Хозяин дракона

Анатолий Дроздов, 2012

В каком веке на Руси жить хорошо? В XXI или в XII? Странный вопрос – смотря кому… И уж точно не подростку Ивану… И если Русь начала второго тысячелетия поначалу показалась ему сказочной страной, то уж в России нашего времени он точно ничего хорошего не видел. Оказавшись в далеком прошлом, Иван нашел свое место. Хотя сказать, что оно сладкое, язык не поворачивается…

5

Некрас подъехал к городскому торгу и остановился, внимательно разглядывая ряды. Торгующих было много: возы, груженные кулями жита, ряды хлебные, сбитенные, медовые. Были возы с холстом, гончарные, один был полон корзин, рядом в таких же корзинах выставили резаную из мягкой липы деревянную посуду: ложки, блюда, лопатки — снимать жареное с глиняных сковород-латок. На Некраса никто не глядел, хотя стоило бы. Княжий сотник был одет во все новое: рубаха из тонкого полотна, синяя суконная свита, такие же порты и кожаные сапоги с каблуками. На голове Некраса сидела круглая шапка с меховой оторочкой, на боку висела сабля в простых кожаных ножнах. Кобылка-пятилетка, на которой восседал сотник, гнедая, стройная, нетерпеливо перебирала ногами и фыркала, недовольная остановкой.

Высмотрев, что требовалось, Некрас соскочил наземь. К нему тут же метнулся худой отрок.

— Посторожу коня, боярин!

Некрас внимательно глянул на отрока. Тот был одет в латанную-перелатанную рубаху, холщовые порты. Но одежда была чистой, сам отрок умыт и даже причесан. Серые глаза на скуластом конопатом лице, тонкие бледные губы. Несмотря на прохладу, отрок был бос.

— Не тревожься, боярин, догляжу в исправности! — заверил отрок, по-своему поняв долгий взгляд сотника. — Меня здесь знают.

Некрас сунул ему повод и направился в медовые ряды. Там он, не обращая внимания на зазывания торговцев, остановился у воза молодки в расшитой рубахе. Молодка улыбнулась, показав ровные белые зубы.

— Добрый мед, боярин! Сама варила!

— Почему сама? — спросил Некрас, пристально разглядывая молодку.

— Некому более — вдовая я, — ответила молодка, ничуть не смущенная его взглядом. — Муж дружинником был, летось сгинул в сече, — молодка вздохнула, но по всему было видно: если она и горевала о муже, то недолго. — Спытай меду, боярин!

Некрас кивнул. Молодка зачерпнула глиняной кружкой из корчаги и поднесла ее сотнику. Некрас медленно выцедил кружку до дна и крякнул:

— Добрый мед!

— Сколько брать будешь? — деловито спросила молодка. — Корчагу, две?

— Я верхом приехал…

— Скажи куда, отвезу.

— Сказать не можно, а вот сам заехал бы!

Молодка пристально посмотрела на сотника, и щеки ее зарумянились.

— Моя изба в посаде, третья от полуденных ворот. На воротах петух резной. Спросишь Улыбу, всяк покажет.

— Баня у тебя есть?

— Есть! — подтвердила Улыба. — Приходи — попарим, угостим, спать уложим, коли мед в ноги ударит.

Некрас достал из кожаного кошеля серебряную ногату и протянул Улыбе.

— Задаток!

— Такому боярину можно и на повер! — возразила Улыба, но монету тут же спрятала. Затем зачерпнула и поднесла сотнику еще кружку. В этот раз Некрас пил не спеша, улыбаясь и переглядываясь с молодкой.

— Чей это отрок? — спросил, возвращая пустую кружку. — Который кобылку мою держит?

— Ничей! — пожала плечами Улыба. — Сирота. Крутится на торгу: кому коня подержит, кому покупку снесет. Ломоть хлеба дадут — он и рад.

— Давно здесь?

— С прошлого лета. Как Великий веси вкруг Белгорода пожег, много люду в город набежало. Кто потом к себе воротился, кто здесь устроился. А этот остался при торгу.

— Что ж никто не берет?

— Своих поди, прокорми! — вздохнула Улыба. — А тут чужой… Хотя отрок он добрый — услужливый, честный. Худого не слыхала.

— Увидимся вечор! — попрощался Некрас и отправился в хлебные ряды. Там остановился у воза с пирогами.

— Бери, боярин! — оживилась толстая торговка. — С зайчатиной, горячие, укусные — лучше не сыщешь. Одна белка за пару.

Некрас достал из кошеля серебряную ногату, ножом разрезал ее пополам, затем половинку — еще надвое. Маленький кусочек серебра отдал торговке, взял пироги. Один сразу сунул в суму, второй разломил. Вкусно запахло горячим хлебом и печеным мясом. Некрас куснул, одобрительно кивнул и пошел к коню, жуя на ходу. Подойдя к отроку, сунул ему целый пирог.

— Спаси тебя Бог, боярин! — обрадовался тот.

Пирог отрок разломил пополам, одну половину сунул в холщовую суму, от второй стал жадно откусывать — было видно, что голоден. Некрас спокойно дал ему доесть, затем отстегнул от седла кожаную флягу, напился сам и напоил отрока. Тот благодарно поклонился.

— Как звать?

— Олята.

— Меня — Некрас, княжий сотник.

— Тот самый? У которого змей?

— Откуда ведаешь? — удивился Некрас. — Светояр сказал: тайна это.

Олята засмеялся.

— Твой змей на лугу сотню обгадил, жены дружинников Оляне ворох грязных портов нанесли. Так лаяли тебя! Все поведали. Оляна порты два дня мыла.

— Кто такая Оляна?

— Сестра. Мы разом родились, только я первый! — гордо уточнил Олята. — Потому и назвали так: Олята — Оляна.

— Батьки живы?

— Дружинники Великого летось посекли, — вздохнул отрок. — Мы с Оляной как раз по грибы пошли. Вернулись — весь горит, люди посеченные повсюду. Всю родню побили, идти некуда. В город подались. Оляна порты да рубахи моет, я — на торгу.

— Голодно?

Вместо ответа Олята вздохнул.

— Лет сколько тебе?

— Четырнадцать.

— Иди ко мне в службу! Сыт будешь, одет.

— А служба какая?

— За конем смотреть, домом.

— Порты мыть и шти варить? — насупился Олята. — Я не баба!

— Найдем бабу! — усмехнулся Некрас, бросив взгляд в медовые ряды.

— Улыба не пойдет! — возразил Олята. — Сама девку для работы держит.

— Глазастый! — нахмурился Некрас.

— В городе живу! — шмыгнул носом Олята. — Сестру мою бери! Она работящая.

— Мала больно! Болтлива, небось.

— Не. Как батьков посекли, молчит совсем.

— Мову отняло?

— Не! Говорить не хочет.

— Ладно! — согласился Некрас. — Станет много болтать — выгоню. У меня строго! Перебирайтесь сегодня же — мой дом при конюшне в Волчьем Логу. Знаешь? Вот… Остановят дружинники, скажешь: Некрас нанял. В доме холсты, сукна, кожи — сошьете себе одежу, а еды много.

— Платить сколько будешь?

Некрас изумленно глянул на отрока.

— Гляди-ка! Еды и одежи мало… Сколько просишь?

— Ногату в месяц. Одну мне, другую Оляне.

— Будет!

— Одну дай вперед!

— Зачем?

— На Оляне рубашка худая, на улицу выйти соромится. Не починишь уже — холстина гнилая, под иглой лезет. Я на торгу приценился: рубаха ногату стоит. Как раз на нее…

Некрас сунул Оляте монету. Тот деловито зажал ее в кулаке.

— Змея покажешь?

— Даже чистить заставлю. Чтоб блестел, как конь!

— А он… — Олята потупился. — Не съест?

— Есть в тебе нечего! — усмехнулся Некрас. — Мясо нарасти! Зачем смоку тебя есть? Сам знаешь, что он с худыми людьми делает!