Тайное свидание

Аманда Квик, 1991

Надо было обладать бесстрашной душой и безграничным презрением к светским условностям Августы Баллинджер, чтобы влезть ночью в окно кабинета графа Грейстоуна с единственной целью: отговорить этого безупречного джентльмена на ней жениться. Однако наивную провинциалку поджидал сюрприз: как выяснилось, она очень мало знала о своем новоиспеченном женихе. Скучная безукоризненность Гарри Грейстоуна – лишь легенда, под которой скрывается один из самых отчаянных контрразведчиков «на тайной службе его величества», – и дикая выходка девушки только сильнее убеждает этого отважного человека, что она – именно та женщина, которая ему нужна. Осталось только убедить в этом и саму Августу…

Глава 2

На следующий день после возвращения в Лондон, в начале четвертого, Августа явилась в величественный городской особняк леди Арбутнотт. Дневник Розалинды Морисси лежал в безопасности у нее в ридикюле, и ей не терпелось поскорее сообщить подруге, что все в порядке.

— Я сегодня долго не задержусь, Бетси, — сказала она молоденькой горничной, поднимаясь по лестнице. — Нам нужно поторопиться домой и помочь Клодии подготовиться к приему у Барнетов. Для нее этот вечер особенно важен. Там, без сомнения, соберутся все сливки лондонского общества, так что ей необходимо выглядеть наилучшим образом.

— Да, мэм. Хотя мисс Клодия и не может выглядеть иначе: не зря же ее зовут Ангелочком.

— Конечно же, ты права, — улыбнулась Августа.

Дверь перед ними отворилась еще до того, как Бетси успела постучать. Скрагз, пожилой сутуловатый дворецкий леди Арбутнотт, как раз провожавший двух других молодых леди, удивленно уставился на посетительниц.

Августа узнала Белинду Ренфрю и Фелисити Отли. Они частенько наносили визиты леди Арбутнотт, как и многие другие богатые знатные дамы. Хозяйка дома хоть и не отличалась крепким здоровьем, однако никогда не страдала от одиночества.

— Добрый день, Августа, — приветливо поздоровалась Фелисити. — Вы сегодня прелестны.

— Да, это правда, — шепнула Белинда, придирчиво разглядывая Августу в модной темно-голубой ротонде поверх небесно-голубого платья. — Я рада, что вы пришли. Леди Арбутнотт ждет вас.

— И я не намерена ее огорчать, — весело отозвалась Августа, направляясь к дверям.

Впрочем, как и мисс Норгроув: Белинда Ренфрю, насколько Августе было известно, заключила пари с Дафнией Норгроув на десять фунтов, что дневник не будет возвращен его владелице…

Белинда снова метнула в ее сторону настороженный взгляд:

— Хорошо ли вы провели время в поместье Энфилда?

— Да, разумеется. Очень надеюсь еще увидеться с вами сегодня вечером, Белинда!

Ответная улыбка больше напоминала гримасу.

— Конечно, мы с вами увидимся, Августа. И с мисс Норгроув тоже. Всего доброго.

— Да-да, до вечера… Ах, здравствуйте, Скрагз!

Как только двери у нее за спиной захлопнулись, Августа с улыбкой посмотрела на сердитую, украшенную пышными бакенбардами физиономию дворецкого.

— Мое почтение, мисс Баллинджер. Надеюсь, леди Арбутнотт с нетерпением ждет вас?

— Разумеется!

Августа не собиралась оправдываться перед этим невыносимым старикашкой, точно цербер охранявшим двери дома леди Арбутнотт.

Скрагз был здесь единственным мужчиной среди обслуги и очень гордился тем, что он первый представитель сильного пола, которого леди Арбутнотт наняла в свой дом за последние десять лет. С прислугой, работавшей в доме нынешним летом, он общался мало, и сначала никто не понимал, почему Салли вообще взяла его в дом. Скорее всего из жалости: стареющий дворецкий вряд ли был в состоянии справляться со своими многочисленными обязанностями, поскольку мог целыми днями не появляться в прихожей, страдая то от ревматизма, то еще от какого-нибудь из многочисленных недугов, на которые вечно жаловался.

Жаловаться вообще было одним из любимых занятий Скрагза. Плохо было все вокруг: больные суставы, погода, обязанности по дому, разгильдяйство слуг, слишком низкое жалованье.

С появлением этого эксцентричного персонажа постоянные посетительницы леди Арбутнотт самым неожиданным образом пришли к выводу, что именно его здесь и не хватало, точно последнего, завершающего штриха к образу особняка. Дамы всем сердцем приняли этого забавного старика и сочли самым ценным приобретением.

— Как сегодня поживает ваш ревматизм, Скрагз? — участливо спросила Августа, развязывая ленты украшенного перьями капора.

— Что-что? — проворчал дворецкий. — Говорите, пожалуйста, громче, если хотите услышать ответ. Не понимаю, почему дамы предпочитают бубнить себе под нос! Пора бы уже научиться говорить более внятно.

— Я спросила, как ваш ревматизм! — громко, едва ли не по слогам, проговорила Августа.

— Благодарю вас, мисс Баллинджер, я ужасно страдаю. Редко бывает хуже. — Скрагз всегда говорил глубоким, каким-то скрежещущим голосом, похожим на скрип гравия под колесами кареты. — Бегать по пятнадцать раз в час к дверям и открывать, скажу вам, дело нелегкое. Эти бесконечные приходы и уходы кого угодно способны свести с ума! Совершенно не понимаю, отчего здешним дамам и пяти минут спокойно на месте не сидится!..

Августа сочувственно улыбнулась и извлекла из своего ридикюля маленькую бутылочку:

— Я принесла лекарство, которое вам, возможно, захочется испробовать. Оно приготовлено по рецепту моей матушки. Она всегда лечила таким деда, и тот говорил, что ему сразу становилось значительно лучше.

— Правда? А как сейчас поживает дедушка, мисс Баллинджер? — опасливо осматривая бутылочку, спросил дворецкий.

— Умер несколько лет назад.

Дворецкий нахмурился:

— Осмелюсь спросить, уж не от лекарства ли?

— Дедушке было восемьдесят пять, Скрагз. По слухам, он умер в постели… одной из горничных.

— Неужели правда? — Скрагз принялся рассматривать бутылочку с новым нескрываемым интересом. — В таком случае я немедленно опробую ваше лекарство, мисс Баллинджер.

— Очень вам советую. Ах как бы мне хотелось найти что-нибудь столь же действенное и для леди Арбутнотт! В каком она сегодня настроении, Скрагз?

Кустистые седые брови дворецкого взлетели на лоб, но тут же опустились, в голубых глазах затаилась печаль. Августа всегда восхищалась этими глазами цвета аквамарина, поражавшими своей удивительной остротой и молодостью на изборожденном морщинами и обрамленном седыми бакенбардами лице.

— Сегодня, похоже, неплохо, мисс: она с нетерпением ждет вашего визита.

— В таком случае не будем больше заставлять ее ждать. — Августа быстро взглянула на горничную. — Ступайте, Бетси, выпейте чаю с вашими приятельницами на кухне. Я попрошу Скрагза потом позвать вас, когда соберусь уходить.

— Да, мэм.

Бетси вежливо присела и поспешила присоединиться к компании горничных и лакеев, которые сопровождали своих хозяек, явившихся сюда с визитами. На кухне у леди Арбутнотт никогда не было скучно.

Скрагз двинулся к двери в гостиную медленно, явно осторожничая, и походил на старого краба, но все же дверь перед Августой распахнул с достоинством.

Девушка сразу очутилась будто в ином мире. Здесь у нее возникало — пусть всего на несколько часов — ощущение родственной близости, чего ей так не хватало с тех пор, как был убит ее брат. Сэр Томас и Клодия, конечно, изо всех сил старались, чтобы она чувствовала себя как дома, да и сама она старалась убедить их, что так и есть, но на самом деле всегда помнила, что чужая в этой семье. С их суровой серьезностью, привычкой к интеллектуальным занятиям и размышлениям, столь характерными для гэмпширской ветви Баллинджеров, сэр Томас и Клодия никогда не смогут до конца понять Августу.

Здесь, в гостиной леди Арбутнотт, все было иначе: пусть и не в родном доме, но по крайней мере среди своих.

Клуб «Помпея» был одним из самых модных, своеобразных и закрытых в Лондоне. Членство, разумеется, допускалось лишь по специальному приглашению, и те, кто не входил в число счастливчиков, имели весьма смутное представление о том, что, собственно, происходит за дверьми гостиной леди Арбутнотт. Неудачники утешали себя мыслью, что хозяйка просто развлекается, устроив еще один модный дамский салон, каких много в Лондоне, однако «Помпея» поражала своим размахом. Клуб был создан по типу мужского, и собирались здесь современно мыслящие представительницы высшего света, обладавшие передовыми взглядами, отличными от общепринятых.

По предложению Августы клуб назвали «Помпея» — в честь той жены Цезаря, что не сумела оказаться выше подозрений и была изгнана. Название устроило всех членов клуба. Все они хоть и принадлежали к знатным семьям, но таких дам в высшем свете обычно считают по меньшей мере оригиналками.

Деятельность «Помпеи» была тщательно продумана и могла соперничать кое в чем с самыми модными мужскими клубами. Что же касается интерьера и царившей здесь атмосферы, то все соответствовало вкусам дам.

Стены теплого желтого оттенка украшали изображения знаменитых представительниц прекрасного пола прежних эпох. На одной стене висел замечательный портрет целительницы Пантии, рядом — великолепно выполненный портрет Эвридики, матери Филиппа II Македонского, в момент освящения ею памятника просвещению. Поэтесса Сафо с лирой в руках в мраморе замерла над камином. Величественное полотно — Клеопатра на египетском троне — украшало дальнюю стену продолговатой гостиной. Были здесь Артемида, Деметра и богиня радуги Ирис в изящных позах.

Мебель вся в классическом стиле: среди мраморных невысоких колонн, что придавало гостиной вид древнегреческого храма, повсюду расставлены тщательно подобранные подставки и урны.

Клуб предоставлял своим членам удобства, не уступающие знаменитым «Уайтсу» и «Бруксу».

В одной из ниш гостиной размещалась уютная комната для чаепитий, в другой — уголок для игры в карты. Поздним вечером членов клуба, любительниц виста или макао, нередко можно было застать за покрытыми зеленым сукном столами в тех же элегантных вечерних туалетах, в каких они приехали сюда с бала.

Игра с высокими ставками здесь не поощрялась. Леди Арбутнотт сразу дала понять, что не желает видеть у себя на пороге разъяренных мужей и выслушивать вопросы, как это их жены умудрились спустить в ее гостиной целое состояние.

В клубе всегда имелось множество свежих газет, в том числе «Таймс» и «Морнинг пост»; можно было заказать холодные закуски, чай, шерри и миндальное печенье.

Августа стремительно вошла в гостиную леди Арбутнотт и сразу же оказалась в приятной теплой атмосфере. Пухленькая светловолосая дама, восседавшая за письменным столом, подняла на нее глаза, и Августа приветливо с ней поздоровалась.

— Как ваши стихи, Люсинда?

С недавних пор все члены клуба мечтали что-нибудь сочинить сами, и, кажется, только Августа избежала зова музы. Ее вполне устраивало чтение новейших романов.

— Спасибо, прекрасно. Вы сегодня прелестно выглядите. Можем мы надеяться на хорошие новости? — многозначительно улыбнулась ей Люсинда.

— Благодарю вас, и да, вы можете рассчитывать на самые лучшие новости. Просто удивительно, как выходные, проведенные за городом, способны поднять человеку настроение!

— Или спасти репутацию…

— Совершенно верно.

Августа на всех парусах понеслась дальше, к другому концу гостиной, где у камина в креслах расположились две дамы перед маленьким чайным столиком.

Леди Арбутнотт, хозяйка клуба «Помпея», известная всем его членам как просто Салли, укутанная в теплую индийскую шаль поверх элегантного, с длинными рукавами, платья цвета ржавчины, уютно устроилась в кресле у самого огня. С этой стратегически удобной позиции она могла легко руководить всем, что происходило в ее гостиной. Когда-то очаровательная, леди Арбутнотт и сегодня оставалась истинной королевой лондонского света: волосы были высоко зачесаны и уложены в модную прическу, поза, как всегда, отличалась элегантностью и изяществом.

Как вдова богатого виконта Салли могла позволить себе тратить на наряды целое состояние, что частенько и делала, однако теперь никакие шелка и муслины не могли скрыть следы недомогания и болезненную худобу — результат продолжительной болезни, медленно ее убивавшей.

Августа очень страдала из-за ее недуга, понимая, что потерять Салли для нее почти то же самое, что лишиться матери.

Они познакомились в книжном магазине, где покупали книги по истории, и почти сразу подружились. Несмотря на разницу в возрасте, они имели одинаковые вкусы и интересы, обе были весьма эксцентричны и склонны к авантюризму и приключениям. Все это их очень сближало. Августе Салли в какой-то степени заменила мать, а для Салли девушка стала дочерью, которой у нее никогда не было.

Леди Арбутнотт охотно брала на себя роль наставницы Августы во многих делах, помогала стать желанной гостьей великосветских гостиных, что было доступно далеко не каждому. Обладая невероятным количеством связей в высшем свете, Салли с энтузиазмом посвящала Августу в водоворот светских страстей, а достоинства самой Августы лишь усиливали производимое ею впечатление и укрепляли ее позиции.

В течение многих месяцев обе женщины очень весело проводили время в долгих прогулках по Лондону, а потом Салли вдруг начала очень быстро уставать, и довольно скоро выяснилось, что она серьезно больна. Салли практически удалилась от светской жизни, редко покидала особняк, и тогда Августа решила создать клуб «Помпея», чтобы как-то развлечь любимую подругу.

Несмотря на приступы тяжелой болезни, Салли сохранила живое чувство юмора и острый проницательный ум. Глаза ее радостно вспыхнули, когда, обернувшись, увидела спешившую к ней Августу.

Молодая дама, сидевшая напротив, тоже подняла на нее глаза — темные, тревожные… Розалинда Морисси привлекала мужчин не только как наследница огромного состояния — это была очаровательная леди с рыжевато-каштановыми волосами и соблазнительной фигурой.

— Ах, моя милая Августа, — произнесла Салли с глубочайшим удовлетворением, когда подруга наклонилась и нежно поцеловала ее в щеку. — Я чувствую, ты добилась успеха, не правда ли? Бедняжка Розалинда в последнее время просто места себе не находит. Дай же ей наконец вздохнуть свободно!

— С огромным удовольствием! Вот твой дневник, Розалинда. Правда, не скажу, что с приветом от самого лорда Энфилда, но разве это так уж важно? — И Августа протянула ей маленькую книжицу в кожаном переплете.

— Значит, ты его все-таки нашла! — Розалинда вскочила, схватила дневник и порывисто обняла Августу. — Просто не верится! Господи, какое облегчение! Как же мне отблагодарить тебя? Трудно пришлось? Ты подвергалась опасности? А Энфилд знает, что ты взяла его?

— Дело в том, что не все прошло по намеченному плану, — сообщила Августа, усаживаясь напротив Салли. — И по-моему, нам следует это немедленно обсудить.

— Что же не удалось? — удивилась та. — Тебя кто-то заподозрил?

Августа наморщила носик:

— Мало того, меня застукали на месте преступления! Лорд Грейстоун, конечно, кто же еще! Ну разве могло мне прийти в голову, что он в полночь будет слоняться по дому? Вероятно, он трудился над очередным научным трактатом о каком-нибудь замшелом древнем греке и только поэтому еще не лег спать. И само собой разумеется, он, как всегда преисполненный ледяной вежливости, подкрался и сунул нос в библиотеку именно в тот момент, когда я стояла на коленях у письменного стола Энфилда.

— Грейстоун! О господи! — Розалинда съежилась в кресле с выражением ужаса на лице. — Какой кошмарный тип! Значит, он видел тебя? И мой дневник тоже?

Августа покачала головой, пытаясь ее успокоить:

— Не волнуйся, Розалинда. Он не понял, что это твой дневник, хотя действительно обнаружил меня в библиотеке. — Она повернулась и мрачно посмотрела на Салли. — Должна заметить, его появление выглядело чрезвычайно загадочно. Он явно знал, что я окажусь в библиотеке и буду что-то искать в письменном столе: во всяком случае, мгновенно извлек из кармана тонкую проволоку и открыл запертый ящик, — но назвать источник столь пикантных сведений обо мне наотрез отказался.

Розалинда прижала пальцы к губам, ее темные глаза были полны тревоги.

— Боже мой, неужели среди нас есть шпионы?

Салли постаралась успокоить подруг:

— Я совершенно уверена, что беспокоиться не о чем. Мы давно знакомы с графом: особняк Грейстоуна находится по соседству. К тому же могу сослаться на собственный опыт: он почти всегда располагал прямо-таки невероятными сведениями обо всем на свете.

— Он дал слово, что никому не расскажет о случившемся, и мне почему-то хочется ему верить, — медленно проговорила Августа. — В последнее время Грейстоун очень дружен с моим дядюшкой — ты же знаешь, Салли. И по-моему, он считал, что делает сэру Томасу одолжение, приглядывая за мной у Энфилда.

— Да, пожалуй. Впрочем, надо признать, что Грейстоун умеет держать язык за зубами. И верить ему, безусловно, можно, — легко согласилась Салли.

— Вы в этом уверены? — с беспокойством посмотрела на нее Розалинда.

— Абсолютно. — Салли поднесла к бледным губам чашку, сделала глоток и, решительно отодвинула чашку и блюдце на краешек столика. — Полагаю, мои храбрые подруги, нам удастся успешно завершить предпринятую операцию — как благодаря смелости Августы, так и благодаря моей привычке никогда не выбрасывать приглашения на приемы… Леди Энфилд, в конце концов, кое-чем мне обязана, но я, видимо, должна поспешить и воспользоваться своей привилегией.

— По-моему, я догадываюсь, что ты собираешься ей сказать, — шепнула Августа, наливая себе чаю. — Хотя в этом нет никакой необходимости. Ведь не только лорд Грейстоун извлек для себя пользу из сложившейся ситуации и счел вполне допустимым прочитать мне скучнейшую нотацию, но, уверяю тебя, я и сама извлекла урок из печальной помолвки бедняжки Розалинды. Во всяком случае, я никогда больше не стану записывать в дневник ничего такого, что могло бы потом быть обращено против меня.

— Ох, и я тоже — никогда! — Розалинда Морисси изо всех сил прижала дневник к груди. — Какое же он отвратительное чудовище!

— Кто, Энфилд? — мрачно усмехнулась Салли. — Да, он определенно ведет себя как негодяй, когда дело касается женщин. Впрочем, так было всегда. Хотя никто не решится оспаривать тот факт, что во время войны он храбро сражался.

— И все равно не понимаю, что я в нем нашла! — воскликнула Розалинда. — Куда приятнее, например, общество лорда Лавджоя. Кстати, что вы скажете о нем, Салли? У вас всегда самые свежие новости, несмотря на то что вы так редко покидаете свой замечательный особняк.

— Да, вы правы, мне не нужно далеко ходить, чтобы узнать последние сплетни, — улыбнулась Салли. — Рано или поздно все они сами приплывают к дверям «Помпеи». Что же касается Лавджоя, то я лишь недавно услышала о его чарах. И как мне говорили, чары эти уже не раз применялись. — Она взглянула на Августу. — Не так ли, дорогая?

— Пожалуй. На прошлой неделе я танцевала с ним у Лофенбери. — Августа вспомнила смеющегося рыжеволосого барона Лавджоя с блестящими зелеными глазами. — Должна заметить, что танцевать с ним вальс было в высшей степени приятно. И насколько я поняла, он скрывает какую-то тайну. Судя по всему, мало кто осведомлен о его жизни.

— По-моему, он последний в роду. Помнится, говорили что-то насчет его богатых имений в Норфолке. — Салли поджала губы. — Однако понятия не имею, какой доход приносят эти владения. Будьте предельно осторожны, Розалинда, иначе снова угодите в лапы охотнику за приданым.

Розалинда застонала:

— Ну почему все привлекательные мужчины страдают столь ужасными недостатками?

— Иногда бывает и наоборот, — вздохнула Августа. — Случается, привлекательный джентльмен первым обнаруживает массу недостатков в даме, которая, к несчастью, довольно сильно им увлечена…

— Мы снова обсуждаем Грейстоуна? — Салли проницательно посмотрела на Августу.

— Боюсь, что да, — вздохнула та. — А знаете, он просто взял и признался мне, что у него действительно есть список невест, которых он примеряет на роль будущей графини Грейстоун.

Розалинда с мрачным видом кивнула:

— Я тоже слышала об этом списке. Кто бы в нем ни значился, любая из них в конце концов поймет, что почти невозможно жить в соответствии с установленными им законами и правилами. Его жена Кэтрин умерла при родах в первый же год их брака, однако успела произвести на Грейстоуна поистине неизгладимое впечатление своими добродетелями.

— Наверное, она была само совершенство? — поинтересовалась Августа.

— Да, образцовая жена… или что-то в этом роде. — И Розалинда состроила гримаску. — Кого хочешь спроси. Моя мать хорошо знала эту семью и частенько приводила Кэтрин мне в пример. Я тоже встречалась с ней пару раз, еще в пору девичества, и, признаться, она показалась мне весьма самодовольной и скучной. Правда, это была настоящая красавица: похожа на Мадонну одного из знаменитых итальянских художников.

— Говорят, добродетельная жена дороже всех бриллиантов на свете, — шепнула Салли. — Но большинству мужчин это, в конце концов, приедается, как и совершенная красота. Так что, вполне возможно, у Грейстоуна уже изменились требования к супруге.

— О, совершенно определенно — нет! — заверила ее Августа. — Если подумать серьезно, становится ясно: он был бы несносным мужем для кого-то наподобие меня, с непредсказуемым и свободным нравом.

— А если подумать не очень серьезно?.. — легонько поддразнила ее Салли.

Августа нахмурилась:

— В наиболее мрачные минуты своей жизни я подумываю даже о том, чтобы серьезнейшим образом заняться изучением трудов Геродота и Тацита, забыть все свои статьи о правах женщин и заказать новый гардероб, где будут исключительно темные платья с воротником-стойкой. Но знаешь что обнаружила? Стоит мне выпить чашку чаю и несколько минут отдохнуть, приступ подобного безумия быстро проходит и я снова становлюсь сама собой.

— О господи! Надеюсь, все обстоит именно так. Я просто не способна вообразить тебя в роли добродетельной жены.

И Салли так громко рассмеялась, что смех ее привлек внимание всех присутствующих к дружной троице, восседавшей за чаепитием у камина. Дамы из клуба «Помпея» понимающе улыбались друг другу: так приятно было видеть хозяйку дома веселой.

Скрагз, заглянув в приоткрытую дверь гостиной, несомненно, тоже обрадовался смеху Салли. Случайно посмотрев в ту сторону, Августа заметила, как он наблюдает за своей хозяйкой из-под густых нависших бровей, и подумала, какое у него странное и печальное выражение лица.

Вдруг его удивительно яркие голубые глаза встретились с глазами Августы, он понимающе покивал ей и отвернулся. Она с изумлением поняла, что Скрагз молча благодарит ее за подаренную его хозяйке возможность так радостно смеяться.

Через несколько минут, покидая клуб, Августа чуть задержалась, чтобы заглянуть в книгу для записи заключенных пари, лежавшую у окна на невысокой подставке в ионическом стиле, и прочитала: «Мисс Л. С. поставила против мисс Д. П. десять фунтов, полагая, что лорд Грейстоун попросит руки небезызвестного Ангелочка еще до конца месяца».

В течение двух последующих часов Августа находилась в состоянии необычайного раздражения.

— Клянусь тебе, Гарри, на сей счет даже заключено пари, о чем сделана запись в книге клуба «Помпея». Забавно! — Питер Шелдрейк с томным изяществом потянулся, устраиваясь в кожаном кресле, и посмотрел на Грейстоуна поверх своего бокала с портвейном.

— Очень мило, что ты находишь это забавным. Лично я ничего забавного не вижу. — Гарри отложил гусиное перо и тоже взял бокал.

— Ну еще бы! — усмехнулся Питер. — В конце концов, ты почти ничего забавного не находишь и в своем способе подыскивать себе невесту. Да в каждом лондонском клубе заключают пари по этому поводу! Ничего удивительного, что и в «Помпее» тоже. Ты же знаешь: Салли и все те эксцентричные особы, которых она коллекционирует, изо всех сил стараются не отставать от мужчин. Так это правда?

— Что именно? — Гарри в бешенстве обернулся к своему молодому собеседнику.

Питер Шелдрейк явно скучал. Что ж, весьма распространенный недуг среди джентльменов высшего света, особенно среди тех, кто, подобно Питеру, провел последние несколько лет в Европе, ввязавшись в опасные военные игры с Наполеоном.

— Не морочь мне голову, Грейстоун. Ты действительно собираешься просить у сэра Томаса разрешения на помолвку с его дочерью? — терпеливо уточнил свой вопрос Питер. — Да ладно тебе, Гарри! Ну хотя бы намекни, а? Мне ведь тоже хочется использовать обстоятельства в свою пользу. Ты же знаешь, мне и дела нет до этих пари… — Он помолчал и снова усмехнулся. — Нет, ну надо же: пари, да еще по такому поводу!

А Гарри как раз обдумывал сам повод.

— По-твоему, Клодия Баллинджер могла бы стать достойной графиней Грейстоун?

— О господи! Конечно, нет, приятель, нет! Если говорить об Ангелочке — это же сама добродетель! Образец. Эталон. И, честное слово, так похожа на тебя! Соединившись в браке, вы только усилите худшие качества друг друга и самое большее через месяц после свадьбы поймете, что уже осточертели друг другу! Поинтересуйся у Салли, если мне не веришь: она, между прочим, со мной согласна.

Гарри вскинул брови:

— В отличие от тебя мне вовсе не требуются бесконечные приключения. И я определенно не желаю заполучить в жены искательницу таковых.

— Вот здесь-то ты и заблуждаешься, друг мой. Я проанализировал положение вещей весьма серьезно и смею предположить, что тебе как раз и нужна такая: живая, склонная к авантюрам.

Питер резко поднялся на ноги и прошел к окну. Закатное солнце вспыхивало в его искусно причесанных светлых волосах, высвечивало красивый изящный профиль. Он, как всегда, был одет по последней моде. Элегантно повязанный галстук, отглаженная и туго накрахмаленная сорочка с защипами прекрасно дополняли его безупречно скроенный сюртук и плотно облегающие бриджи.

— Это тебе все не сидится на месте и хочется получать встряску за встряской, Шелдрейк, — спокойно заметил Гарри. — Это ты умираешь от скуки с тех пор, как вернулся в Лондон, и слишком много времени уделяешь своим туалетам, слишком много пьешь и играешь.

— Зато ты похоронил себя в этом кабинете среди древних греков и римлян! Признайся, Гарри, ты ведь тоже скучаешь по той жизни, какую мы вели на континенте?

— Ничуть. К счастью, я действительно очень увлечен историей Древнего мира. И что бы там ни было, Наполеон наконец-то убрался с нашего пути, так что теперь у меня есть кое-какие дела и здесь, в Англии.

— Ну конечно!.. Ты должен присматривать за своими поместьями, исполнять свой долг перед титулом. Что же, честь тебе и хвала! Да, вот еще что: ты должен жениться и произвести на свет наследника. — Питер одним глотком допил вино.

— Между прочим, не только у меня имеются кое-какие обязанности, — многозначительно произнес Гарри, но Питер сделал вид, что не услышал намека.

— Ради бога, перестань! Ты же считался лучшим в разведке Веллингтона! Под твоим началом служили десятки агентов, в том числе и я, которые добывали для тебя самые разные сведения. Ты разработал шифры, оказавшиеся не по зубам лучшим дешифровальщикам Франции. Ты не раз рисковал не только своей головой, но и моей, чтобы добыть карты, необходимые для проведения самых важных сражений на полуострове. И не говори мне, что не скучаешь по всему этому!

— Знаешь, я предпочитаю расшифровывать тексты на латыни и греческом, а не военные донесения, написанные симпатическими чернилами. Уверяю тебя: я нахожу истории Тацита куда более вдохновляющими, чем плоды трудов французских шпионов.

— Но подумай о том душевном трепете и подъеме, о той опасности, подстерегавшей тебя каждый день в течение нескольких лет! Подумай о той смертельной игре, которую ты вел со своим главным противником по прозвищу Паук. Как ты можешь не тосковать, вспоминая об этом?

— Единственные мои сожаления связаны с Пауком, — пожал плечами Гарри. — Нам так и не удалось сорвать с него маску и заставить предстать перед лицом закона. Что же до трепета, то он мне, право же, не знаком; поверь, задания, которые я выполнял, всегда воспринимались мною как тяжкое, хотя и необходимое бремя.

— Но выполнял ты их с блеском!

— Я просто старался решать поставленные передо мной задачи самым эффективным способом. Но война закончена и больше пока не предвидится, по крайней мере в обозримом будущем, а вот ты все никак не успокоишься: мало тебе экстрима в жизни, все нервы пощекотать хочется. И, надо сказать, возможности для этого ты стараешься отыскать в самых неподходящих местах. Неужели должность дворецкого — предел твоих мечтаний?

Питер состроил Грейстоуну гримасу, и его голубые глаза сверкнули лукавым весельем.

— В роли Скрагза, конечно, трепета маловато: во всяком случае такого, какой испытываешь, соблазняя жену французского офицера или похищая секретные документы, — однако и здесь есть свои прелести. Но самое большое утешение для меня — видеть, как радуется Салли. Боюсь, ей недолго осталось, Гарри.

— Знаю. Удивительная женщина! Сведения, которые она сумела добыть во время войны на приемах в Англии, оказались поистине бесценными. Она ведь отчаянно рисковала.

Питер кивнул, взгляд его стал задумчивым.

— Салли всегда обожала интриги. Так же как и я. У нас с ней много общего, и мне даже приятно охранять вход в ее драгоценный клуб. «Помпея» сейчас самое важное в ее жизни. Клуб приносит ей такое удовольствие! Кстати, при случае поблагодари за его создание свою юную приятельницу, этого сорванца в юбке.

Гарри сурово поджал губы:

— Да, Салли говорила, что легкомысленная идея создать дамский клуб по образу и подобию мужского целиком и полностью принадлежит Августе Баллинджер. И почему-то меня это вовсе не удивило.

— Ха! Это бы не удивило никого из тех, кто знаком с Августой Баллинджер. Вокруг нее вечно что-то происходит, ты же знаешь.

— К сожалению, да, отлично знаю.

— Хотя я убежден, что мисс Баллинджер пришла к мысли о клубе исключительно из желания развлечь Салли… — Питер задумался. — Мисс Баллинджер очень добра. Даже с прислугой. Сегодня, например, она принесла мне лекарство от ревматизма. Мало кто из великосветских дам стал бы утруждать себя заботой о каком-то дворецком.

— Для меня новость, что ты страдаешь ревматизмом, — сухо заметил Гарри.

— Я-то нет, а вот бедняга Скрагз — да.

— Ты только уж, будь добр, последи, чтобы в «Помпею» не пробрался кто-нибудь посторонний, Шелдрейк. Очень бы не хотелось, чтобы про мисс Баллинджер начали сплетничать.

Питер изумленно вздернул бровь:

— Ты беспокоишься о ее репутации, потому что дружен с сэром Томасом?

— Не только. — Гарри помолчал, рассеянно повертел в руках гусиное перо и тихо добавил: — У меня есть и другая причина постараться уберечь ее от скандала.

— Ага! Я так и знал! — Питер грохнул пустым бокалом о полированную поверхность стола и с торжеством в голосе воскликнул: — Значит, ты все-таки намерен последовать нашему с Салли совету и включить Августу Баллинджер в свой список? Ну согласись! И голову даю на отсечение, что она вскоре вытеснит всех остальных!

— Просто поразительно, до чего весь Лондон озабочен моими матримониальными планами!

— Это только потому, что вы, граф, избрали столь необычный способ выбора жены! Все слышали об этом списке, как и о требованиях к претенденткам. Я же говорил: по всему городу заключаются пари.

— Да-да, я помню… — Гарри сосредоточенно изучал содержимое своего бокала. — А какое именно пари заключили в «Помпее»?

— Десять фунтов, что ты до конца месяца попросишь руки Ангелочка.

— Вообще-то я собирался просить руки мисс Баллинджер прямо сегодня.

— Черт тебя побери! — Питер был явно потрясен. — Мисс Баллинджер! Но уж конечно не Клодии! Тебе наверняка кажется, что именно она могла бы стать превосходной графиней Грейстоун, однако поверь: дама с крылышками и нимбом вокруг головы не совсем то, что тебе нужно, — да и нашему Ангелочку нужен совсем другой муж, так что не глупи, Гарри.

Грейстоун поднял брови:

— А ты когда-нибудь видел меня в этой роли?

Питер прищурился, потом на лице его медленно расплылась улыбка.

— Нет, милорд, никогда! Значит, вот как обстоят дела? Что ж, превосходно! Просто превосходно! Ты ни о чем не пожалеешь.

— Я совсем не уверен в этом, — печально возразил Гарри.

— Ну хорошо, скажем так: тебе по крайней мере никогда не придется скучать. И ты действительно сегодня намерен сделать Августе предложение?

— О господи, нет! Я собираюсь просить ее руки у сэра Томаса.

На мгновение Питер смешался.

— Но как же Августа? Мне кажется, в первую очередь тебе нужно спросить у нее самой, не так ли? Ей уже двадцать четыре, и у нее давно нет гувернантки.

— Мы с тобой, помнится, пришли к согласию, что роль глупца не для меня. Так вот: я вовсе не намерен отдавать решение столь серьезного вопроса в руки представительницы нортумберлендской ветви Баллинджеров.

Питер как будто снова смутился, потом лицо его просветлело и он расхохотался:

— Я наконец понял! Желаю удачи, приятель. А теперь прошу прощения, но я должен заглянуть в два-три клуба — хотелось бы успеть кое с кем заключить пари. Полагаю, ты не усмотришь в этом государственной измены?

— Нет, конечно, — пожал плечами Гарри, прекрасно знавший, как много порой зависит от успешной разведки.

В тот же день, в три часа, дворецкий проводил Гарри в библиотеку сэра Томаса Баллинджера.

Сэр Томас, человек весьма энергичный, несмотря на то что всю жизнь занимался исключительно классической филологией, сохранил и крепость мускулов, и сильные широкие плечи, но некогда светлые густые волосы посеребрила седина, а на макушке уже проглядывала лысина. Его отлично подстриженные пышные бакенбарды были совершенно седыми, а на носу красовались очки, которые он снял, завидев входившего Гарри, и радостно ему улыбнулся:

— Ах как хорошо, что вы пришли, Грейстоун! Садитесь, пожалуйста. Я как раз собирался к вам ехать: наткнулся на перевод довольно любопытной французской работы, посвященной Цезарю. Надеюсь, вам она тоже понравится.

Гарри улыбнулся и, пододвинув одно из кресел, устроился напротив сэра Томаса у камина.

— Не сомневаюсь, сэр Томас, однако давайте отложим обсуждение этой темы до следующей встречи. Сегодня я пришел к вам совсем по иному поводу.

— Вот как? — Джентльмен с интересом посмотрел на гостя и разлил по бокалам бренди. — И что же это за повод, позвольте узнать?

Гарри привстал, принимая бокал, потом опять опустился в кресло и какое-то время молча смотрел на хозяина дома.

— Кое в чем, сэр, мы с вами весьма старомодны — так, по крайней мере, утверждают многие…

— Ну, знаете, в старомодности тоже есть свои привлекательные стороны. Давайте-ка выпьем за старомодных древних греков и римлян. — Сэр Томас поднял бокал.

— Хорошо, давайте за них. — Гарри пригубил бренди и отставил бокал. — Я пришел просить у вас руки мисс Баллинджер.

Пышные брови сэра Томаса поползли вверх, в глазах появилось некое недоумение.

— А сама мисс Баллинджер знает о ваших намерениях?

— Нет, сэр, с ней я еще данный вопрос не обсуждал. Как уже было сказано, я во многих отношениях весьма старомоден и сначала хотел получить одобрение с вашей стороны, а уже потом предпринимать дальнейшие шаги.

— Разумеется, я отвечу «да», милорд! И вы поступили совершенно правильно. Надеюсь, все формальности будут улажены, и я с радостью дам разрешение на этот брак. Клодия умная серьезная девушка, если мне позволительно самому давать о ней подобные отзывы, прекрасно воспитанная. Умение вести себя как истинная леди она унаследовала от матери, знаете ли. Она даже пытается писать книгу, как в свое время моя покойная жена. Вам, конечно же, известно, что она писала книги и брошюры для девушек и была довольно популярна, о чем мне особенно приятно сообщить.

— Да… я осведомлен о блестящих успехах леди Баллинджер на преподавательской стезе, сэр Томас, ее книги есть и у моей дочери, однако…

— Нисколько не сомневаюсь, что Клодия станет для вас замечательной женой и достойной графиней Грейстоун, ну а я буду чрезвычайно рад тому обстоятельству, что вы войдете в нашу семью! — восторженно перебил его сэр Томас.

— Благодарю вас, но я намеревался просить у вас руки не мисс Клодии, хотя ваша дочь, безусловно, совершенно очаровательна.

Хозяин дома изумленно уставился на него:

— О чем вы, милорд? Но… не хотите же вы сказать… не может быть, чтобы…

— Да, вы правы: я намерен жениться на мисс Августе, если, разумеется, она захочет за меня выйти.

— Значит, Августа! — Глаза сэра Томаса едва не выкатились из орбит.

Бедняга залпом допил бренди, поперхнулся, лицо его побагровело, и он долго кашлял, хрипел, фыркал и махал руками, словно никак не мог решить, смеяться ему или плакать.

Гарри спокойно поднялся, подошел к хозяину дома и похлопал по спине:

— Мне понятна ваша реакция, сэр: для вас это действительно несколько неожиданно. Я и сам реагировал примерно так же, когда впервые понял, что со мной происходит, но теперь уже вполне свыкся с этой мыслью.

— Значит, Августа?

— Да, именно так. Вы ведь согласны, правда?

— Разумеется! — мгновенно пришел в себя сэр Томас. — Господи, да лучшего предложения и ждать не приходится — в ее-то возрасте!

— Совершенно верно, — согласился Гарри. — Ну а теперь, поскольку, как мне кажется, мы наконец говорим определенно об Августе, а не о Клодии, следует допустить и такую возможность, что на предложение выйти замуж она ответит… несколько непредсказуемым образом…

— О да, черт побери! — Сэр Томас помрачнел. — К сожалению, непредсказуемость в крови у нортумберлендских Баллинджеров. И это одно из самых отталкивающих качеств Августы, но, к сожалению, не единственное.

— Да, и учитывая особенности ее характера, думаю, будет лучше, если мы лишим ее возможности принимать решение, а поставим перед фактом. Вы меня понимаете?

Сэр Томас метнул на Грейстоуна пронзительный взгляд из-под густых бровей:

— Не значит ли это, что вы, милорд, желаете немедленно подписать все бумаги, то есть еще до того, как сделаете предложение моей племяннице?

Гарри кивнул:

— Именно так, сэр. Как я уже говорил, это гораздо разумнее.

— И вы правы, Грейстоун! — заявил сэр Томас с едва ли не благоговейным восхищением. — Замечательно придумано! Гениально!

— Благодарю вас, однако у меня есть опасения, что все не так просто. Что-то мне подсказывает: чтобы опережать Августу хотя бы на шаг, потребуется ум, выдержка, находчивость и сила духа.