Зереф. Порядок – война

Алмаз Браев

Какая группа рефлексии доминирует в данном народе, так себя этот народ и ведет в действительности и на исторической сцене. Следовательно, описываемая группа делает историю народа. Сегодня вы узнаете, кто такие зерефы. Это самая первая и массовая группа.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Зереф. Порядок – война предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава IV

Время пришло

Настало время показать, что каждый в отдельности человек традиции — непроизвольный деспот, а толпа, снующая вокруг него на улице, потенциально готова этому новому авторитету подчиниться: выполнить его указ, исполнить приказание, уважать даже за внешний вид, за понты, за деньги, за возможности, за надменную или самоуверенную манеру общения, в общем, встретить «по одежде».

Настало время наконец объяснить, почему демократия западного образца отличается от демократии родовой или свободомыслия и выбора в традиционном социуме.

Настало время убедить, что чисто этнический путь без примесей «путей» других этносов (в данном случае более рефлексивных групп) вместе с настоящими локальными и потенциальными фюрерами может погубить весь народ, не доведя его до всеми желаемого уровня пресловутой демократии.

Время пришло.

Табу: некоторые люди были табуированы от рождения, например вожди и вожди-жрецы, которые происходили от богов и от них получали магическую силу. Всё, до чего дотрагивался вождь, считалось табу для других из-за опасности для простых людей. Будучи продуктом жизнедеятельности первобытного человека, в ходе исторического развития ряд трансформировавшихся табу вошли в виде различных представлений, обычаев, ценностей и норм в мораль, религию, право и обыденную жизнь людей.

«Wundt называет табу самым древним неписаным законодательным кодексом человечества».

З. Фрейд

Но юридическое, тут же заметим, право возникает от активности, активной деятельности, чтобы обуздать эгоизмы субъектов спора. Этим юридическое право отличается от «врождённых» отношений или рыночное право и гражданство отличаются от родового этнического табу. Чтобы понять, а в некоторых случаях и обойти право, новый горожанин начинает хитрить. Это даёт толчок для антиобщественного, антигражданского и криминального творчества. В то же время кровнородственные отношения обойти почти невозможно. И подогнать под заказ даже высочайшего родственника, ибо это наказ веков, — святой наказ, приказ предков, если хотите, нарушение которого ведёт к игнорированию, падению авторитета, проклятию и каре. Поэтому язычник является аскетом, человеком дисциплины, образцом верности и порядка, у него нет другого выбора. Значит, нет и другой судьбы. Он так ей покорен. Из этой покорности и дисциплины массово происходит и концентрация власти. Её культ. Если нет внешней агрессии и бедствия, существует большая вероятность установления деспотии в этом месте.

В тот момент, когда недобросовестной, узурпировавшей власть верхушке удаётся выйти из междоусобной борьбы или отразить внешнюю агрессию, она отменяет родовую демократию и никто из так называемого простого народа не смеет выразить ей непокорность или сомнение. Они к этому по традиционной культуре и не стремятся. Протестовать, возмущаться не имеют привычки. Если есть какое-то отрицание верховного своеволия, то это делается молча, пассивным саботажем, а ещё раньше — откочёвкой. Речь идёт о чистой, без примесей первобытной среде. Люди рода привыкли к иерархии. Поэтому любой возникающий культ происходит из этой привычки. Другими словами, они массово вспоминают о первом табу. А лидер ли это, то есть ныне живущий вождь или первобытный авторитет как культ, — не важно.

А фраер?

Представитель западной цивилизации рефаг стоит вне этого вероятного и всегда марширующего строя. Он сам по себе, своеобразным гурманом, потребителем жизни держится. Он намного гибче, ситуационно ловчее, в некоторых случаях терпимее и безразличнее, в некоторых — крайний догматик и фанатик, когда дело касается прибыли, а иногда просто обезличенный лицемер. Рефаг фраер сформировался в обстановке торговли и обмена, бедствий и войн, когда происходили крупные сделки и массовые перемещения избивающих и убивающих друг друга людей. Из поколения в поколение он умудрялся торговать, а в это же самое время зерефы убивали друг друга. Самое главное, он первым или одним их первых вошёл в чужой город без ружья. Эта терпимость произошла от нужды, вместе с развитием знаний у торговой элиты. А для массы буржуазии терпимость пришла вместе с растекающейся кровью, религией, которая заняла место доброго психолога и успокоителя в океане отчаяния и крови.

Побуждающим моментом к жалости и состраданию у языческих масс явился ужас. Наводящая ужас массовая смерть: от войны, болезней, геноцида и эпидемий — привела к рассуждениям и рефлексии. Задумался зереф. Хотя некая рефлексия есть и среди первобытных охотников. Критика, но не самокритика. Забота зерефов распространяется только на кровных родственников, а у рефагов — на совершенно чужих людей. Хотя в этих людях они видят прежде всего наживу. А зерефы видят только врагов. Терпимость массовая пришла вместе с массовой же бедой.

Религия.

Именно религия стала институтом жалости, направила поиск выхода для тревоги человека не вовне, а вовнутрь. Хотя совесть связывают с более древними пластами психики, массово совесть народа стала выражаться через его религию. Поэтому Ницше назвал совесть агрессией, направленной не вовне, а вовнутрь человека. Совесть и мораль являются внутренней идеологией цивилизаций. Одиночество язычника выражается не столько во внутренней нечувствительности, где-то и чёрствости к «не своим», к неродственникам по крови, и внешне аскетичном поведении, сколько в многочисленности его языческих богов. Нет ни одного из духов предков, кто бы отвечал за его поступки. Наоборот, являясь коллективом родственников, они также, вероятно, поддерживают в его сознании, что он венец природы. Может делать, что ведёт к благу его семьи, рода, племени.

Моральные нормы.

Моральные социальные нормы — нравственные императивы; требования определённого поведения, основанные на принятых в обществе представлениях: о добре и зле; о должном либо непозволительном. Моральные нормы регулируют внутреннее поведение человека, диктуют безусловное требование поступать в конкретной ситуации так, а не иначе. Моральные нормы фиксируются в заповедях и других формах представлений о том, как человеку должно поступать.

Язычник очень зависит от существующей атмосферы собственных нравов. Даже если в бытовой дисциплине присутствует ещё традиционная эстетика и культура с наскоками других идей, он всё равно подчиняется обстоятельствам среды. Любая современная идеология с её ориентирами начинает брать своё, занимает в его сознании место. Чем больше будет влияние других традиций и культур, тем больше он вынужден думать, выбирать, сепарировать, варьировать и маневрировать. Он выберет самую сильную из идей. Самую глубокую культуру. Среди современных течений, если он достаточно грамотен и имеет достаточную норму рефлексии (а значит, и прогноза, но это уже — зеремид). Или уйдёт, займётся поиском в наработках истории своего народа — упадёт в архаику (зереф). Если обстоятельства, а в данном случае этим обстоятельством является власть и привилегированное житьё, власть достается лишь тем зерефам, кто вник, проникся другой культурой, это вынуждает дальше развивать в себе копировщика, существует серьезная причина, что племя или народ его будут страдать. Сложные и большие категории другой цивилизации выдёргивают зерефа из рода, кровнородственной общины, теперь он опытен, он хитёр, он научился оценивать и продавать, почти как фраер, причём очень быстро, но сам народ к быстроте ещё не готов. И подчиняется только большим нациям, их культуре, поведению, где самая большая «нация» — теперь мировая нация. Вождь становится реформатором народа, а значит, и последним диктатором. Таким образом, уйдя не из сознания, а из селения по крови и родне, зереф попал в манящий, блистательный незнакомый город, наводнённый странными людьми. Они ведут себя по-другому, нежели люди его круга, его культуры, его родни. Он хочет стать равным этим новым людям. Хочет превратиться в гражданина, но и горожаниным любого города мира.

Потому идеология современной религии — это конкуренция.

Множественность рыночных поступков элиты нисколько не лишает её старого опыта. Рынок ведёт к обогащению за счёт родни и расцвету нескольких избранных семей. Рынок создаёт корпорацию родственников, и конкурировать могут только сплочённые семьи. То есть это благоприятная среда для рода, для клана, это естественная корпорация объединённых по крови людей. В этом причина коррупции у тех народов, которые культивируют у себя традиционные отношения. Каждая семья становится корпорацией, если это большая семья, то большой корпорацией, она гораздо успешнее городских одиночек. Даже окультуренные горожане не могут конкурировать с ними. Традиционный народ может конкурировать только с подобным же народом, как цивилизация с цивилизацией. Таковы условия современного противостояния. Это борьба культур.

В данном случае противостоять нации может нация.

И её культурно-технические достижения. Специалисты могут противостоять специалистам. Мотивированные спецы превосходят алчных и оснащённых автоматикой родственников. Торговая цивилизация берёт верх. Народ разделяется на семьи — на главные и простые. Государства как такового нет, а есть семьи правителей, управленцев и семьи остальных людей. Совсем как при феодализме. Поэтому стратегическая задача цивилизации — мобилизация всех своих ресурсов — здесь мобилизует только узкий круг. Всё дело, что современная рыночная цивилизация на земле традиционной культуры и морали, на территории «идейного» населения начинает дробить конкурентов на части. На эти самые семьи-атомы, также на рода, потому что семьи начинают объединение по старой схеме одного рода против другого. Рыночная война почти что кровнородственная, но без обруча, скрепляющего данный народ, маленькая корпорация родственников — семья и представители других семей не хотят понимать друг друга, у всех свои интересы.

Если с этим не согласен некий патриот, тот самый, который оказался не подвержен влиянию других культур и не хочет этого влияния, видит выход только в чисто традиционном укладе. Что они могут? Чтобы объединить своих сторонников изоляционизма, они должны представить свой идеал или, другими словами, нового сильного бога. Только к нему за вдохновением обращаются адепты. Всякое язычество и культ предков будут им мешать. В противном случае адепты разбегутся сначала в своём сознании от непонимания друг друга. От непонимания новой старой задачи и цели. Допустим, культом предков удастся объединить под решение общей задачи, то есть каждый родовой божок и герой должен войти в один пантеон рода. Дальше на основе общего предка идет выработка героической морали. От прошлого к настоящему. Древняя история даёт богатый материал физически сильных мудрых предков, а современная цивилизация — ничего. Если современные авторитеты не берут начало от советской цивилизации — от советского мира, все значимые фигуры политики, культуры и науки — представители советского суперэтноса. Таким образом, в глобальном противостоянии политика — политике, культура — культуре, история — истории есть ли специалисты у этноса, достаточно ли они адекватны и подготовлены к современному вызову? Может ли героическая история, даже самые впечатляющие мифы туземцев, уравновесить рыночные ценности?

Настало время раскрыть эту тайну, недоступную для официальных и раскрученных СМИ дармоедов, — жирау от политологии, философии и прочей коммерческой публики. Все эти публичные люди врут. Даже самые внешне импозантные из них. Рыночная цивилизация поделила этот народ не только на вероятные племенные союзы, но и на отдельные семьи, где везде каждый сам за себя. Кто-то берёт сторону культа предков (традиционалисты), а кто-то — сторону Запада без обиняков (либералы НПО). Каждый бежит, куда хочет. Каждому нравится своя сказка.

Итак.

Табуированное поведение сужает границы внешней свободы и никакого рассуждения не оставляет внутри. Поведение нового члена общины формируется под семейную иерархию, а значит, и под родовую. В социальной иерархии его ждёт определённое место пока самого нижайшего статуса. Отличительное поведение характеризуется нечувствительностью к слабому, ограниченность эмоций или, наоборот, эмоций очень много, во всяком случае зерефу никак нельзя показывать слабость. Сочувствие всегда показывает слабость. Вероятно, также уважение к силе, а значит, к власти, официальной стороне и к её людям, к физической силе и наказанию вообще. Семья, род, группа людей находились в постоянных столкновениях с другими семьями. Борьба с силами самой природы привела к противостоянию и к перманентной борьбе за место под солнцем, что неизбежно вызвало создание племенных союзов. Некоторые отклонения возможны при бедствиях или изгнаньях. Без кризиса или форс-мажора нарушение традиции автоматом означает выход из родового коллектива, что и ведёт к отчуждению и прекращению всяческой помощи даже самым близким (даже самыми близкими). Традиция взаимопомощи в общем для этого и создавалась — для помощи близким, помощи своим и вместе с тем это же привело одновременно к неприятию и к вражде (ненависти) к врагу, сопернику, к чужаку, к не своему по крови. Поэтому род или большая кровнородственная семья с виду лишены противоречий, так же как и каждый член лишён персонального эгоизма. Каждый рядовой член такой общины своего я вообще не имеет.

Подобное характерно для любой традиции без исключения в том числе и для «продвинутых» европейцев. Но они научились это скрывать. Они переросли традицию. Деньги заменили у представителей рыночной цивилизации авторитет человека.

Кровнородственные отношения остывают и рвутся по частям из-за движения, а ещё точнее — по причине технического совершенства. Влияние прогресса на традиционные отношения связано с очередным изобретением орудия труда, улучшением техники, усложнением хозяйства. С движением и социальным разрывом происходит и разрыв по крови. А если рвётся такая связь, то пропадает и ограничивающее право. Нет патриархальной семьи — нет иерархии. Нет больше этой силы притяжения крови. Вместе с ослабление иерархии и дисциплины падает и запретительная сила табу. В соседской общине родственников уже нет, врождённая иерархия отсутствует, появляются предпосылки для нового отношения, общения, так сказать, на демократической основе. Новые отношения выстраиваются не по праву рождения, хотя молодость всегда остаётся недостатком, синонимом неопытности, а значит, и слабости, — через века, через конкретные заслуги, показателем которых является социальная значимость поступков, а в дальнейшем и их стоимость, возрастает значение персонального подвига. Чтобы получить авторитет и лидерство, одного родства и знатности становится мало. А заслуга может явиться через какие-то общие проблемы, бедствия, болезни, войны и т. д. Эти новые возможности социальной награды дают начало для нового предвидения и нового же профессионализма. У кого какие проявляются способности. Для простого народа бедствие всегда было началом объединения, сращиванием в новый коллектив родственников, для гражданского или протогражданского — единомышленников — с целью разрешения общей беды, следовательно, верности этнической, корпоративной и, в конце концов, государственной идее.

От крови к идее.

Происходит простая мобилизация сил путём их сложения. С самого начала сплочённость, верность лидеру, общине, народу происходит именно из понимания общей задачи — идеи. Эта общность естественная, органическая, а не искусственная и наносная. Отсюда же происходят герои, лучшие сыны и дочери отчизны, патриоты и просто даже граждане своего государства. Кроме того, кучная жизнь на ограниченном участке способствует быстроте реакции или прогнозу — будет или не будет столкновение. По-другому — быть или не быть войне с соседями. И есть ли время для подготовки и отражения внешней агрессии?

С развитием товарообмена или же денежных отношений потребность выгоды такую внешнеполитическую аналитику дополнила бы бытовой рефлексией. Её придумали сначала торгаши, с той, с внешней стороны, чтобы не попасть в зависимость, иными словами, не обсчитаться и не лишиться просчётом собственной свободы. Обыватели всегда любили свободу, но ещё больше — выгоду. Эти рядовые граждане или (уже) мещане изобрели свой расчёт, по-другому «рассудок», и таким образом расширили пределы своей защиты. Это и есть торгашеская рефлексия (рефажная в будущем. — Ревкон.). Регламентация гражданских отношений привела к обоюдному согласию. Подчинением закону был положен предел произволу внешнего (силовой вариант) воина-агрессора и внутреннего, сажающего на процент торгаша. Закон стал табу цивилизованного мира.

Да, автократ и диктатор, а также его люди поддерживают уровень послушания, как если бы они были жрецами первобытными. Им необходимо это послушание в первую очередь для власти. То есть эта власть будет стремиться к абсолютному послушанию и приучает к порядку.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Зереф. Порядок – война предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я