Хозяин дракона

Анатолий Дроздов, 2012

В каком веке на Руси жить хорошо? В XXI или в XII? Странный вопрос – смотря кому… И уж точно не подростку Ивану… И если Русь начала второго тысячелетия поначалу показалась ему сказочной страной, то уж в России нашего времени он точно ничего хорошего не видел. Оказавшись в далеком прошлом, Иван нашел свое место. Хотя сказать, что оно сладкое, язык не поворачивается…

7

Взгляд Святослава был долгим и тяжелым. Сотник Жегало ежился, но глаз не опускал. Невысокий, крепко сбитый, Жегало был некрасив. Смуглое, скуластое лицо с глазами-щелочками, сам чернявый, борода клочковатая… «Половецких кровей, — думал Святослав, злобясь. — Мать покрыл кто-то из степняков. Набрали в войско выблядков, мать их! Расхлебывай теперь! Ишь, стоит гоголем! Жегало… Выбрали имечко!»

— Ты велел сено в Городец тащить? — сурово спросил Святослав, с удовлетворением наблюдая, как корчит сотника от вопроса.

— Я! — тихо ответил Жегало.

— На лугу места не было?

— Крали там сено! Днем привезут, а ночью волокут… Схоронят затем по лесам — не найти!

— Сторожа на что?!

— Луг большой. На одной стороне сторожа, на другой крадут. Каждую ночь.

— Значит, сторожу на каждую сторону! — раздраженно сказал Святослав, зная, что ответит сотник.

— Людей не было. Две сотни всего… На броде — сторожа, по берегам разъезды, сторожа в Городце, — стал перечислять сотник. — За Ростиславом смотрели крепко, чтобы успеть, случись нападение, в Городце запереться и тебя упредить, великий князь. Но более всего приходилось отряжать воев за припасами. Не хотели смерды по доброй воле хлеб и сено отдавать, с вилами кидались. Кричали: «Все равно зимой подыхать!», — сотник облизал губы. — Ты велел припас на большое войско заготовить: все забирали, подчистую. Не наши земли, княже!

«В наших тоже кидаются! Что из того, что смердов обобрали? Где теперь эти припасы?» — горько подумал Святослав, но вслух сказал другое:

— Понимал, что может загореться?

— Понимал…

— Что сделал?

— Отобрали у жильцов кресала, лучины, светцы, все дрова из Городца вынесли, чтоб в печах не палили. Ночевали жильцы в посаде, в городе оставалась сторожа.

— Она и подожгла!

— Не могла! — Жегало снова облизал губы. — У нее тоже кресала отбирали, а тех, кто в ту ночь стоял, я много лет знаю. Трое сгорели, десять обожглись…Головой за них ручаюсь!

«Головой и ответишь!» — хотел сказать Святослав, но вовремя остановился. Княжье слово — не воробей, вылетит — думай потом, как поправить. Казнить сотника успеется — надо разобраться. Жегало, видно, этого тоже желал. Сотнику хотелось что-то сказать: крутился, пыжился, ожидая вопроса. Но Святослав не спешил. Пусть помучится, половецкая кровь!

— Жегало знает, кто Городец спалил! — пришел на выручку сотнику тысяцкий Горыня.

— Кто?

— Ростиславичи!

— Это я и без тебя ведаю! — усмехнулся князь. — Всяк знает, кому Городец спалить свербело. Поведай, как смогли?

— Жар на сено сбросили! — торопливо выпалил Жегало. — Сверху…

— На птице прилетели?

— На смоке…

Святослав хотел выругаться, но удержался. Не те года, чтоб лаяться срамными словами. Половецкий выблядок задумал морочить голову. Казнь будет жестокой…

— Какой смок? О трех головах, пышущих пламенем? Значит, прилетел и спалил?..

Жегало, уловив издевку в голосе князя, понурился.

— Что молчишь?

— Одна у него голова… — тихо сказал сотник.

— Сам видел?

— Рында поведала…

— Что за Рында?

— Блаженная… В лесу живет. Как Городец сгорел, прибежала и хвалилась, что смока видела. А с ним двое были: отрок и вой при мече. Не наши…

— Блаженная… — князь колебался, решая, разразиться ему гневом или отдать спокойный приказ. Но снова вмешался Горыня.

— Кажи князю, что принес!

Жегало достал из сумки черный, закопченный горлач и протянул Святославу. Князь медлил, брезгуя взять грязную посудину, Горыня подскочил, схватил сам.

— Гляди, княже! На пепелище нашли. С дырками. В таких горлачах хозяйки угли носят из дома в дом — печь разжигать. Но в тех гончар дырки сразу делает, в этом — ножом сверлили. Не знали Ростиславичи, что сено в Городце, прилетели, разведали, просверлили горлачи, насыпали углей, а затем сверху бросили. Один вой на забороле видел, как по небу летело нечто большое и черное, потом огоньки вниз посыпались…

— Ты веришь в смоков, тысяцкий?

— Дед мой их видел!

— Мой тоже много чего видел, — усмехнулся Святослав. — Рассказывал мне сказки на ночь. Мне не пять лет, Горыня — шестьдесят! Я сам скажу, как все было. Разведали Ростиславовичи, что сено в Городце, подплыли ночью на лодье, пустили через стены огненные стрелы… Никаких смоков не надо!

— Не было этого! — сердито сказал Жегало. — Разъезды по обеим берегам, сторожа у Городца и на броде… Прежде, чем подплыли бы, всех перестреляли! Подсылал к нам Светояр лазутчиков — и не раз. Переняли, допросили, засекли!

— Ты уверен в стороже?

— Это мои вои! — набычился Жегало. — Я с ними пять раз в Поле ходил. С ними против князя Игоря секлись…

— Поди вон! — не стерпел Святослав.

Жегало вспыхнул, но сдержался. Поклонившись, быстро вышел из палат, оставив князя с тысяцким.

— Это не лжа, княже, — сказал Горыня, когда сотник скрылся за дверью. — Я знаю Жегало!

— Нет людей, которые не лгут!

— Жегало из Черных Клобуков. Принял нашу веру, ушел от своих. Сам знаешь, как бьются Клобуки. Больше скажу, княже: в сече я ставлю Жегало рядом — знаю: не побежит. Не раз так было. Верю ему, как себе!

«Хорошо, что не велел казнить! — подумал Святослав. — Клобуки этого не снеснили бы, хоть сотник и ушел от них. Треть моего войска — Клобуки! Когда-то пришли на службу Киеву из Степи — землю им дали, выпасы. Рады были, что от половцев спасли, кланялись до земли! Теперь разбогатели, загордились… Хотят — идут в войско, не хотят — нет. Сильны, нет на них управы… Я тоже хорош: старый стал, не ведаю своих сотников. Однако наказать Жегало следует: кто бы ни сжег Городец, а вина его!»

— Не может ли так быть, что сам Светояр нам сказку про смока подкидывает? — спросил Святослав. — Дабы убоялись и в земли Ростислава не шли? Смутно все это… Блаженная кого-то видела, тень в небе мелькнула… Сам узнавал?

— Жегало лазутчиков пытал — ни один о смоке не ведал!

— Вдруг пытал плохо?

— Жегало умеет… Калеными клещами мясо на теле рвал — ни один человек стерпеть такое не может. Все лазутчики поведали. Про войско Ростислава, сколько у него конных, сколько пеших, откуда помощи ждет… Про смока не обмолвились — не знали.

— Откуда тогда явился?

— Светояр взял на службу!

— Хочешь уверить, что смок существует?

— После того, как Жегало прискакал, спрашивал я своих. Один сотник вспомнил: был у Глеба Туровского дружинник Некрас, который держал дома смока. Маленького, не больше теленка. Все ходили к нему в дом на змея дивиться. Глеб хотел забрать смока, да дружинник не отдал. Глеб прогнал его. Потом одумался и выслал погоню: Некраса убить, а смока отнять.

— Отнял?

— Ни один из той погони домой не вернулся. Всех Некрас порубил.

— Сколько воев в погоне было?

— Шестеро.

— Один порубил шестерых?!

— Да, княже! На воях живого места не было: кому Некрас голову снес, кому руку отрубил. Коней — и тех заколол. Страшное дело: туровские женки неделю выли… После чего сгинул Некрас, ничего о нем слышно не было. Глеб посылал людей по городам и весям, но попусту…

— Не верю я, чтоб один шестерых убил! Да и на Глеба не похоже — столько на одного выслать. Скуден умом князь… Небось послал двоих, те по пути в корчме брагой опились, вот Некрас их и одолел.

— Может, и так было, княже, — любят люди приврать… Но Некрас мог податься к Светояру. И смок с ним…

— Его смок — как теленок! — возразил Святослав. — На таком не полетишь.

— Вырос. Сотник рассказывал: Некрас смока маленьким нашел, не больше хоря был. Кормил с рук. Смок к нему так привязался, что стал как собака, слушался каждого слова. Потом змей вырос и жрал столько, что Некрас прокормить не мог. Просил князя помочь, а Глеб отобрать велел…

— Жаден Глеб, — вздохнул Святослав. — Дал бы Некрасу гривну, тот сам бы смока отвел. Нам забот не было бы.

— Думаю, княже, про смока выведать.

— Как?

— Жегало виноват перед тобой — пусть в Белгород едет!

— Узнают его!

— Не был он в Белгороде, никто его там не ведает. К тому же рожа у него не русская, такие все — на одно лицо. Велю ему бороду остричь, волосы с головы снять, как половцы делают. Будет оружием торговать. Никто не удивится: Ростислав к войне готовится, оружие в цене, купцы везут его в Белгород.

— Дашь Жегало мечей — ворога вооружать?

— Возьмет половецкое железо, дрянное. У нас его много, вои брать не хотят. Пусть Ростиславовичи купят — много не навоюют.

— Ладно! — согласился Святослав. — Людей пусть возьмет своих — из Клобуков. Если Некрас в Белгороде — убить! — лицо князя стало жестким. — И смока, коли получится.

— Сделаем, княже!

— Лучше скажи, как далее быть? — вздохнул Святослав. — Рядились собрать войско у Городца, для того Жегало сено с зерном запасал. Теперь Городца нет, припасов нет…

— А земли Светояр занял…

— Когда?

— Сегодня. Большое войско перебрело на этот берег. Земли-то его, княже!

Святослав помедлил и кивнул.

— Много людей в Городце сгорело? — спросил тихо.

— Трое… Еще столько убились, с городниц прыгая.

— А посадские?

— Уцелели. Огонь не затронул посада — ветер в другую сторону дул.

— Стены Ростислав за два месяца подымет, службы до снега отстроит — Городец опять его! Столько воев летось под ним положили — все без толку, — Святослав вздохнул: — Думай, тысяцкий, как нам далее быть? Как войну теперь вести?! И я подумаю…

Горыня поклонился и вышел за двери. В сенях к нему метнулся Жегало.

— Будешь жить! — успокоил тысяцкий. — Сослужишь князю службу — все забудется. А хорошо сослужишь — награда ждет.

Сотник выхватил из-за пояса тяжелый кошель и с поклоном вложил в руку Горыни. Тот взвесил кошель в ладони, удовлетворенно кивнул:

— Идем, расскажу про службу…

Святослав, оставшись один, прошелся по горнице. «Некрас… — подумал со злобой. — Еще один! Вдруг тот же? Нет! — успокоил себя. — Того и косточки сгнили…» Князь прилег на застланную толстым ковром лавку и смежил глаза. Болела голова — от вчерашнего пира, а еще более от мысли, что кубки поднимали, когда Городец пылал. Маленькая, но грозная крепость была ключевым звеном в задуманной князем войне, а теперь цепь разорвалась, и соединить звенья не получалось.

«Светояр, это все Светояр! — думал князь, не замечая, что сердито скрипит зубами. — Без него Ростислав — вздорный отрок, которому достаточно плетку показать! Летось спас щенка от верного разгрома — заманил мою дружину в леса, заплутал ее, затаскал по буеракам, пока люди и кони не изнемогли. Пришлось о мире рядиться, крест с сопляком целовать. Не угомонится Светояр, пока Ростислав на киевский стол не сядет. Как такую язву терпеть? Светояр не пускал меня в Киев — мой город по праву старшинства, войско Игоря разбил. Хорошо, что другие князья поддержали, Любечский ряд вспомнили, лествицу старую. Нет в землях наших порядка: брат на брата идет, щенок — на великого князя в благородных сединах. Окоротить бы молодца, чтоб навсегда дорогу в Киев забыл! Но как? Горыня Светояру в онучи не годится — хитер, изворотлив, но думать не умеет. К тому же злато любит… Заменить его некем — другие еще хуже. Переманить Светояра не выйдет — верен как пес, дед его Ростиславовичам служил. Теперь этот смок… Глеб Туровский забаву искал, а Светояр другое увидел. Мигом Городец сожгли… Прознает дружина про смока — на коня не посадишь! Всяк с детства сказку помнит про трехголового, что огнем дышит… Что из того, что у этого голова одна? У страха глаза велики…»

Тяжкие думы одолевали великого князя, да так, что почувствовал себя худо. Кликнул слуг, те отвели Святослава в баню (всегда натоплена, старый князь любит). Там Святослава легонько размяли вымоченными в меду травяными вениками, поднесли холодного капустного рассолу — полегчало. Ужин князь велел подавать в спальню, к общему столу не пошел — не хотелось не ко времени здравицы слушать. Была среда, постный день, Святослав без охоты пожевал пареной рыбки с тыквенной кашей, выпил холодного узвару и лег почивать под меховое одеяло. Долго ворочался, не в силах отогнать дневные заботы, и уснул только под утро…