по встрече москвичек. Первый — как грубая физическая сила, могущая пригодиться при переноске тяжёлых грузов. Второй — в качестве опытного специалиста по быстрому и эффективному налаживанию дружеских контактов с капризным женским полом.

Они, с трудом преодолевая сопротивление встречного людского потока, медленно продвигались вперёд.

— Вижу приметные куртки! — объявил Гарик, самый высокий в дружном коллективе. — Бестолково кучкуются около девятого вагона. Видимо, нас поджидают.

— Чур, я первый! — попросил Глеб, — Пропустите вперёд опытного и видавшего виды переговорщика!

Около неслабой горы разнообразных рюкзаков, чемоданов и баулов нетерпеливо переминались с ноги на ногу шесть молоденьких девиц. Одна барышня — румянощёкая кудрявая блондинка — выделялась из общей группы высоким ростом и солидной статью-комплекцией.

«Настоящая кустодиевская^[2] девушка! И ростом, явно, за метр восемьдесят», — одобрил про себя Гарик. — «Надо будет — в обязательном порядке — приударить за ней. А, что такого? Как говорится, наш размерчик. Вместе мы, наверняка, будем неплохо смотреться…».

— Катерина Андреевна, — важно представилась девица-гренадёр. — Командир волонтёрского отряда Московского Государственного Университета.

— Глеб Сергеевич, — предупредительно протянул ладошку Петров. — Будущий начальник-командир всего и вся. Позвольте вашу ручку, прекрасная мадмуазель! Почту за честь — приложиться…. О, ваша нежная кожа пахнет просто божественно! Нектар небесный, право слово! Я сражён наповал и готов стать вашим личным адъютантом…. Адъютанты не требуются? Тогда — верным пажом, преданным телохранителем, пылким любовником…. В конце концов, верным мужем и отцом ваших будущих детишек, чёрт меня побери! Со всеми потрохами, естественно…. Где ваши вещи, милая сеньорита?

— Вот, этот рюкзачок, а также чехлы со спиннингом и удочками, — заинтересованно и томно разглядывая Глеба, объявила красавица. — Только он, то есть, рюкзак, очень тяжёлый…

— Ерунда! — браво заверил Петров, впрягаясь в широкие рюкзачные лямки. — Я являюсь кандидатом в Мастера спорта по тяжёлой атлетике…. Следуйте за мной, прекраснейшая! Так вы, радость моя, любите рыбную ловлю? И я — просто обожаю! В автобусе обязательно продемонстрирую вам последнюю финскую новинку: пропер, хрюкающий — при медленной проводке — как молочный месячный поросёнок. Крупная озёрная щука от этих чудесных звуков — без ума. Бросается на приманку, практически не раздумывая…

«Во, даёт!», — мысленно восхитился Гарик. — «Курским соловьём заливается…. Только немного странно, что московская девица так быстро повелась на эту нехитрую риторику. Сдаётся, что называется, без боя. А глаза радостные такие, будто бы встретилась…. С кем? С тем, с кем и ожидала встретиться…».

Глеб и Екатерина, оживлённо болтая между собой, направились к зданию вокзала. Вскоре были «разобраны» и остальные барышни. Около девятого вагона остались только Гарик и низенькая черноволосая девчонка, стриженная под мальчика.

— Меня зовут Алевтиной, — представилась девушка, вопросительно и робко посматривая на рослого кавалера. — Можешь называть меня Алей.

— А я — Игорь Наумов. Но все величают меня Гариком, — с двухсекундной задержкой откликнулся Гарик, а про себя подумал: — «Какие у неё глаза! Огромные, небесно-голубые — как мещерские речные старицы. В таких чудных глазах утонуть — плёвое дело. Отправился на дно и не заметил этого…. На дно? Это в том смысле, что влюбился без памяти…».

— Пошли? — негромко спросила-предложила Алевтина. — А то, ведь, они в спешке уедут без нас. Катерине уже звонил какой-то сердитый местный начальник, мол: — «Автобус отходит ровно через пятнадцать минут и никого ждать не будет…».

— Пошли, — согласился Гарик, чувствуя, как его губы — непроизвольно, без разрешения — расплываются в широченной дурацкой улыбке. — Давай-ка свой рюкзак…. Ничего себе, тяжёлый! Что там у тебя? Камни, гантели, двадцать банок с говяжьей тушёнкой?

— Нет, всякие исторические книги, справочники, географические атласы с картами и учебники по археологии. Буду — в кратких перерывах между тушением лесных пожаров — усердно заниматься, — ответила девушка и неожиданно рассердилась: — Чего это ты, Игорь, так лыбишься? Я очень смешная и несуразная, а нос — избыточно курносый и весь усыпан рыжими веснушками?

— Ты очень красивая, — заверил Гарик неожиданно-серьёзным и тихим голосом. — И нос, и веснушки, и глаза. Очень-очень, честное слово…

— Да? Ты не шутишь? Кажется, нет…. Ладно, пошли уже, Илья Муромец! Слащавые комплименты отложим на потом.

Когда до остальных волонтёров, образовавших компактную геометрическую фигуру, гомонящую на все лады, оставалось пройти метров пятнадцать-двадцать, рядом раздался до боли знакомый женский голос:

— Игорёк, сыночек, здравствуй!

Гарик резко остановился и развернулся на девяносто градусов — из-за угла привокзального здания показались его родители.

— Чуть не опоздали, — запыхавшимся голосом сообщил отец. — С этими пожарами весь общественный транспорт ходит, как хочет, совершенно не соблюдая графики и расписания…

— Нагнись, верста коломенская! — растроганно попросила мать. — Я тебя обниму…

После завершения процедуры обмена родительскими и сыновними нежностями, мать Гарика, с одобрением посматривая на Алевтину, стоявшую рядом, укоризненно покачала головой и ожидаемо спросила-пожурила:

— Почему же ты, сынок, скрывал? Почему не говорил нам, что у тебя, наконец-таки, появилась девушка? Причём, такая симпатичная и милая? Ай-яй-яй! Нехорошо!

— Да, вот…. Как-то так…, — неожиданно для самого себя замялся Гарик. — Не успел рассказать…

— Меня Алевтиной зовут, — смущённо представилась Аля. — Я очень рада познакомиться с вами.

— А, уж, мы-то как рады! — не скрывая волнения, заверил отец Гарика. — И имя у тебя, доченька, очень красивое. Главное, что редкое. Давай-ка я тебя — по-родственному — расцелую в щёки…

«Что происходит?», — мысленно запаниковал Гарик. — «Ну, ладно я — немного растерялся. Но — Аля? Наверное, она просто не хочет расстраивать моих излишне-эмоциональных родителей. Или? Впрочем, пусть будет — как будет…».

— Ребята, нам уже пора! — громко объявил голос Саши Никоненко. — Игорь, следуем к выходу! Не отставай!

— Алевтина, автобус ждать не будет! — поддержала рослая Екатерина. — Догоняйте нас! Не отвлекайтесь на разговоры!

Гарик виновато улыбнулся и, с нежностью глядя на родителей, неуверенно пробормотал:

— Пап, мам, мы пойдём. Ребята зовут…

— Иди, идите, родные! — неуклюже смахнув с ресниц крохотную слезинку, зачастила мать. — Идите…. Алечка, как управитесь с этими пожарами, так сразу же приезжайте к нам. Обязательно приезжайте! Мы вас будем очень ждать! Присматривай, пожалуйста, там за Игорьком, не пускай его в самое пекло…

У автобуса волонтёров встретил упитанный и неповоротливый дядечка в мятом пиджаке, на лацкане которого красовался депутатский значок.

— Меня зовут Василием Васильевичем, — важно сообщил дядечка. — Областной штаб поручил мне встретить ваши отряды, сопроводить к месту постоянной дислокации, произвести подробный инструктаж по технике безопасности, обеспечить инструментом для тушения пожаров, выдать запасы продовольствия и познакомить с бригадиром…. Добро пожаловать, дорогие товарищи! То есть, господа и дамы…. Я искренне рад приветствовать на многострадальной рязанской земле представителей сознательной молодёжи Питера и Москвы! Дмитрий Анатольевич и Владимир Владимирович могут гордиться вами! Людских рук нам катастрофически не хватает…, — замолчал, явно выговорившись, и, громко высморкавшись в клетчатый носовой платок, будничным голосом предложил: — Проходите в автобус, рассаживайтесь. Вещи и удочки бросьте на заднее сиденье и на пол рядом с ним. Окна советую держать открытыми, день обещает быть очень жарким. Будет немного пыльно, зато живыми останетесь…

— Людских рук не хватает? — тихонько хмыкнув, пробормотал Глеб. — Позвольте вам, господин депутат, не поверить. Весь вокзал — под самую завязку — набит всяким сбродом: бомжи, бродяги, цыгане, карманники, панкующая молодёжь, всякие разные узбеки и молдаване, приехавшие на заработки. Загребай всех, то есть, мобилизуй. Пусть бездельники и тунеядцы поработают немного на благо русского народа…

— Нельзя так, молодой человек! — возразил Василий Васильевич, обладавший, как выяснилось, отменным слухом. — Не наш метод, как любит выражаться уважаемый Владимир Владимирович Путин. Сейчас в России наступил период либеральной демократии, поэтому любое насилие недопустимо. Всё должно происходить — сугубо на добровольных началах…

Автобус был стареньким, обшарпанным и неказистым.

— Интересно, а какой он марки? — спросила Аля, с недоверием и любопытством рассматривая непривычное транспортное средство. — В Москве таких не увидишь.

— Наверное, ПАЗик. А может, какой-нибудь ЛУАЗ, — предположил Гарик. — Одно могу сказать точно — он гораздо старше нас с тобой, — слегка стушевался и спросил, отводя глаза в сторону: — Мы же сядем вместе? В смысле, на одно сидение?

— На одно, — непонятно вздохнула девушка. — Если, конечно, ты этого хочешь всерьёз…

Мотор раритетного авто-монстра пыхтел, рычал, чихал и надсадно кашлял. Причём, делал он всё это очень громко и почти без перерывов, так что, разговаривать было практически невозможно. Впрочем, Гарику и Алевтине было и так хорошо. Они сидели, держась за руки и временами понимающе переглядываясь, на продавленном сиденье и с интересом наблюдали за пейзажами, мелькавшими за автобусными окошками. Бескрайние поля и заливные луга сменялись пыльным кустарником и ольхово-ракитовыми перелесками, переходящими в смешанные леса, заросшие густой и высокой травой. Иногда среди деревьев мелькали водные поверхности речек, ручьёв и крошечных озёр. На востоке, угрожающе покачиваясь и мелко-мелко дрожа, стояло плотное дымное марево. Волонтёры, тревожно вздыхая и морщась, старались не смотреть в ту сторону…

В автобусе было пыльно и, не смотря на опущенные стёкла окошек, нестерпимо жарко. По лицам и спинам пассажиров струился обильный пот, в носах нестерпимо чесалось, время от времени кто-нибудь принимался отчаянно чихать.

«Следуем строго на юго-запад, значит, совсем скоро доедем до городка Михайлов», — подумал Гарик. — «Ничего себе такой городишко, только больно, уж, запущенный и неухоженный. А температура воздуха, судя по всему, вплотную приблизилась к сорокоградусной отметке. То есть, это она снаружи к ней приблизилась, а внутри автобуса — давно уже перевалила, создав некое подобие финской сауны…».

Зазвонил — мелодией «Владимирский централ» незабвенного Михаила Круга — чей-то мобильный телефон.

— Останови! — строго велел водителю Василий Васильевич и, поднеся к уху громоздкую чёрную трубку, пафосно известил: — Депутат Музыка слушает! Что такое? Не понял, повторите…. Да, вы с ума сошли! Безобразие, я буду жаловаться! Прессу поставлю в известность о таком потрясающем головотяпстве…. Личное указание губернатора? Ладно, вас понял…. Без вопросов. Всё выполню в лучшем виде! — запихав мобильник в карман мятого пиджака, громко объявил: — Пришло указание — срочно поменять маршрут! Вернее, разворачиваться на сто восемьдесят градусов и следовать — через Рязань — на северо-восток, в Клепиковский район. Говорят, что с воздуха обнаружено сразу несколько очагов возгораний в районе Уржинского озера. Доедем до Требухино, остановимся, перекусим и закупим продовольствия на несколько суток. На такой экстренный случай у меня с собой имеется полторы тысячи казённых рублей.

— Полторы тысячи — на восемнадцать человек? — возмутился Глеб, откровенно красуясь перед Екатериной. — Мы, что же, будем тушить лесные пожары, находясь в полуголодном состоянии? Потрясающее разгильдяйство и бесхозяйственность! Даже к встрече столичных волонтёров вы не удосужились приготовиться достойно! Чёрт знает, что такое…

— Отставить гнилой базар! Молчать! — неожиданно — голосом матёрого прапорщика — гаркнул народный избранник. — Выступать они ещё будут, молокососы городские…. Вы, что, на модный курорт приехали? Рыбку собрались половить? Разносолов захотели? Омаров и жульенов вам подавай на завтрак? А на обед — шашлык из седла молодого барашка и по бутылочке сухого красного винца на брата? Ничего, и перловка с «Бычками в томате» — вещь очень калорийная. Любимое блюдо местных пожарных и лесников…. Здесь, орлы и орлицы столичные, всё очень и очень серьёзно! Отдельные сбои в повседневном рабочем процессе? Не буду спорить, наблюдаются. Кто нынче без греха? Даже у МЧС всесильного Шойгу имеют место быть…э-э-э, некоторые шероховатости…. Объявляю десятиминутный перерыв! Перекуривайте, писайте. Мальчики — направо, девочки, соответственно, налево…

Примечания

2

— Кустодиев Борис Михайлович — известный русский художник, на многих его картинах изображены дородные женщины.