Сказание об Иле

Альберт Иванович Калинов, 2019

Мое сказание оказалось почти пророческим. Воспитание нового поколения людей, с рождения, по лекалам доставленным с чужбины. Борьба за умы минуя сердца. В " Сказание об Иле" борьба между добром и злом идет за таинственного младенца, принесенного на землю упавшей с неба звездой. Зло ищет младенца, чтобы воспитать по своему подобию. «Не потревожь младенца того, что звездою на землю будет принесен. Того, что будет спать в колыбели царской. Не нарушай покоя, не буди его. Ибо не знаешь ты родителей его! Скатится из глаз невинных всего одна слеза ― и мир столкнется с вечной тьмой и рухнет в пропасть и мрак землю поглотит». Весь ход событий, свидетелями которых мы являемся, а именно противостояние Запада с Россией, обольщение Украины – все это есть в моей книге. Иль – равновесие и благодать сравнимая с бескрайним синим небом, а также это участок земли у северных склонов Хаагумского хребта, на котором издавна жил древний народ.

Мастеровой

Конь под Рохой был справный, хороший, темно-коричневой масти. Он отлично нес седока.

Одним словом, прекрасный конь. Рохе достался он в наследство от Мастерового. В Иле все знали этого умельца и говорили о нем с большим уважением, так как во всяком известном ремесле он преуспел и ко всему подходил основательно и вдумчиво. Ходили к нему за советом и знатный человек и простой, и никому он в помощи не отказывал. Не гордился он, за богатством не гнался, жил просто. Звал его к себе и царь. Посоветоваться, если решение сложное принять надо, а если строить что задумал, без Мастерового не обойтись. В любом деле тот голова.

Немногословный и даже угрюмый, он чувства свои на людях не выказывал, но при этом был человеком не злым.

Опекал он Роху с малых лет. Тот попал к нему в раннем детстве и воспитывался как родной сын. Кроме Рохи, у него никого не было. История же о том, как мальчик попал к нему, со временем превратилась в легенду. А дело было так.

Ходил Мастеровой в чужие края далекие и неизведанные, за Большое озеро. Долго был он в пути, уже почти два года не видел родных мест.

Однажды в дороге, когда усталость сморила его спутников, почудился ему детский плач. Места те были дикие, безлюдные; солнце неумолимо клонилось к закату. Мастеровой остановил коня и спросил, не слышали ли его попутчики рыдания ребенка. Те отвечали, что не слышали, мол, почудилось ему, от усталости и не такое бывает. И вдруг снова донесся плач, да такой надрывный… Мастеровой оглянулся и посмотрел на своих товарищей, но никто не слышал, как заливается дитя. Однако он приметил, что кони под ними вздрагивали, словно откликаясь на далекий детский голос.

Пришпорил он коня и погнал его в надвигающуюся с горизонта темноту. Приятели, не понимая, что происходит, помедлив немного, бросились следом. Чуть не загнав коня, Мастеровой увидел в стороне от дороги одиноко стоявший огромный валун. Вокруг него металась, рыла землю и завывала свора диких собак. Почуяв всадника, псы, оскалившись, повернули к нему мерзкие морды.

Всадник остановил коня, вглядываясь в расщелину, делившую камень на две неравные части. Именно из нее время от времени доносился крик ребенка. И туда же были направлены взгляды псов.

Мастеровой снял с плеч войлочную накидку и намотал ее на левую руку, плотно закрыв тем самым кисть и предплечье. Другой рукой он вынул из чехла, крепившегося к седлу, боевой топор. Костяная рукоять удобно легла в ладонь. Сверкнув остро заточной сталью, топор рассек воздух по дуге и принял боевое положение.

Увидев всадника, собаки прижали уши, опустили черные морды к самой земле и двинулись на человека.

Ускоряя шаг и, очевидно, готовясь к прыжку, одна из них вырвалась вперед; остальные, забегая справа и слева, нацелились обойти Мастерового и напасть сзади. Конь вздрогнул и, испугавшись, попятился назад. Мастеровой, не давая стае приблизиться для решающего прыжка, что было духу свистнул, да так громко, что собаки, оторопев, застыли как вкопанные. Задрав серые головы, псы с напряженным исступлением стали всасывать теплый воздух сумрака. Учуяв призрак смерти, некоторые из них, завыли.

С криком, переходящим в рев, всадник ударил коня и помчался на ошарашенных зверюг. Собаки расступились, как будто давая ему дорогу, но стоило поравняться с ними, как со всех сторон заклацали их челюсти. Подобная тактика была Мастеровому хорошо известна, такую же применяли волки в охоте на крупную добычу. Вначале они изматывали жертву, нападая по очереди, а затем, когда та окончательно обессиливала, набрасывались скопом и рвали на части. Поэтому главное правило в такой ситуации — не оказаться в центре стаи, не загнать коня и, не дай бог, выпасть из седла. Мастеровой наклонился и стал приманивать рыжего пса, тот явно пытался первым вцепиться в человеческую плоть. Он опустил обмотанную войлоком руку и стал дразнить собаку. Инстинкт хищника сработал мгновенно. Пес тут же вцепился в предложенную ему приманку. Еще немного — и его челюсти, как стальные тиски, раздавили бы руку, а удар сильной, мускулистой туши вырвал бы человека из седла. Без промедления Мастеровой нанес удар топором; псина, взвизгнув, мгновенно оставила погоню. Скорчившись в агонии, еще некоторое время она упрямо ползла куда-то в сумрак, волоча свой перебитый хребет. Подобравшись к камню вплотную, всадник несколько раз попытался заглянуть внутрь расщелины, и каждый раз собаки с еще большим остервенением набрасывались на него.

Ребенок больше не кричал, это обстоятельство беспокоило Мастерового. Он мог попросту опоздать. Выжидая удобного момента, Мастеровой стал объезжать камень по кругу. Он продолжал дразнить псов, размахивая топором и царапая его острием поверхность скалы и высекая из нее яркие искры. Звери держались на некотором расстоянии; озлобившись, они то собирались в кучу, то, разделившись, начинали носиться по кругу вслед за своей добычей.

Стараясь еще раз заглянуть в расщелину, Мастеровой, забыв об опасности, самонадеянно повернулся спиной к собакам, и в тот же момент псы, будто сговорившись, кинулись рвать и коня, и всадника. Один из них, очутившись между камнем и конскими ногами, как между молотом и наковальней, получил несколько мощных ударов копытами и был нещадно затоптан. Другой, уличив момент, запрыгнул на коня верхом. Оказавшись за спиной у человека, пес вцепился ему клыками в плечо. Мастеровой, задохнувшись от боли, рванул узду на себя; конь захрипел, встал на дыбы и под весом наездника и пса повалился назад, налетев могучей спиной на каменную глыбу.

Затем, как в горячке, вскочил и несколько раз взбрыкнул, порываясь скинуть лохматое чудовище с дрожащей спины. От сильного удара всадник какое-то время находился в беспамятстве, но, уцепившись мертвой хваткой за конскую гриву, все же смог удержаться в седле. Зверю, только что победно восседавшему на спине у коня, повезло меньше: раздавленный лежал он на измятой траве. Из надвигавшейся темноты донеслись свист и крики людей. Это была долгожданная помощь.

Злобные твари, все это время неотступно преследовавшие человека и терзавшие уставшего коня, в мгновение ока исчезли, не оставив никаких следов своего существования. Куда-то подевались и тела поверженных псов. Все те, что лежали, скорчившись, около одинокого камня, словно растаяли в надвигающейся ночи.

Товарищи не сразу признали Мастерового. Вид у него был как у того, кто только что разминулся с собственной смертью. Левая рука, обмотанная до окровавленного плеча изорванным в лохмотья войлоком, висела плетью вдоль туловища. Другая рука, с широко расставленными пальцами, запуталась в смоляной гриве коня. Ноги и спина были покрыты ссадинами. Голова склонилась, а помутневший взгляд направлен в сторону одиноко стоящего камня. Конь под седоком, выпучив глаза, тяжело хрипел, втягивая горячие струи воздуха. Нервно переступая то вперед, то назад, он время от времени вздрагивал и тряс косматой головой.

Мужчины попрыгали с коней и поспешили к своему раненому товарищу, чтобы помочь, но всадник выпрямился и сделал знак рукой, запретив им приближаться к себе. Погладив коня, он слез с седла и, сорвав с руки остатки войлока, подошел к расщелине.

Щель в камнях была очень узкой, такой, что взрослый человек мог просунуть в нее руку, а уж протиснуться целиком не представлялось возможным. Мастеровой понял, что внутри имеется полость, достаточная для того, чтобы в ней мог укрыться маленький ребенок, но все попытки дотянуться до дитя были безуспешны. Расщелина оказалась не только узкой, но и достаточно глубокой. И все уловки выманить ребенка наружу также не возымели действия.

Внутри стояла абсолютная тишина, казалось, что там и нет никого. Мастеровой время от времени подходил к камню и прислушивался, но из расщелины по-прежнему не доносилось ни звука. Оставалось одно — ждать.

Так прошла ночь. Друзья рассказали Мастеровому, как помчались за ним следом, но заплутали. Ведомые темными силами, они, как слепые, разбрелись по разным сторонам, а затем с большим трудом нашли дорогу к заветному камню. Все это время Мастеровой не сомкнул глаз, а к утру задремал. Его товарищи расположились поудобнее возле своих коней и скоро уже спали сладким сном.

Открыв глаза, Мастеровой увидел рядом с собой маленького мальчика, примерно года от роду, кудрявого и светловолосого. Солнце ласково пригревало, в чистом небе щебетали птицы. Ребенок сидел в траве и беззаботно играл, перебирая руками разноцветные камешки. Иногда он вытягивал губы трубочкой и начинал лепетать что-то непонятное, но очень забавное. Один за другим проснулись спутники Мастерового. В изумлении от происходящего и не произнеся ни слова, чтобы не напугать дитя, они потихоньку стали усаживаться поближе.

Мастеровой подошел к ребенку и, наклонившись, бережно взял мальчика на руки. Малыш как ни в чем не бывало продолжал играть. Затем внимательно посмотрел круглыми глазенками на своего спасителя, заулыбался и вложил камешки в его большую, грубую ладонь. Мужчина убрал подаренные игрушки себе в пояс, а затем бережно усадил дитя на мягкий кусок овчины, служивший походным лежаком. Кто-то из товарищей Мастерового нашел среди припасов хлебную лепешку, и малыш с большим удовольствием занялся новым делом — едой.

Плечо сильно болело от собачьих укусов, но Мастеровой не подавал виду. Он подошел к валуну. Оставалось непонятным, как маленький ребенок мог оказаться здесь совсем один. Куда подевались его родители?

Вдруг Мастерового окликнул один из друзей. Мужчина стоял, склонив голову, шагах в пятидесяти. Подойдя ближе, Мастеровой увидел странную картину: на небольшом пяточке трава по краям была примята, ближе к середине вырвана наполовину, а в центре и вовсе перемешана с землей. Здесь нашел он обрывки ткани. Похоже, то были остатки одежды. А еще собравшиеся заметили пучок светлых волос и поясной ремешок. Стало очевидно, что это место недавней трагедии. Вероятно, именно здесь смерть настигла одного из родителей ребенка или того, кто был с ним.

Мастеровой вспомнил про камешки, которыми играл мальчик. Он вынул содержимое из поясного мешочка и наконец рассмотрел детский подарок.

Холодная дрожь пробежала по телу, нахлынула горечь, и внутри словно вымерло все. Дело в том, что эти яркие овалы из окаменевшей смолы когда-то были ожерельем. Мастеровой сделал его собственными руками для своей невесты по имени Илея, и было это три зимы назад.

Вот и все… То, для чего ходил он в дальние края, та, которую любил и так долго искал, надежда, что жила в его душе, — все умерло около проклятого камня.