Зереф. Порядок – война

Алмаз Браев

Какая группа рефлексии доминирует в данном народе, так себя этот народ и ведет в действительности и на исторической сцене. Следовательно, описываемая группа делает историю народа. Сегодня вы узнаете, кто такие зерефы. Это самая первая и массовая группа.

Глава V

Род и мобилизация

Род — архаическая организация общества до появления частной собственности.

Природа непостоянна. Война была неизбежна. Воины обязательны. Если бы кровожадные родственники дожили до современных дней, то нынешнее общество ждало бы взаимное истребление. Трудно представить, но те же оставшиеся народы, доставшиеся в наследство из прошлого, повели бы настоящую войну по своим законам. Они захлестнули бы своими понятиями «кровь за кровь» весь мир. Хотя та же мафия — это и есть клан вне официального закона. Преступные группы скрепляют свое братство, как и двадцать тысяч лет назад воины первобытной зари — кровью. И ничто не может им, кажется, противостоять. Кроме самого времени. Главное препятствие, например для уголовных понятий, — есть атмосфера цивилизации, культ культуры, то есть самого прогресса. Если бы современные «отцы» могли навербовать себе подобных «родственников» хотя бы в один миллион, они могли бы многое, очень многое. Но они ничего не могут. Почему? Потому что отстают в культуре. Поэтому культ преступного мира — силы, страха и жестокости — не выходит дальше окраинных улиц мегаполисов и тюрем. Это атмосфера родового строя, вернее изнанка, более подходящая традиционным людям, их культуре. Есть, конечно, ещё отцы с условным родовым «я», которые верховодят вполне естественно и подчиняют тоже массово традиционные народы. Но сама культурная обстановка или воздух цивилизации позволяет им паразитировать только на традиции, на её инерции. Им подчиняются консервативные люди. Современные зерефы могут быть даже модно одеты. Но не произойдёт ничего необычного, если этих самых модно одетых переодеть в одежды их предков. Одежды предков даже им больше подойдут. А почему?

В консерватизме лежит явный признак патернальности.

Сегодня иерархию крови любая консервативная верхушка легко меняет на иерархию должностей. Для традиционного общества это нормально, но с точки зрения гражданского мышления эти люди кажутся отсталыми. Надо ли мешать? Ведь они опираются на традиционную культуру, на культуру народа, на потребности большинства людей. Для рефагов эти люди кажутся отрядом военных, переодетых в гражданскую униформу. Нет никакой демократии, никто не может заменить феодальную элиту, хотя эта система, этот переодетый отряд рекрутирует в свои ряды даже самых бедных. Традиционная элита требует безоговорочного признания своего авторитета. Кто признаёт эти правила, а такого признание она всё равно добьётся любыми способами, тот и получает вознаграждение — власть, должность, работу. Нельзя сказать, что дисциплину как условие признают только части бедных или необразованных слоёв. Хотя с самыми низами феодальной элите легче иметь дело. Они прекрасно знают, что получат взамен своей покладистости. Цивилизация, или так называемая гражданская мораль, ставит им как бы противоестественную преграду на пути. Культура и образование, таким образом, феодальном миру мешают, хотя на законы все воспитанные на традиции люди не обращают никакого внимания. Отсюда у зерефов совершенно явный правовой нигилизм. Всё решается неформально. Все знают, кто есть власть, а кто есть ты. Кто ты вообще такой? Это самый первый вопрос среди зерефов, когда они друг на друга смотрят. Не только разные мафии и все группы на основе родового принципа так себя ведут. Все зерефы законов не любят. Им по сердцу другой закон. Но это не смущает «родственников». Все законы для формы. Это и есть конвергенция традиционного мира и мира обычая. Одни пишут законы, другие делают вид, что они есть. Все законы мира — для законопослушного обывателя. Для родственников главное не закон или какие-то жёсткие и кружевные нормы, а мораль. Законопослушность сама по себе символизирует беззащитность. Законопослушный есть жертва. Они собирают свою жатву осторожно, озираясь по сторонам. Союзы на основе кровнородственных связей могут терроризировать целые континенты. Но и тут родственные союзы, собранные по этническому признаку, используются международными преступными синдикатами. В отдельном же государстве, поддержанным мировым сообществом, как бы случайно водружается автократия. Как так? Откуда? Кто мог знать?

В основе родовой системы лежит принуждение.

Род обязывает на основе кровного родства нести повинности. Род — это мобилизационный проект всех народов мира. Просто одни помнят своих предков, а другие про них забыли. В этом основное отличие. Функции каждого отдельного зерефа вытекают из сложившийся иерархии, следовательно, по возрасту, потом по знатности. Каждый несёт и свою меру ответственности, хотя зереф никогда не знает, что это такое. У зерефов слабая рефлексия. Он знает, что за неповиновение или плохое исполнение его накажут. Назначение мобилизации — противостояние. Противостояние стихии. А к факторам опасности относится не только окружающая природа или среда. К факторам опасности относится другой род, род соседей или неизвестных племен пришельцев, которые явились не для того чтобы разглядывать.

Главной фигурой рода является мужчина.

Обычно это умудрённый опытом старик, он возглавляет всех мужчин, весь народ. Отсюда и патернальность. Отцы семейств имеют такое же право поощрять и наказывать своих детей. Но в первую очередь защищать. Главная функция рода — это защита. Это патернальное общество, защитник — он же и покровитель. В дальнейшем именно патернальность будет самым главным отличительным признаком родственной общины даже в современной городской обстановке.

Высшие показатели покровительства и защиты у кровнородственных союзов, а в дальнейшем такие проявления наблюдаются в империи. Рабовладельческие империи выступают как организации чёткого внеэкономического родового принуждения. Варварская периферия, племена и роды, не достигшие союза, военной мобилизации служат питательной средой, за счёт которой империи передового — римлян, персов, тюрков, монголов, ханьцев, англосаксов, русских — рода достигают процветания. И вновь военизированный союз построен на силе — держится на авторитете центра (метрополии), как видим — такая же родовая система соподчинения. Империи — это рода, хотя о кровном родстве всех граждан империи речь не идёт, а главными признаками подобия древнему роду и его функции являются дисциплина и многоступенчатая иерархия.

Жёсткому скрепу по крови, превращающему родовые союзы из собрания воинов в империю, соответствует единая вера. Или её новые формы — идеологии. Империи не могут быть без цели. А какая цель у традиционного человека? Зерефы должны верить, что они достигнут сообща своего идеала.

Первые боги — это боги природы.

Если зерефы такие строгие отцы-наставники, если они создают бескомпромиссное подчинение, значит, они сами у кого-то учились. Почему же они должны быть мягкими, когда сама природа вокруг была веками не такая и добрая. Может, оттого и языческие боги зерефов не знают пощады, поэтому — это боги стихии, самой природы, окружающего ландшафта. А какие жестокие войны ведут между собой традиционные общины! И тоже — никаких компромиссов. Такие отношения — как производные жестокости природы. Тоже бескомпромиссные. Вот и первые боги у зерефов, они же боги природы, представлены как одно целое (универсальное), как один отец, затем разделены на стихии, каждой стихии — дождя, огня, ветра, солнца, урожая, потом удачи, победы, любви, войны — соответствует какой-то бог-чиновник. Чиновник природы, чиновник стихии. Почему же современному чиновнику зерефу не быть таким же феодалом? Что касается выгоды, этот чиновник очень требователен и жесток. Он настолько повторяет атмосферу прошлого, что его невозмутимость и уверенность, что он делает всё правильно, является вопросом жизни или смерти. Здесь не может быть других вариантов объяснения автократии. Сильный подчиняет слабого. Слабый подчиняется сильному. Из двух равных по силе один подчиняется или погибает. И родовому сознанию больше соответствует девиз: «Око за око, кровь за кровь». И боги такие же кровожадные и бескомпромиссные. Эта кровожадность и бескомпромиссность позволяла удачливому родовому союзу выжить даже в рыночной «войне». Они торгуют и совершают сделки, как будто бы они всё ещё воюют.

Все империи агрессивны.

Почему социумы, сохранившие родовую солидарность, более живучи в современном городе? Особенно это видно по базарам — по рынкам мегаполисов развиваются их неформальные знамена. Потому что они исповедуют принцип родства. Они собирают как бы братьев по крови. Это касается не только великих знатоков торговли, — евреев. Их братские и союзы закреплены в иудаизме. Итак, базары — маленькие и стойкие корпорации собранных по этническому признаку людей. Кто бы ты ни был и какую бы пользу ни приносил, в собрании лиц одного этноса у тебя нет голоса, нет и права. Если ты не свой, ты — чужак. Родоплесы решают свои частные вопросы основательно. Они не утруждаются чужими проблемами, и государственными в частности. Только проблемами близких. Поэтому им легче выжить. В узких рамках и на малой площади решают навыки, а не кругозор. Хотя и здесь появляются некоторые паханы-авторитеты. Но и кругозор паханов весьма ограничен. Пахан имеет одну привилегию. Он может наказать, не ограничивая ничем свой произвол. А чем ограничивать? Поэтому паханами назначаются вполне неформально. Пахан, как все отцы, должен обладать силой. И физической в том числе.

А умеют ли родоплесы рассуждать самостоятельно? Ведь они не имеют такой возможности с рождения. С момента появления на свет они приучаются к порядку. Так было и до них, так было и до их отцов. Инициатива наказуема, и рассуждение не приветствуется за тысячу лет до описываемых событий. Вот оно — смирение — обратная сторона войны. Поэтому людей с родовой привычкой легко организовать в преступные союзы, — мафию, хоть экономическую, хоть мировоззренческую. Их легче собрать в одном месте и научить говорить одни вещи. Поэтому культ очередного авторитета возникает сам собой. При патернальном укладе родовым союзам легко существовать, а клану нетрудно жить в любом мегаполисе. Их союзы напоминают военные группы. Они связаны круговой порукой, почти клятвой-присягой. В цивилизованных местах, где население пытается строить отношения по интересам, по культуре, по закону, в конце концов по «человек человеку друг — сосед — компаньон», клановые союзы организуются по «человек человеку чужой — соперник и враг». Всё замешано на родстве или на крови. И клятвы тоже скрепляются кровью. «Родовые» народы хорошо стучат, оговаривают «чужих». Это самостоятельное избиение выскочек. Поэтому национализм в виде течения политики тут опасен. Национализм может быть у нации. У зерефов национализм — это война.

Зерефы любят смирного послушного дитя. Они сами как воины древности, а их дети как зерефный тыл. Строптивое, непокорное дитя, рождённое в нижней касте, необходимо сломать. Заранее и любыми средствами-способами. Без этой родительской «ласки» дети обречены тут же на гибель. Строптивый сын «смирных» родоплесов обречён. Потому что выходит из семьи на конфликт с общиной, с родом, с племенной иерархией. В любом её виде, даже в замаскированном и современном варианте. Поэтому у политической надстройки всей зерефной системы — автократии — нет оппозиции. Что не доделал глупый отец, доделают чиновники, люди отца народа.

Беда. Кризис.

Традиционные общины весьма косны. А встряхивает и перетряхивает все касты только общая беда. Кризис. Беда она как предел зерефной косности. Эту беду они создают сами конформизмом и негибкостью долгое время. Как же так? Именно мужество и дисциплина были слагаемыми успеха. Всё верно. Всему своё время, однако. Все зерефы мира видят начало, но не видят конца. Это передаётся из поколения в поколение — видеть только начало. Мужество реально переходит в смирение, а массовое терпение обращается неизбежной тиранией, культом. Община родовая должна тоже ломать своих «детей». Оттого, что все видят только начало, но не видят конца, многие зерефы путают мужество со смирением. Это не случайно. Хотя смирение есть продолжение мужества, смирение и покорность существует в социальных низах. Так, смирные, прикормленные властью в новых условиях приучают к повиновению всех людей, весь народ. Проблема традиционного мира, что он не желает перестроиться, все отцы декларируют, что хотят жить как их предки. А как жили предки? Они жили тихо. Это было в истории. Это становится основным поведением и в современной сетке. Даже несмотря на влияние и присутствие рядом передовых культур, других народов. Передовое всё конечно же принимается и перенимается, но только как дополнение к «заветам». Как показывает практика, от своего опыта предков, значит, от своей же культуры отношений отказаться невозможно. Система использует смирных, использует кровнородственные связи, как и раньше, как в прошлые века по неведомым и незаметным социальным инстинктам. Так родовая система возрождается на государственном уровне, конечно, это уже не тирания и не деспотия, как было в средние века. Но если приглядеться… одеть в модную одежду можно и Чингисхана. Вот система нового старого мира и одевается. Настоящая «одежда» тут другая.

Цели традиционной элиты выглядят сверхмеркантильными.

Это и есть влияние торговой цивилизации на род. Хотя консерватизм зерефов тут же превращается в тормоз. Если бы в те далёкие времена кровь за кровь превратилась бы в смирение за смирение, это племя вырезали бы очень быстро. На современный лад смирение и покорность используется только государством. Но и это совсем не означает, что с этим согласны соседи. Смирные пропагандируют смирность в своих же интересах. С этой же целью они распространяют везде некий культ, очередной, как обычно тут случается.

В это самое время цивилизация, которая есть серия превращений родовых коллективов в общину без памяти, объявила уже войну культурой. Чем бы ответили зерефы? А чем путешественнику Колумбу ответили индейцы араваки? Только любопытством и глупостью. Роду-то или зерефам нечем ответить. Вот они и отвечают дисциплиной или внутренней администрацией. Они повышают дисциплину внутри себя, внутри социума. Автоматически. Чем больше будет цивилизация на них давить, тем больше будет автократии внутри зерефов. Чем больше демократии снаружи, тем больше тотальности внутри. Это симметричный ответ рода. Демократия может состояться тут только военной сутью. Это скрытая, но военная демократия. А если только военной сутью, значит, требуется состояние вечной «войны», точнее, замены настоящей войны на войну внутреннюю. Почему же так происходит? Потому что местная элита создала свою корпорацию для торговли. Этот военный отряд в виде переодетых в гражданскую одежду людей приготовился торговать всем народом. Но сам народ про это не знает. Про это знает только правительство автократа. Автократ знает, как надо торговать.

Истоки.

Расцвет родового общества приходится на рабовладение. Рабовладение как выражение человеконенавистничества, вернее человеческой жестокости. В это время человек был страшно груб, в той же степени, как и человек неолитический, но грубость есть выражение самой природы. Грубость даёт возможность выжить. Война как внеэкономическое принуждение составляет систему воспроизводства, следовательно, и процветания рода. Слабейшие народы платили всем дань. А некоторые даже исчезли с лица земли. Цивилизация приучала любить цветастых бабочек и пушистых кошечек и потому дорого платила всем грубиянам. Зереф в этих делах не чувствителен, не сентиментален, у него нет гуманистических полутонов, да и вообще полутонов. Если он хочет, он получает — грубо, точно, инстинктивно и «по-родственному». Он быстро находит себе подобного, неважно кого, его новым братом может быть мещанин другой национальности. Но лучше если он встретит своего земляка, вариант — друга детства, однокашника, товарища по прошлой работе. В результате, если же это «общество социализма», то правители будут сплошь из посредственных троечников — бесхребетников и исполнителей. Если это общество передового рынка, то мафия будет из собираться из интернациональных мещан. А нижайшие ступени родовых корпораций в системе род — государство займут реально этнические родственники, они же торговцы или бандиты.

Прежде чем человек грубый стал человеком феодальным, перед глазами его этноса пролились потоки чужой и своей крови. Они передали ему по этнической памяти культуру поведения. Эти перипетии кровавого общения и потоков крови и дали человека рабовладельческого, прежде чем рабовладение перестало иметь экономический смысл.

Право на свободу есть право на частную собственность.

Как известно, родовая община имеет коллективную собственность и индивиды её имеют только личные вещи — талисманы талисманов. Индивидуальную свободу отрицает сама жизнь. Это выстраивающийся в любою минуту военный строй или выступающие для откочёвки тележки. Родовой строй возникает на лимите материального воспроизводства. Вообще лимите. Это война всех в первую очередь с природой и злыми соседями, также страдающими от природы. Поэтому подобно капитализму, который вынужденно национализирует банки и сырьё на момент военных действий с другим империалистическим государством, родовая община «национализирует», вернее обобществляет все вещи обихода. И происходит это через дисциплину и иерархию. Чтобы противостоять мировому роду или роду мира. Таковы законы бытия.

Что такое талисман.

В одиночестве, после боя или охоты, он переносит переживания на неодушевлённый предмет. Зереф шепчет какие-то заклинания. Он трёт чурку о чурку, зуб о камень. Это успокаивает. Это даёт вдохновение на следующий день, для следующей охоты. Так появляется талисман, предтеча талисмании. Талисман — это религия одинокого человека. Язычество — религия язычника. Хотя все зерефы живут в коллективе. Никто не может ему посочувствовать. Все братья сочувствуют только больному, немощному. Коллектив родственников — это коллектив помощников только в момент опасности. В мирное время этот строй превращается в иерархию. Негатив и агрессия переходят на внутреннее потребление. Отсюда у зерефа в руках его талисман.

Иерархия — это вероятность опасности, значит неизвестное что-то впереди. Воин не знает переживания. Воин знает только страх. Но он не должен его показывать. Что кажется работой сознания, разума, на самом деле является рабочим состоянием. Никто же не скажет, что волк переживает. На морде хищника нет даже мышц, кроме как для захвата жертвы. Зереф мобилизован в любую минуту броситься на защиту — рода, семьи, территории. Он знает приказы и место в строю. Он знает свою силу. Вне боя и боевых действий заняться ему нечем. Тут он одинок. У родового есть семья, есть родственники, он человек клана. Но он выглядит одиноким. Почему? На самом деле он рад помощи, но не может доверить свои страхи. Он — воин. Мужество — добродетель всего язычества. Ещё раз: воин дисциплинирован и одинок. Это биологическая машина для войны. Его одиночество определено суровостью жизни и обеспечено системой родства. Вся жизнь проходит в виде ритуалов, автоматических действий, повторения опыта других. Отец передаёт сыну навыки охоты и бытия, потому что он отвечает за сына перед коллективом до самого взросления. Круговая порука родственников также имеет экономическую и социальную причину. Каждый отвечает за каждого. Отец за сына, кровь за кровь, око за око. В генах эта информация как в музее. И поэтому консервативные элементы всевластия старого поколения на современный лад легко просчитываются. Молодые умолкают и устраняются, старые возвращаются в круг и ведут воспитательную беседу. Беседа — это условность. По-другому — активный образ зерефной жизни.

Современный кризис, таким образом, не может не вызвать рецидивы музея. Потому что при родовом строе старость — это не только признание дисциплины, это доверие жизненному опыту. Музеи выстраиваются один за одним. Культ павших, культ предков, культ стариков цветёт. Всё обращено назад. Впереди вождь, а сзади культ. Посредине пустота. Ничего нет.

Живущие в одной обстановке, среди природной стабильности при постоянстве окружающей среды не нуждаются в инициативе сверхактивных одиночек. А нуждаются в дисциплине и подчинении тоже из-за суровости того же самого климата и обстановки. Старики, как только им даётся слово, снимают с себя какую-либо ответственность, в худшем случае перекладывают её на далёких предков, в лучшем случае на вождя, — на оба фактора одновременно. Это не значит, что они его изобличают. Нет. Они говорят, что доверяют его инициативе. Так у зерефов снова получается диктатура, воспроизводящая очень древнюю ситуацию. Зерефы не берут на себя ответственности. За всех может ответить только род. Он и берёт. Впереди вождь, сзади культ. Остальное переносится в стан врагов.

Маразм.

Впереди вождь, администрация, его люди, сзади обязательно общие предки, — новый отряд готов. Это и есть род. И рядовые общинники, по-современному граждане, не признают никого, потому что не видят себя. Не видят себя, это означает — не уважают себя. Это объясняет зависимость слабых созданий от мнения сестры или брата. Самый приятный всем субъект — немощный и не воспроизводящий семени старец. Круговая порука заставляет любить эту физическую развалюху на все случаи жизни, а в трудные периоды с особенной силой. Эта сила отчаяния, которая замещает мирную зависть. Все поколения снимают с себя ответственность, остаётся лишь то, которое не может даже физически ответить, не понимает, что происходит вокруг. Немой, глухой и беззащитный маразматик — получается, идеал традиционного коллектива? Нет, эта ситуация даёт сбои.

Язычество это — религия одиночек.

Военная организация или псевдовоенная, сохраняющая псевдовоенную форму, диктует соответствующую религию. Путь родовой идеологии и религии. При родовом строе нет религии. Есть страх одних и тотальная свобода других. Страх — это рабы, а свободны — господа. Это своеобразная дубликация стихии. Стихия символизирует страх, свобода — победу над стихией. Военное разделение. Рабы — бывшие противники из завоёванного племени. Боги также — властелины стихий. Кто властелин стихии — тот и свободен. Боги в этом смысле свободны. А царство первого господина подобно богам. Боги лишь дублируют земную усобицу между свободными. Бог воды, бог земли, бог дождя, дух очага, дух реки и прочие духи борются и побеждают стихии. Они в полной их власти.

Конец ознакомительного фрагмента.