Радиоволна

Альберт Нордс, 2021

Если у тебя никогда не было секретов, ты можешь завладеть чужой тайной случайно, даже если не хочешь. Особенно в военные времена, когда люди не доверяют друг другу и не говорят о важном вслух. Он не хотел. Он не мог рисковать, потому что у него была она – друг, возлюбленная, жена. Будучи детьми, они придумывали кодовые слова, чтобы делиться друг с другом секретами. Но однажды их невинная детская игра превратилась в большую взрослую тайну. События в романе-антиутопии «Радиоволна» разворачиваются в далеком послевоенном будущем, где перед главными героями встают вопросы: что важнее – собственное благополучие, упорядоченная жизнь всего общества или спасение протестующей группы людей? А, может быть, жизнь одного единственного человека? Каждый решает сам.

38.64.325

В Департаменте визит Гейта в заброшенный сектор прошел незамеченным, никто не задавал неудобных вопросов. Командор Хэнк, как всегда, приветливо поздоровался в ответ, а в конце рабочего дня бросил на стол Гейту толстую папку под названием «Дело Сверчка».

— Завтра до обеда нужно покончить с этим. В три часа дня на площади исполнение.

— Поймали, наконец, — вздохнул Гейт.

— Да, вчера днем заварушка была: ходил в центре города, разбрасывал листовки. Совсем обнаглел. Раньше хоть на столбы клеил, — засмеялся Хэнк и вышел из кабинета.

Гейт открыл плотную папку, набитую рапортами, фотографиями и листовками. Имя Сверчка было известно всему городу, но никто не видел его в лицо, не знал, кто скрывается за этим прозвищем. Много лет он смущал народ своими каракулями и стихами, которые тут и там вдруг появлялись на стенах домов, столбах, крышах, и даже канализационных люках. Начиналось все с пошлых карикатур на правительство и Конфедерацию, но со временем листовки становились все смелее: разоблачали законы и распоряжения стоящих у власти Командоров, обвиняли в диктатуре и вседозволенности властей, подчеркивали жестокость военного строя и бесправие граждан. И вот спустя десять лет он был пойман. Именно в тот день, когда Гейт встречался с Миа. Это выглядело больше, чем совпадение. Гейт не верил в случайности, как и в удачу.

Может быть, Сверчок просто устал и решил сдаться?

«Это глупо», — отбросил он эту мысль.

Гейт вышел из Департамента и пошел к дому. Возле газетного киоска с шумом толпились люди. В городе уже давно никто не читал газет. В них нечего было читать. Никакой посторонней информации не проникало на страницы газетных хроник, никаких новостей из жизни других городов и стран, только доклады об успешных правительственных операциях, нововведениях, законах, вводимых без остановки, каждый новый из которых часто противоречил предыдущему, запутывал все больше. Горожане просто не могли запомнить все ограничения и требования, которые зачастую поражали своей нелепостью.

«Не собираться больше пяти человек в одной квартире» — значило в последнем законе, вышедшем неделю назад. В некоторых семьях трое детей, плюс бабушки и дедушки. Родственникам пришлось срочно расселяться по разным коммуналкам, боясь, как бы их не рассадили по разным тюремным камерам.

Толпа у киоска гудела ульем:

— Что здесь происходит? — громко спросил Капитан, чтобы быть услышанным. Люди резко замолчали и расступились.

«Пойман опасный преступник-рецидивист Сверчок. Завтра в три часа дня на центральной площади города будет оглашен приговор. Желающие присутствовать могут приходить без пропуска» — значилось в передовице.

С фотографии на людей смотрел щуплый мужичок лет шестидесяти с впалыми глазами и взъерошенными седыми волосами. Почему-то Гейт всегда представлял его иначе: ровесником или чуть старше себя возрастом, — лет сорока, с обычным, ничем не выдающимся лицом, но крепким и упругим телом. Под это описание мог подойти, например, инженер какой-нибудь строительной организации (чтобы иметь выход на чердаки и крыши домов). То, что Сверчок может быть стариком, никак не укладывалось в его голове.

В толпе перешептывались, но при сотруднике Департамента никто не смел высказаться вслух. Многие заочно знали Сверчка, смеялись над его карикатурами и шутками, были согласны с его критическими выпадами и следили за появлением новых листовок, передавая их из рук в руки втайне от правительства.

Капитан посмотрел на молчаливо жавшихся друг к другу горожан и, ничего не сказав, ушел прочь.

После ночи, мучившей его кошмарами, Гейт вошел в Департамент с тяжелой, раскалывающейся головой. Каждый резкий звук отдавал в затылок пронизывающей болью. Взяв со стола папку с делом Сверчка, он спустился в подвал и велел привести мужчину в комнату допроса.

Что-то похожее на чувство вины не давало Гейту уснуть всю ночь и сейчас нахлынуло с новой силой. Мужчиа налил стакан воды и открыл папку. Ни слова биографии, ни имен, ни адресов. Лишь копии и оригиналы листовок, и протоколы нескольких допросов якобы знавших его людей. Единственная фотография была сделана при задержании. Со страниц досье на Гейта смотрели сотни персонажей, рисованных черным фломастером, среди которых можно было с легкостью узнать Командора Хэнка, вытянувшихся по струнке военных и прислужников, здание Департамента, центральную площадь, силуэт опоясывающей город высокой стены — Рубежа. Гейт улыбнулся удачной шутке на одной из листовок и откинулся на спинку стула. В папке не было ничего про этого человека, никаких зацепок и улик, которые могли бы помочь в его поиске и задержании. А ведь он на протяжении стольких лет держал в напряжении весь Департамент. Играл настроением жителей, подкидывая им критические зарисовки и анекдоты про правительство города, а иногда и страны.

Дверь открылась, и в комнату вошел молодой сержант, втягивая за собой сгорбленного старика.

Гейт удивленно посмотрел на худые, изможденные голодом черты лица. Вживую Сверчок выглядел намного старше и болезненнее, чем на фото.

Мужчина указал задержанному на стул и сам придвинулся ближе:

— Имя?

— Сверчок.

— Имя? — повторил Гейт.

— Иван Дамиров.

— Настоящее?

— Вы все равно не сможете проверить, — хрипло засмеялся старик. Стоящий рядом сержант резко ударил его по затылку рукояткой пистолета. Сверчок замолчал, сильно ссутулившись и обхватив голову руками.

Гейт поднял ладонь, давая сержанту понять, что его помощь больше не требуется. И тот вышел из комнаты.

— Возраст?

— Семьдесят два.

— Адрес?

— 17 сектор, дом 5, квартира 124.

— У вас остались родственники по этому адресу?

— Нет. Я жил один. Кот только, — он пожал хрупкими плечами, которые острыми углами выпирали из-под старой серой рубашки.

— Почему вчера вы дали себя поймать?

Казалось, Сверчок удивился такому вопросу и на минуту задумался.

— Я не давал. Случайно получилось, — в итоге ответил он.

— Я вам не верю, — Гейт наклонился ближе к лицу Сверчка, пристально глядя в его глаза.

Старик тоже пододвинулся и прошептал:

— А я верю в удачу, но иногда ей нужно помогать.

От неожиданности Гейт отпрянул в сторону. А старик вновь заливисто засмеялся, но подавился внезапно начавшимся кашлем. Гейт наполнил стакан воды и протянул ему.

— Мне надоело, — громко сказал старик. — Надоело играть в прятки, я устал и хочу отдохнуть. Я уже слишком стар для того, чтобы быть разбойником.

Гейт тяжело вздохнул и захлопнул лежащую перед ним папку.

— Почему вы думаете, что правительство даст вам отдохнуть?

— Потому что оно нас бережет, — перефразировал Сверчок лозунг верности государственному строю: «Конфедерация заботится о нас».

— Вы признаете свою вину? — продолжил Гейт.

— В чем?

— Что провоцировали людей на бунт, что хотели свергнуть Правительство, критиковали законы, введенные Командором, и так далее.

— Нет, не признаю, — устало отрицал Сверчок.

— Как?! — удивился Гейт. — Разве не вы рисовали все эти листовки?

— Я, но я не подстрекал никого к бунту, я просто высказывал свое мнение.

Мужчина безнадежно отвернулся.

— У вас есть сторонники в высказывании «своих» мнений?

— Нет. Я всегда действовал один. Я одиночка, — ответил Сверчок.

Гейт взял со стола толстую папку и напоследок еще раз внимательно посмотрел на задержанного. Тот ответил открытым невинным взглядом нашалившего ребенка и улыбнулся.

— Прощайте, — сказал Гейт и вышел из комнаты.

Одним из последних Гейт вышел из Департамента и направился на площадь. Громкоговорители гудели со всех сторон, приглашая жителей города наблюдать за вынесением приговора. Капитан подошел к шеренге военных, выстроенных у высокой стелы, на вершине которой была установлена скульптура женщины с отрубленной головой в руках — пафосный символ верности Конфедерации, утверждающий о готовности отрубить собственную голову, если в ней зародится идея о предательстве устоев общества.

Мужчина коснулся кепи, приветствуя сослуживцев, и встав по левую руку от Командора Хэнка, передал ему папку с делом Сверчка.

Площадь была полна зевак. Люди молча толпились, отгороженные от цепи военных невысоким металлическим забором. Но, несмотря на толпу, было тихо, отчего голос, летящий из громкоговорителей, эхом растекался по улицам города. Гейт встретился глазами с Лали, она стояла в шеренге женского подразделения Департамента по левому краю площади.

В центре, недалеко от небольшой деревянной трибуны, на асфальте сидел Сверчок со связанными за спиной руками. Рядом с ним стоял сержант, наблюдая, чтобы пленный не сбежал. Но Сверчок и не думал об этом. Он сидел, по-детски улыбаясь, направив лицо к солнцу и наслаждаясь его теплом. На огромной площади старик казался еще меньше ростом. Превратился в маленькую точку среди серого моря людских силуэтов, которое вздымалось едва заметными глазу волнами от жара, идущего от нагретого асфальта.

Раздался громкий гудок, и Командор Хэнк взошел на трибуну, поправляя фуражку, на мгновение показав седые, блестящие на солнце волосы. Высокого роста, на вид лет пятидесяти, но наверняка он был старше, на приподнятой над землей трибуне он казался атлантом. Сколько Гейт помнил, Хэнк всегда был на передовых позициях в Департаменте. Когда ему было тридцать, он был ближайшим советником своего предшественника Командора Росса, а после его смерти занял его должность.

Хэнк открыл папку с делом и заговорил:

— Все вы знаете Сверчка. Много лет вы читали его листовки, некоторые из вас даже переписывали их от руки и передавали другим.

Ропот раздался со всех сторон, но Командор поднял вверх руку, призывая к тишине.

— Сегодня разговор не о вас. Сегодня мы говорим о нем. — Хэнк махнул рукой в сторону арестованного. — Этот человек многие годы живет среди нас, ест нашу еду, укрывается под крышей теплого дома, пользуется всеми нашими благами и одновременно… плюет нам в лицо, называя Конфедерацию зверем, уничтожающим личность. Если он имел в виду ту лицемерную личность, которой является он сам, то таких предателей не только можно, но и нужно уничтожать. Им нет места в нашем обществе, среди людей, верных законам и принципам. Им нет места среди нас, готовых отрезать собственную голову ради общего блага страны. Сегодня вы увидите, как этот человек — Иван Дамиров — понесет свое наказание. Не за листовки, не за свободу выражения своего мнения, как он говорил на допросе, а за предательство страны, которая все эти годы оберегала его, давала ему кров и пищу. — Командор захлопнул папку и махнул рукой сержанту, стоявшему рядом со Сверчком.

Юноша с силой поднял старика на ноги и повернул его лицом к молчаливой толпе. Достав из кобуры пистолет, сержант приставил его к виску мужчины, и среди тишины раздался гулкий выстрел. Сверчок еще какое-то время простоял на ногах, а затем обрушился вниз, подобно ленте, сложился у ног солдата.

Толпа ухнула.

— Конфедерация заботится о нас! — громкий лозунг прозвучал со всех сторон, объединивший голоса военных, сотрудников Департамента и жителей города.

— Конфедерация заботится о нас! — вторили голоса.

— Конфедерация заботится о нас!

И мгновение спустя на площади вновь повисла гнетущая тишина. Лишь где-то вдалеке слышалась сирена приближающейся неотложки.

Гейт вбежал в корпус военного училища и остановился. Оправляя форму, стал рассматривать агитационные плакаты на стенах, выкрашенных грязно-синей краской. Медленно он пошел по коридору, стараясь отдышаться и ступать как можно тише, чтобы не мешать идущим в классах занятиям.

— Разрешите на пару слов Лали? — спросил Гейт, касаясь пальцами кепи, приветствуя вышедшего на стук лейтенанта.

Девушка удивлено выглянула из класса:

— Что ты здесь делаешь?

— У тебя много еще уроков сегодня?

— Два, а что?

— Давай сбежим?! — Гейт заговорщически улыбнулся.

— С ума сошел что ли! — Лали покрепче закрыла дверь, чтобы учитель не мог их услышать.

— Ребята в колледже рассказывали, что можно пробраться на дамбу через потайную дырку в заборе. Мы скоро пойдем туда. Пошли с нами? — Гейт умоляюще посмотрел на девушку, отчего та засмеялась.

— Какой ты все-таки дурак. Иди с ними сам, а мне учиться надо!

Но в ответ Гейт скорчил такую забавную гримасу, что девушка вновь невольно рассмеялась.

— Ладно. Урок закончится через 10 минут. Встретимся за воротами.

Гейт улыбнулся и также тихо пошел обратно.

Выйдя за ограду колледжа, компания рванула по улице в сторону окраины.

— Если нас поймают, нам попадет, — сказал полноватый светловолосый парень, запыхавшийся от быстрого бега.

— Да, точно влетит! — добавил другой, радостно смеясь.

— Там можно купаться круглый год. Мне брат рассказывал.

— Конечно можно, там же горячая вода вытекает из труб. Главное, в воронку не попасть, а то засосет.

Лали была самой младшей в компании, поэтому просто помалкивала, держась рядом с Гейтом.

Оказавшись на окраине города, они остановились у невысокого забора из колючей проволоки, за которым раньше располагался городской пляж. Но пляж давно закрыли и построили небольшую дамбу для сбора и отстоя воды, чтобы после дождя река не выходила из берегов и не затапливала город. Позже сюда подвели трубы для слива горячей водопроводной воды, отчего даже зимой вода у дамбы не замерзала. Вдалеке у контрольно-пропускного пункта стояли двое военных, следивших за порядком на вверенной им территории.

Один из мальчишек наклонился и отогнул колючую проволоку. Потом приподнял ее так, чтобы можно было пролезть под ней. Проволока уже была разрезана кем-то ранее, но дыра была так ловко спрятана, что случайный прохожий никогда не догадался бы о подготовленном здесь лазе. Аккуратно пробравшись за изгородь, пригибаясь, чтобы не быть замеченными, они добежали до берега реки, где неровные песчаные насыпи скрыли их от посторонних глаз.

— Я думал, будет сложнее, а оказалось пару минут забот, — гордо сказал один из подростков. — Мой брат ходил сюда с друзьями купаться. Круто он придумал, верно?

— Верно.

— И я хочу искупаться! Я тоже! — Ребята посмотрели вниз на темную водную гладь. — Ух, и глубоко там, наверное.

— Зато, говорят, вода теплая.

— Еще бы, водопровод.

— Я, пожалуй, искупнусь, — самый старший парень снял штаны и рубашку и спрыгнул вниз. Вода издала хлопок, забурлила, а потом выплюнула его наружу. Смельчак улыбался и махал руками, приглашая остальных.

— У меня нет купальника, — сказала Лали.

— Возьми мою майку. — Гейт быстро разделся, оставшись в одних трусах, и подошел к краю дамбы. — Не так уж высоко, метра три.

Лали встала рядом и посмотрела вниз.

— Страшно…

Остальные мальчишки уже весело махали им из воды, подзывая к себе.

— Чего вы ждете! Прыгайте! Здесь тепло. Не бойтесь, мы никому не расскажем, — смеялись они, плескаясь в темной воде и поддразнивая Гейта и Лали.

— Давай вместе? — Гейт протянул девушке руку, и они встали на краю дамбы.

— Раз, два, три…

Через секунду они оказались в воде, и их руки расцепились.

Лили смеялась, вытирая глаза от струившейся с густых волос воды, которые сразу стали волнистыми и непослушными. Вода, как теплое парное молоко, обнимала ее со всех сторон, давая ощущение невесомости и свободы.

Накупавшись, они выбрались из воды по металлической лестнице и легли на нагретый солнцем песок. Вечер медленно опускался на окрестности, заливая их оранжевым солнечным светом.

Гейт приподнялся на локтях и посмотрел на лежащую рядом Лали. Не понимая, что с ним и зачем он это делает, юноша наклонился к девушке и легонько коснулся ее губ, почувствовав, как ее дыхание обожгло его нос и щеку. Лали открыла глаза и, удивленно посмотрев на друга, улыбнулась.

Приемник издал щелчок, и среди помех послышались цифры:

38.64.325, 38.64.325 в 10.00.

Хриплый голос повторил комбинацию чисел еще раз, и все стихло.

— Тридцать восемь — это сектор кладбища, — сказал Гейт и потянулся за картой города.

— Не ищи, — остановила Лали его руку. — Это квадрат, где похоронен мой отец.

Девушка поставила на стол завтрак и пошла собираться. До десяти оставалось не так много времени, если голос имел в виду десять утра, то им уже следовало выходить из дома, чтобы быть на месте вовремя.

Гейт взял китель с аккуратно вшитым с внутренней стороны чипом, так, чтобы было незаметно снаружи.

— Оставим чипы где-нибудь там, среди могил. На выходных Департамент тоже пишет наши передвижения, — добавил он. — Сделаем вид, что ходили на могилу твоего отца.

— Хорошо. Знаешь, я даже рада, что мы идем именно туда, это как встреча с другом, которого не видел несколько лет, — девушка повязала на голову платок, и они вышли из квартиры.

Город был пуст, лишь иногда по улице проезжала машина или проходил человек. В выходной день все оставались дома с семьей или друзьями. Только патрульные машины изредка прочесывали город, следя за порядком.

Несмотря на утро, солнце пекло, нагревая лежащий на дорогах песок и мелкую гальку. Желтая пыль облаками поднималась от их шагов и опускалась вновь в безветрии. Кладбище растянулось вдоль северной части города, среди редкого леса, упирающегося в Рубеж — высокий защитный забор, опоясывающий город.

— Хорошее место, тенистое, — выдохнул Гейт, вытирая потный лоб.

Подойдя к могиле отца, Лали заботливо смахнула сухие прошлогодние листья с каменной плиты и коснулась пальцами выбитых букв и цифр:

— Он совсем недолго прожил после отъезда матери. Когда он понял, что она никогда не вернется, что ее больше не пустят в город, все изменилось. Он потерял смысл дальнейшей жизни. Все стало для него пустым.

— У него была ты.

— Да, но это другое. Мне было двенадцать, когда мама уехала в Z. Спустя семь лет умер отец. Наверное, он счел, что я стала достаточно взрослой, и можно оставить меня одну.

— Ты со всем справилась, девочка, — Гейт провел рукой по ее щеке и коснулся губ. — Пора. Время почти десять. Дай мне свой пиджак с чипом, я придумаю, где его и китель можно спрятать до нашего возвращения.

Гейт аккуратно сложил вещи в темный пакет и отошел в сторону. Увидев, крупный камень неподалеку от старой заброшенной могилы, он с силой приподнял его и вырыл в песке небольшое углубление. Сложив в него пакет с вещами, он задвинул камень обратно, чтобы сверху ничего не было видно. Хорошее укрытие. Улыбнувшись, мужчина пошел к жене, ускоряя шаг, увидев рядом с ней незнакомца.

Рядом с Лали стоял высокий человек лет тридцати, примерно ровесник Гейта, одетый в легкую цветную рубашку и шорты. Словно он недавно вернулся из отпуска или санатория, или собирается туда с минуты на минуту. Гейт протянул руку для приветствия.

— Марк, — представился мужчина. — Идемте, нас ждут.

Они покинули кладбище и углубились в лес. Марк достал из кармана небольшой черный прибор, на экране которого появилась карта города.

— Это была хорошая идея — оставить чипы на кладбище, — сухо сказал мужчина.

— Откуда у вас этот радиолокатор? Их не производят уже много лет, а те, что действуют, все на счету у Департамента, — спросил Гейт, рассматривая портативный радар, который он видел впервые, хотя ранее изучал такие модели по макетам в военном колледже.

— Значит, не все на счету, — засмеялся Марк. — Он у нас уже очень давно. Думаете, мы могли бы привести вас в общину, не убедившись, что вы чисты? А так я вижу, что мы удаляемся от чипов, значит, все хорошо.

— Сколько человек в общине? — спросила Лали.

— Около сотни. Было больше, но люди умирают, а новые попадают в общину очень редко, нам нужно быть осторожными. Сейчас сами все увидите.

Примерно через полчаса они пришли на небольшую поляну, залитую солнцем. В воздухе разливались запахи земляники, молодых смолистых листьев и хвои.

Марк остановился, осмотрелся по сторонам и негромко свистнул три раза.

Из-за широкого ствола дерева вышел низкорослый крепкий мужчина лет семидесяти, внешностью напоминавший сову: с седой бородой на круглом лице, широким лбом и густыми черными бровями:

— Добро пожаловать в общину.