Отшельник. Книга 1

Анатолий Юрьевич Маскаев

– Кто ты?– Человек…– Кто ты, человек?А, действительно, кто? Для чего мы приходим на эту грешную землю, чтоб делать еще больше грехов… или…

Глава 7

Проснулся в девять.

В хлеве орала не доенная коза.

Затопил печку и отправился в хлев.

Кинув трем курам горсть зерна, насыпал такую же горсть козе, вымыл ей вымя и начал доить.

— В деревню сегодня пойдешь Милка, уезжать я собираюсь.

Коза повернула к нему голову и попыталась губами схватить за ухо.

— Не шали разбойница, сказано в деревню, значит в деревню, не в лес же тебя отпускать.

Протопив печку и позавтракав, запихал кур в мешок, козу привязал на веревку и отправился в Смородинку.

— Мам, там дед какой-то бородатый тебя спрашивает.

Ирина посмотрела на дочь и с испугом рухнула на стул.

— А, где он, доченька… — чуть ли не шепотом спросила Ларису.

— Да тут на крыльце у нас, на скамейке сидит.

— Охти мне, нарушила я свое слово, а он и осерчал, за мной пришел…

Ирина раскачивалась на стуле и причитала.

— Мам, а кто он, этот с бородой?

— Отшельник это, прогневила я его дура бестолковая, ой лихо мне, ой лихо.

— А, чего он тогда с собой козу привел, и в мешке куры шумят?

Ирина непонимающе уставилась на дочь.

— Какой мешок Ларочка, какая коза, ты, о чем говоришь то дочка?

— Коза белая, за забор у крыльца привязана, а куры не знаю какие, их в мешке не видно.

— Забор… коза… дочка ты не путаешь ничего…?

— Да ничего я не путаю, иди да сама посмотри, он же тебя спрашивает.

Ирина с трудом поднялась с стула и на ватных ногах кое-как направилась к двери.

Ее домой привезли уже в начале пятого утра, и она еще так и не ложилась спать.

Только было собралась покемарить часок-другой, а тут отшельник пришел.

Вышла на крыльцо и беспомощно оперлась на дверной косяк.

— Прости меня святой человек, не со зла я их к тебе привела, жизнь ведь там человеческая была.

Отшельник строго посмотрел на нее.

— Не дело ты говоришь Ирина, грешник я, а не святой человек.

— Дак как же это, ты дочку мою спас, девку эту московскую вылечил, как же не святой…

— Жизнь она по-разному складывается Ирина, человек за свою жизнь успевает и нагрешить, и покаяться.

— Да не об этом сейчас речь.

— Я слышал у тебя вроде хозяйство небольшое есть?

— Есть.

Ирина не понимала, чего хочет отшельник.

— Так может тогда возьмешь мою козу к себе, да курочек трех?

— Курочки то несутся каждый день, и коза доится, много не дает молока, но три литра надоишь за день.

— Да как же так, и звать тебя не знаю, как, ты то куда теперь, аль уходишь далече?

— Верно, ухожу, и далече, а про то как звать меня, да так и зови, Отшельник, оно так и лучше будет.

— Ты в дом зайди, чай сейчас поставлю, блинов настряпаю.

— Спасибо Ирина за приглашение, да недосуг мне рассиживаться, идти надо.

— Так берешь ли козу и курочек?

— Да возьму конечно, не пропадут, подержу, может вернешься?

— Не вернусь Ирина.

— Погодь, я тебе денег дам за козу и кур.

— Ни к чему это, пристроил их в добрые руки, и на том спасибо.

Отшельник встал и спустился с крыльца.

Не оглядываясь свернул в проулок и ушел.

Ирина еще несколько минут стояла у косяка не в силах сделать шаг.

Наконец сошла с крыльца.

— Ну пойдем милая, будешь у меня теперь жить.

— Лариска, мешок с курами неси в сарай, да смотри чтоб не разлетелись, потом не соберем.

Отшельник вернулся в землянку уже к вечеру.

Стоял у ручья и смотрел на кустарник вниз оврага.

Два года он здесь прожил, даже чуть больше, лето еще прибавить надо.

Тогда всю весну почти колесил по округам на мотоцикле, побывал в нескольких соседних областях, ища то место, которое бы ему приглянулось.

Мотался целыми днями, а порой и ночь заставала в дороге, но ничего, чтобы его устроило не находилось.

На этот овраг он наткнулся случайно.

Колеся по берегам Оки добрался до реки Жиздра.

И пришлось от Оки вверх подниматься, чтоб найти переезд на ту сторону.

Так и оказался возле этого оврага проезжая поля.

Что его дернуло спуститься в этот овраг, он бы и сейчас не объяснил, но зачем-то ведь спустился.

Прошел его весь, от начала до конца, до самой реки.

И выбрал место с этой самой проплешиной в кустарнике.

Не столь и велика была проплешина, всего-то метров тридцать в квадрате.

Однако в этот овраг врезался другой не большой овражек, а по нему с родника тек ручей.

Хороший такой ручеек, веселый, да игривый на камнях.

И сразу же у него в голове сложился план постройки землянки, в том самом овражке с ручьем, целиком овражек под землянку.

Три стены земляных уже были, только выровнять, оставалась четвертая, да крыша.

На том и порешил.

Потом ездил строил, часто с ночевками, когда упирался до самой ночи.

Стены выровнял, землю валил посредине землянки.

Ездил за поле рубил и возил волоком жерди, березовые и еловые.

Выставил стены и настелил крышу.

В километрах пяти проездом наткнулся на почти разрушенных два дома, брошенной давным-давно деревни.

Хоть доски в основном и были трухлявые, но все же набрал и на стены, и на крышу.

Обтянул стены и крышу топофолом, сверху зашил досками.

На крышу настелил три куска банера и засыпал ее землей, сверху накидав кустарника.

Четвертую стену, наклонную, тоже обваловал землей, оставив место для двери и двух окон.

Заложил стену кустарником, к тому, что уже рос рядом.

Отошел к концу прогала, издалека, с верха оврага, точно ничего видно не будет.

Кирпич на печку навозил все с той же брошенной деревни, разобрав русскую печь.

Сложил одну печь между баней и землянкой, сделал две топки, и вывел две трубы.

На эти работы ушел весь май и половина июня, но уже можно было жить в землянке.

Но он не торопился перебираться в нее.

На ручье, прямо в землянке устроил мини гидроэлектростанцию, подключил от генератора аккумуляторы и инвектор.

Часть энергии питали аккумуляторы на зарядке, лишняя часть уходила сразу на инвектор.

Когда аккумуляторы заряжены, отключался от генератора и пользовался только ими.

Все лето прошло в этих хлопотах и переезде.

Последний завоз вещей как раз был первого сентября.

Потом дня три отдыхал ничего не делая, просто спал, давая организму наконец-то отдохнуть.

После дня два ходил исследовал овраг, который до реки протянулся аж на два километра.

Хорошо вдоль ручья зверье тропку натоптало.

И хоть кустарник смыкался почти до земли, раздвигая его, пройти было можно.

На окраине Козельска, с одной из мусорок привез несколько пластиковых бутылей и соорудил из них небольшой плот.

Ставил сети, но пока еще было тепло, рыбу хранить негде.

Живую помельче выбрасывал обратно, забирая только самую крупную.

Но и сети приходилось ставить не чаще раза в неделю, рыба портилась.

Плот там и прятал возле истока ручья в кустарнике.

Конец октября, приходилось что-то думать насчет мотоцикла.

Денег все меньше, а бензин все дороже, да и прятать возле поля у оврага толком негде.

А спадет листва с деревьев, охотники быстро его обнаружат.

Через интернет дал объявление в Козельске, и спустя пару недель продал свой Урал с коляской за двенадцать тысяч, вот и деньги появились, добавок к тем, что еще лежат в заначке.

Деньги конечно можно бы было и заработать, и необязательно забираться жить в этот овраг.

Можно было и в город податься, там пристроиться, можно и пошабашить, да мало ли куда можно.

Но он устал от людей, от вечной и чаще всего никчемной суеты, потому и забрался в этот овраг.

Хотелось побыть одному, разобраться в себе.

На волков наткнулся в конце марта, когда второй раз по весне пошел ставить сети.

Льда на Жиздре уже не было, но половодье еще не спало.

Плот по глубокой осени перетащил подальше от реки и больше на реку не ходил.

Первое, что он почувствовал, это был чей-то взгляд в спину.

И именно спиной ощутил приближающуюся опасность.

Медленно повернулся, рука сама непроизвольно скользнула к рукоятке ножа.

Волк стоял метрах в десяти выше его по оврагу.

Они встретились глазами.

Отшельник понимал, что глядеть в глаза нельзя, но не мог отвести взгляд в сторону.

Волк оскалил свои клыки и сделал шаг к нему.

Еще шаг и скрылся за какой-то корягой.

Кустарник в этом месте был редкий и к тому же голый, без листвы, не время еще для нее.

Мелькнувшую тень волка он поймал на подсознании.

Пригнувшись возле валуна полоснул ножом по животу летевшего над ним зверя.

Тут же привстал и развернулся.

Волк перескочив ручей в полете, сразу же ринулся обратно.

Если бы тогда Отшельник отступил, тут бы и был ему конец, но он прыгнул сам на волка, подмял его под себя и нанес сильнейший удар ножом в бок.

Нож скользнув по какой-то кости внутри, вошел по самую рукоятку.

Отшельник дернул нож в сторону вспарывая бочину зверя, затем еще раз с силой надавил и провернул нож в его теле.

Волк успел все же схватить зубами рукав брезентовой куртки, но рукав был настолько широк, что рука успела выскочить из его пасти.

Волк несколько раз дернулся суча ногами и затих, а Отшельник еще с силой давил на него двигая в стороны ножом.

Наконец поднялся над волком.

Рука и нож были все в крови, рукав куртки тоже.

И в это время прозвучал пронзительный и затяжной волчий вой.

Отшельник вздрогнул и снова напрягся.

Сколько же их здесь, стая…?

Но волчица оказалась одна.

Живот провисший и уже набухшие соски.

Беременна, да ей щениться вот-вот…

Волчица стояла оскалившись на том берегу ручья.

Отшельник ждал нападения, но волчица вдруг попятилась и коротко взвизгнув бросилась в кустарник.

Он стоял еще минут десять, выжидая, вернется, или нет.

Стаи никакой не было, не ходят волки стаями, когда волчице щениться.

Значит их было только двое.

Нужно искать нору, логово, иначе если она там останется, ему придется отсюда уйти.

Пересиливая себя Отшельник пошел в ту сторону откуда раздался вой волчицы.

Это была все же нора, а не яма под поваленным деревом.

Отшельник осторожно приблизился к ней.

Стоял ждал.

Прошло более двадцати минут, волчицы не было.

Тогда он собрал сухих листьев и веток, сложил их на входе в нору и поджег.

Когда небольшой костерок разгорелся, палкой спихнул его в нору.

Костер рассыпался и из норы потянулся густой дым.

Ушла, не было ее, и не вернется она больше сюда, другое логово найдет, лишь бы только не в этом овраге.

Волка закопал в этой же норе, расширив вход столкнул его туда.

Потом ножом обвалил верхнюю часть входа норы и заложил все это не большим, но увесистым валуном.

На рыбалку в тот день так и не пошел, и на другой, и целую неделю не ходил.

Но все же пересилив свой страх стал снова ходить по оврагу.

А вторая беда случилась с ним ровно через год, и не в овраге, а возле поля, где он собирал сушняк на дрова.

И дернуло же его залезть на эту наполовину сухостойную корявую осину.

Залез, обломал на ней толстые сучья, и уже хотел спускаться, как сорвался вниз.

И падать то не высоко, да нарвался на только что сброшенный, толстый сук.

Торчащие на этом суку сучья поменьше задрали свитер на теле вместе с рубахой, и вниз живота ему воткнулось что-то острое разрывая кожу и плоть.

Он не удержавшись на ногах от падения, упал ломая своим телом сучки.

В животе остро кольнуло.

С трудом поднялся и сел.

Приподняв свитер и рубашку обнаружил в животе сбоку сучок с пару сантиметров толщиной.

Он торчал из живота сломанным концом.

Отшельник превозмогая боль выдернул его, в животе снова что-то резануло.

Выбросив окровавленный сучок, промокнул рану рубашкой и заправил ее в штаны.

Охая от иногда режущей боли, все же собрал ветки потолще и потащил их к землянке.

Ополоснувшись в бане теплой водой и смыв кровь, обработал рану самогоном.

Перевязал живот, наложив на рану тампон смоченный все тем же самогоном.

Остаток дня и вечер прошли вроде нормально.

Плохо ему стало ночью, живот резало в районе раны до нестерпимости.

Он с трудом поднялся.

Снял повязку.

Рана начинала синеть и живот рядом с ним.

Боль была адской.

Отшельник выпил полный стакан самогона, через минут пять вроде стало легче, снова лег спать.

Утром уже встать не мог, все тело горело, его казалось пропустили через мясорубку.

Кости ныли, голова раскалывалась и была как в тумане.

Забылся в беспамятстве.

Окутывающий белый туман вдруг раздвинулся, и он увидел нечто кроваво-черное и пульсирующее.

Оно шевелилось и казалось поглощает его всего.

Видел, что черноты становится все больше и больше, она медленно, но упорно поглощает кроваво-красную субстанцию, как будто сжирает ее.

Вот ее остается совсем небольшой кусок, она сжимается и сжимается.

Я умираю, умираю совсем, эта чернота-это смерть… — звучал его собственный голос.

Другой, непонятно откуда взявшийся, твердил.

Спаси себя, спаси себя сам…

Как же я спасу себя, как…?

Руками, у тебя же есть руки…

У меня нет рук, нет, там только чернота…

Вырви ее, вырви пока она не съела твой мозг, торопись, у тебя есть руки…

Какие-то щупальца пытались схватить склизкую противную черноту, они рвали ее и кидали, рвали и кидали.

Потом все пропало.

Он очнулся.

Повернул голову вправо и посмотрел на часы, время одиннадцать дня.

Нигде ничего не болело.

Провел рукой по животу, все липкое и какая-то огромная рана в животе.

Приподнялся на локтях, сел, протянув руку включил свет.

В животе перепачканная кровью зияла большая рана, размером с ладонь.

Пересилив рвущиеся спазмы коснулся пальцем края раны.

Было не больно, лишь медленно сочилась кровь.

Левой рукой стер кровь с раны, обнажились рванные края плоти.

Провел по ране правой рукой, как бы пытаясь сжать рваную плоть и стянуть рану.

Пальцы соскальзывали.

Тогда он просто несколько раз провел ладонью над раной, рана вдруг стала затягиваться.

Еще провел, рана все меньше.

Снова ладонь над раной, и рана затянулась полностью.

Обессиленный и взмокший упал на постель.

Лежал прикрыв глаза, пытаясь осмыслить, что же с ним произошло, но так и не нашел приемлемых объяснений.

Захотелось очень сильно есть, как будто голодал неделю.

Встал с постели, нога на чем-то поскользнулась.

Нагнулся и поднял в руке какой-то отросток, сантиметров в десять длинной, из отростка торчал сучек.

Сел на постель, все еще держа странный отросток в руке.

Это что же получается, часть моего кишечника, и кто же меня так варварски оперировал…?

И тут ему вспомнился тот странный сон и чей-то голос.

Бред, да этого быть просто не может.

А желудок по-прежнему требовал еды.

Отшельник встал, налил себе крепкого сладкого чая и в несколько глотков выпил все.

Налил еще, жажда так и осталась во рту.

После второй кружки стало лучше.

Осмотрел себя, руки, весь живот, трусы и ноги в крови.

Оглянулся на постель.

Пододеяльник, простыня так же все в крови.

Сколько же я крови потерял.

Сдернул пододеяльник и простыню, матрац тоже с красным пятном, да и одеяло.

Матрац оставил, а остальное все потащил в баню.

Бросил в металлическую ванну, в каких раньше белье стирали, и залил водой.

Одеяло бы отстирать, а простыню и пододеяльник похоже придется выбрасывать.

Вытащил их, оставив в ванне только одеяло, засыпал не жалея стирального порошка, подумал и снова бросил в ванну постельное.

Теплой водой вымылся сам, непроизвольно иногда проводя рукой по затянувшейся ране.

Осмотрел себя на свету, ничего как будто и не было, лишь маленький, почти незаметный шрам.

Затопил печку и выбросил туда часть своего кишечника с сучком.