Байки забытых дорог

Андрей Бондаренко, 2010

Этот роман был написан и – по самым разным причинам – положен «под сукно». Но очень быстро многие герои «Баек», а также сюжетные линии и конкретные события «перетекли» – совершенно незаметно для автора – в другие книги, которые, возможно, уже знакомы уважаемому читателю. Речь идет о таких романах, как «Седое золото», «Логово льва», «Серебряный бумеранг», «Славянское реалити-шоу», «Утренний хоббит», «Выстрел» и «Метель». Пришел черед «Баек». Текст изменен, переработан, дополнен, тщательно «причесан» и предлагается вашему вниманию.

Оглавление

Байка третья

Рыбалка — как философский аспект мироощущения

Для кого-то рыбалка — отдых, для кого-то — спорт.

А для нормальных людей — это, в первую очередь, возможность немного пофилософствовать в тишине, или, если немного иначе:

Лишь не забыть бы в суете —

Остановиться, оглянутся…

На том безумном вираже,

Иль на сто первом этаже,

Где нам дозволено проснуться.

Лишь не забыть бы — в суете…

— Вот, и закончен первый курс! Зимняя сессия успешно сдана! Слава всем Богам земным: новым, старым, модным, давно забытым! Мы, не смотря ни на что, прорвались! Ура!!! — торжественно объявил ротмистр Кусков, неожиданно для всех заделавшийся старостой группы. — В августе — в строгом соответствии с Учебным планом — состоится учебная же практика. Добро пожаловать, дорогие мои, в солнечный Крым! А пока — на весь июль месяц — объявляются каникулы!

Сергей решил, прихватив с собой кого-нибудь из приятелей, съездить на свою вторую Родину, то бишь, на Кольский полуостров, порыбачить. Сопровождать его вызвался Витька — по прозвищу Толстый — пацан свой в доску. Ростом Витюша был под два метра, здоров — как буйвол африканский, в институтском спортзале так жонглировал двухпудовыми гирями — легендарный Иван Поддубный обзавидовался бы. Вообще-то, Толстый — по жизни — являлся сугубо городским жителем: краснощёким и слегка изнеженным очкариком, да и на рыбалке не был ни разу. Но, ведь, когда-то надо начинать? Почему, собственно, не прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик?

Через сутки они успешно прибыли в маленький посёлок Полярные Зори. Знакомые мужики Сергея согласились доставить ребят до Долгого озера.

Старенький, видавший виды «Урал» надсадно взвыл, наполняя всё вокруг вонючим чёрным дымом, и тронулся с места. Через час они миновали припортовый городок Кандалакшу, впереди замаячил дальний перевал.

— Крестовский перевал — ранней весной и поздней осенью — место по-настоящему страшное. Бьются там машины — десятками за один раз, — объяснял Серый приятелю. — Представь себе картинку. Внизу ещё тепло, а на перевале — минус. Утром выпали всякие осадки: ленивый дождик прошёл, например, или просто туман превратился в росу. Вот, ловушка и готова…. Идёт на Крестовский перевал колонна гружёных лесовозов, держа между машинами приличную дистанцию. И, вдруг, передний автомобиль выезжает на гололёд, но пока ничего — со скрипом — проезжает. За ним двигаются остальные. А метров через двести пятьдесят гололёд превращается в самый натуральный лёд, передний лесовоз начинает неуклонно скатываться вниз, прямо под колёса второму. Тому тоже деваться некуда, начинает сдавать вниз. Но сдают-то машины назад не строго по прямой линии, косоротит их, родимых, постоянно, разворачивает поперёк дороги…. А тут — как назло — с перевала спускается одиночная вахтовка, не затормозить ей на льду. Вот, она и врезается — на полном ходу — в один из лесовозов. Секунда-другая, и покатились все вниз — со страшной силой. Огненная полоса потом видна километров за десять-пятнадцать…. Потом перевал закрывают на пару суток, и ремонтники старательно очищают дорогу от обгоревшего железа. И так случается — несколько раз за сезон…

— А, как же мы? — насторожился Толстый. — Не превратимся, часом, в обгоревшие головешки?

— Не, не должны. Сейчас, ведь, лето стоит на дворе. Поэтому должны преодолеть перевал легко, как говорится, играючи. А за ним уже тянется знаменитый Терский берег — северная граница беломорского побережья.

— Лётчики между собой называют этот перевал «Барыней», — для чего-то сообщил водитель «Урала». — Мол, сверху всё это слегка напоминает спящую грудастую бабу, лежащую на спине…

Наконец, машина выехала на перевал. Справа хорошо просматривался широкий залив Белого моря с многочисленными длинными островами, вытянутыми с юго-запада на северо-восток. Слева сверкала на солнце зеркальная гладь большого озера. Прямо по курсу была отчётливо видна узкая неровная полоска земли, зажатая между морем и озером, по которой и змеилась дальше их раздолбанная грунтовая дорога…

Съехав с Крестовского перевала вниз, они — возле безымянной речушки — сделали плановую остановку. Шофёр тут же завалился спать, остальные мужики немного выпили — так, чисто формально, ведь до Избы (так называлась конечная точка их маршрута), предстояло ещё грести часов семь-восемь на надувных лодках.

Хорошо было вокруг, речушка журчала негромко и ласково, в ней усердно плескалась мелкая рыбёшка, жужжали редкие комарики…. Неожиданно выяснилось, что Толстый — для комаров — лакомое блюдо. Облепили они его румяную физиономию и принялись кусать, то бишь, пить кровушку, не обращая на других рыбаков никакого внимания.

— Видимо, распознали-распробовали городского фраера, — широко зевая, предположил проснувшийся водитель «Урала»

Витька принялся бегать по речному берегу, бестолково размахивая руками. Его лицо страшно распухло, даже очки сваливались с раздувшегося вдвое носа. Рыбаки незлобиво посмеивались:

— Ну, Серёга, повезло тебе с напарником! Не рыбалка, а цирк сплошной намечается у вас впереди…

Через несколько часов усталый «Урал» остановился на берегу нужного водоёма. Ширина Долгого озера не превышала девятисот метров, а в длину оно вытягивалось — с северо-востока на юго-запад — на сто десять километров. Красиво было вокруг — просто несказанно. Над противоположным берегом озера нависали крутые невысокие сопки, покрытые редколесьем, далеко на юге — через белоснежные кучевые облака — смутно угадывалась горбатая, совершенно лысая Иван-гора. На озере царил полный штиль, вода отливала тусклым серебром, далеко впереди быстро передвигалась, словно бы живая, полоса цветного тумана — местами розового, местами — лилового.

Оперативно накачав лодки, они погребли, держа курс на Избу. Витька уверенно уселся на вёсла, но уже через двадцать минут успешно набил на ладошках кровавые мозоли и из игры выбыл. Дальше Сергею пришлось грести уже в одиночку, поэтому к месту назначения они прибыли последними, затратив на маршрут — вместо принятых восьми часов — на полчаса больше.

У Избы неожиданно выяснилось, что рыбачить на Долгом озере студентам предстоит одним, так как мужики, посовещавшись, решили пойти дальше — на речку Умбу — «браконьерить лохов».

Для тех, кто не знает, «лох» — в своём первоначальном значении — это и не человек вовсе, а сёмга, зашедшая поздней осенью в реку, успешно отнерестившаяся, но не успевшая вовремя уйти в море. Перезимовав в проточном озере, через которое проходит нерестовая река, такая рыба из «красной» превращается в «жёлтую», да и во вкусовых качествах значительно теряет. Но, всё же, как считают местные жители, лучше уж ловить лохов, чем всякую там сорную рыбу — плотву, окуня, щуку…

Сергея и Толстого мужики решили с собой не брать, мол, очень опасно, то бишь, рыбинспекция не дремлет. Мужикам-то что, они местные, всегда договорятся с инспектором. А городских студентов, если поймают, то — на первый раз — конечно же, не посадят, но непременно отправят соответствующую бумагу в институт: запросто можно вылететь из ВУЗа — прямиком в славную советскую армию…

Ребята остались на озере одни. Тщательно убрались в Избе, заготовили впрок сухих дров. Изба — место особенное: приземистый пятистенок, выстроенный ещё в незапамятные времена из солидных сосновых брёвен, с крышей, сработанной из толстенных, перекрывающих друг друга деревянных плах — никакого тебе рубероида или толи. Над входной дверью был вырезан год постройки — 1906-ой. Внутри располагались просторные двухуровневые нары (человек десять можно было разместить с лёгкостью), печь, сложенная из дикого камня, массивный обеденный стол с разнообразной посудой, пяток самодельных табуретов. Слева от стола к бревенчатой стене была прибита широкая полка, а на полке обнаружился антикварный кожаный скоросшиватель, плотно забитый разномастными бумагами и бумажонками.

Серый, будучи человеком любопытным, открыл скоросшиватель на последнем листе, в смысле, на первом — по мере наполнения документами.

На пожелтевшей от времени гербовой бумаге, украшенной неясными водяными знаками, косым убористым почерком было выведено — тёмно-фиолетовыми блёклыми чернилами:

Былой отваги времена

Уходят тихо прочь.

Мелеет времени река,

И на пустые берега

Пришла хозяйка Ночь.

И никого со мной в Ночи.

Кругом — лишь сизый дым.

И в мире нет уже причин

Остаться молодым…

Поручик Николай Синицын, втрое июля 1920-го года.

— Да, впечатляет! — задумчиво усмехнулся Витька. — Непросто оно, наверное, было. В смысле, после революции…. Серёга, а что написано на самой последней, то есть, на верхней бумажке?

На неровно-обрезанном куске обоев «в цветочек» значилось:

Над моим сердцем — профиль Че Гевары,

Впереди — долгий путь.

Пойте, звените в ночи гитары,

Им не давая уснуть.

Жирные свиньи в гламурных одеждах

Жадно лакают бордо.

А на закуску я им, как и прежде,

Предложу лишь говна ведро.

Пашка Мымрин, десятый класс, двадцать первое мая, 1981-ый год.

— Ага! Это, уже, наши люди! — обрадовался Серый. — Но, судя по всему, революционные идеалы живы до сих пор…. А данный скоросшиватель, наверное, является своеобразным литературным дневником гостей, посетивших Избу. Ладно, учтём! Когда будем уезжать, то тоже чиркнём пару строк. Пока же с лирикой надо заканчивать, пора рыбу ловить…

Рыбу Сергею пришлось ловить одному: Витька по-прежнему был не в ладах с комарами. Сидел всё время в Избе и листал скоросшиватель. А если и выходил на свежий воздух, то сугубо с парой предварительно-наломанных берёзовых веников — отбиваться от гнусных насекомых.

На пятые сутки, когда Серый собирался отплывать за очередной порцией добычи, к лодке подошёл Толстый и, усердно работая вениками, хмуро забубнил, жалко хлюпая распухшим носом:

— Слышь, Серёга, а я, похоже, заболел очень серьёзно. Выбираться нам надо отсюда, причём, в срочном порядке. Типа — к доктору…

— Что, боишься, что от комариных укусов в носу началась гангрена? — Сергей попытался отделаться плоской дежурной шуткой.

— Нет, всё гораздо серьёзней! Я это.…Ну, как сказать…. С тех пор, как сюда приплыли, ещё ни разу, э-э-э, «по большому» не сходил, вот. Такого со мной никогда не случалось. Никогда! Я же с самого детства приучен к режиму: два раза в день — утром и вечером. А тут, такое…. Давай-ка, пока ещё не поздно, сдёргивать отсюда к чёртовой матери! В смысле, к доктору…

Добрые полчаса пришлось потратить Серому, чтобы хоть немного успокоить расстроенного приятеля. Пришлось, даже, прочитать целую научно-популярную лекцию. Мол, человеческий организм на рыбалке потребляет гораздо больше энергии, чем в городе, то есть, работает на принципах безотходного производства…

Витька — в конце концов — немного успокоился, заметно повеселел и, даже, выразил горячее желание — лично принять участие в рыболовном процессе. Взяв удочку, он резво запрыгнул в лодку, не забыв, впрочем, прихватить с собой и веники.

Первым делом они проверили жерлицы, успешно сняв с тройников пару килограммовых щурят. А на последней, самой дальней «рогатке» сидел огромный, почти семикилограммовый язь.

Рыбина без боя сдаваться не собиралась и, пытаясь порвать толстую леску, делала сумасшедшие метровые свечи. Витька, позабыв обо всех своих бедах и болячках, азартно помогал затаскивать язя в лодку, громко кричал и хохотал на всё озеро. В конечном итоге — в пылу жаркой борьбы — с его распухшего носа слетели очки и упали за борт. После того, как оглушённая рыбина затихла в мешке, Серому пришлось раздеваться догола и лезть за очками в воду, благо было не особенно глубоко, метра полтора.

Найдя пропажу и слегка обсохнув, Сергей направил лодку к заранее прикормленному месту — «по-чёрному драть плотву». Но, не тут-то было, Витька опять вспомнил о назойливых комарах. После этого к удочке он даже не прикасался, усердно и методично размахивая вениками. Заякорённая лодка принялась бойко раскачиваться из стороны в сторону, от неё — по сторонам — пошли заметные волны, рыба, естественно, не клевала.

— Ну, и какого рожна ты попёрся со мной? Чтобы распугивать рыбу? Сидел бы себе на берегу и махал бы там вениками! — сердито отчитывал Сергей Толстого.

— Извини, брат, но здесь комаров гораздо меньше, — тусклым и бесцветным голосом оправдывался Витька, от недавней весёлости которого не осталось и следа…

Следующим утром Серый решил пожалеть товарища, тем более, что рыбы — на тот момент — было поймано килограммов пятьдесят, большая её часть уже просолилась и ещё с вечера была вывешена — на специальной верёвке — подвяливаться на ветру.

— Сегодня будем добывать сига! — объявил Сергей. — Эта рыба ловиться только на глубине, на самой середине озера, где дует сильный ветер, и комаров нет совсем…

Толстый был безмерно счастлив, и, даже, наплевав на свои, ещё не до конца подсохшие мозоли, вызвался грести. Рыба ловилась откровенно плохо, но Витька возвращаться на берег отказывался наотрез. Наоборот, его потянуло на глупые разговоры:

— Серёга, а на РМ девчонка есть одна, Нинкой зовут. Знаешь? Правда, она симпатичная? Причём, до полной невозможности?

«Странный тип — Витька», — подумал Серый. — «Ну, какие ещё девчонки, когда времени ни на что не хватает? И учиться надо, и подработать там-сям, и с Лёхой на футбол-хоккей ходить, да ещё — с ротмистром Кусковым — пивко от пуза потреблять иногда. Откуда взять время на девчонок? Чудак Витька, право….»

Толстый, столкнувшись с полным непониманием, обиженно замолчал, хмуро уставившись на неподвижный поплавок.

Прошло три с половиной часа. Вдруг, выяснилось, что отсутствует одно из вёсел.

«Это Витька, гребец хренов, вёсла толком не закрепил, вот, одно и уплыло. Причём, неизвестно куда, ветер-то сильный и переменчивый», — огорчился про себя Сергей. — «Правда, волна идёт к нашему берегу, может, ещё и найдём…».

Не теряя времени, они оперативно снялись с якоря и начали сплавляться по ветру, внимательно всматриваясь в волны. Но всё было бесполезно, весло так и не нашлось: то ли утонуло, то ли наглые волны затащили его в прибрежный коряжник.

Орудуя — как заправский индеец — одним веслом, Серый, всё же, довёл лодку до Избы. А выбравшись на берег, подытожил:

— Дрянь дело! Сделать самодельное весло из куска фанеры и молоденькой осины — не штука. Но и эта надувная лодка, и вёсла — чужие, мой папаша взял попользоваться у кого-то из своих друзей. Следовательно, быть крутому скандалу! Как бы — ненароком — без ушей не остаться…

Наступила суббота. Над водной гладью разнёсся громкий молодецкий посвист — это подплывал Серёгин папаня с компанией: и сына с приятелем забрать, и самим порыбачить, разумеется….

Из приставшей лодки на берег неуклюже выбрался — с большой и тяжёлой корзиной в руках — Хрусталёв-старший.

«Зачем ему, спрашивается, корзина, если грибной сезон, вроде, ещё не начинался?», — удивился Серый и тут же честно признался:

— Папа, а у нас приключилась неприятность: лодочное весло утонуло…

— Какое, в конское задницу, весло? — папаня, явно, уже слегка «принял на грудь». — У моего сына — у тебя, значит — сегодня день рождение. Восемнадцать лет! Совершеннолетие, то бишь. Отставить — все и всякие вёсла! Иди сюда, сынок, поцелую…

«Действительно, блин горелый! Сегодня же — мой день рождения!», — вспомнил Сергей. — «С этой рыбалкой и забылось…».

День рождения, естественно, отпраздновали. Мужики пили, как и полагается в таких случаях, водочку, Серый с Витькой — по малолетству — портвейн «Агдам».

Уже перед самым отъездом (то есть, перед отплытием), Сергей и Витька вставили в кожаный скоросшиватель замызганный лист обёрточной бумаги — с зафиксированным на нём совместным поэтическим опусом:

Говорят, что можно жить

Как-то по-другому.

На рыбалку не ходить,

Вечно жаться к дому.

На завалинке сидеть

С другом старым Толькой.

Вечерами песни петь.

Говорят — и только.

Рыбалка закончилась. Они вернулись в Ленинград, собрали в «Гавани» друзей-приятелей, и — под море пива — успешно слопали и почти семикилограммового язя, и ещё всякой другой сорной рыбы — без счёта…

Сейчас Витька заявляет, что, мол, с той самой поездки он и стал заядлым рыбаком. Только смотря, что понимать под этим термином. Ну, разжился Толстый деньгами, купил яхту — метров, наверное, двенадцать длиной — оснащённую эхолотом и прочими современными наворотами. Приобрёл спиннинги дорогущие, воблеры и блёсна — в количествах немереных. Собрал нехилую коллекцию различных импортных средств от комаров и прочих кровососущих мошек…

Всё это, конечно, хорошо и мило. Но — только — какое отношение имеет к рыбалке? Я так думаю, что абсолютно никакого…. Настоящая рыбалка — это философская субстанция, способствующая лучшему мироощущению и не терпящая суеты и избытка назойливого комфорта. Не более того…

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я