Тропами Кориолиса. В подворотнях темной ночи

Анатолий Юрьевич Шендриков

Когда в недалеком будущем Земля внезапно прекратит вращение вокруг своей оси и привычный мир падет, разверзнутся небеса и настанет время бесконечного испепеляющего дня. День превратит цивилизацию в пустыню. На смену ему придет долгая, словно вечность, темная, холодная ночь. И принесет она с собой немало испытаний для тех, кто выжил. Но что, если единственная возможность вновь увидеть свет – это оказаться во тьме?

Часть II. В подворотнях темной ночи

Как невыносима долгая ночь

Когда тебя рядом нет

Глава 1

1

На пристани было тихо. Кроме парочки загоревших рыбаков никого больше не было. Ни стона причаливших кораблей, ни крика морских птиц, ни перебранки уставших раздраженных моряков больше не слышно. Теперь роскошь жизни былых времен доступна лишь людям с богатым воображением. В мире, где сутки длятся целый год, по последним принципам летоисчисления день для жителей Западной Пальмиры подходил к своему завершению, но еще довольно играючи выжигал шрамы на спинах выживших. Засыпающее вечернее нежно-желтое Солнце, словно капризный младенец, нехотя спускалось под рубцеватое покрывало горизонта на востоке. Это было 3 июля 2039 года.

Тишина завораживала. И в этом безмолвии открытых просторов покинутой пристани одному все же удавалось видеть нечто большее, чем просто опустевший порт Западной Пальмиры. Это был Портной. Пристань была для него тем местом, где однажды он в последний раз попрощался с человеком, которого любил. Парень приходил сюда в свободное от работы время, захватив с собой бутылочку крепкого алкоголя, самокрутку, заправленную ароматной корри и своего верного друга — пса по кличке Рыжий. Многие считали его призраком, блуждающим по припортовым горизонтам, но никто даже и не догадывался, что для него здесь, в этих местах, пустота внутри наполняется воспоминаниями, и он вновь становится человеком, который влюблен в Викторию, девушку, спасшую его от бесконечных скитаний еще до катастрофы. Она помогла ему перевоплотиться из жалкого сироты в человека, которого любят, уважают, который кому-то нужен. Портной всю жизнь скитался в поисках еды, воды, тепла и добра, и выживание в новом мире для него не стало бы большей проблемой, если б была хоть малейшая надежда на то, что Виктория жива. Она отправилась в «Сток» всего несколькими рейсами раньше Портного. И волею судьбы оказалась погребенной под обломками огромного купола, разрушенного землетрясением, постигшим дно Карибского моря. «У меня для тебя сюрприз, — сладко поцеловав на прощание Портного, сказала ему перед самым отплытием Виктория. — Обещаю, я буду ждать тебя там, у самого входа, и когда ты прибудешь, я обо всем тебе расскажу, — добавила девушка и забралась по мостику на палубу корабля, своим оглушительным гудком возвещающего завершение посадки пассажиров».

— За тебя, любимая! — поднял вверх бутылку изрядно подвыпивший Портной, закинув назад свои длинные темно-русые волосы. Порядком поднабравшись, он частенько разговаривал с Викторией. Скорбь и безумие. Это было печальное и жалкое зрелище. Но оно мало кого удивляло, да и беспокоило тоже редко кого. Теперь каждый второй стал безумцем. Теперь это норма.

— С кем это ты разговариваешь? — поинтересовался подкравшийся сзади Ганс, присев на корточки.

— Чего тебе? Как ты меня нашел? — удивился Портной, икая от обезвоживания.

Ланге критикующе помотал головой.

— Поверь, это было несложно! Собирайся, нам нужно идти! — без церемоний поторопил он.

— Что тебе нужно? Отстань от меня, подлец! — протестовал Портной, вырываясь из рук друга, который пытался его поднять.

— Давай-давай, поднимайся! Тебя вождь вызывает.

— Хватит меня разыгрывать! Зачем я понадобился старику?! На! — протянул бутылку Портной. — Лучше выпей со мной, братишка.

Ганс не стал дожидаться понимания с его стороны, а просто схватил под руку и потащил к фонтану Восьми Грифонов¹² 18 века, где тот смог бы освежиться и немного протрезветь перед встречей с вождем. Фонтан, как и порт, находился за пределами района Сьюдад, в новом Меркадильо, который Рауль Маноло приказал на время закрыть с расчетом на то, что искатели быстро выяснят истинные причины молчания радиорубки и степень потенциальной угрозы от головорезов. Но время растянулось до бесконечности. И когда люди начали задавать вопросы, Меркадильо был снова открыт. В том, некогда самом молодом районе Ронды, переименованной теперь в Западную Пальмиру, находились сараи, большое количество помещений, оборудованных под различные мелкие производственные цеха, так как Сьюдад считался спальным районом, несколько облюбованных молодежью баров, и, конечно же, фонтан Восьми Грифонов со студеной вкусной свежей водой.

На удивление всем, фонтан все еще действовал, даже холодной ночью. Место было очень людным. Здесь собирался весь город, чтобы пополнить запасы воды, встретиться с соседями и просто поболтать после долгой рабочей смены. У каждого жителя в городе было свое занятие. Никто не сидел без дела. И это было не просто прихотью, а, скорее, даже необходимостью. Некоторых приходилось принуждать взять себя в руки и начать что-то делать. Лентяи существовали во все времена, но бездельником в новом мире считался тот, кто вовсе отбирает последний кусок хлеба у ребенка. Каждый делал то, что умел, а кто не успел в свое время обучиться какому-либо ремеслу, становился подмастерьем или разнорабочим. Но никто не сидел без дела, никто! Даже худенькие дети пытались помочь, чем могли. Они кормили животных, меняли им воду на свежую, чистили сараи и собирали урожай. Это было уютное и теплое местечко — старая Ронда — новая Западная Пальмира, где люди жили дружно и старались беречь друг друга. Но в последнее время народ все чаще поддавался волнениям и провокациям. И любой болтун мог спровоцировать скандал или серию протестов против деятельности представителей власти. Это уже не имело никакого смысла, и было, скорее, пережитками павшей цивилизации, но старшее поколение привыкло таким образом решать проблемы, и им сложно было доказать, что своим недовольством они не исключают самой проблемы, а лишь усугубляют ситуацию и отвлекают от процесса ее решения. Одной из самых обсуждаемых тем последнего времени стала задержка отчетов о движении экспедиции «Искателей Света Пальмиры». Раньше Рауль Маноло каждую неделю собирал народ на площади у церкви Святой Марии и рассказывал о том, где сейчас находится экспедиция, какие поселения обнаружили и кого встретили по пути. Но в последнее время, когда вставал вопрос об экспедиции, вождю приходилось тактично менять тему, врать или просто молчать. Конечно же, народу это было не по душе. И каждый раз Рауль, как человек верующий, брал на себя грех, но шел на все новые хитрости, дабы люди не волновались и жили спокойно. Некоторые приближенные вождя не разделяли его молчания и лжи. Маурицио Каррера был первым из них, и грозился самостоятельно все рассказать народу, если у того не хватит смелости. Но дело имело более деликатные причины, нежели банальная трусость. Рауль это понимал, а Маурицио нет. Именно поэтому вождем был именно он, а не Маурицио Каррера.

Добравшись до фонтана Восьми Грифонов, Ганс, не задумываясь, опустил голову Портного под струю свежей воды. Тот поначалу даже не сопротивлялся. Но студеная вода сделала свое дело.

— Все-все-все! Дальше я сам! — отталкивая Ганса, сердито предупредил Портной. — Брр! — отдернулся парень, словно ошпаренный.

— Сколько раз этот фонтан тебя выручал? — с иронией прокомментировал Ланге.

Портной лишь одобрительно покачал головой.

— Слушай, дружище, я знаю, ты сейчас снова начнешь меня ругать, но не пора ли тебе остепениться и как-то жить дальше? — жалея друга, продолжил Ганс.

Портной сидел на каменном «корытце» фонтана, и, зачерпывая ладонью воду, неспешно приглаживал свои длинные, немного волнистые темно-русые волосы, от усталости опустив голову вниз.

Посмотрев в добрые, слегка наивные серо-голубые глаза Ганса, наполненные жалостью и тревогой, он лишь легонько улыбнулся в ответ. Портной знал, что если сейчас ответит ему, то начнется настоящее промывание мозгов. «Ты же еще так молод, чтобы давать советы!» — подумал Портной, глядя на товарища. Его немного раздражало то, что мальчишка, еще не изведавший на вкус настоящей любви, рассыпается в советах перед человеком, чье сердце к каким-то двадцати девяти годам оказалось уже давно разбитым. С одной стороны его это раздражало, а с другой ему было жаль Ганса, ведь в новом мире найти себе пару стало во много крат сложнее. Да и, плюс ко всему, угораздило же этому парню влюбиться в одну из самых красивых девушек Западной Пальмиры — в Зою Скаврон. Она была ему не ровня, но Портной все равно поддерживал своего юного товарища, пытаясь сделать из него человека, который не испугается трудностей и постарается добиться её расположения. Он пытался сделать из него человека, коим никогда не был сам. Сам он был сиротой, еще в том мире, где сутки по старинке длились двадцать четыре часа… и теперь Ганс Ланге стал для него семьей — той семьей, о которой он мечтал всю свою никчемную жизнь. Когда еще в детстве ночами он мучился от холода и голода, единственной, согревающей душу мальчишки, была мысль о том, что где-то бьется сердце его ласковой матери, звучит бас мудрого отца, а по комнате бегает сестренка с веселыми косичками и вредничает озорной братишка. И ему было неважно, что сейчас они далеко. Важно было то, что они живы и скучают по нему. Он даже представлял встречу с этими вымышленными персонажами его детского воображения, кровоточащего нехваткой заботы и любви тех людей, которыми на самом деле были пара наркоманов, не способных прокормить и воспитать ребенка. Они сначала попытались продать малыша, чтобы купить впоследствии дозу, но ничего из этого не вышло, и тогда они подбросили младенца в приют. Это была зимняя январская ночь, и выйди няня на улицу, чтобы покурить, чуть позже, и не услышь она угасающий крик страдающего от холода младенца, мальчик так и замерз бы.

— Молчишь? Ну и ладно! — обиделся было Ганс.

— Да перестань! Просто, друг мой, не все так просто, как тебе кажется, — философски заключил Портной.

— Конечно, я же ребенок. Ты ведь считаешь меня ребенком, ведь так? — фыркнул тот.

Портной сдвинул брови и утомленно выдохнул.

— Чего ты заладил! Не считаю я тебя ребенком, просто у каждого своя судьба. И есть некоторые вещи, в которые остальным лучше не лезть.

Ганс Ланге был далеко не глуп и видел, как страдает его друг, потерявший любимого человека. Он понимал, что с этим бременем Портному придется справиться самому. Он очень хотел помочь, но каждый раз из этого ничего путного не выходило. Ганс вообще любил совать свой нос туда, куда не следовало бы, и поэтому тот самый нос часто бывал сломан.

— Просто ты мог бы стать счастливым. Ты должен хотя бы попытаться. Все мы кого-то потеряли из-за катастрофы. Абсолютно все!.. немой ванн Штольц тем летом брата хоронил, старушка Габи: дочь… и внука, у миссис Кэрролл ночью мужа след простыл, а юные Иван и Петр в один лишь день стали сиротками…

— Хорошо-хорошо, я постараюсь! — ответил Портной, лишь бы тот от него отвязался.

— Вот и славно! — обрадовался наивный юный Ганс. И даже Рыжий залаял в ответ, будто поддерживая его.

Портной, улыбнувшись, в ответ лишь покачал головой, глядя на эту несуразную картину.

— Что ты там говорил про вождя? — немного протрезвев, поинтересовался он.

— Я еще сам толком не понял, но это очень важно! — ответил Ганс.

«Что могло ему понадобиться?» — подумал Портной, вытирая лицо о майку, поднялся, и они вместе с Гансом и Рыжим направились в городскую ратушу.

2

В двери послышался стук. Рауль Маноло ждал гостей.

— Проходите-проходите, пожалуйста! — пригласил он вошедших парней. В ратуше рядом с вождем как всегда были его заместители. Но в этот раз здесь присутствовал еще один человек — его младший сын Сантьяго. Проводив гостей к столу, Рауль предложил им выпить. Портной собрался согласиться, но Ганс вмешался в разговор и попросил вместо алкоголя налить им горячего чаю, если таковой имеется. Ему не хотелось, чтобы его друга посчитали жалким пьянчужкой. Портной не стал сильно сопротивляться.

Вождь интересовался, как идут дела у друзей и о чем сейчас вообще толкует народ. Но было очевидно, что это лишь прелюдия.

— Вы ведь не просто так нас сюда пригласили, ведь так? — перешел к делу Портной.

— Да!.. да.., — задумался на мгновенье Рауль Маноло, опустив глаза и нервно постукивая по столу указательным пальцем.

— Говори уже, отец, нет времени на раздумья! — вставил нетерпеливый Сантьяго Рауль Видэл.

— Погоди, сынок! Дай собраться с мыслями, — ему тяжело было говорить. — Вам, полагаю, известно, что утром от нашего поселения отправилась экспедиция под предводительством моего сына Родриго. По одной простой причине связи с ними мы не имеем — нет специальной техники, благодаря которой мы могли бы управлять спутником. Ни у кого теперь нет этой техники. — Ганс, имеющий представление о подобных вещах, одобрительно кивнул. — Дальняя точка, с которой мы наладили коммуникации, — продолжил Рауль Маноло, — находится в Каире. И мы знаем, что около двух месяцев назад они должны были достигнуть столицы Египта и выйти на связь. Но никто на связь не вышел. В прошлые разы такого не случалось. И Родриго, и другие участники прекрасно понимают, что существует точка невозврата. Если они не уложатся в срок и не повернут вовремя обратно, им грозит неминуемая гибель в суровых условиях ночи. И даже если они найдут себе временное убежище, у них попросту не хватит провианта, чтобы существовать длительное время. И экономия здесь не поможет. Заготовить запасы тоже вряд ли успеют, далеко не везде земли настолько богаты, как здесь.

— К чему вы клоните, вождь? — уточнил Портной.

— Кажется, я знаю, к чему! — снова влез Ланге. — Мы отправляемся на их поиски?! — с ликованием предположил наивный чудак.

Рауль Маноло опустил голову. Играющие желваки выдавали его глубокие переживания.

— Ганс прав?

— Да, прав! — ответил за отца Сантьяго. — И если не согласитесь вы, я пойду один!

— Сейчас же прекрати, Сантьяго! Эти ребята ничем не обязаны ни нашей семье, ни тем людям, чьи родственники ушли с Родриго! Нельзя ставить человека перед фактом. Ты ничему не учишься!

— Прости, отец!

— Ганс прав… — недоговорил Рауль Маноло. — Простите, пожалуйста, моего сына за нетерпение.

— Но почему вы просите именно нас? — поинтересовался перевозбужденный Ланге.

— Не вас… Тебя, — вождь пристально взглянул на Портного. — Я знаю о твоем прошлом. И о твоем горе…

— Причем здесь это? Вы ничего обо мне не знаете, не хитрите!

— Ты — сирота. После средней школы тебя поставили перед выбором: либо обучение швейному ремеслу, либо армия. Ты выбрал первое. Портной — это твое прозвище, которое ты придумал себе сам. Вероятно, для того, чтобы похоронить того человека, который скрывается за ним. Ты повстречал девушку, которую звали…

— Довольно! — ответил Портной. — Мое прошлое вас не касается! Разговор окончен! Я ухожу! — нервно поднявшись со стула, сказал он.

— Пожалуйста, постой! Ну, кого еще я попрошу… Кто еще сумеет выжить там, где ничего нет? Жизнь с детства тебя к этому готовила. Ты не будешь рисковать без надобности. А большинство живущих здесь даже представления не имеют о том, что делать, если закончилась питьевая вода, и как быть, если дневной паек не успокаивает аппетит.

— Но зачем мне спасать вашего сына? Если вы не знали, я скажу — он редкий кретин!

— Это не так. Мой мальчик, может, местами и резковат, но в глубине души он неплохой человек. Просто он запутался. После смерти матери… он во всем винит меня… — сказал старик и тяжело прикрыл глаза рукой.

— Перестань, отец, не мучай себя. Ты ни в чем не виноват, — обняв отца, сказал Сантьяго. — Родриго просто дурак!

Портной остановился. Совесть не позволила ему уйти.

— Для тебя это может стать возможностью заявить о себе! — добавил Маурицио.

— Что?! — скривился Рауль Маноло. — Что за ерунду ты несешь, Каррера! — повысил он голос на своего зама.

— Ну, вот опять! Ты никогда меня не поддерживаешь, Рауль, — нервно почесывая свою аккуратно выбритую бородку, обиженно ответил тот.

— Дело не в поддержке! Твое заявление неуместно, поэтому я и сделал замечание.

Тут в заместителе проснулась гордыня:

— И отчего же оно неуместно?

— Что значит твоя фраза «заявить о себе»?! Я не прошу его этого делать. Я прошу человека попытаться спасти моего сына и тех людей, которых он ведет за собой. Это не шоу талантов и ни о чем заявлять здесь не нужно!

Каррера оскалился.

— Ты выставляешь меня каким-то бездушным существом! А я лишь намекнул парню на то, что по возвращении ему больше не придется штопать одежду, и он сможет заняться действительно достойным делом.

Рауль Маноло и вовсе опешил от этого выпада. «И подобное заявляет мой первый зам?!» — подумав про себя, разочарованно прикрыл он глаза и принялся массировать переносицу.

— Вот как?! То есть ты не считаешь его работу достойным делом? — теперь уже яростно вступился он за Портного.

— Он мог бы войти в совет и решать вопросы городского масштаба. Это более ответственная и важная работа, — намекая вождю на то, что с их стороны это лишь хитрый ход, подмигнув, сказал Маурицио Каррера.

Вождю изначально не понравилась эта идея. Он был категорически против такого подхода.

— А знаешь… — обманчиво завернул вождь. — Вообще-то я с тобой НЕ согласен! Лично я считаю, что именно такие мастера, как Портной и Ганс Ланге, решающие бытовые проблемы да работающие над развитием коммуникаций между поселениями, и имеют настоящую ценность, а вот насчет тебя я уже что-то не уверен… ты только и делаешь, что заявляешь о себе! Не надоело, Маурицио?

— Я больше не намерен терпеть унижения в свой адрес! — темпераментно заявил заместитель. — Все, я ухожу!

Рауль Маноло ничего не ответил. Лишь, прикусив нижнюю губу, с огорчением отвернулся в сторону. Ему было невозможно противно и дико стыдно за такое лицемерие со стороны своего подчиненного.

— Стойте! — остановил уходящего Маурицио Портной. — Хорошо! — спустя мгновение заключил он.

— То есть ты согласен? — воодушевился вскочивший со стула вождь.

— Да, я согласен.

— Да! Мы пойдем и спасем их! — обрадовался Ланге.

— Ты никуда не идешь! — охладил его пыл Портной.

— Это еще почему?

Портной ничего ему не ответил, а снова обратился к вождю:

— У меня есть свои условия. Во-первых, я сам собираю команду, во-вторых, не даю никаких обещаний: вообще мало верю в успех этой кампании, в-третьих, вы должны пообещать, что присмотрите за Гансом и сделаете все, чтобы он остался в Западной Пальмире, ну, и, наконец, в-четвертых, если мы не вернемся в оговоренные сроки, не нужно отправлять повторных экспедиций. Ведь то, что повторяется дважды, обязательно повторится и в третий раз.

3

На этот раз отправка экспедиции держалась в строжайшей тайне. И в отличие от «Искателей Света Пальмиры» этих можно было окрестить скорее «Спасателями Света Пальмиры».

Портной лежал на кушетке, положив руку под голову, а его пес, Рыжий, устроился рядом.

«Что же мне делать, дружок? Что же делать?» — почесывая за ухом Рыжего, проговорил Портной. Только сейчас он ощутил всю ответственность за свое решение. Он ведь не хотел отсюда уходить. И не смерти он боялся, а того, что приключение захлестнет его с головой и он навсегда позабудет то, что так печально отпечаталось в памяти. Он привык страдать, но привык страдать именно здесь — в Западной Пальмире.

Ланге ворвался в комнату без предупреждения:

— И что это значит: «Вы должны пообещать, что присмотрите за Гансом?» — кривляясь, процитировал он Портного, — Почему это Ганс не может отправиться с тобой?

Портной поднялся с кровати и подошел к рукомойнику. Надавив снизу на поднимающийся клапан, он задумчиво набрал в ладони чистой воды, умыл ею лицо и, наконец придя в себя, сказал:

— Потому что не умеет держать язык за зубами!

— О чем это ты?

— Не стоило рассказывать о нас с Викторией вождю.

— С чего ты решил, будто это я?

— Больше некому! Разве что Рыжему, — спокойно ответил Портной. Он больше никому в Западной Пальмире не рассказывал о своей личной жизни: только этим двоим, и один из них — пес.

— Черт. Ну, прости! Зато благодаря мне ты теперь сможешь стать настоящей звездой в городе. Поздравляю! А как же я? Это несправедливо! — как-то беспомощно и растерянно огрызнулся Ганс Ланге.

— Ты… никуда… не идешь! — отчеканил Портной и вытер лицо полотенцем. Здесь не было места принципиальности, просто упрямому Ланге по-другому не объяснить, что он должен остаться в поселении, хотя бы ради того, чтобы позаботиться о Рыжем. Младший сын вождя — Сантьяго — тоже мечтал отправиться на поиски брата, но отец настоятельно запретил ему даже думать об этом. Парень был молод, горяч и безрассуден, как и любой девятнадцатилетний мальчишка. Благородные помыслы здесь были неуместны: отец мог потерять и второго сына. Сантьяго это понимал и, в отличие от старшего брата, жалел отца и заботился о нем. Ведь скорбь не только по жене, а теперь еще и по пропавшему сыну, разрывала сердце уже немолодого Рауля Маноло день ото дня, не давая возможности затянуться старой ране.

— Ну, ладно! — хитро прищурившись, раздраженно заключил Ганс.

— Звучит как угроза! — усмехнулся Портной.

Развернувшись, Ланге выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Ему было досадно, что лучший друг из-за какой-то, как он считал, мелочи, перестал ему доверять. Ганс в силу своего возраста был весьма импульсивен. Вообще в двадцать три года мало кто пытается углубиться в занятия самоанализом. Проще обидеться, вспылить, накричать, хлопнуть дверью, а не понять, что причина ни в ком-то или чём-то, а в тебе самом. Обычно, чтобы успокоиться, он шел к себе в мастерскую, запирался и принимался разбирать механические устройства. Так он справлялся со стрессом. Еще в том мире, где существовали клиники, у него были проблемы с нервной системой. Раньше достаточно было выпить таблетку, чтобы прийти в себя, но теперь найти пилюли было непросто, поэтому он нашел им замену — в ковырянии среди шестеренок и микросхем. Надев свои нелепые круглые очки, он мог часами просиживать за изучением электронных приборов. Но на этот раз он настолько рассердился, что забыл о мастерской, а взял припрятанную под матрацем бутылку водки, которую не переносил на дух, и отправился к Сантьяго. Два товарища по несчастью. Два неисправимых авантюриста, которым выпал шанс отправиться в путешествие, но… они и его упустили.

Ганс знал, где отыскать младшего сына вождя. Тот часто вертелся на баскетбольной площадке. И в то время, пока для Ганса личным психологом выступала мастерская, для Сантьяго им служила площадка. Но на этот раз психологом должно было стать ни что иное, как алкоголь.

— Эй, ты! Бросай уже мяч! Пойдем напьемся! — крикнул Ланге из-за сетчатой ограды площадки, где Сантьяго играл с друзьями в баскетбол. «Я ухожу… Мне пора!» — отбросив мяч, ответил он на их возмущенное: «Куда ты?! Мы же только начали!»

Юный испанец лишь махнул рукой, давая понять, что сейчас ему не до них.

Они с Ланге присели на свободную скамейки. Перед их взором во всей красе предстала пылающая в вечернем алом солнечном свете Западная Пальмира. Солнце отражалось от множества белых стен, но уже вовсе не ослепляло.

— Ты же вроде не любитель выпить? — задал вопрос Сантьяго Рауль Видэл, захмелев от одного запаха неохлажденной водки.

— Да повод появился, — намекнул Ганс. — Мы же договаривались, что если я приведу к вам Портного, то отправлюсь в путешествие вместе с ним? — возмутился Ланге.

— Да я и сам думал, что отец доверяет мне настолько, чтобы отпустить со спасателями. Но нет. А ты же знаешь, что я не могу его беспокоить — у него ведь больное сердце. Если бы он отпустил меня, я бы попросил отца убедить Портного, чтобы он взял и тебя. Ну, а так… у меня просто нет власти, и со мной никто не считается.

— Это да. Вот же черт его дери, этого обидчивого Портного с его закостенелыми секретами.

— Зачем ты так говоришь? Он же твой друг!

— Да, друг… но иногда он выводит из себя этой своей загадочностью и скрытностью. Я понимаю, что его история весьма трагична и печальна, но этот чертов астероид Апофис у каждого из нас отобрал близких, и никто этого не скрывает, а, наоборот, люди стараются выговориться, чтоб стало полегче, что ли. И никто их за это никогда не осудит.

— Послушай, нельзя быть таким категоричным, как ты. Насколько я понял, до Виктории у него вообще не было близких людей, а катаклизм отобрал и ее. Это, как минимум, сложно. На его месте мне тоже было бы непросто с этим справиться.

— Я вовсе не отрицаю злой участи, выпавшей на его долю. Просто хочу, чтобы он отвлекся от всего этого. И для этого ему необходима встряска, авантюра. Ты так не считаешь?

Испанец кивнул в ответ:

— За тебя! Ты отличный друг, хоть и немного болтливый.

Ланге легонько стукнул его в плечо, и, поблагодарив, сделал глоток прямо из горла бутылки. Водка следом полилась обратно.

— Ха-ха! — загоготал во весь рот Сантьяго. — Дилетант! Смотри, как надо! — одним глотком он опустошил треть бутылки.

— По ходу, это у вас семейное, — откашлявшись, съязвил Ганс.

— Не бойся, я научу тебя пить, чтобы ты не оконфузился перед Зоей Скаврон! — ехидно улыбнувшись, покосился он на Ганса.

— Э-э-э… постой! А ты откуда о ней знаешь? — удивился тот.

— Чудак! Об этом знают все. Ха!

— Да ну! Так заметно?

— Конечно! Знаешь, как в Пальмире уже поговаривают о парне, который без ума от какой-нибудь девушки — «Втрескался, как тот немец в полячку!» И эта метафора появилась именно благодаря тебе. Ха!

— Ничего себе! А я и не знал, — удивился Ланге. — А как ты думаешь, у меня есть шанс?

Сантьяго ухмыльнулся:

— Конечно! Иначе и быть не может. Вон ты какой обаяшка! — потрепал он его по лохматой кучерявой голове.

— Эх! — размечтался Ганс. — Это все хорошо, но что же нам делать дальше, дружище? Сейчас, через пару недель, Портной с экспедицией отправится на поиски Родриго, а мы останемся гнить здесь. Какое-то бесцельное существование… — он настолько расстроился, что даже немного всплакнул.

— Ну, чего это ты расклеился! Прекрати! Отец не даст нам соскучиться, я тебе обещаю. Не хочу умничать, но мы уж точно сидим здесь не без цели, все мы — жители Западной Пальмиры.

Успокоившись, Ланге протер глаза под очками.

— Действительно, чего это я.

— Это не ты, это все алкоголь. Не переживай, Ганси, — по-товарищески назвал его Сантьяго, — все будет хорошо!

Глава 2

1

Как и планировалось, спустя 48 часов, в ратуше собрались те, на кого пал выбор Портного. Перед тем, как созвать всех на тайное собрание, он проделал тяжелую кропотливую работу. У него были конкретные представления о том, чем будет заниматься тот или иной участник кампании. И лишиться одного звена означало делегировать обязанности и ответственность на других членов экспедиции, что могло привести к перегрузке или провалу. Этого нельзя допустить. Он просто обязан быть убедительным. Перед ним стояли те, кто не должен был опускать руки даже в самой сложной ситуации. Это те люди, которым прежде всего должна быть небезразлична судьба участников пропавшей экспедиции — родственники и друзья, умеющие хоть что-то. Портной действительно верил в то, что любовь является самой могущественной движущей силой.

Вождь наклонился к Портному.

— Ты хорошо подумал? У меня есть на примете еще парочка профессионалов, которых при должном подходе можно запросто убедить, — тихонько обратился к нему Рауль Маноло, изучая собравшихся в зале ратуши.

— Других кандидатов я даже не рассматриваю! — заключил Портной, на самом деле не планируя отвечать настолько резко.

— Ясно! Тогда, если ты не против?.. — поинтересовался вождь, решив самостоятельно поведать людям о том, что их ожидает. Он попросил обратить на себя внимание и начал:

— Сеньоры, сеньориты, попрошу минуточку внимания, — обратился к собравшимся Рауль, сосредоточено сложив руки в замок. Когда народ притих, он продолжил. — Скоро наступит ночь. И мир снова погрузится во мрак. Мрак на улице — и тьма в сердцах слабых. Я не буду рассказывать долго о том, что ожидает тех, кто окажется за бортом — за стенами Западной Пальмиры, а сразу перейду к главному. Вы здесь для того, чтобы отправиться в путь вот с этим человеком, — он указал на Портного. — Это не просто прогулка. Ваша цель — найти пропавшую экспедицию, — беспокойство посеялось и зашелестело среди собравшихся в зале. Ведь большинству из них была небезразлична судьба Искателей. Они ожидали их скорого возвращения, а мысль об исчезновении сбила с толку. Никто не был готов к такому развитию событий. — Успокойтесь! — продолжил Рауль. — Я и сам где-то там потерял родного сына. Но еще есть надежда на то, что они живы, но по какой-то причине отстают от графика. И, тем не менее, времени ждать, когда они выйдут на связь, у нас почти нет. Если идти, то только сейчас. И мы поймем, если кто-то откажется. Эта задача крайне опасна, возможно, даже смертельно… поэтому у вас есть время, чтобы подумать. Но сильно не затягивайте с ответом. Время не на нашей стороне.

Народ зажужжал, словно мухи.

— Вы знаете, где меня искать, — сказал Портной и удалился. Его присутствие в зале больше не требовалось. А еще его обескуражило и буквально взбесило то, что люди, чьи близкие, возможно, сейчас в беде, сомневаются в том, идти ли им на риск ради них или, может, все же не стоит. Если бы он узнал, что есть хотя бы малейший, мизерный шанс спасти Викторию, то, не задумываясь, отправился бы на ее поиски хоть на край света. А здесь он вообще никак не связан ни с одним из участников, и, несмотря на это, согласился пойти. «А эти еще и сомневаются!» — возмущался про себя он.

Портной направился домой, чтобы начать подготовку к походу. Собирая необходимые в пути вещи, он постоянно возвращался к мысли, что сама идея похода абсурдна. Его смущал тот факт, что на бескрайних землях нового континента, даже на минимальный шаг отступившая в сторону экспедиция Родриго могла оказаться в совершенно непредсказуемых местах.

Сильно утомившись от бесконечного жужжания голосов в собственной голове, в разнобой твердивших «Да» или «Нет», Портной завалился на кушетку и сразу же уснул. И приснился ему странный сон. Это была уже знакомая маленькая комнатка, выделенная ему на втором этаже обветшалого Дворца Мондрагон¹³, того, что находился на западе старого Сьюдада. Комната с уже привычной обстановкой: кушеткой слева от входа, под двустворчатым окном, обитым по периметру войлоком да полиэтиленом; стеллажом, дальше, в ногах, с книгами и портняжным инвентарем; рабочим деревянным столом с бронзовой керосиновой лампой, над которыми расположилась откидная форточка, продырявленная в стене у самого потолка еще много веков назад и глядящая на самые припортовые дали, в которые превратились некогда прекрасные луга Андалусии. Форточка находилась прямо напротив двери, по правую руку от которой, в углу, стоял стул для вещей и рукомойник, опирающийся о стену рядом с платяным шкафом. И у Портного было ощущение, что он вовсе не спал, а так, лежал в полудреме и таращился в отсвечивающую на потолок приоткрытую форточку. Скрипнула дверь, и кто-то настолько пугливый, чтобы показаться, замер на месте, не рискуя войти с первого раза. Портной повернулся на правый бок, но подняться все-таки поленился. Дверь приоткрылась еще сильнее и, наконец, из-за нее показалась милое лицо девушки. Это была Виктория. Портной улыбнулся. Девушка прикрыла за собой дверь, подошла к нему и присела на кровать, рядом, взяв его руку в свою. Виктория что-то сказала, но совершенно беззвучно, воздушно, без голоса. Шевелились лишь ее чувственные пухлые губы, а накрашенные тушью ресницы легонько колосились от сквозняка. Но Портной все понимал. Лениво моргая, он видел, как в невнятной тягучей меланхолии Виктория раз за разом, повторяет ему одно и то же слово: «Идиии! Идиии! Идиии!». «Куда мне идти?» — поинтересовался Портной. «Туда!» — повернув голову в сторону форточки, указала ему направление Виктория. «Но там лишь вода!» — немного даже возмутился Портной, совершенно запутавшийся в веретене сновидений и реальных обстоятельств, отголоски которых слышались скрипучим фоном. «Не только! Нет! Не только!». Снова послышался стук в дверь. Громкий, настойчивый стук. «Открой! Открой сейчас же дверь!» — снова беззвучно, но в мыслях Портного, весьма грозно изрекла Виктория, после чего парень почувствовал, что картина в его глазах мутнеет. «Ни за что!» — ответил он, медленно покачав головой в водянистом, студнеобразном пространстве. «Сейчас же!» — сказала она, после чего Портной больше не смог удерживаться за зеленую нить забав подсознания и окончательно выпал из сна.

«Сейчас же открой дверь!» — прозвучал женский голос, уже совершенно иной, нежели тот, что слышал он в своем сне. «Да чтоб тебя!» — выругался парень. Впервые за долгое время ему приснилась Виктория, и ту, которая не дала ему шанса, хотя бы во сне повидаться с любимой, Портной готов был казнить прямо у порога.

Щелкнул шпингалет, и дверь отворилась. За ней была Зоя Скаврон. И она не дала парню возможности наброситься на себя, а, наоборот, сама сразу же, без прелюдий, перешла в наступление.

— Ты считаешь, что я не справлюсь? — уперев руки в бока, пристально посмотрела она в глаза Портному.

— Еще одна! Стучаться не учили? — поинтересовался он, окинув рыжеволосую полячку ленивым сонным взглядом.

— Не строй из себя дурака! Ты знаешь, о чем я.

Портной просто не подумал о ней, работая над списком тех, кто мог бы составить ему компанию в пути. Он даже не рассматривал ее, как потенциально полезный объект.

— Как ты узнала об экспедиции? — снова начав копаться в вещах, спросил Портной. — Никому верить нельзя, — пробурчал он себе под нос.

Казалось, полячка вот-вот заискрится от негодования и накопившегося электричества. Она подумала, что Портной руководствуется предубеждениями из-за того, что она всего-навсего девушка.

— А ты думал, мне не расскажут?! Тебе не стыдно? Там же мой парень… — напомнила она. — И я люблю его.

Портной нисколечко не поверил ее последней фразе. Он прекрасно знал, как звучит она из уст действительно влюбленного человека. А интонация полячки была фальшивой, посчитал он. И вообще он принял ее за очередную авантюристку.

— Вот и молись о том, чтобы мы их спасли. Ты, надеюсь, больше никому об этом не рассказала?

— Пока нет, но если ты не возьмешь меня с собой, то…

— Стоп-стоп-стоп! Это шантаж?.. Хорошо, пусть ты любишь своего парня, но какой прок от этого остальным? В дороге мне нужны солдаты, которые смогут держать удар. Извини, но такая хрупкая девушка, как ты, здесь, ну, никаким боком…

— Хрупкая?! Я умею охотиться. И если ты не знал, я — одна из лучших стрелков в Западной Пальмире, если кто-то не в курсе.

— Правда?.. Та-а-ак. Ну, ладно, у нас есть две недели на подготовку, приходи на тренировку и прояви себя достойно, и тогда я, возможно, поразмыслю над твоей кандидатурой.

— Можешь уже добавлять меня в список! — задрала подбородок девушка и, пряча довольную улыбку, ушла, встряхнув своими длинными пышными кудрявыми рыжеватыми волосами.

Она чем-то зацепила Портного. Но он понимал, что такой ярый пыл может и навредить. Главное, чтобы она была сосредоточена на цели и не относилась к походу, как к веселой прогулке по пустоши, благодаря которой можно немного разбавить напиток обыденности свежим сиропом опасной одиссеи. В любом случае, Портной надеялся на то, что она — тот боец, который стоит потраченного на него времени.

2

Бабушка Зои Скаврон была кухаркой. У нее заболело сердце, когда та узнала, что внучка отправляется, как ей казалось, на поиски своей погибели. Бабушка Грася была человеком суеверным, и при каждом удобном случае раскладывала на стол карты и гадала. И реальные угрозы не казались такими опасными, как те же хлопоты ее драгоценной внучки по постоянно выпадающему бубновому валету. «Он должен будет повстречаться внученьке в пути и охранять ее, словно пес, от всяких бед», — думала бабушка. Также часто выпадала долгая тернистая дорожка, но ни разу не выпала болезнь или, хуже того, — смерть. Только это и сдерживало бабулю от бесконечных причитаний. Старикам-то и повода не надо, чтобы расстроиться или распереживаться.

Зоя наклонилась к бабушке и приобняла ее со спины, поцеловав в ушко, когда та в очередной раз разложила масти на столе.

— Ты опять гадаешь, бабуль?

— Гадать-то гадаю, только веры этим картам уже нет. Будто поослепли они к чертовой матери. Только дорогу и видно! — беспокоилась старушка.

— Значит, все будет хорошо! Погуляю немножечко да вернусь домой, — успокаивала ее Зоя.

— Ой, дай Бог, Зоечка! Дай Бог! Но знала бы ты, как мне не хочется, чтобы ты вообще отсюда уходила.

— Я ненадолго, обещаю. И тридцати кастрюль журека¹⁴ не успеешь сварить.

— Да не журека уже, не борща на хлебном квасу — ничего уже не хочется готовить! Как представлю, что дитё ушло ночью черти куда! В жар бросает, а руки, так те и вовсе отнимаются, немеют — и все. Ой, Зоечка! Не углядела я за тобой. Мать твоя ругала бы меня сильно.

Зое стало жутковато от этих слов.

— Я еще жива, бабушка, перестань меня хоронить, ей Богу! — немного даже возмутилась девушка, недовольно надув губы и скрестив руки на груди.

— Окстись, Зоечка! Ты чего такого говоришь! Солнышко, поди за мной, — позвала ее бабуля. — У меня есть кое-что для тебя, — кряхтя, та поднялась со стула и, ковыляя, направилась к шкатулке. Достав оттуда какую-то побрякушку на грязном, затертом золотистом шнурке, она раскрыла ладонь девчонки и вложила ее туда.

— Это ж дедушкин медальон! — держа в руке зеленый медальон из кусочка оникса, удивилась Зоя.

— Возьми его с собой в путь, — зажимая тонкие пальчики внучки, ответила бабушка и сняла такой же, только красного цвета, со своей шеи. Это были две половинки одного камня, но разных цветов. По романтичной легенде, которую рассказывала бабушка Грася, этот камень треснул в кармане пиджака деда, когда тот ее повстречал. Они были еще совсем молодыми. Дед ничего тогда не сказал, а просто подошел к своей будущей жене, раскрыл также ладонь и показал молодой — такой же рыжей и красивой, как внучка — Грасе, тот камень, сложив две его половинки. Камень был прекрасен. Молодая Грася не задавалась вопросом, правда ли камень треснул в момент их встречи или нет, но через три месяца они с дедом поженились, а через год на свет появилась мать Зои.

— Что ты делаешь, бабушка? — возмутилась было Зоя.

— Надень мой медальон, а второй спрячь подальше.

— Но зачем мне два?

— Второй для бубнового валета, который тебе повстречается! — будто устав повторять одно и то же, проговорила бабушка.

— Какого еще валета? Даже если и есть валет, то он крестовый или пиковый. И зовут его Родриго.

— Карты говорят не о нем. А они не умеют врать. Деточка, просто возьми медальон с собой и отдай тому, кого выберет сердце.

— Спасибо, бабуль! — Зоя расплакалась, прижавшись к груди старушки.

Вместо того, чтобы выспаться перед первым днем подготовки, Зоя прорыдала все это время под одеялом. Почему-то ей казалось, что она больше не увидит бабушку. Она пыталась выбросить эту мысль из головы, но ничего не выходило. Невидимые силы тянули ее навстречу опасностям, и они были гораздо мощнее тех, что пытались удержать рядом с родным человеком. Она хотела бы отказаться, но не могла. Это было сильнее ее понимания. Судьба сама сделала за нее выбор.

Раньше старики верили в сказания, приметы и Слово, которое есть, и никакая сила не способна изменить предначертанного. Трезвый ум грубыми параллелями пересекался с Божественным началом и истины воспринимались с благодарностью. И нет такой истории, где вера играла бы второстепенную роль.

3

Многие из тех, кого выбрал Портной, отсеялись в первый же день подготовки. Некоторые находились в стадии глубоких сомнений, и лишь небольшая часть твердо решила идти. Группа из двадцати человек, способных сделать сложный выбор. Однако в процессе подготовки еще часть сомневающихся без зазрения совести отсеклась, сильно разбалансировав стратегически важный костяк, на который рассчитывал Портной. Оставалось лишь четырнадцать человек. Но предводитель Спасателей так и не решился прибегнуть к крайностям. Он так и не взял с собой докучающих Ганса Ланге и Сантьяго Видэл. Эти парни не успокаивались до последнего. А когда Ланге узнал, что Портной включил в список Зою Скаврон, то мир для него вообще окончательно рухнул. И сколько бы раз он слезно ни умолял друга передумать насчет его кандидатуры, все попытки оказались тщетны. Портной мог бы изменить свое решение, но жизнь научила его быть принципиальным. До них еще никто не покидал границ Западной Пальмиры на всю ночь, и рисковать другом он не хотел и не смел. Уж он точно знал цену близким людям. И принципиальность была той хитростью, с помощью которой он, можно сказать, спасал жизнь товарища, не дав ему возможности захлебнуться в авантюре. Он был еще молод — он был ребенком, да еще и влюбленным. Ему не место на корабле среди взрослых, решил Портной. Ганс своими знаниями в механике мог бы выручить экспедицию, но пусть в пути будет чуточку тяжелее, думал парень, однако рисковать жизнью непоседливых ребятишек он не имеет права.

Вся лучшая и более или менее современная техника уже отправились в путь с исчезнувшей экспедицией «Искателей Света Пальмиры». Пришлось колдовать над тем, что имелось. Выбор пал на старый вездеход. В самую первую ночь после полной остановки вращения Земли русская семья, которая утомилась от бесконечных путешествий на этом вездеходе, постучалась в ворота Западной Пальмиры в поисках приюта. Это был старенький, начала второго десятка двухтысячных российский гусеничный бронетраспортер ДТ-30ПМ «Витязь»¹⁵, состоящий из двух звеньев: кузова и прицепа. За время, пока русский «Витязь» оставался стоять без движения, его двигатель покрылся десятисантиметровым слоем пыли, намертво прилипшей к застывшему моторному маслу. Эту кашу механику «посчастливилось» отскребать чуть ли не шпателем перед тем, как заменить загустевшую жидкость на свежую. Ко всеобщему ликованию модель оказалась плавающей, с установленным гребным винтом. Но с ним тоже пришлось повозиться, пока тот не завертелся, как следует. Из оружия подыскали с дюжину охотничьих ружей и пару винтовок с отдельными элементами боеприпасов да простенький провиант. Зато кинжалов и алкоголя было хоть отбавляй. Изобилие последнего некоторых участников радовало в особенности. Были подозрения, что только ради хорошей выпивки эти люди отправляются в путь. Таким как раз оказался механик. Он, конечно, разбирался в автомобильном железе, но пьяный водитель даже на пустой дороге не внушал особого доверия. Однако другого выбора не было.

Две недели, отведенные на подготовку, подходили к концу. Портной обучал людей технике выживания, Зоя помогла поднатаскать их в оружейном деле, а финский механик, он же музыкант, по имени Микко Анттила разъяснил азы непосредственно своей стези.

Это была такая же экспедиция, как и у «Искателей». Но существенная разница состояла в том, что эти ребята отправлялись в ночь, и для того, чтобы выжить, придется добывать не только горючее для транспорта, но и пищу для пропитания, и огонь для согрева.

Зоя достойно показала себя на подготовительных мероприятиях, она была действительно хорошим стрелком. Благодаря ей команде удастся здорово сэкономить на боеприпасах. С луком, арбалетом и пушкой она обращалась поистине искусно. Во многом увлечение биатлоном в прошлом сделало свое дело.

Перед выходом механику понадобилась помощь еще в одном вопросе, которым он не владел. Ему нужно было снизить потребляемость энергии устройством радиолокации с дополнительного аккумулятора, чтобы пустить больший поток на другие агрегаты.

— Есть тут кто живой? — постучался в приоткрытую дверь Портной, заходя в мастерскую Ганса Ланге.

В гараже, переделанном под мастерскую, горела грязная не очень яркая лампочка, а посреди комнаты стоял накрытый брезентовым полотном легковой автомобиль.

— Да-да! — послышалось из-под автомобиля. — Я здесь! — крикнул Ганс.

— Что ты там делаешь? — заглянув под машину, спросил Портной.

— А-а-а… это ты? Че надо? — дерзко ответил тот, даже не взглянув в сторону обратившегося к нему человека.

— Перестань уже дуться! Нам нужна твоя помощь. У механика возникла одна загвоздка.

— Ты сам его выбрал… не мои проблемы, — явно упрямился Ланге.

— Ну, прекрати! Это действительно важно.

Ганс посмотрел на Портного. Тот не врал.

— Ладно, сейчас гляну, — сжалился он.

Чумазый парень вылез из-под машины, вытер руки замасленной тряпкой и уже собрался идти, но Портной остановил его, придержав за руку.

— У меня еще одна просьба к тебе… на этот раз личная, — сказал тот.

— Чем еще обязан? — нервно поинтересовался Ганс.

— Я хочу тебя попросить присмотреть за Рыжим. Ты знаешь, что я бы никогда не доверил своего пса чужому человеку.

Рыжий оперся бочком о Ганса, будто понимая, о чем говорит хозяин. Здесь уже парень не сдержался и улыбнулся, почесав Рыжего за ухом.

— Хорошо. Еще что-нибудь? — обиженно добавил Ланге, понимая, что теперь у него уж точно нет никаких шансов отправиться с другом на приключения.

— Нет. Для меня это очень важно! И если я вдруг не вернусь, то хотел бы, чтобы именно ты…

— Ну, мы идем? — демонстративно приоткрыв входную дверь, Ганс намеренно не дал тому договорить.

Ланге быстро и четко справился с задачей, которую не мог решить Микко, и молча отправился обратно к себе в мастерскую.

— Можно выдвигаться! — спустя еще несколько часов сборов скомандовал Портной на заключительном собрании в Ратуше.

За эти дни участники экспедиции уже немного привыкли друг к другу, а все контрасты их характеров Портной имел у себя на вооружении. Чтобы хорошо командовать, нужно пользоваться рычагами. «Зажимая до упора один, приспускай другой», — эту формулу он вывел, когда, будучи сиротой, бороздил просторы еще до отвала заселенных городов. И когда он вместе с другими голодными беспризорниками шел на поиски еды (чаще всего воровал), этот принцип помогал добиваться большего результата. Всегда!

Июль 2039-го подходил к концу. Об искателях ничего не было слышно уже почти полгода.

Смеркалось. Улицы Западной Пальмиры опустели. Над городом с еще большим задором засиял яркий синий свет маяка. Заметно похолодало, поэтому народ стал реже выходить из жилищ. На этот раз команду героев должны были провожать единицы, тот ограниченный круг лиц, который был в курсе происходящего. Но вместо десяти человек перед воротами, соединяющими Сьюдад и Меркадильо, снова собрался весь город. Пошел сырой мелкий снег.

— Своих героев город должен знать в лицо! — сказал по этому поводу Рауль Маноло и передал карту с отмеченной толстой линией — извилистой дорогой до Каира. В отличие от Родриго, Портной не стал толкать громких речей, а лишь пожелал родной Пальмире пережить ночь без бед.

Люди поочередно подходили к участникам, обнимая их и говоря слова напутствия, словно прощались навсегда. В этом была доля правды: зная, с какими условиями им придется столкнуться, участники экспедиции прощались со своими близкими. Ганс же стоял в стороне, гордость и обида не позволяли ему сделать первый шаг навстречу товарищу. А ведь он его видел, возможно, в последний раз. Не выдержав, Портной сам к нему подошел, ведь ближе этого упрямца у парня здесь никого не было:

— Ну что ж, друг мой, пора прощаться, — с грустью в голосе произнес он.

— Я не собираюсь с тобой прощаться! — фыркнул тот.

Портной ухмыльнулся, представляя, что если бы у него был младший братик, то вел бы он себя именно так.

— Иди сюда, — обняв того, сказал Портной. — Береги себя, Ганс! Будущее в руках таких ребят, как ты, помни это.

Смахнув выступившие слезы, Ланге сказал:

— Возьми вот этот талисман! — он протянул Портному что-то наподобие наручных часов, только раза в четыре больше.

— Это что, часы? — улыбнулся тот.

— А что еще ты ожидал получить от инженера-самоучки? Это мой личный шедевр: «Мона Лиза» от Ганса Ланге, — морозостойкие титановые водонепроницаемые полумеханические часы с глубиномером и возможностью погружения до трехсот метров и совершенно небьющимся стеклом! Побочные приборы расположены на боковой панели устройства. Также там располагается счетчик Гейгера, и, что самое важное, здесь есть своего рода компас.

— Компас? — не поверил своим ушам Портной. Давно он не слышал этого слова, ведь после остановки вращения Земли вокруг своей оси устройство больше не могло выполнять своей самой главной функции — указание сторон света. — Но как?

— Да-да, старый добрый компас! Вот так! Просто! — с гонором ответил Ганс. — Правда, с небольшими доработками. Ты задаешься вопросом, как он работает, когда магнитного поля не существует? И я тебе отвечу: долго размышляя над тем, чем же можно заменить этот уникальный прибор, я пришел к выводу, что если взять астрономический календарь и обозначить созвездие, к которому ты стоишь лицом, затем сопоставить его с датой на календаре и временем, добавив твое более менее точное местонахождение согласно широте и долготе, находясь при этом в неподвижном состоянии, то компас, который я назвал «АСТРОПАС полумеханический АПМ-1.0» выдаст тебе верный результат. Созвездия, дата и географические координаты (градусы и минуты), вернее, тандем этих постоянных, существующих вне положения дел на нашей планете — вот в чем секрет. Благодаря таким постоянным и встроенной в память устройства астрологической карте можно ориентироваться в пространстве, как будто апокалипсиса и не было вовсе! Главное, постараться не двигаться в момент, когда астропас проводит свои вычисления. А лучше всего будет и вовсе положить его на ровную поверхность, сопоставив картинку на проекции астропаса и положением созвездий на небосводе, внеся предварительно местоположение согласно долготе и широте. Ведь он делает это относительно стационарного объекта, а не движущегося тела. В этом его принципиальная разница с компасом. И, соответственно, главное неудобство. Все, кроме механических часов, работает на батарее, которую так и не успели представить миру гениальные разработчики фирмы Casio¹⁶. Тебе достаточно просто находиться в движение некоторое время, чтобы механизм, состоящий из трубки и магнитного шарика, катающегося внутри нее и вырабатывающего тем самым энергию, смог подзарядить аккумулятор. Также я оснастил систему солнечной батарейкой, которой достаточно тусклого света обычной парафиновой свечи и древней пружинкой — поистине непревзойденной технологией в часовом промысле. Пружинка для того, чтобы часики тикали, не прибегая к помощи аккумулятора. Только не забывай заводить!

— Спасибо тебе, дружище! Теперь я точно не заблужусь! — обрадовался Портной. Но он больше обрадовался тому, что помирился с товарищем, а такой действительно ценный подарок был тому подтверждением.

— Ну, удачи вам в пути. Я буду скучать, — пожимая руку другу, пожелал Ганс Ланге.

Кивнув ему в ответ, Портной вновь обратился к команде: «Пора!», дабы не растягивать момент до бесконечности.

— Постой, сынок! — остановил парня Рауль Маноло. Старик встал перед ним и другими спасателями на колени. Сложив руки, как при чтении молитвы, на груди, он стал благодарить участников экспедиции за их отважное решение, на которое способен далеко не каждый. И обещал, что люди будут слагать легенды о смельчаках, даже если они живыми благополучно вернутся обратно, пусть и с ответом «…не нашли».

Еще никто не называл Портного «сынок». Эти слова тронули его до глубины души. И ему было неудобно, что такой благородный человек стоит перед ним на коленях. Он еле сдержался, чтобы не заплакать. Подняв старика, он махнул рукой, и команда спасателей вышла в открытые ворота, соединяющие Сьюдад и Меркадильо, за которыми их ожидал уже прогретый вездеход.

Глава 3

1

За темнеющий горизонт медленно стекали последние капли вечернего света. Лишь макушки самых высоких гор могли еще насладиться янтарным великолепием теплого заката. А внизу было уже достаточно черно и мрачно, и без дополнительного освещения передвижение по полуразрушенным дорогам не представлялось возможным. Портной ехал рядом с механиком. Они поочередно садились за штурвал, чтобы не тратить время на остановки и отдых. Первые впечатления были не столь шокирующими, как они ожидали. Просто пустынные земли, просто заброшенные города — и ничего из ряда вон выходящего. Просто до жути холодная подступающая ночь. В первом населенном пункте, где совсем недавно проживало несколько семей-отшельников и где спасатели планировали в первый раз выйти на связь с Западной Пальмирой, никого не было, даже заблудших бродяг. Это был небольшой поселок у подножья горы к северо-западу от Ронды под названием Альгодоналес¹⁷. Благополучно связавшись с домом, они решили поскорее покинуть это место. От брошенных домов сквозило какой-то жутью. И это ощущение необъяснимой внутренней тревоги быть затянутым в абсолютное ничто, порабощенное ничем, заставляло людей двигаться дальше, не мешкая и не вглядываясь в темные подворотни загадочной ночи.

Зоя была не из пугливых, но даже ее смутило это гнетущее чувство безысходности. После первого же поселения она перебралась в кабину, пообещав иногда садиться за руль. Кабина была довольно просторной. Позади водителя даже был лежак, где можно было вздремнуть.

Сменив Микко, Портной сел за руль. А тот, молча, без комментариев пролез на лежак.

И чтобы немного развеяться, полячка попыталась завязать беседу с Портным:

— О чем думаешь? — спросила она.

— Да так… ни о чем и обо всем одновременно.

— Расскажи мне. Я умею слушать, клянусь! — уверяла девушка.

— Ты напугана, ведь так? — покосившись на Скаврон, спросил Портной.

— Ну-у-у… да! Как и все!

— Как и все? Ты не права!

— В смысле? Тебе что, не страшно? — не поверила девушка.

— Ты знаешь, все эти покинутые земли… они словно воплощение моего детства… и моей юности, — сглотнув слюну, тяжело протянул Портной. — Я, конечно, не бродил по городам-призракам, нет… скорее, я сам был таким призраком, который не может найти покоя. Гораздо страшнее быть одиноким там, где горят тысячи огней, и где они освещают путь для сотен тысяч людей — это худшее из наказаний, которое может пережить человек. Для меня никогда по-настоящему не светил ни один фонарь. Я всегда будто бы жил во тьме! Может, поэтому меня не трогает, не цепляет и не пугает картина этой новой планеты. Мне кажется, я уже все это видел, понимаешь?!.. И ты даже не представляешь, как бы мне хотелось просто напугаться! Но ничего не выходит, ведь оно все мне слишком знакомо. Я десятки раз, еще будучи мальчишкой, ночами находил на улицах избитых до смерти или замерзших людей. Звонил анонимно в полицию, потратив последнюю монету в телефонной будке, мечтая, чтобы у того человека появился хоть малейший шанс на спасение. Приезжали бездушные менты, и, пнув ногой валяющегося в закоулке бедолагу, проверяли, жив он или мертв, а затем по рации сообщали скорой, чтоб те забирали жмурика. По вызову приезжала машина скорой, и такой же бездушный человек в белом халате жал руку менту, просил прикурить сигарету, и вместо того, чтобы убедиться, жив ли на самом деле человек или нет, стоял и курил, скидывая шутки ради пепел прямо на… — тяжело зажмурив глаза, парень будто снова увидел нечто подобное. — В этом крылось столько жестокости и бесчеловечности! Поэтому, наверное, пустые города меня вовсе не пугают. Для меня они всегда были пусты. А люди, некогда заселявшие их, практически всегда оказывались куда страшнее, поверь! — сказал Портной и замолчал, оглянувшись на Зою. Он почувствовал, что немного перегнул палку с рассказом. Девушка сидела, отвернувшись к окну. В отражении было видно, что на её щеках блестят слезы. Просто она не хотела показывать их.

— Э-э-эй, ты чего! Я вовсе не хотел тебя расстраивать. Извини меня, пожалуйста! Вот же идиот.

— Нет-нет! — вытерев ладошкой лицо и шмыгнув носом, сказала полячка. Дрожащий голос выдал ее окончательно. — Ничего страшного. Это ты прости. Я просто не знала, что у тебя было такое ужасное детство.

— Не жалей меня. Я, кстати, тебе немножко приврал! — улыбнувшись, попытался взбодрить он девчонку. — Один фонарик, не помню точно как, но все же и для меня засиял.

Зоя улыбнулась в ответ.

— Ее звали Викторией, — тяжело выдохнул Портной. — И она была моим светом Пальмиры.

Девушка не стала больше задавать вопросов. Девичье сердце и так болезненно восприняло эту историю.

— Что-то я разговорился, — разволновался Портной.

— Ничего-ничего! Мы можем поговорить о чем-то другом, если хочешь, — предложила Скаврон и резко перевела тему. — Ух ты! А что это за штуковина у тебя на руке? Часы такие? Я ничего подобного раньше не видела, — заинтересовалась она громоздким устройством с незамысловатым, на первый взгляд, циферблатом, надетым на правое запястье Портного.

— Ага! Подарок, — с гордостью произнес парень.

— Здорово! А можно посмотреть?

Портной снял устройство с руки и дал ей.

— «Моему брату от Ганса», — прочитала она корявенько выгравированные на обратной стороне слова. — Как это мило! Постой, от Ганса… это тот парень?.. — прищурившись, пыталась она восстановить картину их недолгого общения с Ланге… — Который тогда, на праздновании Нового Утра, — быстро вспыхивали размазанные силуэты в памяти девушки.

— Да-да… тот самый! — успокоил ее Портной. — Ты угадала. Но это не просто часы, а настоящий шедевр инженерии.

— Я вижу! — протянула она.

— Но я даже не сказал, почему! — цинично вставил Портной.

— Ой, прости! Я думала, ты про их внешний вид, — сыграла она наивную дурочку.

Впечатление наивной девчонки она уж точно не вызывала. Портной скромно улыбнулся. Когда парень смеялся, его прямые темные брови всегда так печально опускались у висков и вздергивались вместе с морщинкой над длинным носом, нависающим над тонкими невыразительными губами. Улыбаясь, он сильно походил на грустного клоуна, только не разукрашенного и вовсе не смешного.

— Это не только часы, но и счетчик Гейгера, и компас… ой, прости! Астропас!

— Что? — мило захихикала полячка, сморщив маленький веснушчатый носик.

— Ну да, так он назвал свое изобретение. Оно еще спасет нам жизнь, попомни мои слова!

— Какой умный мальчик! А я и не знала.

Портной был горд за своего друга.

— Держи! — протянула она обратно устройство Портному.

— Не надо, оставь, — отказался он.

— Ты что! Это же подарок, я так не могу! Держи-держи…

— Поверь, Ганс был бы рад, если бы ты носила его изобретение на своей руке.

— Правда? Я ему нравлюсь? — снова включила она дурочку.

— Нравишься?! Ха! Думаю, ответ ты и сама знаешь, — ответил Портной.

Зоя кокетливо улыбнулась.

— И вообще, если так интересно, спроси при случае у него самого!

На горизонте тем временем показалась огромная глубокая яма, дальнего края которой в темноте видно не было. Яма казалась бездонной пропастью где-то на краю света. Но это был всего лишь вид, с некогда берегов, на пересохший бассейн Гибралтара. Они только приближались к городу на самом юге Испании под названием Тарифа¹⁸, но бездонная пропасть, в которую превратился пролив, уже успела повергнуть отряд в неистовый ужас. И, несмотря на сомнения и страх, каждый из них понимал, что так или иначе, а спуститься вниз все-таки придется. На вездеходе перебраться с поверхности на дно пролива по обваленным скалистым берегам не составило особого труда. Но, проехав пару сотен метров, они заметили, что одна из фар, освещающих дорогу спасателей в сумерках, неожиданно замигала и почти сразу погасла. Света оставшейся лампочки было недостаточно. Слишком непредсказуемым могло оказаться неизученное дно Гибралтара. Да и, скатываясь все ниже по крутой впадине иссушенного пролива, тьма становилась все гуще и опаснее. Проблему нужно было решать на месте.

— Что за черт?! — выругался Портной.

— Я разбужу Микку.

— Микко! Ему не нравится, когда коверкают его имя, — тихонько исправил он Скаврон.

Девушка стыдливо кивнула.

На улице было уже довольно прохладно. Солнце спряталось за горизонтом, и лишь тусклый распадающийся гало — кровавый световой столб от последнего луча, вздымающийся к небесам, — напоминал об уходящем дне.

Накинув куртки, трое вышли на улицу: Портной, Зоя Скаврон и Микко Анттила.

Разобрав фару, механик вытащил лампочку и, откашлявшись, сказал:

— Издохла, зараза!

— Заменить есть чем? — поинтересовался Портной.

— Конечно! — ответил Микко и полез обратно в кабину. Под поднимающимся лежаком находились различные детали под замену, в том числе и лампочки.

Зоя стояла, пританцовывая, чтоб не замерзнуть. Температура быстро снижалась. И к моменту достижения спасателями Гибралтара, пятого августа столбик термометра упал до минус 10°С.

— Брр! Как же холодно! — сказала она.

— И это только сумерки. Представь, что будет ночью!

— Спасибо… успокоил! — недовольно фыркнула полячка.

Пока механик ковырялся в кабине в поисках запасной лампочки, из кузова постепенно начал выползать взволнованный невыспавшийся народ. Они начали осыпать Портного вопросами. Пока тот обрисовал ситуацию, откуда-то с некогда величественных берегов Гибралтара — высоких массивных темных скал — послышался истошный голодный вой. Словно сами Геркулесовы Столбы недовольно взвыли от потревожившего их спокойствие человека.

Народ мигом притих в оцепенении.

— Возвращайтесь в машину! — поторопил Портной, не планировавший знакомства с теми, кому мог принадлежать этот адски жуткий вой.

Люди подчинились приказу.

— Кто это? — тревожно завертела головой Зоя.

Портной схватил ее под руку и поволок в кабину.

— Ты чего? — фыркнула она.

— Лично у меня нет желания выяснять, кто это. А если у кого-то оно есть, он может пойти и проверить. Потом нам расскажет.

Вой стал сменяться рычанием. И количество тех, кто мог издавать подобные звуки, постепенно увеличивалось. Это были то ли одичавшие собаки, то ли шакалы — сложно было разобраться. Но точно чувствовалось то, что они были очень голодными и свирепыми.

— Чего ты здесь возишься? — поинтересовался у Анттилы Портной, забравшись в кабину. Ответа не последовало. — Ау! Ты чего тут, спишь?

— Где?.. Что? А! Да-да, вот лампочка! — вскочил задремавший механик.

— Что-что?! Бестолочь! Мы привлекли к себе внимание нежелательных гостей! — выругался Портной.

Выхватив у него из рук лампочку, он снова выскочил на улицу, захлопнув за собой дверь. Рычание вперемешку с невероятно громким свирепым лаем, непохожим ни на что, что слышал раньше Портной, становилось все громче и отчетливее. «Кто-то просто пока не рискует напасть», — проговорил себе под нос парень, вглядываясь вдаль и одновременно пытаясь вставить новую лампочку в патрон. Руки тряслись от страха и холода. «А вот и обещанный страх!» — немножко даже обрадовался он. Чувство опасности начинало постепенно щекотливо сверлить его кости и вязать суставы на ногах. По-прежнему ничего не выходило с заменой лампочки, и ему становилось уже не до смеха. Портному даже почудилось, что после последнего рыка он почувствовал смердящее дыхание зверя, который вот-вот нападет. Но это был всего лишь неожиданно подобравшийся к нему механик, дыхнувший ядовитым перегаром. Он выскочил, чтобы помочь Портному.

— Вернись обратно! — грубо скомандовал Портной.

— На, держи! — отодвинул его в сторону Микко Анттила, передав винтовку и забрав лампочку. Он искусно вставил ее на место старой, зафиксировал клипсами фару и сказал, что можно возвращаться.

Только Портной завернул за кабину, чтобы влезть внутрь, как увидел метрах в десяти перед собой два пожирающих его фосфорицирующих глаза. Существо оказалось не кошкой и не собакой. Оно было более полутора метров в высоту, а на голове его красовалась блестящая белоснежная густая грива, бесшумно колосящаяся от слабого ветра, больше напоминающая собой хохолок, клином ведущий ото лба, и, равномерно расширяющийся, до самых лопаток. Четких же очертаний в жидком свете сумерек видно не было, но если бы нечто встало на задние лапы, Портному, при своем немалом, под два метра, ростом, очевидно, пришлось бы смотреть на него снизу вверх. И перед тем, как выстрелить, он успел почувствовать лишь одно — взгляд этот видит в нем не только добычу. Очевидно же, что существо устало от голода и жаждет это исправить. «Почему оно не делает рокового выпада в сторону жертвы?» — промелькнуло в его мыслях. И, не став дожидаться ответа на этот вопрос, он взвел курок. Прозвучал выстрел и существо, заскулив, метнулось в сторону.

— Гони! — крикнул Зое Портной, забравшись в кабину.

Полячка до упора надавила на педаль газа, и вездеход загреб своими цепкими гусеницами вперед, раскидывая по сторонам сырой, уже слегка подмерзший донный песок. Тяжелая конструкция не позволяла развивать высокую скорость. Вездеход был вынослив и мог двигаться без остановки сутками, но вот рвануть, унося прочь от опасностей пассажиров, был не в силах. Не для того был сконструирован. Да еще и прицеп волочился позади кузова, замедляя ход на весьма значимые в той ситуации километров двадцать-тридцать.

— Они не отстают! — истерично вскрикнула Зоя, увидев в водительское зеркало стаю неизвестных крупных животных.

Количество преследователей увеличивалось с каждой минутой.

— Нужно отцеплять прицеп. Иначе, нам не удастся оторваться, — испуганно заключил Микко Анттила, глядя на Портного.

Портной зажмурился от напряжения.

— Я пошел! — спустя мгновение сказал он, открывая люк, находящийся в крыше кабины.

— Постой! Может, лучше я? — неуверенно предложил Микко.

— Нет! Ты пьян, на ногах еле стоишь, куда тебе еще на крышу лезть! Если хочешь, можешь прикрыть меня отсюда.

Портной пролез в отверстие люка и осторожно ползком направился к заднему краю кузова, внутри которого народ дрожал от испуга. Портной медленно, но верно приближался к краю. Тем временем Микко, высунувшись из люка, отстреливал преследующих их тварей. Он был пьян, в его глазах двоилось, и каждый второй выстрел приходился то по крыше, то в неизвестность. Один раз он даже чуть не попал в Портного, когда вездеход наскочил на кочку.

— Соберись! — обернувшись, крикнул Портной.

Анттила собрал жменю сырого налипшего на крышу снега, измазал им свою пьяную физиономию, а остатки сунул в пылающую от перегара пасть. Затем быстро потряс головой, чтобы взбодриться и, прополоснув рот, выплюнул эту холодную массу, растопленную пропахшей бурбоном слюной. Результат немного улучшился. Пытаясь не терять драгоценного времени, Портной спешно достиг границ кузова и спустился вниз, к рычагу, который удерживал прицеп. Дернув за рычаг пару раз, Портной понял, что у него ничего не выйдет. Деталь долго не смазывалась и поэтому немного заржавела. Пока он использовал одну за другой тщетные попытки выдернуть ржавую железяку, одной из тварей удалось догнать их и забраться на крышу прицепа. Тяжелым шагом, впиваясь в металл мощными когтями, существо с собачьей лысой мордой и могучим телом царя зверей добралось до края прицепа и, оскалившись, уставилось сверху на Портного. В отличие от того, которого Портной подстрелил еще перед началом погони, у этого были красные глаза, он был чуть поменьше размером, и на его голове не было той пышной белой гривы, напоминающей хохолок, а лишь несколько редких скрученных прозрачных волосков. И этот кровожадный взгляд уж точно не оставлял никакой надежды. Зверь знал, что он сильнее. Он вот-вот собирался рвануть к своей жертве, но прозвучал выстрел. Но, выстрелив, Микко лишь сильнее рассердил существо. Нерв, словно рыболовным крючком, дернул мясистую губу твари кверху, сильнее оголив его длинные острые клыки, обмотанные вязкой пенящейся слюной. Теперь он смотрел на механика, который вмиг отрезвел, увидев зверя всего в нескольких метрах. «Что это за чертовщина такая!» — выругался он, поспешив перезарядить винтовку.

«Если я сейчас же не выдерну рычаг, то и мне, и Микко конец», — с ужасом осознал Портной, превозмогая онемение конечностей. Неожиданно вездеход наскочил на кочку, и зверь потерял равновесие, успев ухватиться за кузов одной лишь когтистой лапой. Портной сам чуть не свалился под гусеницы, но ему удалось быстро подняться. Благодаря этой ситуации удалось выгадать еще немного времени, чтобы принять решение. Он начал тарабанить в дверь, находящуюся с обратной стороны кузова, но никто не открыл. Люди прижались друг к другу, разбитые и жалкие, оцепеневшие от ужаса. Каждый не то что откликнуться на помощь, боялся даже двинуться лишний раз. Одна из участниц сложила на груди руки и начала было молиться, но решиться помочь так и не осмелилась. Портной стал стучать еще громче. «Ах вы ж, чертовы трусы!» — исполненный разочарования, выругался он. И тут, наконец, молодой, побелевший от страха мальчишка, самый молодой в команде, Билл Тобин, тот, которому Родриго обещал привезти паука с востока, все же набрался смелости и отворил ему дверь.

— Дай мне монтировку! — не раздумывая, крикнул Портной, стоя между кузовом и прицепом.

— Но где я ее возьму? — растеряно воскликнул парнишка.

— Дай уже хоть что-нибудь… тяжелое… железное! — взбесился Портной.

Парень окинул взглядом кузов и заметил топор с металлической рукоятью, выглядывающий из-под брезентового укрывного полога. Схватив топор, он мгновенно передал его Портному и вернулся обратно к остальным, больше не став предлагать помощь. Портной стукнул несколько раз по рычагу, высекая каждым ударом сотни металлических искр, но у него вновь ничего не вышло. Зверь тем временем успел вернуться в боевую позицию и уже собирался прыгнуть на Микко, который умудрился выронить винтовку на кочке. Но он не спустился обратно, а замер, застыл в люке, с забвением наблюдая мощь и грацию этого жуткого создания. Времени мешкать не было. Портной вставил рукоять топора под рычаг и с криком, что есть мочи, потянул его кверху. И тут рычаг, наконец, поддался его воле, а тварь, сделавшая за мгновение до этого прыжок, зависла в воздухе. Ей не удалось допрыгнуть до крыши кузова, и, падая, она встретилась взглядом с Портным, который удалялся на резко ускорившемся вездеходе, крепко держась за дверную ручку пассажирской двери. Парня бросило в дрожь. Ему казалось, что он узрел само порождение Преисподней. Зверь упал на сырую холодную землю, а еще продолжающий двигаться по инерции прицеп наехал на него сверху, размазывая по земле кишки своими тяжелыми гусеницами.

Портной вернулся теперь уже через кузов в кабину, а в зеркало заднего вида еще какое-то время отсвечивали свирепые глаза неизвестных доселе диких животных. Спустя некоторое время, преодолев пересохший Гибралтар, твари устали от преследования и исчезли, и лишь после этого Зоя немного отпустила педаль газа.

2

Никто и слова не промолвил за последние несколько часов.

Первой не выдержала полячка. Вездеход резко остановился. Из кузова, где находилась команда, послышались недовольные возгласы. Возмутился и Микко Анттила:

— Чего творит эта девчонка? — вскрикнул тот.

— Тихо! — успокоил его Портной и повернулся к Зое.

— В чем дело? — спокойно поинтересовался он.

Скаврон напряженно смотрела в лобовое окно. Ее веснушчатые ноздри раздувались от напряженного горячего дыхания.

— Что это было? — взволнованно спросила полячка, повернувшись к Портному, не в силах более сдерживать любопытство.

Тот погладил свое щетинистое лицо, сморщился и виновато потупил глаза.

— Я не знаю! — честно ответил Портной.

— То есть, как ты не знаешь? — пыталась она поймать прячущийся взгляд парня. — Кто-кто, а ты-то уж точно знаешь!

Портной не хотел пугать ее правдой. Он-то и сам толком мало что в этом хаосе успел понять и разглядеть, но тех изумрудных сосредоточенных глаз ему, казалось, теперь уже не забыть никогда.

— Будто бы сама смерть с усмешкой взглянула в мои глаза, — тихо промямлил он.

— Что ты там бубнишь себе под нос? — еще больше взвилась Зоя Скаврон.

— Я не знаю! — громко повторил он.

Зоя уже собиралась накричать на Портного, обвинить в неуместной скрытности, но тут вмешался Микко:

— Это была собака или волк, судя по очертаниям и по лаю, вот только размером побольше… да что там — просто громадина!

Портной немного свысока глянул на механика. «Он даже не догадывается, насколько ошибается», — подумал он, и сказал:

— Мне жаль, но это точно была не собака, и не волк… и даже не медведь.

— Но что?

— Поехали! — сказал он.

— Я никуда не поеду, пока ты…

— По-е-ха-ли! Я по пути все расскажу, — успокоил ее Портной.

Скаврон медленно тронулась с места.

— Это были два похожих и в то же время разных зверя. Тот, что с красными глазами — порождение сущего Ада. В этом можно не сомневаться! А вот тот, что с зелеными… не уверен, — начал Портной, — но в темноте мне показалось, что на меня смотрит вовсе не зверь. Да, в страхе я почувствовал, что являюсь для него лишь добычей. Но теперь мое мнение изменилось. Зелеными сосредоточенными глазами зверь глядел будто бы сквозь меня! Словно заглядывал мне прямо в душу, вызывая на поединок! Выглядело так, словно ему было любопытно, кто из нас на самом деле сильнее. Я ощутил это странное чувство: такое, как перед решающей дракой. Но дракой не за жизнь, а за честь. И теперь у меня появилось гнетущее ощущение, что я струсил, подло направив прицел на безоружного. А с его стороны, это была лишь проверка меня на стойкость. Любопытство. Клянусь вам, ребята! Его взгляд искрился от любопытства. Но я также убежден, что отведи я в тот момент хоть на мгновенье свой взгляд в сторону, зверь бы не стал мешкать. Уверен, что если бы я это сделал, то вмиг бы оказался повержен. И винтовка бы не помогла. Что касается того, как он выглядел, то в тусклом свете красного отблеска задних фар я видел мощное тело льва, только в разы больше, и морду свирепого хищника, лишь отдаленно напоминающую волчью. Но его глаза… это были глаза не животного. Но и не человека.

В кабине снова воцарилось молчание. Зоя побелела от ужаса. Даже веснушки исчезли с ее лица. Микко пришлось снова сесть за руль.

Портному не давали покоя эти изумрудные глаза неизвестного доселе существа. «Кто же ты? Неужели последняя попытка природы сотворить смертоносное совершенство? Дитя нового мира… Машина для убийства? Но почему ты не тронул меня? Я ведь запросто мог стать твоей очередной жертвой. Может быть, ты и есть причина опустения городов? Санитар или же каратель? Что хотел сказать твой создатель: будь то природа, или человек, или этот чертов астероид? Может быть, ты, как и я, еще и сам не знаешь, кем явился на этот свет: охотником или жертвой», — размышлял он, вглядываясь в сумеречное отражение эфемерной цивилизации, мерно пошатываясь в удобном кресле вездехода. А тот в это время настырно пробирался по извилистой глади еще слегка различимого хайвэя.

Спустя некоторое время, что-то около двух месяцев практически безостановочной езды, к третьему октября экспедиция достигла Каира. За это время они пересекли территории Марокко, Алжира и Ливии. Повсеместно главенствовала пустота. Но, несмотря ни на что, они добрались до места, где теплилась их последняя надежда узнать тайну исчезновения «Искателей». Картина присыпанных где-то вдалеке снегом гробниц некогда могущественных фараонов завораживала, а облепленная скульптура Сфинкса, наоборот, стала смахивать на дешевый гипсовый сувенир из ближайшей лавки. Но, в общем, эту немузейную инсталляцию сложно было сравнить с чем-то, что кто-либо из участников команды видел доселе, разве что с замороженными морскими ежами, выброшенными на берег пляжа. Те вообще больше походили на Новогодний салют, замерзший во время взрыва. Но египетские пирамиды все равно оставляли после себя невообразимое впечатление. Ведь каждый человек представлял их если и припорошенными, то раскаленным желтоватым песком, но вовсе не белым холодным снегом. Было в этом что-то неоднозначное: то ли удивительное, то ли обреченное.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

12

Фонтан Восьми Грифонов (исп. Fuente de los Ocho Caños — «Фонтан восьми струй») — находится в городе Ронда, Испания. Можно увидеть на Calle Real. Его построили в то же самое время, что и арку Felipe V — простая и гармоничная каменная конструкция, несущая на фронтоне герб города, состоящая из двух частей: первой, основной, собственно фонтана с восьмью носиками, и второй — «корытом».

13

Дворец Мондрагон (Palacio de Mondragón) — был построен мусульманским правителем Ронды Абд-эль-Маликом в 1314 году. Эта постройка сохранила до нашего времени немногие первоначальные черты (в XVIII она была полностью реконструирована).

14

Журек — традиционный польский суп на мучной закваске. Название же «журек» (żurek) происходит от немецкого слова «sauer», то есть «кислый». Известно, что так этот суп назывался в Польше уже в XV веке.

15

«Витязь» — полное название принадлежит гусеничному бронетранспортеру ДТ-30, с доп. модификациями ПМ, П1 и т. д. «Витязь». Первые модели вездехода поступили на вооружение еще в 1986 году. Производителем является «Ишимбайский Завод Транспортного Машиностроения», Россиия. Модификация амфибия (приставка «П» в названии) способна перемещаться по любой поверхности, будь то вода, снег или камень.

16

Casio Computer Co., Ltd. (на яп. «Касио кэйсанки кабусики гайся») — японский производитель электронных устройств. Корпорация основана в апреле 1946 года в Токио.

17

Альгодоналес (исп. Algodonales) — населённый пункт и муниципалитет в Испании, входит в провинцию Кадис, в составе автономного сообщества Андалусия. Муниципалитет находится в составе района (комарки) Сьерра-де-Кадис.

18

Тарифа (исп. Tarifa) — город и муниципалитет на южной оконечности Испании, входит в провинцию Кадис, в составе автономного сообщества Андалусия. Муниципалитет находится в составе района (комарки) Кампо-де-Гибралтар.