Варварин Остров

Альбина Нури, 2022

Пережив развод и потерпев крах в карьере, Андрей Давыдов приезжает в уединенный городок, расположенный на острове, чтобы поселиться в доме, доставшемся от отца. Постепенно Андрей понимает, что Варварин остров – по-настоящему страшное место: поведение жителей настораживает его все больше, по ночам тут оживают кошмары, а вдобавок всплывают мрачные тайны прошлого – и Варвариного острова, и семьи Андрея. Он хочет покинуть городок, но путь с острова закрыт. Андрей остался наедине с древним Злом, и ему придется противостоять ему, чтобы выжить.

Глава третья

Отцовский дом стоял на отшибе, был последним на Речной улице. Если точнее, застроенная домами часть Речной заканчивалась метров за пятьсот до участка, который принадлежал Давыдовым, а дальше был обрыв.

Вид со второго этажа дома был роскошным: величавая река, лес на противоположном берегу, много воздуха, вольный простор. Но этим вся роскошь и исчерпывалась, потому что остальное находилось в полном упадке.

Здесь все было «недо». Каменный высокий забор опоясывал примерно половину участка; первый этаж жилой, на втором — только черновая отделка, хорошо хоть крыша имеется и окна застеклены. Большая часть участка — унылый пустырь, сад за домом зарос сорной травой, от некогда пышных клумб даже воспоминаний не осталось, подъездная дорожка потрескалась, кустарники превратились в непроходимые заросли.

Еще в активе имелось большое подсобное помещение, разделенное стеной на две части: в одной — гараж и мастерская, во второй стоял котел и хранились дрова.

«Да, состояние не идеальное, зато есть над чем работать! Нужно приложить руки, и это будет райский уголок», — оптимистично думал Андрей, но это были словно и не его мысли. Умельцем, у которого все горело бы в руках, он никогда не был.

Впрочем, прибраться на участке Андрей вполне способен, а чтобы дом достроить, можно рабочих нанять. К счастью, дом оказался в хорошем состоянии, отец возводил его на совесть.

Входная дверь была заперта на два замка, оба они легко открылись. Ключи повернулись в замочных скважинах с тихими щелчками, и Давыдов оказался в просторной прихожей. Электричество имелось: после смерти матери Андрей продолжал платить по счетам, как это делала она. И точно так же, как и мама, понятия не имел, зачем это нужно, если можно все отключить.

То, что смысл был, ясно стало только теперь.

Слева было пыльное зеркало, из которого на Андрея глянул высокий темноволосый мужчина с напряженным лицом, справа — шкафчик для обуви. Коридор упирался в гостиную, соединенную с кухней, справа и слева были двери в комнаты: в правой Андрей решил устроить себе спальню, в левой — кабинет. Вели из коридора и еще две двери: одна в ванную комнату, вторая — на лестницу. Санузел был нормальный, а лестницу, как и многое другое, следовало доделать, пока же это были просто бетонные ступени без перил, уводящие на второй этаж и далее — на чердак.

На чердак Андрей не полез, потому что не был уверен, что пол не провалится, сделан он был «на живую нитку». А по второму этажу побродил, думая, что хорошо бы тут устроить и кабинет, и спальню с видом на реку…

Но это, конечно, в будущем. Сейчас такое обустройство — слишком дорогое удовольствие.

Мебель в доме была, и даже неплохая, во всяком случае, на первое время хватит. Кухонный гарнитур, большой стол, два дивана, журнальный столик и кресла в кухне и гостиной выглядели стильно, не казались старомодными. Андрей подошел к большому окну, раздвинул тяжелые шторы, за которыми висели тюлевые занавески, поглядел на унылый запущенный сад и подумал, что надо срочно навести там порядок, иначе недолго в депрессию впасть, если ежедневно любоваться этой картиной.

Полы в доме паркетные, на стенах — обои, которые местами отслоились, обнажив штукатурку. Убрать бы их, а стены выкрасить. Тоже потом, все потом.

В спальне стояла огромная кровать, на которой прежде спали родители, а потом — отец, проживший в доме до самой смерти. Еще здесь находились платяной шкаф, комод и две прикроватные тумбочки (мамину отец так и не убрал). Андрей помнил, что комод был ценный, старинный, достался отцу от его бабушки. Тяжелое дерево красноватого оттенка, тусклые металлические ручки, широкие ящики снизу и шесть небольших — сверху…

Когда-то Андрею казалось, что комод набит настоящими сокровищами, и сейчас он, повинуясь порыву, подошел и выдвинул некоторые из ящиков. Там в самом деле было полно всего, только вряд ли имелось что-то ценное, лишь обычный хлам, который складывал сюда пожилой, одинокий, потерявший вкус к жизни человек.

Комната, которую Андрей решил сделать своим кабинетом, была пуста. Ничего в ней не было — ни мебели, ни ковров, ни занавесок, только светильник под потолком. Окно комнаты, как и окно гостиной, выходило в сад.

Давным-давно, в другой жизни, которую Андрей почти забыл, это была детская, принадлежавшая двум детям: мальчику и девочке. Андрею и его старшей сестре Нане. На самом деле ее звали Анной, а прозвищем, которое в итоге заменило имя, она была обязана братишке: он не мог выговорить «Анна» (называть себя Аней или Анютой девочка запрещала, допускалась только Анна, в итоге превратившаяся в Нану).

Родители собирались в будущем, подняв второй этаж, обустроить там комнаты для детей, каждому предназначалась бы своя, отдельная, однако это желание так и осталось нереализованным.

Как и многие другие их желания, обманутые Варвариным островом.

Это место похоронило брак родителей и мечты отца, так стоило ли приезжать сюда зализывать раны и искать новые смыслы? С другой стороны, разве места виноваты в людских ошибках и просчетах?

Андрей тихонько прикрыл дверь в бывшую детскую. Он годами не вспоминал о Варварином острове, об этом доме, о Нане. Два или три года, проведенные здесь, были словно вычищены из его памяти, и Андрей считал, что забыл о них, но внезапно понял, что это не так.

Воспоминания завозились где-то в дальнем углу сознания, разминаясь, готовясь выбраться наружу, и Давыдов не мог сообразить, хорошо это или плохо (почему-то склоняясь к мысли, что все-таки плохо).

…Нана в синем платье с красными полосками качается на качелях, хохочет и просит маму раскачивать ее сильнее.

А вот они вдвоем сидят за столом и завтракают; Нана терпеть не может омлет, ковыряется в тарелке с недовольным видом.

Мама с папой разговаривают в гостиной, стараясь делать это тише, чтобы не разбудить детей, но они с Наной не спят и слышат, что голоса у родителей встревоженные, а мама, кажется, готова заплакать…

Андрей потер пальцами виски, поежился. В комнатах было холодно. Надо бы проверить, что там с отоплением. Он вышел из дома, мельком подумав, что это похоже на бегство от прошлого.

Стоявший в подсобке котел работал, Андрею без труда удалось разобраться с тем, как он функционирует, и к вечеру в доме стало тепло, а в кране появилась горячая вода. Газ на Варварин остров не провели (хотя собирались), поэтому топить следовало дровами или брикетами, которых почти не было, а те, что были, практически полностью отсырели. Андрей кое-как набрал на растопку, но этого хватит на день, не более. Придется купить.

Этим он займется завтра, а пока надо вытащить из машины и распаковать вещи, немного прибраться, разложить все, затем приготовить себе что-то на ужин и лечь спать.

Простые планы, нехитрые устремления. То, что надо.

В отличие от большинства мужчин, уборки Андрей не боялся. Возможно, потому, что хаос и грязь пугали его куда больше. Он их терпеть не мог, сердился на Жанну, которая могла спокойно существовать среди разбросанной всюду одежды, не утруждала себя тем, чтобы заправить поутру кровать или протереть пыль, преспокойно вытаскивала из горы немытой посуды чашку, чтобы ополоснуть ее и налить себе чаю.

Когда Андрей привел комнаты в приличный вид, на часах было уже почти одиннадцать. Он соорудил себе пару бутербродов и сварил кофе. Бессонницы не боялся: слишком устал.

Придется купить письменный стол и шкаф или этажерку для книг. Интересно, продается это на острове? Пока папки с бумагами и ноутбук стояли прямо на полу в бывшей детской.

Застилая постель, Андрей подумал, чем, интересно, занята сейчас Шура? Шабашит, наверное. Она всегда тащила работу домой, стараясь отвлечься от всего, что на нее свалилось: неудачная беременность, потеря ребенка, измена и смерть мужа.

Плохо такое говорить (и даже думать, наверное) про умершего человека, но покойный Шурин муж Станислав был придурком.

«Или, может, я к нему предвзято отношусь?»

«Может быть», — согласился сам с собой Андрей.

Мысль о том, что ему неприятно видеть этого человека рядом с Шурой, впервые пришла ему в голову на их свадьбе. Да так и застряла в сознании. Андрей смотрел, как Стас по-хозяйски прижимает Шуру к себе, впивается в нее, будто оголодавший вампир, минуту назад восставший из гроба, как он хохочет над собственными несмешными шутками, и бесился.

Потом кто-то произнес тост о том, что в семейном союзе главное — это понимание и доверие, и ему неожиданно подумалось: пожалуй, тогда они с Шурой были бы отличной парой. Подумал — и виновато покосился на Жанну. Их браку только-только исполнился год, в ту пору Андрей был еще далек от осознания того, что ошибся в выборе. Или уже начал догадываться, но запрещал себе размышлять на эту тему.

Электронные часы (старомодные, но работающие) показали 23:23. Можно загадывать желание. Андрею много чего не помешало бы, начиная от взлета провалившейся карьеры, заканчивая обретением хотя бы подобия личного счастья. Но надо думать о чем-то конкретном, формулировать четко, чтобы Вселенная поняла, чего ты от нее хочешь.

Пока думал, четверка вытеснила тройку, момент был упущен.

Не слишком ли много в его жизни подобных моментов?..

Захотелось покурить перед сном, но Давыдов подавил это желание.

Он бросил курить около месяца назад, пить тоже. К выпивке не тянуло, а никотиновая зависимость оказалась сильнее. Вроде бы курил немного, пачки дня на три хватало, но стоило дать зарок бросить, как необходимость затянуться усилилась.

Чтобы перестать думать о сигаретах, Андрей выпил таблетку (купил как-то в аптеке, повинуясь порыву, растительный успокоительный препарат, и то ли выбор оказался удачным, то ли сработал эффект плацебо, но спать он стал лучше, да и беспричинная тревога не мучила), улегся в кровать и выключил свет. Приготовился возиться, пытаясь устроиться на новом месте, но заснул быстро.

Среди ночи проснулся (редко удавалось этого избежать, так что ночь обычно дробилась на несколько кусков), прислушался к себе. В туалет не хотелось, жажда не мучила. Андрей повернулся на другой бок, но тут услышал звук.

Глупость какая — даже самому себе говорить, что слышишь некий звук. Или как в книгах и фильмах герои говорят друг другу: «Я что-то слышал!» Глупо потому, что ты всегда точно знаешь, что слышишь, на что похож тот или иной звук. Просто порой бывает страшно себе в этом признаться, ведь ты слышишь то, чего быть не может.

Вот как сейчас.

Андрей скорчился под теплым одеялом, которое вдруг стало казаться чересчур тяжелым, чувствуя, как холодеют руки, а в желудке ворочается ледяной ком. За дверью кто-то был.

Минуту назад этот «кто-то» тихо пробежал по коридору — россыпь невесомых, осторожных шагов. А потом скрипнула, открывшись и снова закрывшись, дверь бывшей детской.

Ночной гость вошел в детскую и сейчас находится там.

«В дом забрались! Может, воры! Какого хрена ты лежишь?» — ворвался в голову голос Жанны. Если бы она была тут, именно так и сказала бы.

Андрей и сам не мог понять, почему бездействует. Входную дверь он запер, окна тоже закрыты. Но через второй недостроенный этаж при желании можно попасть внутрь: Давыдов не присматривался к окошкам, возможно, они легко открываются снаружи.

Вероятно, тут часто ошиваются посторонние: подростки, хулиганы привыкли забираться в пустой дом, а сегодня не заметили, что хозяин приехал. Надо пойти и накостылять воришкам, прогнать раз и навсегда, чтобы неповадно было!

Андрей пытался взбодрить себя, убедить, но сам не верил в эту рациональную, правильную версию. Если бы в доме кто-то бывал, видны были бы следы присутствия: банки, окурки, фантики, похабные надписи и рисунки на стенах, использованные презервативы и прочая дрянь.

Но ничего такого не было. Дом все эти годы стоял нетронутым. Окна везде плотно закрыты: не слишком похоже, чтобы их открывали снаружи.

И все же кто-то был внутри, Андрей кожей чувствовал чужое присутствие. А еще был страх. Причем боялся Давыдов не влезших на его территорию бездомных бродяг или наглых юнцов.

В темноте бывшей детской притаилось неведомое.

Надо пойти и проверить. Покончить с этим. Лежать и дрожать — еще хуже, чем столкнуться лицом к лицу с…

Андрей не дал себе додумать. Отшвырнул одеяло, вскочил, быстро пересек комнату и отворил дверь. Вышел в коридор и сразу же, не останавливаясь, открыл дверь своего будущего кабинета. Свет залил пустую комнату, посередине которой были грудой свалены несколько книг, папки с бумагами, громоздились ноутбук, принтер, а еще стояло удобнейшее компьютерное кресло (ни на одном другом стуле во время работы Андрей сидеть не мог).

— Никого нет! — вслух произнес Давыдов. — И не было. Сон приснился.

Андрей выключил свет, шагнул за порог и притворил за собой дверь. Может, еще одну таблетку принять? Да, пожалуй.

Он зашел в спальню, принял таблетку, подумал, добавил еще одну, решив, что хуже не будет. Лег, закрыл глаза, и в этот момент из комнаты, которую он недавно покинул, раздался тихий смех. Вернее, сдавленный смешок, будто ребенок старается сдерживаться, чтобы не расхохотаться во весь голос, зажимает себе рот ладошками.

Второй раз пойти и посмотреть, что там, Давыдов не решился. Зажмурился, натянул одеяло на голову, закрыл уши.

Иллюзия. Это лишь иллюзия.

Но тогда, в детстве…

«Не важно, что было в детстве! Ты давно вырос, даже начал стареть. А чудовищ нет, если в них не верить».

Давыдов вспомнил, что эти слова говорила мама. Зачем? Точнее, в связи с какими событиями? Прежде чем удалось припомнить, Андрей заснул. До утра спал крепко, более не просыпаясь, а с восходом солнца ночные приключения стали казаться нелепицей, химерой.