Осеннее преступление

Андерс де ла Мотт, 2017

Следователь Анна Веспер переезжает вместе с дочерью из Стокгольма в Сконе, чтобы возглавить отделение полиции в городке Неданос. Вскоре Анне становится ясно, что и коллеги, и соседи пытаются ею манипулировать. Все указывает на то, что это как-то связано с трагическими событиями почти тридцатилетней давности. Тогда в заброшенной каменоломне, в воде, было найдено тело подростка – сына хозяйки той самой усадьбы, которую снимает Анна. “Осеннее преступление” – вторая книга в серии сюжетно не связанных друг с другом детективных романов, действие которых происходит в южной Швеции.

Глава 5

Осень 2017 года

Утром Анна вскочила в половине шестого. Она долго принимала душ в ванной с новеньким кафелем, потом надела полицейскую форму. Брюки, свежевыглаженная рубашка, синий свитер с желтыми знаками отличия на плечах — обычно в такое одеваются только офисные служащие. Она уже много лет не носила форму — в угрозыске лена все одевались в гражданское.

Подводя утром понедельника итоги выходных, Анна все же обнаружила маленький плюс. Погода снова испортилась, и Агнес больше не рвалась искать каменоломню. Дочь почти весь день просидела у себя в компании “Нетфликса”, а сама Анна переделала несколько дел. Какая-то ее часть надеялась, что Агнес наскучит история Симона и дочь рассудит, что трагическая гибель незнакомого парня на несколько лет старше ее самой, сына человека, в чьем ателье они теперь живут, — дело, в котором копаться не стоит. С другой стороны, Анна уже тосковала по тому единению, что появилось у них в субботу. На два коротких часа все стало почти… нормально.

Когда волосы просохли, Анна стянула их в тугой хвост, слегка подкрасилась, поправила узел галстука. Оглядела результат в зеркале и обнаружила у глаза морщинку, которой раньше не замечала. Может, запудрить? Анна решила оставить, как есть. Все-таки ей скоро сорок шесть, и не хочется в первый же день появляться на новой работе излишне накрашенной.

— Пора вставать. — Она постучала в дверь Агнес. Мило, разумеется, лежал в кровати, хотя ему это не разрешалось. Анна сунула голову в дверь, и собака нагло глянула на нее. Приподняла губу, запрещая Анне приближаться к Агнес.

— Хорошо спалось? — спросила Анна, пока Агнес влезала в куртку, чтобы выгулять собаку. В ответ дочь что-то неразборчиво буркнула. Кажется, хорошее настроение выходных испарилось.

— Когда у тебя поезд?

— В половине восьмого.

— Хорошо. Тогда отсюда нам надо выехать без десяти семь, не позже.

Входная дверь хлопнула у нее прямо перед носом. Анна сделала глубокий вдох, чтобы не поддаться раздражению. У Агнес первый день в новой школе. У Анны, можно сказать, тоже.

Когда она парковала машину возле полицейского участка, прошло уже пять минут от назначенного времени. Туман, стоявший все выходные, не рассеялся — здесь, в низине, он казался еще гуще, садился прямо на одежду. И к тому же пованивал. От запаха гари свербило в носу. Раньше Анну не слишком беспокоили запахи. На работе ей случалось переживать вещи похуже, не зацикливаясь на них. Но в последний год запахи как будто стали сильнее. Анна даже знала точно, когда это началось и какой запах был первым. Первая половина дня 2 ноября прошлого года. Белые лилии. Похороны Хокана. Анна ощутила, как нервозность обжигает желудок, и глубоко вдохнула. Расслабься, все будет хорошо, прошептал он. Похоже, они снова стали друзьями. Во всяком случае, Хокан больше не выступал со всякими зловещими предупреждениями.

Хенри Морелль подошел к стойке секретаря раньше, чем Анна успела войти в здание. Наверное, стоял и наблюдал за ней. Высокий мужчина, выше метра девяносто, и весом килограммов сто, не меньше. Какая-то часть этих килограммов отложилась на талии, но не так обильно, как у большинства его ровесников. Морелль тоже был в полицейской форме, отчего Анне полегчало. Явиться в первый же день одетой неправильно — неважное начало. Сутуловатая спина, манера переносить вес на переднюю часть стопы, шкиперская бородка и кустистые брови делали Морелля похожим на старого медведя.

— Хенри, — представился он и протянул ладонь, похожую на громадную ласту. Улыбнулся вежливо, но не более того. — Добро пожаловать в Неданос. Сегодня сыровато, но я подумал, что мы все же начнем с обзорной экскурсии. Кстати, в машине есть кофе. — Он жестом указал на “вольво”. Обычная синяя машина без специальных знаков и маркировки — и все-таки по ней за километр видно, что это машина полицейская. В салоне пахло водой после бритья. В держателе между сиденьями стоял картонный стаканчик с кофе. Пока Морелль выводил машину на дорогу, Анна пригубила кофе. Он оказался чуть теплым; молчание в машине ощущалось как напряженное.

— Простите за опоздание. — Анна изо всех сил старалась говорить уверенно. — Моя дочь. — Она почувствовала, что вот-вот начнет заикаться, сделала паузу и сменила тему. — Спуск занял больше времени, чем я рассчитывала. Повороты крутые, а в тумане.

Морелль примирительно махнул рукой.

— Привыкнете. Вы же в пятницу приехали? Добрались из Стокгольма нормально?

— Вполне.

— И вы с дочерью обосновались в Таборе? Уже все перевезли?

— Более или менее.

Голос у него был нейтральным — не дружелюбный и не неприязненный. И внятный сконский говор — не то что нечленораздельное урчание Матса Андерсона.

— Красивый дом. Один из лучших на гряде. Элисабет Видье крепко держалась за него все эти годы. Ничего не делала, ничего не меняла. А еще меньше хотела его продавать или сдавать. — По голосу было ясно, что Мореллю есть что сказать о доме, но он предпочел сменить тему.

— Да, так я подумал, что мы совершим экскурсию по поселку, и я немного расскажу, как тут все устроено. И у нас будет возможность узнать друг друга, прежде чем вы встретитесь с остальными служащими. Собрание в десять утра.

— Прекрасно! — Слово прозвучало как-то слишком воодушевленно, и это рассердило Анну. Лучше придерживаться нейтрального тона, как Морелль, не лезть из кожи вон.

Хенри свернул на главную улицу — почти два километра прямой асфальтовой дороги, которая прерывалась только переходами через рельсы. Анна уже успела несколько раз проехаться по поселку и констатировала, что главная улица слегка широковата, что вкупе с прямой, как стрела, дорогой, по сторонам которой виднелись низенькие строения, создавало впечатление какой-то пустыни, тем более что утром народу на улице было немного. Над поселком висел туман, но гряда все же угадывалась, зловеще темнея слева от поселка. Анна едва не вздрогнула.

Скрыться от мира, прошептал Хокан. Ты же этого хотела?

— В полицейский округ, как вы наверняка уже знаете, входят три муниципалитета, — говорил Морелль. — Здесь живет в общей сложности чуть больше 25 тысяч человек. Самый большой район — Неданос, здесь около 9 тысяч жителей, да и событий здесь происходит больше всего.

Анна отхлебнула кофе и что-то промычала в ответ на его изложение, делая вид, что еще не успела погуглить все эти факты; украдкой она наблюдала за Мореллем. Хенри Морелль при помощи профсоюза сумел продлить свой пенсионный возраст до шестидесяти семи лет и из трудового договора выжал все, до последней буквы мелким шрифтом. Всю свою жизнь он прослужил в Неданосе. Сорок пять лет — вся жизнь Анны. Это с трудом укладывалось у нее в голове. Четыре с половиной десятилетия заниматься проблемами других людей в одном и том же районе — казалось бы, более чем достаточно. И все же Морелль изо всех сил цеплялся за рабочий стол. Наверное, он по-настоящему любил свое дело. А теперь ему приходится отдавать должность ей, приезжей. Анна изучала его жесты и мимику, вслушивалась в интонации, но Морелль если и был настроен по отношению к ней враждебно, то хорошо это скрывал. Кофе, конечно, приятный гостеприимный жест, но он же чуть теплый, так что прямо сейчас Анна никак не могла определить свое отношение к Мореллю. К тому же они сидели в машине бок о бок, и Анне трудно было считывать его бессознательные движения и мимику. Может, к этому он и стремился? В таком случае Морелль хитрее, чем она ожидала.

Проезжая мимо центральной площади и муниципального управления, Морелль указал на полицейский участок, двухэтажную коробку желтого кирпича, построенную, наверное, в восьмидесятые годы.

— Начнем отсюда. Общим счетом двадцать шесть полицейских, из которых двадцать один заняты патрулированием. Еще есть две дамы из гражданских, они работают в приемной. Посмотрим, как будут обстоять дела после следующего сокращения штатов. Хотя это уже не моя проблема…

Анна попыталась расслышать в последней фразе хотя бы намек на горечь, но так и не поняла, была там обида или нет.

Морелль поскреб бородку.

— Место встречи местных пьяниц, — объявил он, когда они проезжали маленькую площадь перед винным магазином. — У нас тут компания старых алкашей и наркоманов, они обычно отираются здесь, особенно когда приходит пособие по нетрудоспособности. Конченый народ. Пять-десять лет — и все. — Голос прозвучал почти печально. Они миновали железнодорожные пути. Рельсы заворачивали, отчего плитки лежали на разной высоте, и амортизаторы машины отозвались гулом.

— Потряхивает, да? — спросил Морелль. — Но такова цена за то, что у нас тут ходят местные поезда. Многие коммуны готовы дать за поезд куда больше, чем стоит пара амортизаторов. Говорят, в следующем году пустят поезда дальнего следования — значит, виадук построят.

Пожилая пара на тротуаре помахала, и Морелль ответил на приветствие. Потом помахал велосипедист. Люди явно узнавали начальника полиции. Запах гари, который Анна учуяла раньше, стал еще отчетливее.

— Глину обжигают, — пояснил Морелль и указал на темный контур гряды. — У главного предприятия коммуны, “Glarea”, большой карьер как раз у холмов. Ломают камень, щебенку, а заодно обжигают печной кирпич.

Анна узнала название. Логотип фирмы был на потертой кофте Гуннель из магазинчика, куда она наведалась в субботу.

— Бывают дни, когда запах сильнее, — продолжал Морелль. — Я-то его едва замечаю, но кое-кто из новых жителей пожаловался в комитет по защите окружающей среды, так что в следующем году настанет конец и обжигу, и взрывам. — Морелль пожал плечами. — Времена меняются. Может, оно и к лучшему. Хоть машину не так часто придется мыть.

Они медленно катили дальше; Морелль указывал на ресторанчик, библиотеку, среднюю школу, бассейн и магазин “ИКА”. Дальше последовали скобяной магазин, будка сапожника, цветочный магазин, а в конце этого бесконечного пути — пожарная станция и высокая водонапорная башня, напоминавшая гигантскую лисичку из серого бетона. Асфальт, кирпич, темное дерево и грязно-серый этернит, наводивший еще большую тоску, чем зловонный туман. Неданос никак не походил на живописный городок, типичный для Сконе. Скорее на индустриальный город.

— Ну а проблемы здесь примерно те же, что и в больших городах. Взломы, пьяные за рулем, незаконное вождение — иногда граффити или автобусные остановки разносят. — Морелль снова поскреб бороду. — Есть такие, кто жен поколачивает, но они у нас под контролем, ну и так, единичные драки, и в лагере беженцев, и в Народном парке. Ничего особенно интересного, тем более для опытного следователя вроде вас. — Фраза повисла в воздухе: впереди был поворот, и Морелль сосредоточился на дороге. Анна догадывалась, о чем разговор пойдет дальше.

Они свернули в промышленную зону на окраине поселка, миновали автомойку и поехали по односторонней дороге с одинаковыми проржавевшими трейлерами. Лакокрасочные работы, автомастерская, за ней — шиномонтаж.

Поодаль, у кругового разворота, виднелся старый заброшенный двор, который совершенно не соответствовал окружающим строениям. Углы дома поросли высокой травой. Окна, двери и крыльцо заколочены толстыми досками. Морелль поставил машину на стояночный тормоз и повернулся к Анне.

— Так вот, Анна. Говоря начистоту, ваше появление здесь было немного… — Он взмахнул рукой, подбирая слово, — неожиданным, — нашел он. — В местах вроде Неданоса не так много кандидатов из внешнего мира претендуют на должность начальника полиции. Бывают заявления из соседних районов, от равнодушных, которые просто хотят зарплату побольше. Есть еще пропащие головы, которым надоело отбывать смены в городе. Но так издалека еще никто не приезжал, и это понятно. Хочешь сделать карьеру в полиции — поезжай в большой город, а не из большого города, верно?

Анна кивнула, обдумала сказанное. Она с тревогой ждала продолжения. К чему он клонит? Ему что-нибудь известно?

— Обычно начальственная должность переходит к кому-нибудь, кто уже служит в участке, — продолжил Морелль. — Кто знает, что и как устроено, кто уже так или иначе занимался руководящей работой. Именно так я много лет назад получил пост от своего предшественника. — Морелль наклонился к ней. — Не поймите меня неправильно, Анна, — разумеется, мы очень рады, что к нам пришел служить такой опытный полицейский. Рекомендации вашего стокгольмского начальства как минимум впечатляют. Расследования убийств, руководитель группы. Невероятный процент раскрываемости.

Рот у него растянулся в некоем подобии дружелюбной улыбки, которая на долю секунды превратилась в гримасу, обнажившую истинные чувства Морелля. Мелькнувшее у него на лице выражение противоречило его же словам. Теперь Анна уже не подозревала, а знала наверняка: Морелль не хочет, чтобы она служила здесь.

— Многие в участке думали, что должность перейдет к лейтенанту Йенсу Фрибергу, — продолжал Морелль. — Мы с полицеймейстером уже в общем-то договорились. И тут появляется ваша заявка, всего за два дня до истечения срока. По сравнению с вашей квалификацией у бедняги Йенса не было шансов. Полицеймейстер был на седьмом небе от радости.

Морелль иронически улыбнулся, и Анна заставила себя промолчать. Она знала, что он еще не договорил.

— Так что все мы задаем себе вопрос: зачем, Анна? Зачем человеку с вашими достоинствами, вашим послужным списком и без каких-либо корней в Неданосе, да и вообще в Сконе, эта работа? Почему вы не хотите служить следователем или занять руководящую должность в Стокгольме? Иначе говоря: какова настоящая причина вашего появления здесь?

Морелль ни на шаг не отступал от показной вежливости. Но в интонациях его таилась какая-то скрытая опасность, почти намек. Словно он уже знает ответ на свой вопрос. Хенри Морелль был полицейским в буквальном смысле всю ее, Анны, жизнь. У него наверняка везде, где только можно, имеются свои люди. Он что-нибудь знает о внутреннем расследовании? О Хокане? О ней? По идее, ответ должен быть отрицательным. О подозрениях насчет нее никуда не сообщалось, информации нет ни в одной базе данных. И все же Анна не могла избавиться от чувства, что Морелль знает больше, чем говорит. Может быть, он хочет, чтобы она так думала? Анна сама пользовалась таким приемом во время допросов. Мне и так уже все известно, так что давай рассказывай. Есть только один способ проверить, так это или не так.

— Нам надо сменить обстановку, — сказала Анна без дрожи в голосе. Откуда бы этой дрожи взяться? Она говорит правду. — Мой м-муж… — она тут же поправилась и заодно загладила легкое заикание, — мой бывший муж Хокан в прошлом году умер. От рака. Агнес очень тяжело это переживала. Начались проблемы в школе, она связалась с неподходящей компанией. В Стокгольме нелегко.

Она сделала паузу, предоставив Мореллю самому заполнить пробелы. Хороший способ не увязнуть во лжи. Все ее слова — чистая правда. Она просто умолчала о некоторых деталях. Совсем как я, прошептал Хокан где-то у нее в голове, как всегда идеально не вовремя. Анна чуть не закусила губу, спохватилась в последний момент.

Морелль задумчиво кивнул. Какое-то время он сидел молча, изучая ее лицо. Сканирует ее, как она только что сканировала его? Пытается понять, врет она или нет? Анна надела маску: не выдать себя ни движением брови, ни жестом.

Он знает, прошептал Хокан. Куда бы ты ни заехала — тебе не уйти от той истории.

Морелль продолжал рассматривать ее. Откашлялся.

— Я… все понимаю, Анна. — Он глубоко вздохнул. — Я и сам много лет назад был в подобной ситуации. — Морелль бессознательно почесал левую щеку. Анна разглядела, что кожа под бородой воспалена и покрыта перхотью.

— Нам с Эвой-Бритт было чуть за двадцать, когда у нас родился Александер. Роды были трудные, к тому же выяснилось, что больше детей у нас не будет, так что мы чересчур пеклись о сыне. — Морелль как-то виновато улыбнулся, отчего бешеный пульс Анны немного замедлился. — Я был увлеченным отцом. Родительские собрания, тренировки, матчи. А потом мне предложили по-настоящему хорошее место в Хельсингборге. Руководитель группы в отделе по борьбе с наркотиками. Зарплата повыше, задачи поувлекательнее. Для многих полицейских работа мечты. Но я подумал и понял, что ради Александера мне лучше остаться здесь, в Неданосе. Чего не сделаешь для детей, верно?

— Верно! — Анна кивнула медленно, задумчиво — так же, как он. Морелль продолжал сверлить ее взглядом, но выражение лица смягчилось. Атмосфера изменилась, и Анна понимала почему. Морелль подверг ее проверке, и результаты этой проверки каким-то удивительным образом принесли обоим почти одинаковое облегчение.

— Вы, наверное, спрашиваете себя, почему мы остановились именно здесь. — Он указал на запустение за окнами машины. Голос звучал дружественнее, как будто Анну уже почти считали коллегой.

— Пару лет назад мы узнали, что большая компания байкеров задумала купить это место и устроить тут клуб. Ограда с колючей проволокой, камеры, круглосуточное наблюдение. Здешние жители к такому не привыкли. Но мы с Бенгтом Андерсоном из мэрии быстро нашли решение. Инспекция по охране здоровья взяла пробы грунта и обнаружила повышенное содержание графита.

Произнося “обнаружила”, он не изменил голоса, не обозначил воображаемые кавычки, и все же они там были. Анна узнала имя — Бенгт Андерсон, порылась в памяти.

— Недвижимость попала на карту муниципалитета, где отмечаются экологически неблагоприятные районы, и мотогопники свернули лавочку. — Морелль с довольным видом улыбнулся. — Владельца участка было, конечно, немного жаль, но ему все с лихвой компенсировали. Долговременный контракт на строительство и ремонт дорог, насколько я знаю, так что теперь тут у нас тишь да гладь.

Улыбка стала шире.

— Мы с Бенгтом Андерсоном знакомы уже лет сорок, — продолжил Морелль, и тут Анна вспомнила, где слышала это имя.

— По-моему, мы в выходные видели его сына. Матс Андерсон, живет в Энглаберге?

Морелль кивнул.

— Матс — младший сын Бенгта. Вы, наверное, заметили — он слегка со странностями. Но хороший парень, абсолютно безобидный.

Для всех, кроме барсуков, подумала Анна.

— Это благодаря Бенгту тут открылись винный магазин и ходит местный поезд. И он же ведет переговоры насчет поездов дальнего следования. К тому же он председатель “Glarea”. Если бы не Бенгт, Неданос бы не пережил кризиса девяностых. — Голос Морелля чуть не зазвенел от восхищения — такое бывает, только если человек на седьмом десятке говорит про другого человека на седьмом десятке.

— После Бенгта в мэрии у штурвала встала его дочка, Мари. Бойкая девица, энергии не меньше, чем у отца. Она бы где угодно карьеру сделала, но решила вот остаться в Неданосе, работать на благо муниципалитета. Мари и Александер с детства дружат, так что я на нее смотрю почти как на собственную дочь. — Голос зазвучал серьезнее. — Понимаете, к чему я веду?

Анна кивнула, хотя вопрос был риторическим.

— Я хочу сказать, что в местах вроде Неданоса полицейский — часть общества, но совсем не как в большом городе. У всего, что мы делаем — или не делаем, — есть последствия, иногда весьма личного свойства. — Морелль замолчал. Казалось, он тщательно взвешивает слова. Потом наклонился так низко, что Анна ощутила его дыхание с запахом кофе.

— Эта должность означает отношения, Анна. Надо быть частью общества, понимать, как мыслят и думают люди. Далеко не то же самое, что следовать написанному в уголовном кодексе…

Когда же настанет пора поступить правильно, прошептал Хокан у нее в голове. Ты же не думаешь, что я забыл твое обещание?