Есть зло, которое видел я под солнцем

Анатолий Дмитриевич Можаров

Заурядный репортаж журналистки Лизы Никольской оборачивается для нее кошмаром наяву. Ей пытается помочь художник Степан Нетленный. Чтобы противостоять убийцам, они вынуждены вникать в подробности истории… библиотеки русских царей, о которой что-то слышали, но ничего толком не знают. А таинственный убийца вовсе не собирается оставлять им времени на разгадывание исторических загадок…«Есть зло, которое видел я под солнцем…» – увлекательный детектив с неожиданными сюжетными поворотами.

Глава 3

Явственный стон разбудил Стэна посреди ночи. Он быстро открыл глаза, потянулся к Лизе, поцеловал ее в висок и отправился к барной стойке за стаканом воды и таблеткой от головной боли.

Когда он вернулся к своей фантастической кровати с балдахином, некогда найденной им в выселенном доме на Кропоткинской и отреставрированной своими руками, Лиза уже не спала и, прищурившись от боли, ждала его. Она полулежала, опершись на локоть, и молча плакала. Стэн положил ладонь ей под щеку, нежно приподнял ее голову, и Лиза выпила жидкость из стакана, который они держали с двух сторон каждый своей рукой. Несколько капель стекли по подбородку на ключицу, и, поставив опустевший стакан на пол, Стэн собрал их с нежной кожи губами.

— Мне приснился этот гад в маске, — прошептала Лиза. — Знаешь, когда я думала, что это Вахмистров, меня только зло брало, а теперь, когда вообще ничего не понятно, стало страшно…

— Разумеется. Неизвестность всегда пугает, — покивал головой улегшийся на свое место Стэн и, прижавшись к Лизе всем телом, добавил: — Но ты не бойся, я с тобой.

Лиза взяла обеими руками ладонь Стэна и поцеловала, уютно прижавшись к сильным мышцам его груди.

— Я совсем запуталась и чувствую себя во всем виноватой, — прошептала она.

— Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…

— А если и правда все это из-за статьи?! Чтобы у меня из зарплаты не вычли какую-то пару сотен долларов, я уперлась и напечатала этот материал. Самое ужасное, что он ведь все это время боялся, что его вот-вот убьют. И меня пытался предупредить! Что я наделала?! Это ужасно!

И она заплакала навзрыд.

Стэн попытался ее успокоить, поглаживая рукой Лизино плечо, целуя в волосы, но все было напрасно.

— Может быть, ты права, — спустя минуту произнес Стэн. Он старался говорить спокойно, рассудительно, как будто Лиза и не плакала вовсе. — А может быть, и нет.

— Почему нет? — сквозь рыданья попробовала ухватиться за соломинку Лиза.

— Ну, допустим, что в этих документах содержится информация, которая только Вадиму и казалась опасной. А то даже не опасной, а просто нежелательной для обнародования, из-за чего он так усердно и отговаривал тебя от публикации. И никакого отношения к его смерти она не имеет. А Мила Львовна, например, завела любовника, который уговорил ее избавиться от мужа без потери имущества… и они использовали подвернувшуюся ситуацию со статьей.

— Какого имущества? У них имущества-то не особенно… — произнесла Лиза, прерывисто всхлипывая и глотая слезы.

— Сегодня убивают за сотовый телефон. А у них квартира в Москве, дача на двадцати сотках в сосновом лесу, в ближнем Подмосковье.

— Ну, допустим…

— Они затевают всю эту возню с газетной публикацией, Мила Львовна обеспечивает себе алиби, а ее любовник убивает Вадима.

— Мне показалось, что она любила Вадима, то есть была к нему очень привязана. По-своему, конечно. И зачем им тогда было нужно нападать на меня?

— Ну… чтобы запутать следствие, пустить ментов по ложному следу — все дело, мол, в статье, в загадочных документах. А риска при нападении на тебя не было никакого: любовник ее мог проследить за тобой, знать, что ты дома одна, а дальше — принцип внезапности.

— Не знаю… Мне кажется, что дело в чем-то другом. Слишком уж много допущений: нужно, чтобы Вадим был психом, чтобы у Милы был любовник…

— Это можно попытаться проверить.

Лиза наморщила лоб, перевела молча взгляд на светлый квадрат окна, зашторенного тюлем ручной вязки, и снова обернулась к Стэну.

— А если дело все-таки в бумагах, и Вадим не псих, и Мила ему не изменяла?

— Тогда дело сложнее. Если бумаги были такими важными, то кроме Вадима о них мог знать кто-то еще. При этом и Вадим, и этот «мистер икс» не хотели, чтобы даже часть документов была обнародована. Когда же утечка произошла, мистер икс избавился от Вадима и изъял всю информацию у тебя.

— Какой смысл ему это делать, если информация опубликована огромным тиражом?

— Огромным?

— С учетом того, что статья уже опубликована в интернете.

— Возможно, опубликованы второстепенные документы, и те, кто может их использовать против мистера икс или Вадима, еще не догадываются о важности того, что опубликовано.

— Очень как-то по-книжному у тебя все получается, дедукт, ты мой, — Лиза уже успокоилась, и только воспаленные, покрасневшие глаза, да пульсирующая на виске жилка свидетельствовали о недавнем всплеске отчаянья.

— Я хочу сказать, что убийцей может быть кто-то из окружения Вадима. И даже, скорее всего, так это и есть.

— Лучше бы это была Мила со своим любовником, — печально произнесла Лиза.

— Почему? — удивился Стэн, уставившись в расшитый звездами купол балдахина.

— Потому что тогда получалось бы, что моя статья, то есть я, не причина убийства, а только… Ну, в общем, меня просто использовали. И к тому же на меня больше никто тогда уже не стал бы нападать.

— Честно говоря, я в версию с любовником Милы не очень-то верю и придумал ее для примера, чтобы показать возможные варианты, — глубоко вздохнув, произнес Стэн, откидываясь на подушку. — Боюсь, мы так никогда и не узнаем, кто и почему убил Вахмистрова и напал на тебя.

— Почему?

— Потому что у нас нет никакой информации ни о Вадиме, ни о его окружении. Мы ничего не знаем даже о его отце.

— Ты же не думаешь, что отец мог убить своего сына?

— Не думаю. Хотя истории такие примеры известны. До последнего времени считалось, что Иван Грозный, например, убил. Сталин, по сути, санкционировал смерть Якова.

Произнеся эти имена, Стэн вдруг почувствовал, как засосало под ложечкой. Словно он по своей воле прыгнул в какой-то глубокий, темный колодец, ожидая упасть на мягкое, но, уже прыгнув, сообразил вдруг, что на дне могут быть камни или что-то похуже. Стэн не мог знать, что два эти сверхчеловека, два деспотичных владыки одной страны скоро ворвутся в его жизнь, словно живые люди, а, может быть, и в самом деле оживут на какие-то мгновенья в каких-то загадочных реинкарнациях, чтобы спутывать карты в той игре за жизнь, в которую помимо своей воли Стэн и Лиза уже вступили.

Стэн вышел из душа в синем махровом халате, интенсивно растирая желтым махровым полотенцем волосы, и направился прямиком к своей тополевой колоде, где почти наткнулся на Лизу, сидевшую перед компьютером. У Лизы было ощущение, что она знакома с интернетом с детства, и сегодня ей было трудно представить, как она обходилась без него всего десяток лет назад. Давно прошла пора первоначальной влюбленности во всеведущую «паутину», миновала пора ненависти, вызванная неоправданными ожиданиями энциклопедической информации от каждого сайта, и, наконец, отношения устоялись — она знала, чего можно ожидать от ящика, напичканного электроникой, а, главное, от тех умников, которые наполняют электронную память немыслимым количеством ахинеи и не спешат побаловать пользователей по-настоящему информативными базами данных. Она давно научилась фильтровать муть и получать то, что без интернета просто неоткуда было бы взять или потребовало бы в сотни раз больше времени. Ну, а старый компьютер Стэна с медленным интернетом ее не столько раздражал, сколько бесил.

Набрав в строке ключевых слов «Либерея», Лиза щелкнула кнопкой ввода, и «старикан» заработал во всю силу своего напряжения, потакая человеческой прихоти и, может быть, даже жертвуя более важными делами ради праздного интереса существа женского пола с несовершенными из-за очень ограниченной оперативной памяти мозгами.

Как обычно, программа выдала виртуальную страничку с полутора десятками источников. Яндекс с гордостью сообщил, что им найдено сайтов 999, документов 10680, новых 15. На первой странице оказались «Либерея/Древнерусская литература» с малопонятными сокращениями и адресом: www.drevnosty.ru. Далее шло «Либерея: Underground Library». Следующими либереями оказались книжное издательство под таким названием и часть наименования книги Бориса Горая «Либерея раритетов». Статья Лизы удостоилась чести попасть в первую двадцатку: «Астрал» шел под номером 19, и в ссылке на источник помимо названия статьи указывался уже известный читателю вырванный из контекста кусок без начала и конца с бесцеремонным низведением имени русского царя до «Ивана Гр…». С номера 20 начиналось то, что искали Стэн и Лиза, а именно статьи в газетах, главы в книгах и целые книги, посвященные загадочной Либерее — библиотеке Ивана Грозного. Первый документ, который открыла Лиза, назывался «Тайны истории. Тайна Либереи». А потом она открывала и запоминала на жестком диске компьютера в текстовом формате все, что касалось этой библиотеки.

Когда файлы начали повторяться в разных изданиях и явно не относящиеся к теме ссылки переполнили виртуальные страницы, Лиза вышла из «всемирной паутины» и приступила к чтению сохраненных документов.

Стэн сначала смотрел из-за ее плеча на экран монитора, а потом достал большие желтоватые тома академического собрания летописей и углубился в их изучение.

— И что мы имеем? — поинтересовался он по прошествии часа, когда заметил, что Лиза попыталась откинуться на спинку, которой у пня не было, чуть было не потеряла равновесие, обернулась, чтобы убедиться в отсутствии спинки и, убедившись, сурово зыркнула на ухмыляющегося Стэна.

— Ерунду какую-то, — недовольно ответила Лиза. — Во-первых, история очень запутанная, во-вторых, масса действующих лиц, а в-третьих, некоторые сомневаются в том, была ли такая библиотека на самом деле… Вообще каша какая-то. Ничего из нее не поймешь. То есть ничего для нас важного нет… Какой-то дьяк Конон Осипов что-то слышал про то, что кто-то видел в подпольях Кремля во времена царевны Софьи, а потом уже в наше время какой-то Алексей Осипов пишет об этом в какой-то книге. Я запуталась и не знаю, за что хвататься.

— Так, для начала нужно все расставить по местам.

— А если это все не понадобится?

— Как же можно сейчас определить, что понадобится, а что нет…

Тем более, что тебе все равно придется разбираться в этой «каше», чтобы написать статью. Давай все выпишем по порядку.

— Ого! — Лиза обернулась к Стэну. — По порядку? Это я слышу от тебя?

— А что такого?

— Ты оглянись вокруг. Ты когда-нибудь вообще видел свою берлогу со стороны, порядочник?

— Хочешь сказать, что у меня в студии беспорядок? — Стэн обвел взглядом груды книг, красок, коробочек, рам и рамочек для картин так, словно впервые все это увидел. — На мой взгляд, все на своих местах, а это и есть порядок.

— Наглец! — констатировала Лиза. — Порядок — это то, что у меня в квартире.

— У тебя в квартире, — закончил дискуссию Стэн, — А у меня в голове. Значит, Палеологи…

— Что Палеологи? — нахмурилась Лиза. — Они-то уж точно не имеют отношения к нападению на меня.

— Как знать… Давай-ка начнем с них. Я тут кое-что вычитал в летописях…

— Стэн! За мной, по твоим словам, убийца с ножом бегает, а ты с летописей хочешь начать. Почему тогда не с каменного века?

— Лиза, успокойся… У нас нет тех возможностей, которые есть у следствия. Что мы можем сделать? Я думаю, что самое разумное вникнуть в тему, найти тех, кто интересуется библиотекой Грозного серьезно, а через них — тех, кто очень серьезно.

— Ну, не знаю… По-моему, надо что-то делать, а не сидеть над летописями! — в горячности воскликнула Лиза.

— Предлагай. Что делать?

— Я не знаю.

— Тогда думай, что делать, а я займусь тем, что считаю разумным.

Лиза капризно отодвинула от себя клавиатуру, встала с пенька и пошла к барной стойке готовить кофе. Стэн плюхнул на стол перед монитором пару раскрытых томов летописей, сменил Лизу на пеньке и защелкал плоскими пирамидками клавиш.

«Палеологи (с ударением на последний слог), — вскоре уже читал про себя Стэн. — Династия византийских императоров в 1261—1453 гг., основанная Михаилом VIII (стал императором Никеи с 1259 г. сначала в качестве соправителя малолетнего императора Иоанна IV Ласкариса, которого впоследствии ослепил»).

— Вот сволочь! — в сердцах произнес Стэн вслух.

— Кто? — поинтересовалась Лиза.

— Да основатель династии, Михаил Восьмой Палеолог, — охотно отозвался Стэн. — Ослепил мальчика-царя, чтобы занять его место.

— Да уж, — Лиза с двумя чашками, над которыми вился ароматный парок, подошла к Стэну. — Чем больше узнаешь о жизни царей, тем менее привлекательной она представляется.

Лиза поставила чашку с крепким и очень сладким, как он любил, кофе на стол перед Стэном. На чашке были изображены с одной стороны рыболовы, сталкивающие в воду челн, а с другой — лисица, поймавшая за шею селезня кряквы. Эту кружку с намеком на увлеченность Стэна охотой и рыбалкой когда-то подарил ему Володя Симачев, калужский приятель. Отхлебывая маленькими глотками горячий кофе вовсе без сахара, Лиза прижалась боком к Стэну и стала читать с монитора вслух.

«Константин XI Палеолог (1403 — 1453 гг.) с 1438 г. был деспотом Мореи, наследовал Византийскую империю с 1449 г., погиб при обороне Константинополя от турок.

Фома Палеолог вместе с братом Дмитрием наследовал титул деспота Мореи от брата, Константина XI.

Зоя Палеолог, дочь Фомы. После падения Константинополя переехала с отцом и матерью, Екатериной Заккарией, на остров Корфу. Около 1465 г. переехала оттуда в Рим. Осиротев, воспитывалась при папском дворе. В 1472 г. переехала в Россию и стала женой Иоанна III».

— О ее появлении в России есть записи в «Списке Мациевича» и в «Архангелогородском летописце», — перелистывая страницы летописей, пробубнил Стэн. — Так, где у нас 1472 год? Ага, вот: «В лето 6980. Прииде князь великии на Москву сентября в 1 день и много посадников полохом приведе. Того же лета в Пермь Великую поставлен бысть епископ Филофеи. Тое же зимы бысть на небеси два месяца». Прикинь, Лиз? Два месяца тое же зимы… «Тое же зимы князь Иван Васильевич другою княгинею женился, понял царевну Софью римлянину…».

— А что там про библиотеку сказано?

— В летописях? Ни-че-го. Но вот Карамзин считает, что библиотека была и привезла ее, по-видимому, бабушка Ивана Грозного, Софья Палеолог.

К вечеру следующего дня Стэн и Лиза гуляли в Ботаническом саду. Это чудное место, в котором сразу забывалась московская суета, всегда привлекало Стэна возможностью неспешной прогулки по тропинкам тщательно ухоженного парка, здесь ему легко думалось, здесь приходили на ум незамысловатые сюжеты его картин и, наконец, сад находился на одной ветке с ближайшей к его дому станцией метро.

За два дня чтения статей из самых разных, иногда совсем неожиданных источников (вроде «Курской правды») и глав из книг, Стэн и Лиза уже знали, что в качестве приданого Софья привезла в Россию обоз с подарками, и среди них был, например, греческий образ Всемилостивейшего Спасителя, который в XVII веке по приказу Михаила Федоровича был поставлен в Верхоспасском соборе Кремля.

Относительно размеров обоза мнения авторов расходились. Некоторые утверждали, что было несколько подвод, а некоторые указывали довольно точную цифру — более восьмидесяти.

По поводу книг кто-то настаивал на том, что не было никаких книг вообще, кто-то утверждал, что было их числом до восьмисот. И никто не давал ссылок на первоисточник.

— И непонятно, с чего они все так упорно называют эту библиотеку Либереей, — вдыхая всей грудью разлитой по аллее запах сирени, произнес Стэн.

— Чувствую, что еще совсем чуть-чуть, и мы найдем убийцу, — съехидничала Лиза.

— Не исключено, — не отреагировал на сарказм Стэн, демонстрируя всем своим видом, что начатые поиски прекращать не собирается.

— Как-то не очень верится в то, что последние из Палеологов, второпях убегая от турок на остров Корфу, — Лиза уже увлеклась темой, хотя первоначальное неприятие идеи Стэна заставило ее во всем сомневаться, — захватили с собой кучу книг. А потом им пришлось плыть до Италии и опять же с книгами. Народ в таких случаях предпочитает брать только самое ценное — золото-бриллианты.

— На самом деле, если не врут статьи, книги в те времена ценились не дешевле золота. Тем более, что в Либерее, возможно, были рукописи из сожженной Александрийской библиотеки. Хотя интересно было бы узнать поподробнее о последних деспотах Мореи. И вообще: что это за Морея такая?

После ужина в кафе, где Лиза заказала салат из руколы и ризотто с креветками, а Стэн — картошку-пюре со свиной отбивной, они вернулись в мастерскую, и Стэн снова принялся терзать свой отставший от времени комп.

К своему большому удивлению и не меньшему удивлению Лизы нашел он немало.

Прежде всего, оказалось, что после захвата Константинополя турками во главе с Мехмедом II, Фома и его брат Дмитрий не только оставались еще целых семь лет править Пелопоннесом (а именно Пелопоннес, отделенный Эгейским морем от нынешней Турции, а тогдашней столичной части Византии, и являлся провинцией Морея), но и не забывали при этом постоянно ссориться между собой. Они даже обратились за помощью к султану, когда проживавшие на Пелопоннесе албанцы и греки, поддерживаемые Венецианской республикой, подняли восстание. Мало того, султанский военачальник после подавления мятежа попытался помирить братьев. Но Дмитрий был сторонником безоговорочного подчинения султану, а Фома рассчитывал на восстановление империи с помощью римского папы. Только в 1460 году султану надоели распри братьев, и он пришел в Морею с большим войском. Дмитрий сдался на милость победителя, а Фома с семьей бежал под защиту… Венецианской республики на остров Корфу в Ионическом море. При этом у него было достаточно времени, чтобы бежать, как следует экипировавшись. Позже Фома отправился в Рим, где его благожелательно принял папа Пий II. Оставленная им на Корфу жена умерла в августе 1462 года, и он вызвал детей в Рим. Хотя тоже не сразу — спустя еще три года, в 1465 году, и 12 мая того же года, через несколько дней после их прибытия… скончался.

— Все эти семейные перипетии монарших византийцев, конечно, занятны, — вслух начала рассуждать Лиза. — Но очень уж трудно углядеть между строк что — то касающееся книг. Нет никаких зацепок, доказывающих наличие библиотеки у Фомы.

— Но нет и фактов, опровергающих это, — подхватил Стэн. — В архиве Ватикана сохранилась бумага, свидетельствующая о том, что папа выделил на разгрузку кораблей, на которых Фома прибыл в Италию, семьсот золотых дукатов. Это большие деньги по тем временам. Значит, и груз был серьезным. И все это досталось после смерти Фомы его дочери.

— А ты уверен, что у него была только одна дочь? — задала каверзный вопрос Лиза.

— А давай узнаем наверняка, — с этими словами Стэн снова заставил Яндекс потрудиться.

Выяснилось, что у Фомы было аж четверо детей, но в Рим попали трое — братья Андрей и Мануил, и Зоя, родившаяся, очевидно, в 1456 году. Когда они стали круглыми сиротами, папа римский взял их на воспитание.

— Что бы это значило? — Стэн с довольной ухмылкой сравнивал два документа. — Словарь Брокгауза и Ефрона называет Павла II в качестве опекуна Зои и интригана, устроившего ее брак с русским царем, а Рансимен в «Падении Константинополя…» говорит то же о папе Сиксте IV.

— Для нас это важно? — быстро спросила Лиза.

— Думаю, что абсолютно без разницы. Поехали дальше?

Младший Мануил жил в Италии, но в 1477 году неожиданно уехал в Константинополь, где сдался на милость султана. Так что наследства Фомы он получить не мог.

— Осталось двое претендентов, — констатировал Стэн.

Старший Андрей никуда из Италии не убегал, воспитывался при дворе папы, в 1480 году женился на простой римлянке и всю жизнь занимал деньги под залог земель уже несуществующей Византийской империи да продавал такие же несуществующие титулы. Досталось ли ему что — то из наследства Фомы (если оно вообще было), не известно.

Наконец, Зоя в июне 1466 года десятилетней была выдана замуж за римского аристократа из дома Караччоло, но скоро овдовела.

— Десятилетнюю девочку замуж отдали! — возмутилась Лиза. — Небось, еще и за старого, плешивого козла… Хорош воспитатель, этот гадский папа.

В 1472 году, когда Зое было около шестнадцати, папа организовал ее свадьбу с Иваном III, благодаря чему Русь с полным правом взяла византийский герб — двуглавого орла — и стала величать себя Третьим Римом. В качестве приданого папа отправил в Московию подводы с подарками.

— Вероятность того, что большая часть наследства Фомы досталась именно Зое, — раздумчиво произнес Стэн, — велика. И овдовев после первого брака, она могла получить наследство еще большее — от Караччоло, который наверняка имел библиотеку, как все богатые римские аристократы.

— Любопытно, — прищурилась Лиза. — А какие, считается, книги были в Либерее — только греческие или латинские тоже?

— Ищем дальше?

— Ладно. Ищем дальше, если ты обещаешь, что нас это приведет к убийце.

— Нас это приведет к тем, кто серьезно занимается поисками Либереи, а убийца наверняка среди них.

— А если все — таки не в ней дело?

— Тогда ответь, что еще может связывать тебя и Вадима.

Лиза задумалась, закусив губу.

— Ты прав… Больше ничего.

— А Либерея, судя по всему, это такой куш, что за него могут легко убить, — убежденно произнес Стэн и, нарочно не меняя тона, добавил: — Ну, а если убийцу не найдем, так хоть скучать не будем.

— Дурак. То есть я хотела спросить, а почему мы ищем информацию по Либерее вместо того, чтобы искать, кто занимается этой Либереей?

— Я отмечаю. Вот смотри — то, что уже удалось выписать.

Стэн показал Лизе листок с двумя десятками фамилий, среди которых больше половины имели какое — то отношение к Либерее до революции или сразу после нее, и к настоящему времени числятся среди усопших. Здесь были ничего не говорящие Лизе имена Иоганна Веттермана — пастора из Дерпта, Эдуарда Треммера — ученого из Страсбурга, Василия Макарова — дьяка царевны Софьи, Игната Стеллецкого — археолога и других. Среди оставшейся половины были имена известных ученых, публиковавших книги или статьи по библиотеке московских царей в специализированных изданиях. А также всякая всячина — диггеры, выдумывающие о своих путешествиях по подземной Москве небылицы; диггеры, добросовестно отчитывающиеся о своих путешествиях по подземной Москве; фантазеры, мечтающие найти какой — нибудь клад, чтобы обогатиться или хоть прославиться; любители порассуждать обо всем на свете, в том числе и о невозможности существования Либереи, все домыслы которых построены на самой поверхностной информации о предмете; а также журналисты, которые, с воодушевлением ссылаясь на тех, на этих и других, с детской непосредственностью делают из мухи слона, а из этого слона с легкостью добывают слоновую кость.

Пора была ехать к профессору Беленькому.

Жил Беленький в Кривоколенном переулке. Когда машина Стэна сворачивала на Сретенский бульвар, Лиза, с неудовольствием рассматривавшая свои редкие веснушки в зеркале откинутого на лобовое стекло противосолнечного щитка, вдруг заметила что-то краем глаза. Их машина остановилась на светофоре, рядом дожидались зеленого света другие. Лиза медленно повернула голову и встретилась взглядом с пристально всматривавшимся в нее из стоявшего рядом автомобиля незнакомцем.

Она машинально повернулась к Стэну и увидела, что с противоположной стороны тоже стоит машина, и с пассажирского сиденья в их сторону поглядывает мужчина в черных, совершенно непросвечиваемых очках, будто позаимствованных из голливудского болкбастера. У нее засосало под ложечкой.

Желтый едва успел мигнуть, как сразу загорелся зеленый, машины тронулись, и довольно скоро внедорожник Стэна вырвался вперед. А когда свернули на Мясницкую, их никто не стал преследовать.

«Господи! У меня начинается паранойя», — подумала Лиза и решила ничего не говорить Стэну.

Джип мягко ткнулся передним колесом в бордюр тротуара на Мясницкой, недалеко от Главпочтамта. В Кривоколенный они отправились пешком.

Вечер был на удивление хорош, солнце только краешком глаза заглядывало на улицу с Чистых прудов, наполняя Мясницкую городским асфальтовым теплом и делая тени долгими, нелепо ломающимися на бордюрах и в местах пожизненного соединения зданий с тротуаром.

Лиза совсем успокоилась, осознав наконец, что никто не мог их преследовать, поскольку ИМ просто неоткуда было знать, что она живет теперь у Стэна.

Тем временем, незаметно оглядываясь по сторонам и замечая множество деталей, которые в другое время и не обратили бы на себя внимание, Стэн шел походкой довольного собой счастливчика. Полная самых неожиданных поворотов судьбы жизнь не раз учила его осторожности, и он давно усвоил, что самоуверенный, с проблесками барства вид человека притупляет бдительность тех, кто пытается за ним скрытно следить. И это позволяет «объекту» вычислить «топтуна». У Стэна не было оснований считать, что за ними кто — то следит, однако лучше было перестраховаться, чем повести себя и в самом деле самоуверенно.

Разум подсказывал, что при всем желании убийца не мог знать ничего о Стэне, о том, где теперь живет Лиза, и о том, что они договорились о встрече с одним из исследователей Либереи. Но кроме разума имелись еще и ощущения, не раз выручавшие Стэна из беды, и сейчас они, эти ощущения, были весьма неприятными.

Одна из долгих теней, мелькавших макушкой возле ног Стэна и Лизы, уже несколько раз совершила те же самые «па», которые Стэн предпринял ради проверки. Если он зачем — нибудь останавливал Лизу, останавливалась и тень, если Стэн с Лизой переходили улицу перед машиной, нарочно не оборачиваясь назад, быстро пересекала проезжую часть и «макушка».

В отличие от партнера, Лиза впервые за несколько дней вдруг почувствовала себя совершенно спокойной и стала даже немного рассеянной.

— А почему бы нам просто не связаться с отцом Вадима и не спросить, что за документы лежали в сундуке на дачном чердачке? — спросила она беззаботно.

— Я уже пытался связаться с Милой на этот счет, — скуксился Стэн. — Отец Вадима еще в больнице. К нему не пускают, даже о смерти Вадима пока ничего не говорят. Да он может и не знать ничего об этих документах.

— А как ты себе его представляешь? — после непродолжительного молчания с нотками интриги в голосе поинтересовалась Лиза. — Мне кажется, что он этакий аристократ в стеганом велюровом халате, на шее повязан атласный платок. Такой… вольготно себя чувствующий среди старинных книг и картин.

— Старик Вахмистров?

— Да, нет! Я про Беленького.

— А — а… Судя по тому, какую зарплату сегодня получают ученые, особенно гуманитарии, — рассудил Стэн, не переставая следить за тенью и ловя в отраженьях витрин мужчину средних лет с характерными залысинами, от которого эта тень исходила, — я полагаю, что он просто чудак с всклокоченными волосами, в очках с треснутым стеклом, стоптанных тапках и спортивном трико с отвисшими коленками.

— Ага. И вместо антикварной мебели у него трехногие табуретки шестидесятых годов и купленный по случаю списания из института письменный стол из прессованной стружки, — продолжила развивать тему Лиза. — Стэн, в тебе романтики не больше, чем в записи на очередь к стоматологу!

— Скоро все увидим, — успокоил подругу Стэн, потянув на себя массивную ручку старинной двери в мрачный подъезд. — Прошу!

Прикрывая дверь с многолетним слоем пыли на стекле, Стэн позволил себе глянуть вскользь на прошедшего мимо мужчину, который, казалось, не обратил никакого внимания на то, что кто — то зашел в подъезд. Однако и краткого мига оказалось достаточно, чтобы заметить, как мужчина косил глаза в стекло закрывшейся двери.

— И все — таки за нами следят, — Стэн приложил палец к губам, заметив расширившиеся от испуга глаза Лизы. — Не понимаю, как они могли узнать о том, где ты прячешься.

— Они?! — изумилась Лиза.

— Они или он… — неопределенно ответил Стэн. — Хотя одному такое не провернуть. Нужно было как — то увидеть нас на даче Вахмистровых, проследить за нами до моей мастерской, день и ночь дежурить, а, может быть, и прослушивать разговоры в студии… В общем, одному не справиться. То, что за нами следили последние несколько минут, это факт. И он означает, что против Вахмистрова, тебя и теперь меня работает… — Стэн проглотил комок в горле, — целая организация.

— Бред какой — то, — прошептала срывающимся голосом Лиза.

— Согласен. Бред. Давай придумаем какое — то другое объяснение.

— Может быть, ты просто ошибся?

— Уверен, что нет. Не ошибся. За нами следили.

— Что будем делать?

— Ничего. Пойдем к профессору.

Стэн с Лизой поднялись на третий этаж пешком, поскольку вызванный лифт не внушил доверия. Он казался едва ли не старее этого старого дома и больше напоминал клетку из зоопарка, которая наверняка должна клацать и скрежетать. А Лизе и Стэну больше всего сейчас хотелось быть тихими и незаметными.

Пока они поднимались, хлопнула входная дверь, и через некоторое время кто — то загремел внизу решетчатой дверью лифта. Голоса и разнообразные звуки изредка проникали на лестничную клетку из квартир сквозь металлические двери. В подъезде пахло нитрокраской, которой, видимо, что — то красили в квартире на первом этаже.

Стэн позвонил в дверной звонок, потом еще раз, и дверь открылась. На пороге стоял пожилой негр. У Лизы от неожиданности стали расширяться глаза.

— А… мы к профессору… Беленькому. Он здесь живет? — с трудом выговорила Лиза.

— Здравствуйте! — улыбнулся негр. — Беленький — это я. А вы, наверное, решили, что я его грум.

— Ннннет, разумеется! — начала оправдываться Лиза. — Просто несколько неожиданно… Мы по поводу интервью.

— Я понимаю… Вы, очевидно, из «Астрала»?

— Да, да!

— Проходите, проходите. Сергей Сергеевич звонил…

В гостиной профессор посадил их на диван и попросил подождать, пока приготовит чай.

— Сегодня никого чаем не удивишь, — произнес он, удаляясь в кухню. — А были времена, когда я из Китая привез чай с жасмином и ходил с ним по гостям, как гастролирующий артист. И всегда был аншлаг!

Оставшись наедине, молодые люди переглянулись, Лиза молча положила свою ладонь в ладонь Стэна и улыбнулась. Потом они принялись смотреть по сторонам, в основном на картины и гравюры на темных стенах.

— Вижу, вас заинтересовало мое собрание, — произнес Аркадий Вениаминович, внося поднос с чайным сервизом в комнату. — Да, было время, когда я мог позволить себе покупать картины… Впрочем, мы, как я понимаю, собрались не для обсуждения изобразительного искусства.

Лиза привычно взяла инициативу на себя, положила на стол только что купленный цифровой диктофон, включила его и попросила профессора рассказать о том, что дает основания считать, что библиотека русских царей, так называемая Либерея, вообще существовала. Стэн тем временем снял крышку с объектива висевшего у него на груди зеркального «Никона», отошел немного от стола и навел объектив на ведущих беседу за чашкой чая Лизу и Аркадия Вениаминовича. Заметив это, профессор прервался на полуслове, обернулся к Стэну и попросил позже показать ему все снимки.

— Я, видите ли, ужасно нефотогеничен, и мне не хотелось бы, чтобы на фотографиях, опубликованных в вашем издании рядом с такой очаровательной журналисткой, оказался квазимодо.

Стэн согласно закивал головой, а Лиза продолжила прерванную беседу, напомнив свой последний вопрос о документах, подтверждающих привоз в Россию Зоей Палеолог именно книг, а не вообще некоего добра на куче подвод.

— Как ни странно, нет документов, прямо подтверждающих то, что книги действительно были привезены в Россию… Ну, описей, там или упоминаний в письмах, — лицо профессора выразило такое сожаление, словно речь шла о потере его личного имущества. — Зато известно, буквально по дням, время передвижения каравана Зои из Рима в Болонью, Нюрнберг, Любек, Псков, а затем и в Москву. Известно, что двенадцатого ноября одна тысяча четыреста семьдесят второго года Зоя прибыла в Москву вместе с сопровождавшими ее послами и в тот же день обвенчалась с Иваном по русскому обычаю. Все произошло очень — очень быстро потому, что этой свадьбе предшествовала заочная свадебная церемония.

— Это как? — изумилась Лиза.

— Да, она состоялась еще в Ватикане, где жениха представляло доверенное лицо Ивана III, тоже, кстати, Иван по фамилии Фрязин. Хотя на самом деле это имя он получил при крещении в православную веру, а вообще — то Иван Фрязин был по происхождению итальянцем, и звали его Жан — Баттиста дела Вольпе. Кстати, скрыв свой переход в православие, именно Иван Фрязин убедил кардинала Виссариона и папу в том, что Иван III готов принять католичество, благодаря чему папа и согласился на его брак с Зоей. Впрочем, я отвлекся…

Зою сопровождал папский легат Антоний и в Москве он стал убеждать митрополита Филиппа принять установления Флорентийского собора, но ничего у него не получилось. Филипп позвал какого — то искусного в прениях книжника Никиту, и тот в два счета доказал Антонию, что греческое исповедание правильнее римского. Антоний, рассчитывавший, по — видимому, на легкую победу, неожиданно для себя столкнулся с категорическим неприятием католицизма московитами и прекратил бессмысленный спор такими словами: «Нет книг со мною».

Стэн и Лиза понемногу прихлебывали крепкий цейлонский чай. В свою чашку Стэн положил четыре куска сахара, чем вызвал немое удивление Аркадия Вениаминовича. Вообще Стэну хотелось взять датскую печенюшку из круглой жестянки со старинным рождественским рисунком по периметру, но он боялся, что посыпятся крошки, да и вообще никто печенья не брал, а он и так уже сахару переложил…

— Эту фразу, — продолжал тем временем профессор, — сторонники несуществования библиотеки поднимают на щит. Хотя напрасно, поскольку у Карамзина дальше сказано буквально следующее: «многие греки, приехавшие к нам с царевною… обогатили спасенными от турецкого варварства книгами Московские церковные библиотеки…».

Так что я думаю, что Антонио просто испугался Никиты, и якобы отсутствие книг было на самом деле предлогом, чтобы прекратить неприятный для него диспут. Либо он просто имел в виду какие — то свои книги, которых не взял с собой в поездку, а о книгах и вообще о том, что везла Зоя в повозках, он мог попросту и не знать. Короче, известно об этой истории многое, за исключением одного — привезла с собой книги Софья или нет.

— Я обратила внимание, что царицу называют то Зоей, то Софьей. Но это же разные имена, или я ошибаюсь?

— Вообще — то на родине ее звали Зоя, но после свадьбы ее стали звать Софьей. Любопытная, кстати, личность — Софья. Родилась она, как известно, в Византии и маленькой девочкой, лет до восьми — девяти, воспитывалась в традициях православия, потом несколько лет в лоне католической церкви и, наконец, снова попала в православную страну. Я думаю, что такие перемены сказались на ее вероисповедании, и она стала человеком веротерпимым. Во всяком случае, ее дочь Елена, выданная за польского короля Александра Ягеллона, спокойно приняла католичество, а сын, будущий царь, Василий III, разумеется, исповедовал православие, и ко всем она относилась с материнской любовью.

— Понятно. А что известно про приданое? — добивалась своего Лиза.

— Известно, что в качестве приданого папа вручил Зое шесть тысяч дукатов золотом и есть большая вероятность того, что деньги эти были собраны на новый крестовый поход, который должен был освободить Константинополь от неверных. Как сейчас говорят, деньги папа израсходовал не по назначению. Впрочем, и папа, и вся Европа прекрасно понимали, что никакого крестового похода не будет, и все заявления папы в этом плане носили чисто декларативный характер — султана просто боялись, и не было «настоящих буйных», которые могли бы в то время объединить все силы Европы против него. Константинополь, как известно, стал Стамбулом и остается им до сих пор.

Стэн сделал очередной снимок.

Аркадий Вениаминович так и не притронулся к своей остывшей уже чашке чая, поскольку был все время занят ответами на вопросы Лизы, зато не забывал подливать ей свеженького, как только чашка оказывалась выпитой наполовину.

— А почему вообще возникает мысль о том, что Зоя — Софья везла в подводах книги? — кардинально поставила вопрос Лиза.

— Видите ли, голубушка, — задумался на секунду Беленький, — тогда это было принято. Я имею в виду, посылать в приданное книги. Совершенно точно известно, что Анна Ярославна, выданная замуж в 1044 году за короля Франции Генриха I Капета, имела в приданном книги. И царевны иноземья, выходившие замуж за русских великих князей, везли книги с собой в Россию. Например, дочь Константина Мономаха, Мария, выходя за Всеволода, сына Ярослава, привезла с собой библиотеку греческих книг в качестве приданного.

— А куда же, — опешила Лиза, — Все эти книги в России девались?

— Видите ли, в чем дело… В те времена отношение к иноземным книгам было на Руси, скажем так, специфическим. Все неправославное могло быть ересью. Собственно, это отношение в нашей церкви мало изменилось с той поры. Следовательно, для начала привезенные Софьей книги, а я, как вы понимаете, убежден, что она привезла книги, нужно было спрятать подальше от глаз людских. С другой стороны, Москва в те времена была сплошь деревянной, и весьма опустошительные пожары случались в ней весьма регулярно. Один из наиболее жестоких произошел через полгода после приезда Софьи в Москву. Тогда же, кстати, Иван III послал, наверняка по наущению Софьи, своих зазывал в Рим — пригласить в Москву знаменитого на всю Италию ювелира Аристотеля Фиораванти. Нужен он был в России не столько как ювелир, сколько как архитектор. Иван III, если и признавал книги еретическими, прекрасно понимал их огромную стоимость. Так что для книг, по всему выходило, нужен был каменный склеп и желательно под землей. До строительства Кремля, начатого Фиораванти и приехавшим с ним Пьетро Антонио Солари, надежных хранилищ в Москве оказалось немного. Судя по всему, Иван III выбрал для складирования библиотеки почти ушедший в землю храм Святого Лазаря, что близко стоял у церкви Рождества Богородицы, которая служила царице и великим княгиням домашним храмом. Добытый в Дорогомилове камень, из которого еще при Иване Калите сложили церковь Святого Лазаря, был настолько плотен и так уложен, что внутрь не просачивалась вода!

— Ничего себе! — воскликнула пораженная Лиза.

— Отвлекусь на секунду, с вашего позволенья, — заметив удивленье Лизы, улыбнулся Беленький. — Я совершенно уверен, что необычайно плотно уложенные камни первых египетских пирамид — это чисто скифские или арийские, как вам угодно, технологии. Потом — то у египтян все пошло вкривь да вкось. Но это я отвлекся. А если вернуться к библиотеке, то следует признать, что условия для ее хранения были просто идеальные! Надо думать, книги сложили в церковь, закрыли ее и больше никогда не открывали. И вся недолга. А в 1480 году церковь Рождества Богородицы после пожара рухнула и накрыла полностью церковь Святого Лазаря. Так что, если бы кто и захотел заглянуть в иноземные книги, у него все равно ничего не вышло бы.

Произнеся это, профессор откинулся на спинку стула с удовлетворением, будто факт погребения церкви Святого Лазаря доставлял ему большое удовольствие. Лиза по журналистской привычке отмечать у собеседника общее настроение и его перепады заговорщицки улыбнулась, словно ей тоже было приятно, что одна церковь развалилась, а другую засыпало обломками.

— Через двадцать пять лет после этого события, — продолжил профессор, — место Ивана III занял его сын, Василий. Тоже, кстати, третий.

Профессор улыбнулся, словно такие совпадения у них, у историков, воспринимаются, как забавная шутка.

— Так вот, он вдруг приказал расчистить место завала, чтобы восстановить разрушенную церковь. К тому времени и Аристотеля Фиораванти, и Пьетро Солари уже не было в живых. Вряд ли в Московии они обрели вторую родину. Скорее всего, их, знавших все секреты московской крепости, просто не выпустили из России. С создателями храма Василия Блаженного, как вы знаете, поступили много жестче. И это вероломство… Слово — то какое! — прервав неожиданно повествование, профессор с печалью в глазах произнес по слогам: — Веро — ломство, то есть ломающее веру, уничтожающее всякое доверие…

Он замолчал на несколько секунд и, будто очнувшись, продолжил:

— Так вот вероломство государей тех времен стало одной из серьезных причин того, что за работу над библиотекой впоследствии никто не хотел браться.

— Вы хотите сказать, — вмешался Стэн, — что Либерею из церкви Святого Лазаря все — таки извлекли?

— В том — то и дело! — обрадовался профессор обнаружению чуть было не потерявшейся нити разговора. — Один из земляков того самого Ивана Фрязина, который, кстати, плохо кончил из-за своих симпатий к католицизму, Алевиз Фрязин взялся за разбор завала, проник в церковь Святого Лазаря, вскрыл сводчатые подвалы ее и обнаружил там книги и свитки. Множество книг и свитков! Они лежали в ларях и просто так. И все были иностранными.

— Значит, библиотека все-таки была привезена Софьей! — воскликнула Лиза.

— Скорее всего! Потому что больше неоткуда было взяться в Москве такому количеству иностранных книг.

— А вы же сказали, что Мария привозила книги, жена Всеволода…

— Сказал, — легко согласился Аркадий Вениаминович. — Только куда привозила? В Киев, где правил Всеволод Ярославич.

— А — а — а — а…

— И как они оттуда могли попасть в Москву, и могли ли вообще — вопрос еще более сложный.

— А на книгах из церкви Святого Лазаря, как я понимаю, — встрял в общий восторг со своим скепсисом Стэн, — не было библиотечного штампа. Так что определить, откуда они, было невозможно…

— Я думаю, — поделился профессор своими догадками, — Василий не случайно начал восстанавливать церковь, а Алевиз не случайно полез в подвалы. Наверняка Софья не раз рассказывала сыну о сокровищах, хранящихся в приделе Святого Лазаря. А он, судя по всему, не был таким ортодоксом, как отец, и Софья сумела объяснить ему, насколько ценным было это сокровище.

— А почему вы так думаете? — поинтересовалась Лиза.

— Точного ответа у меня нет, но как еще можно объяснить тот факт, что Василий сразу же, как только книги были обнаружены, не велел их по примеру отца вновь замуровать — от греха подальше, а отправил на Афон грамоту с просьбой прислать для разбора и перевода на русский язык великокняжеской библиотеки старца Савву, владевшего как греческим, так и славянским языками.

— И старец приехал в Москву?

— Нет.

— Нет?

— То есть приехал, — поправился профессор. — Только не старец, а другой человек, Максим Грек. Игумен решил, что старец попросту не дотянет до Москвы, и вместо него уговорил отправиться в Московию Максима.

— Понятно, — кивнула Лиза. — А почему нужно было запрашивать переводчика из такой дали, из Греции? Разве ближе не было знатоков иностранных языков?

— Конечно, были. Но все дело в том, что им нельзя было доверять, поскольку были они католического по преимуществу вероисповедания. А православных, которые точно уж ничего не напутают в таком важном деле, как догматы веры, можно было наверняка найти только в бывшей Византии, от которой Русь и приняла эстафету православия.

— Тоже понятно, — несколько нетерпеливо согласилась Лиза. — А что же Максим Грек? Он оставил какое-то описание Либереи?

— Если только это можно назвать описанием библиотеки, — снова увлекшись темой, оживился Аркадий Вениаминович. — Вообще говоря, различные сочинения самого Максима Грека до нас дошли. Но все, что нам известно о нем, написано в нескольких сказаниях, которые были скопированы, по — видимому, с одного первоисточника. Этот самый первоисточник приписывают поклоннику и другу старца, князю Андрею Курбскому. Максим вообще был человек незаурядный. Грек по происхождению, из богатого рода. Настоящее его имя, как теперь доказано, Михаил Триволис, хотя к нашему делу это отношения не имеет. Он был весьма просвещенным для своего времени человеком, путешествовал по Италии, дружил с известными гуманистами, но потом вдруг отправился на Афон и постригся в греческом Ватопедском монастыре под именем Максима. В 1516 году он приехал в Москву по запросу Василия III, и тот показал ему библиотеку. Максим пришел в восторг от увиденного, если верить сказаниям. Он начал с перевода Толковой Псалтыри. Насколько известно, успел перевести сочинения Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Василия Великого. А это, если вы не в курсе, все византийские богословы.

— То есть точно известно, что Максим Грек переводил в России византийские книги? — перебила профессора Лиза.

— Именно так, — охотно согласился Аркадий Вениаминович. — Известно, что он перевел жития из сборника Симеона Метафраста, книги Священного писания и их толкования. Известно, что он перевел часть Лексикона Свиды.

— А это что такое?

— Лексикон Свиды — это византийская энциклопедия десятого века, — с некоторым укором в голосе ответил профессор, словно его спрашивали о вещах совершенно очевидных. — Мало того, Максим Грек не раз цитировал в своих сочинениях Аристотеля, Цицерона, Плутарха. Можно предположить, что цитаты эти он помнил наизусть, но более вероятно, что он цитировал книги, которые обнаружил в царской библиотеке. Правда, славянского языка Максим не знал и переводил с греческого на латынь, а уже толмачи переводили с латыни на славянский. Для работы к нему были приставлены писцы…

— То есть сказания о Максиме тоже подтверждают факт существования библиотеки? — вмешался, наконец, долго сдерживавшийся Стэн.

— Да вот, — пожал плечами Аркадий Вениаминович, поднялся из-за стола, подошел к стеллажу и взял одну из книг. — Читайте сами.

С этими словами он открыл заложенную страницу, и Стэн с Лизой прочли подчеркнутое: «По мале же времени великий государь приснопамятный Василей Иванович сего священноиерея во архимандритех Максима призвав и вводит его со своим московским митрополитом Макарием во свою царскую книгохранительницу и показа ему безчисленное множество греческих книг».

— Читайте, читайте, — нетерпеливо подгонял профессор молодых людей, молча обменявшихся взглядами.

«Сей же инок во многоразмышленном удивлении бысть о толиком множестве безчисленнаго трудолюбнаго собрания и с клятвою изрече пред благочестивым государем, яко ни в Грецех толикое множество книг сподобихся видети».

— Как видите, приведены даже слова Максима, сказавшего о том, что никогда не видел подобных библиотек. Дальше он объясняет, что из-за отсутствия книг в Греции он еще молодым отправился учиться философии в западные страны. И потом говорит, что когда «безбожни турцы обладаша царствующим градом, тогда неции благочестивии…»

Аркадий Вениаминович прервался на полуслове, оторвал вспыхнувшие огоньком исследовательского азарта глаза от текста и пояснил:

— Максим мог точно не знать, кто именно увез книги императорской и патриаршей библиотеки из Царьграда, поэтому и говорит о Фоме Палеологе, как о неком благочестивом человеке. Но Максим знал точно, куда были отвезены книги! Читайте дальше.

«…неции благочестивии взяша много множество греческих книг, хотяща соблюсти благочестия веры, да не до конца угаснет светило греческое православие от безбожных и богомерских турок, и тако отплыша морем в Рим».

— Если написанное правда, — снова оторвался от чтения Беленький, — то библиотека уже тогда была громаднейшей в мире. Ведь Максим до этого видел библиотеки Милана, Болоньи, Рима, обширные библиотеки Афонских монастырей. Вот такие дела…

— Вы сказали «Если написанное правда», — повторил Стэн слова профессора. — А есть основания считать, что сказанья врут?

— Некоторые полагают, что в сказаниях о Максиме Греке многое преувеличено, — досадливо поморщился профессор. — Но мне это кажется неверным. Во-первых, если бы сказитель хотел что-то преувеличить, то и сказал бы между прочим, что книг было много. Зачем ему воспроизводить слова пораженного размерами библиотеки Максима? Зачем вообще задерживать на этом факте внимание читателя?

— А во-вторых? — подогнала замолчавшего вдруг профессора Лиза.

— Ах, да! А, во-вторых, если задуматься, почему сказитель решил писать о Максиме? Полагаю, что из интереса и уважения к этой неординарной личности, которой вероломные русские монархи запретили возвращаться на Афон, да и заточили, в конце концов, по обвинению в ереси и измене в монастырь. То есть, если бы сказитель и хотел что-то преувеличить, то сделал бы это в описании благочестия самого Максима Грека. С какой бы стати ему преувеличивать размеры царской библиотеки, которая оказалась очень-очень роковой в жизни обманутого старца?

Видя, что Стэн и Лиза согласно кивают головой, Аркадий Вениаминович довольно улыбнулся и сказал:

— Есть еще и в-третьих! Историку, который не верит в сказания, никогда не носить лавров Шлимана.

— Шлиман, если не ошибаюсь, — произнесла Лиза, — это археолог, который обнаружил Трою, поверив в то, что было написано Платоном?

— Истину глаголете Лизонька, — констатировал профессор с лукавой улыбкой и, обернувшись к Стэну, добавил: — Хотя, между нами, враль он был порядочный, да и жулик к тому же известный. Позвольте взглянуть на снимки.

Стэн выставил на камере режим просмотра и, встав рядом с профессором, начал показывать ему кадр за кадром. Четыре кадра профессор попросил удалить, хотя Стэну не показалось, что историк выглядел на них «квазимодой», а на одном из удаленных его вообще не было. Зато, как заметил Стэн, все четыре снимка отличались от прочих тем, что в объектив попали иконы и предметы антиквариата.

Заканчивая интервью, Лиза поинтересовалась, между прочим, тем, насколько активно поиски библиотеки ведутся сейчас.

— Знаете, что меня не перестает удивлять? — с лукавой улыбкой произнес профессор. — То, что в большинстве случаев корреспонденты рассказывают в своих изданиях об истории библиотеки, о ее поисках в прошлом и почти ничего не говорят о том, кто и как ищет ее сегодня.

— А ее ищут?

— С большей или меньшей активностью. Вообще над поисками навис какой-то рок — за всю историю, начиная с первых Романовых, ни разу поиски не были доведены до конца. Вот вам совсем недавний пример — Герман Стерлигов…

При этих словах Стэн и Лиза переглянулись.

— Некоторые полевые фотографии я держу вот тут, — с этими словами профессор подвел Лизу к снимкам в рамочках, равномерно распределенным по стене коридора. Здесь были в основном фото с летних раскопок — в Крыму и в Тамани, в Великом Новгороде и на Куликовом поле. По снимкам вовсе нельзя было сказать, что Аркадий Вениаминович нефотогеничен. Напротив, даже на самых последних по времени съемки он выделялся спортивной фигурой и полным молодого азарта взглядом.

— Вот на фотографии штаб поисков библиотеки, созданный Германом.

На снимке рядом с Аркадием Вениаминовичем стоял молодой мужчина, отличавшийся от других окладистой черной бородой (староверческой, как назвала ее про себя Лиза) и очками в несовременной роговой оправе.

— Вы, наверное, слышали о нем, — продолжал профессор, — Он баллотировался на пост мэра Москвы. В то время он стал председателем Московского дворянского собрания и сумел убедить многих, что искать Либерею нужно в Александровском кремле. Вот рядом с нами академик Сигурд Шмидт, кстати, сын Отто Юльевича Шмидта. Это академик Юрий Янышев, геофизик. Это Гена Зданович и Володя Кучкин, историки, доктора наук, мои коллеги. Не все попали на фотографию, кто входил в тот штаб. Нет академика Мигачева, директора института геологоразведки, нет еще…

Договорить профессору не дал неожиданно задребезжавший дверной звонок. Аркадий Вениаминович извинился и пошел открывать. Но дойти не успел. Дверь открылась без его участия, поскольку Стэн и Лиза не захлопнули ее, когда вошли. Она так и оставалась открытой во все время их разговора. Когда выкрашенное под красное дерево металлическое полотно двери отошло в сторону, взору всех стоявших в коридоре предстал мужчина средних лет с характерными залысинами. У Стэна перехватило дыханье — это был тот самый человек, который вел их с Лизой от автомобиля до подъезда.