Земли родной минувшая судьба

Анатолий Алексеевич Гусев, 2022

В сборнике собраны рассказы о государях и простых людях Русской земли. "Расправа" (о Петре Первом), "Путь к трону" (о Анне Иоанновне), "Регентство герцога Курляндского" (о Бироне), "Оставление Москвы" и т.д.

Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро…

А.С. Пушкин.

Непокорённые

— Не в обычаях монгол оставлять не доделанные дела, — сказал Бату.

— Брат мой имеет в виду Бачмана, кыпчака из племени олбурлик? — уточнил Менгу.

— Да. Но дело не в одном племени олбурлик. Большая часть племени нам покорилась. Но вокруг этого Бачмана собираются «люди длинной воли» со всего Дешт-и-Кыпчак (Половецкая степь). И аланы к ним примкнули.

— Я добью его, брат мой Бату.

Князь кыпчакского племени олбурлик Бачман отказался подчиниться монголам, не взирая даже на то, что всё его племя признала их власть. Вокруг него быстро собрались люди такого же не покорного и свободолюбивого нрава.

Началась степная война с бесконечными засадами, погонями и внезапными нападениями. Братьям Менгу и Бучеку пришлось сражаться на два фронта: на западе они нападали на алан, а с востока отбивали атаки людей Бачмана. Вскоре аланов загнали в горы и принялись за олбурлик.

Монголы применили любимый метод ведения войны — облаву и в середине лета прижали Бачмана к низовьям Итиля.

Всё произошло так быстро, что Бачман был вынужден просить повозки с женщинами и детьми, а сам укрылся на многочисленных островах дельты Итиля.

Менгу не полез в этот лабиринт воды и земли, удовлетворившись захваченными семьями олбурлик, здраво рассудил, что Бачман со своим строптивым и гордым характером своих не бросит и попытается их отбить.

Произошло всё почти так, как и предполагал Менгу.

Войско медленно кочевало на север вдоль западного берега Итиля. Сзади войска двигались повозки с женщинами и детьми олбурлик.

И как-то ближе к вечеру горизонт перед войском монголов запылил, и показались всадники, летящие во весь опор. Это Бачман и его джигиты. Менгу приказал готовиться к бою. Монголы выстроились в боевой порядок.

В это время олбурлик напали на обоз сзади, тихо, без шума. Показались неожиданно из-за крутого берега Итиля, перестреляли часовых из луков, скатили повозки к берегу, подсунули под них приготовленные заранее связки сухого камыша, бурдюки, наполненные воздухом и спихнули в воду.

Нападавшие всадники, немного не доскакав до войска монгол, выпустили стаю стрел, развернулись и с гиканьем унеслись в степь.

Когда монголы оглянулись, повозки были уже на середине Итиля.

— Какой молодец! — сказал Менгу, глядя на это.

Преследовать их не стали: пришёл приказ двигаться на север на соединение с основными силами монгол, да и в междуречье Итиля и Ахтубы это сделать было бы сложно. Бачман кружил меж белых холмов, уходил далеко в степь и опять возвращался на Итиль — земля от Итиля до Шаика( река Урал), была землёй кыпчаков племени олбурлик.

Этот дерзкий и удачный поступок Бачмана привлёк под его знамёна аланов, касогов и другие горские племена. Трудно было договорится между собой военачальникам столь пёстрой армии: горцы не хотели идти под командование степняков, степняки не хотели идти под командование горцев. В конце концов, договорились, что будет два командующих — Бачман от степняков и Качир-Укуле, князь ясов, от горцев.

И весной следующего года Менгу и Бучек встретили целую армию.

Мелкие стычки с передовыми отрядами монгол Бачман и Качир-Укуле выигрывали.

Но вот настало время решающей битвы. Две враждующие армии встретились на берегу Терека. Правое крыло возглавлял Бачман, левое — Качир-Укуле с ясами и касогами, в центре стояли дружины горских племён.

Армии пришли в движение. Монголы издали дружное «Ура!» и покатились вперёд. Им в ответ засвистели кыпчаки, загикали горцы и понеслись навстречу.

Тумен Бучека ударил в середину войска и тут же побежал. За ними с гиканьем летели горцы.

Бачман и Качир-Укуле пытались остановить погоню, предупреждали, что это ловушка. Но не слушались гордые горцы, не верили, что их кто-то смеет не боятся.

Всем была хороша армия Бачмана и Качира — и храбростью джигитов и готовностью пожертвовать жизнью ради свободы. Но не было у неё одного — железной дисциплины монголов! И отлаженной системы единого управления.

Бегущие монгольские тысячи вдруг расступились, и в горцев ударил плотный рой стрел. Это было войско Менгу. Развернули коней джигиты, поскакали назад, падали под монгольскими стрелами. Погнали их на ясов и касогов Качира. Войско Качир-Укуле расстроило ряды, дрогнуло и побежало к родным горам.

Бачман остался один.

Монголы повернули на запад, они месяц шли вдоль Терека и Кубани вплоть до моря, добивая непокорных и принимая покорность многочисленных горских князьков. Менгу и Бучек благосклонно выслушивали их и отправляли в степи в далёкий Каракорум к Великому Хану монголов.

В конце лета повернули назад к Итили, громя остатки непокорных кыпчаков.

Армия Бачмана таяла, у него осталось только пятьсот джигитов, главным образом его родного племени и обоз с женщинами и детьми. Опять повторились события прошлого года.

— Мы так его никогда не поймаем, — рассуждал вслух Менгу. — Они прекрасно владеют и лошадью, и челноком.

— Надо попросить Бату прислать сюда мокшу, — ответил Бучек, — будем надеяться, что они умеют владеть веслом.

Вскоре по Итилю на лодках пришли недовольные мокша из-под осаждённого Нижнего Новгорода.

Бачман со своими людьми находился на острове, посередине Итиля, напротив верховий Ахтубы.

Мокша расположилась на восточном берегу Итиля среди ивовых кустов. Разожгли костры, стали готовить еду. Ночь опустилась как-то внезапно. Юг — здесь темнеет быстро, тем более в конце лета.

На острове, где расположились олбурлик зазвучал курай (дудка, флейта). Далеко по воде разносилась красивая печальная мелодия. Кыпчаки прощались со степью и жизнью.

У костров заслушались.

Послышался окрик часового.

К берегу бесшумно приближался челнок. На носу его стоял человек. Челнок с ходу врезался в песок, человек спрыгнул на берег, за ним ещё один.

К костру, где сидели Пуреш, Атямас, Эрьгяй и Сярдай подвели двух человек. Один из них, был крепкий мужчина лет сорока с небольшим, бритоголовый, безбородый, с короткими чёрными усами. Другой — юноша лет семнадцати. Одеты они были в штаны и рубахи из шерстяной ткани, на поясе висели сабли.

— Здравствуй, хан мокши Пуреш, — сказал старший, — я много слышал о твоём благородстве и честности. Я Бачман, бек народа эльбури.

Оцязор Пуреш поднялся навстречу гостю:

— И я о тебе слышал, князь народа волков.

Они пожали друг другу руки, оцязор пригласил бека к костру. Юноша остался стоять.

— Это мой сын Булат (Непокорный врагам), — пояснил Бачман.

— Славное имя носишь, юноша, — улыбнулся Пуреш.

Он предложил гостям еду. Бачман не спеша поел, потом вздохнул и сказал:

— Ночь коротка, некогда соблюдать степные обычаи, хан.

— Хорошо. Что привело тебя к нам, князь? — спросил Пуреш.

— Несчастье. И надежда на твоё благородство.

— Я слушаю.

— Завтра состоится последняя битва, где нам предстоит умереть, — спокойно сказал Бачман, — но не хочу, чтобы мой род погиб, а наши женщины и дети были бы проданы в рабство куда-нибудь в Египет или Индию.

— Чем же я могу помочь тебе, бек?

— Пропусти наши семьи за Ахтубу.

— И куда ж они пойдут?

— Жена Булата бурзянка. Булат отведёт наши семьи к её родне. В Урал эль (Страна Урал).

— А ты и твои джигиты?

— А мы останемся на острове.

— И завтра мы будем с вами биться?

— Да, — просто ответил Бачман.

Пуреш задумался.

— Разве мы собаки монгол? — горячо спросил Атямас. — Почему мы не можем отпустить семьи этих благородных людей?

— Потому что, — ответил Атямасу Эрьгай, — его женщины и дети, это добыча. В том числе и наша.

— Моголы больше воюют за славу, чем за добычу, — сказал Сярдай.

— Это правда, — подтвердил оцязор, — приказ Бату подавить восстание эльбури или олбурлик, как они их называют.

Бачман с каменным лицом слушал звуки незнакомой ему речи, спор старшИны мокши, где решалась судьба его рода.

— Что ж, — наконец сказал Пуреш на кыпчакском языке, — мы решили пропустить ваши семьи за Ахтубу, князь народа волков. Только делай всё быстро и тихо.

Бачман встал, слегка поклонился старшине мокша:

— Благодарю вас! Великое Синее Небо не оставит вас.

Голос Бачмана дрогнул, в нём почудились слёзы.

К утру кибитки олбурлик переправились не только через Итиль, но и через Ахтубу.

Долго стояли воины олбурлик на краю своего острова и смотрели в темноту, на северо-восток, туда, где должен был двигаться обоз с их жёнами и детьми в страну Урал.

До сих пор среди башкир живёт род бушман-кыпсак. Это потомки Бачмана и его джигитов.

Утром воины мокша нехотя облачились в брони, сели в лодки и не спеша направились к острову. На берегу не спеша выстроились в боевые порядки, выставили вперёд копья и пошли сквозь заросли ивняка на другой конец острова.

В середине острова явно недавно была большая стоянка: на середине большой поляны виднелись следы от костров, разбросанные вещи, оставленные за ненадобностью. В центре стояли два кожаных мешка с серебряной посудой и не большой мешочек с золотом. Это благодарность Бачмана и его джигитов.

Пуреш понял, что бой не состоится. Кыпчаки ушли. Но куда?

Вскоре всё прояснилось.

К западному высокому берегу Итиля плыли кони. На их крупах стояли воины Бачмана в лёгких доспехах с копями и щитами в руках. Всё ценное, в том числе и дорогие доспехи, хорошее оружие они отдали своим детям, справедливо считая, что умирать можно и в простом вооружении.

На берегу джигиты садились в сёдла и устремлялись наверх, где их уже ждали монголы.

Раздался оглушительный свист, кыпчаки пошли в атаку. Завязалась битва горстки храбрецов с железными туменами монгол. Они умирали как волки — молча и без сожаления. И большинство погибло, лишь малая часть ушла за реку Иловля, в густые леса, что росли по Хопру и Медведице.

Бачмана привели связанного двумя арканами, без доспехов, перед очи грозных Мунке и Бучека.

— Развяжите его, — приказал Мунке.

Подождав, когда гордого кыпчака развяжут, Мунке спросил:

— Где ваши женщины и дети?

— В реке! Чтобы вам не достались.

— Сайн (Хорошо).

Какой-то сотник огрел Бачмана плёткой:

— Поклонись Великим, собака!

Кыпчак даже не вздрогнул.

— Что же ты не кланяешься? — спросил Мунке.

— Народ волка никому не кланяется!

— Вот здесь ты врёшь! Многие вожди твоего племени нам поклонились.

— Это собаки!

— Они живут, а ты умрёшь.

— Да! Но умру свободным!

Не найдя, что возразить, Мунке обратился к брату:

— Бучек, это твоя была разумная мысль попросить Бату прислать мокшу. Восстание олбурлик подавлено. Заверши начатое — лиши этого гордеца возраста!

Бучек улыбнулся и пошёл к Бачману, на ходу обнажая саблю.

Бачман не шелохнулся, только крепче сжал кулаки и гордо и презрительно посмотрел на своего убийцу.

Свистнула сабля. Бучек развалил кыпчака от правого плеча до пояса.

— Почему нельзя было предложить ему службу? — спросил Пуреш.

— Он волк, — ответил Мунке, — а волки не приручаются.

«Затравленная собака злее волка», — подумал Пуреш, вспомнив пословицу своего народа.