Волчий огонь

Ана Сакру, 2022

Каждые сто лун высшие из Волчьей Конфедерации устраивают для себя кровавое шоу – отправляют сто девушек на Араю, планету-тюрьму для своих собратьев-оборотней.Этих девушек называют Жертвенной сотней. Потому что для них – это верная смерть. Тысячи одичалых волков-заключенных ведут на них охоту. Преследуют, настигают и, истосковавшиеся по женщине, замучивают до смерти.Я – Дина, жительница порабощенной планеты Земля, признанная негодной для размножения и потому выбранная в Жертвенную сотню. У меня есть только один шанс спастись. За двадцать девять арайских лун добраться до Огня на Волчьей горе.Один шанс. И я его не упущу.

5.

Когда я просыпаюсь в следующий раз, судя по веселым солнечным лучам, прорывающимся через щели, на улице уже за полдень. Гера рядом опять нет — только у очага валяется свежая тушка какого-то зверька, сильно смахивающего на земного зайца. Видимо, это любезный оставленный мне обед. Я сажусь на соломенном настиле, подминая под себя ноги, и рассеянно озираюсь по сторонам.

И что мне тут делать в этой крохотной землянке одной, когда даже на улицу показаться нельзя? Видимо, когда волк перечислял возможные причины моей смерти, он забыл упомянуть скуку…

Поразмыслив немного, встаю с настила и направляюсь к сундуку, наплевав на свои прошлые опасения. Постоянно ходить голой слишком непривычно и не комфортно, а это единственное место, куда Гер мог убрать мою одежду. То, что я нахожу внутри, заставляет меня крепко задуматься. Одежда моя, аккуратно сложенная, действительно оказывается сверху. И, кажется, ее даже застирали перед тем, как сюда убрать — на штанах нет засохших комков грязи, а футболка и вовсе зашита, хоть и криво, в районе плеча. Белье тоже тут, как и рюкзак, выданный мне конфедератами. Вот только он не один…

Порывшись, достаю еще три таких же…

Один совсем старый, выцветший, будто вечность тут лежал. А два почти свежих, совсем как мой…Обняв рюкзаки, оседаю с ними на земляной пол. Внутри шевелится что-то жгучее и темное, что я не в силах контролировать. Начинает мелко трясти.

За каждым из этих рюкзаков стоит жизнь такой же девушки, как и я. Жизнь и смерть…

И каждая из них была, получается, здесь…с Гером.

Во рту собирается желчь, которую отчаянно хочется сплюнуть, в грудной клетке теснит. Нет, это не ревность…

И я прекрасно понимала, что я не первая и не последняя в этой ветхой землянке. Но понимать и знать наверняка…

Кто они были? Как умерли? Он…легко отпускал их? Сам…убивал???

Мне обещал, что не убьет, а им?

Просто отдавал стае?

Волк сказал, что сбор стаи будет на восьмой луне…

Он просто отдаст меня им, наигравшись, да???

Желчь в горле подступает так близко, что это невозможно контролировать. И меня вырывает прямо на земляной пол. Тело слабеет, выступает испарина. Как же это противно всё. И просвета нет. Здоровой рукой убираю налипшие на лоб волосы. Потом, тяжело поднявшись, ищу вчерашние тряпки, чтобы прибрать за собой. Пока навожу порядок, в голове мелькают картинки из такого далекого, что, кажется, уже и не моего прошлого.

Мытье полов, знакомое с раннего детства, всегда расслабляло меня. Еще с тех времен, как моя мать на Земле работала в доме фрая — наместника нашего сектора, а я помогала ей…Моя мать была его тайной любовницей, и мы не боялись депортации. Не знали голода и холода, думали, что под защитой. Считали, что нам повезло. Мыть полы у того фрая было чуть ли не почетной миссией для меня, обеспечивающей вполне сносное по земным меркам будущее.

Но потом фрая — наместника поймали на взятках и связях с ополченцами и сослали с Земли. Мать мою отправили в поля, а меня, молодую и здоровую, привезли на Вальден, планету — столицу Волчьей Конфедерации, чтобы там я стала сосудом для размножения какого-нибудь знатного фрая, которому не может родить его слабая пара.

С тех пор я не мыла полы. Лишь вспоминала, как была счастлива и спокойна, когда все мои обязанности заключались в том, чтобы помочь матери убирать огромный дом знатного фрая — наместника нашего сектора…

Пока я оттирала землю и собирала рвоту, окончательно взяла себя в руки. Не время жалеть себя…

Быстро оделась и аккуратно сложила рюкзаки обратно, заодно посмотрев, что еще хранится в сундуке. Выданный мне топор, чей-то арбалет, десять стрел, еще один красный плащ, сильно изодранный, зимняя куртка жертвенной девушки — видно сбрасывали сюда в холодный сезон, фонарики, компас, много всяких мешочков с какими — то травами, пара пузырьков с черной мазью, которой волк лечил меня, чистые тряпки, мужская теплая куртка звездного пилота…

Заинтересовавшись, выуживаю ее из сундука. Веду пальцами по нашивкам…Я плохо в них разбираюсь, но кажется вот эта стрела на фоне пасти выдается за мужество? Это…Гера?

Отодвигаю от себя куртку, держа навесу. Размер, кажется, его.

Приближаю снова и нюхаю ткань, зарываясь в нее носом. Хотя это глупо — даже если куртка изначально не его, то здесь ведь именно волк ее носит. Взгляд перемещается с куртки на самое дно сундука, и я застываю, облизывая вмиг пересохшие губы. Потому что там, на дне, лежит лазерный короткоствольный пистолет, который обычно носят при себе пилоты Конфедерации. Сердце подскакивает куда-то к горлу, когда нагибаюсь за ним и дотрагиваюсь подрагивающими пальцами до пугающе холодного металла. Веду по линии заряда на рукояти. Полная…Волоски на загривке встают дыбом. Я пару раз видела последствия выстрела из него… Мало что останется…Даже от мощного Гера…

Так…Надо подумать. Подумать…

Неужели он настолько доверяет мне, что оставил в землянке заряженное оружие. А если я захочу убить его? В любом случае — последнее, что мне сейчас нужно — это то, что он поймет, что я видела его. Быстро складываю все вещи обратно, стараясь уложить их в том же порядке. Даже найденную одежду снимаю с себя. Лучше быть голой, чем мертвой. И, управившись, аккуратно прикрываю сундук и сажусь за разделку местного то ли хорька — то ли зайца любезно оставленным рядом с тушкой перочинным ножом.

К тому моменту, как Гер глубокой ночью заходит в хижину, я уже выть готова от тоски. Сердце моментально начинает биться часто-часто от нервного возбуждения и иррациональной радости увидеть хоть кого-то живого, способного поговорить с тобой. Хотя всё это время я не бездельничала и каждую минуту пыталась себя занять. Помимо убивания времени моя суета давала еще один побочный, но важный эффект. В работе мысли не крутились вокруг того, насколько безнадежно мое положение, и итог все равно будет один…

Волк стряхивает росу со вставшей дыбом густой шоколадной шерсти, рыжеватой в отблесках горящего очага, и, медленно распрямляясь, ведет носом в сторону сваренной похлебки. Кореньев, как и трав, по понятным причинам там нет, но воды я налила специально мало, и в итоге получился очень густой мясной бульон, которым сейчас насквозь пропахла вся хижина. Еще мне остро не хватало соли, но не факт, что она у них есть вообще…

— Смотрю, тебе лучше, — мажет Гер по мне оценивающим взглядом, задерживаясь на тонкой шкуре, в которую я обмоталась, подвязав ее несколькими тряпками, раньше служившими мне бинтами — хоть какое-то одеяние.

— Ну, накладывай тогда…хозяйка.

Криво улыбается, разминая шею. Потягивается во весь свой могучий рост, выставляя обнаженное тело во всей красе. Невольно краснею и опускаю взгляд, поднимаясь с настила, на котором сидела. Хочется напомнить ему, где хранятся штаны…

Слежу за ним боковым зрением, пока беру миски, сложенные горкой в углу. В груди разбухает от напряжения, когда он расхаживает за моей спиной голый — в избушке будто становится еще теснее…

Но Гер и не думает одеваться, растягивается полулежа на настиле, сверля меня янтарными звериными глазами, полуприкрытыми потяжелевшими веками. Берет миску у меня из рук, криво улыбается опять и хлопает ладонью по соломе, чтобы присаживалась рядом.

Сажусь…Гер тоже садится ровнее и принимается есть. Смотрю на него, кусая губы и вся будто нагреваясь от волнения рядом с ним. От него пахнет сырым лесом и разгоряченным мужским телом. Влажная смуглая кожа парит, мой нос щекочет от мускусных ноток. Низ живота сводит, ведь по тому, как быстро волк расправляется с похлебкой, я понимаю, что неизбежно за этим последует уже через несколько минут.

— У нас заканчивается вода в бочке, — бормочу я, откашлявшись, чтобы убрать комок в горле.

Гер косится на меня исподлобья, шумно хлебая бульон.

— Завтра принесу, — отрезает он.

— Может быть… — я заламываю руки, переплетая пальцы, и заглядываю в его до боли пронзительные глаза, — …сейчас. Я помогу. Я хочу помочь. На улице ночь, ничего не видно…

— Дина, думаешь, те, кто охотится за тобой, ориентируются на зрение? — криво ухмыляется волк и чеканит, — Нет. Тебе нельзя.

— Я умру с тоски тут, я просто выйти хочу! Хоть ненадолго, хотя бы чистый воздух вдохнуть! — не выдерживаю и повышаю голос, в котором прорезаются истерические тонкие нотки.

— Лучше уж с тоски умирать, тебе не кажется, землянка? — фыркает на это волк, отставляя в сторону полупустую миску, — Иди сюда…

Я тихо всхлипываю, противясь, но его сильные руки уже крепко обнимают меня за талию и легко, как пушинку, притягивают к себе. Дыхание перехватывает, когда оказываюсь верхом на мужских бедрах, ладони упираются в волосатую грудь, под правой безумно колотится могучее сердце. Колени сжимают его голые бока и в промежность упирается наливающийся кровью член. Потяжелевшее дыхание волка обжигает мою щеку.

— Скучно ей… — насмешливо хрипит Гер, дергая шкуру, служащую мне одеждой, наверх, — В первый раз слышу…Чтобы жаловались, на"скучно"…

— А на что обычно жалуются? — кусаю я губу, смотря на его лицо, которое так близко, что я вижу каждую морщинку около его глаз, различаю рыжеватые волоски в щетине на впалых щеках.

— На страх… — волк смотрит в упор, прожигая янтарным, плавящимся взглядом, — Плачут…

— Если буду плакать, выпустишь?

Криво улыбается вместо ответа.

— Много тут было до меня? — дрогнувшим голосом продолжаю свой допрос. Перед глазами встают найденные рюкзаки.

Но Гер и на это не отвечает, лишь улыбка медленно сползает с его резкого лица. Янтарные глаза подергиваются жарким туманом, внутри которого мне чудится глубоко скрытая скорбь…

— Я просто совсем одна… — тихо шепчу, чувствуя, как его пальцы с выступающими когтями скользят по моему позвоночнику, стягивая обмотанную вокруг тела шкуру через голову, — Если бы хоть не уходил так надолго…Здесь можно сойти с ума…Одной…

— Не могу долго тут, — тихо рычит волк, — Пахнет тобой сильно…

Задираю руки вверх, и мое самодельное одеяние наконец летит на земляной пол. Сердце колотится так, что всю меня начинает потряхивать от каждого толчка. Тело пульсирует в такт разгоняющейся по венам крови. Гер жадно вжимается лицом мне в шею, шумно дышит, трогая языком бешено бьющуюся венку. Его ладони больно стискивают мою спину, крепче прижимают к себе, выступившие когти царапают кожу. Закрываю глаза. От него идет такой жар, что над губой бисеринками выступает пот…

— Ядовитая… — выдыхает он то ли восхищенно, то ли зло, подаваясь бедрами навстречу.

Еложу сверху, дразня и не давая войти. Рычит, но довольно, тихо. Когти чуть исчезают, гладит мою спину, волосы. Ему нравится…Нерешительно обвиваю его крепкую шею руками и робко целую сама. В уголок твердых губ, едва ощутимо, но этого хватает, чтобы волк замер и отпрянул, внимательно смотря на меня.

— Мне тоже нравится твой запах, — вдруг признаюсь.

Его взгляд. Его полностью топит янтарем, не оставляя белка. Пугающее и завораживающее зрелище.

— Нр-р-равится? — хрипит Гер низким, почти уже нечеловеческим голосом, и когти снова сильно выступают, больно впиваясь в плоть, — Мне не нр-р-равится…Зверь р-р-рвет — хочет забр-р-рать себе. Но мы все погибнем тогда. Лучше молчи…

Янтарные глаза будто вспыхивают в полумраке, гипнотизируя и беря в муторный чувственный плен, и он крепко фиксирует мои бедра, насаживая на себя.