Невидимые тени

Алла Полянская, 2015

Никто не должен знать ее настоящее имя. Все считают ее дворничихой Майей Скобликовой, и это ее вполне устраивает – разве на дворников обращают внимание? У нее был реальный шанс скрыться от тех, кто преследовал ее и хотел убить только потому, что она встала на их пути к большим деньгам… Однажды утром, идя на работу, она обнаружила в песочнице нарядную фарфоровую куклу в смешной соломенной шляпке и прихватила ее с собой – чего только люди не выбрасывают! Сегодня вообще был необычный день – вскоре она нашла под детской горкой дорогую куртку, а возле скамейки добротный бумажник. Но главная «находка» ждала ее в мусорном баке: тело мужчины в светлой рубашке, покрытой пятнами крови…

3

Матвеев был зол на себя. И ладно бы в первый раз с ним такое приключилось, так ведь нет! Никогда у него не держатся в голове даты — он помнит дни рождения детей, родителей и Панфилова, запомнить остальное для него — задача непосильная. А тут еще свалился большой проект, который нужно разработать очень быстро. И хотя Матвеев подключил к разработке самых опытных сотрудников, дело пока продвигается трудно. Он-то уже видит, что нужно сделать, но этого мало. Ему надо, чтобы ребята тоже это увидели, только тогда они смогут сообща выполнить работу, только тогда творить будет каждый, а не просто механически проектировать то, что он им покажет. Но они пока ничего не видят, Матвеев подталкивает их к этому осторожно, зная, что они должны сами понять то, что понял он.

И когда вчера днем Ника, как ни в чем не бывало, позвонила ему и принялась вещать о каких-то подарках, большом медведе и ботиках со светящимися подошвами, Матвеев почувствовал себя скверно, потому что понятия не имел, о чем она щебечет в трубку, а по ее уверенному тону предположил, что должен знать, о чем речь.

— Макс, ты там что, завис? — Ника прервала свой монолог, не получив в ответ даже мычания. — Ты что, не помнишь?

Матвеев почувствовал, что его загнали в угол. Он начисто забыл о каком-то медведе и ботиках и в толк взять не мог, о чем вообще речь.

— Нет, Никуша, что ты. Просто я занят.

— Врешь, — безжалостно пригвоздила его Ника, и Максим понял, что сопротивление бесполезно. — Забыл, как всегда.

— Ника, понимаешь, тут у нас сейчас…

— У вас там всегда что-то и всегда — сейчас. Но то, что твоим крестникам завтра исполняется год, ты должен был помнить, дорогой мой брат и кум.

Но Матвеев забыл. То есть он, конечно, не забыл, что год назад стал крестным отцом двух рыжих голосистых младенцев — детей Сашки Панфилова, лучшего друга, компаньона и практически брата. Он потом целый год удивлялся, как быстро две крикливые обезьянки превратились в симпатичных ангелочков, очень активных и смышленых. Но то, что год им исполняется именно завтра, он начисто забыл. А ведь примерно недели две назад Ника что-то такое ему говорила… вот дьявол, говорила, точно, но ведь забыл же!

— Никуша, прости.

— То-то. — Она хихикнула. — Это муж меня надоумил. Позвони, говорит, Максу, напомни, он сто пудов забыл. Так и есть. Муж у меня — голова, пальца в рот ему не клади.

— Я бы свой точно не положил. — Матвеев рассмеялся. — Никуш, так что там с медведем?

— Я решила, что медведь нужен все-таки один, но самый большой, какой найдется. Я заказала в «Симбе», но привезут его только завтра, примерно в двенадцать, а мне еще — душа вон — надо забрать торт в «Восторге» и в то же время, в общем, хоть разорвись, не попрусь же я с тортом за медведем, муж завтра занят ужасно, а медведя надо забрать обязательно, но некому, ты же все равно приедешь, так забери его, запиши адрес…

— Ника, не тараторь. — Матвеев вздохнул. — Я знаю, где находится «Симба», но мне совершенно неудобно туда ехать, и потому выдвигаю встречное предложение: я заберу в «Восторге» торт, а ты поедешь за медведем. Идет?

— Ладно. И правда тебе не с руки в «Симбу» тащиться, я как-то не подумала. Только имей в виду, за тортом надо приехать не раньше одиннадцати и не позже часа дня, иначе не видать нам его как своих ушей, лучшие торты в городе только в «Восторге», и если ты опоздаешь, они выставят его на продажу, а тогда уж только мы его и видели. Мне просто вернут деньги, а торт где искать? Так что не опоздай, пожалуйста.

— Что у них за идиотская система такая?

— Ничего не идиотская. Они готовят торт, и им хочется, чтобы он не пропал. Если за ним не приходят, значит, они старались зря — там людям не только деньги важны, но и качество. Это же не обычный торт, а трехэтажный, специальный, он уйдет, может, не так быстро — вот из этих соображений они сразу его ставят на продажу, чтобы продать в течение срока годности. А заказчику просто деньги вернут, и все. «Восторг» — лучший супермаркет, там все очень качественное, они за этим следят просто люто, ты там никогда не купишь тухлятину, можно любой продукт брать не глядя, именно потому они такие правила ввели. Так что не опоздай.

— Я обещаю тебе.

— Так-то лучше. Слушай, Макс, а ведь Лерке и Сашке тоже купить надо бы что-то. Родители как-никак.

— Ага, как-никак. — Матвеев хмыкнул. — Куплю Панфилову спиннинг, пусть на озере упражняется, если время найдет, а ты для Валерии что-нибудь сама придумай, я в ваших женских штучках не силен.

— Заметано. Имей в виду, если ты проворонишь торт, я… я не знаю, что с тобой сделаю.

— Никуша, ну чего я его провороню?

— Да знаю я тебя, снова завозишься на работе — и все, уйдешь в другое измерение, где нет жадных до вкусных тортов граждан, опоздаешь, и…

— Не опоздаю.

Это было легче сказать, чем сделать. С утра Матвеев только на минутку заскочил в офис с твердым намерением тотчас же сесть в машину и ехать в Александровск, но в проекте наметился прорыв, и он задержался, чтобы обсудить некоторые детали, а потом гнал машину по шоссе, думая о том, что Ника умеет быстро ездить, причем совершенно бесстрашно, а он нет.

В «Восторг» он влетел без пяти минут час. Окликнув кондитера, молодого тощего парня в белом халате и белом же колпаке, Матвеев объяснил ему, зачем приехал, и с облегчением вздохнул, когда парень, понимающе кивнув, скрылся за металлической дверью, ведущей в служебное помещение.

— Фамилия заказчика? — Парнишка решил проявить бдительность.

— Булатова, Ника Григорьевна Булатова.

— Понятно. Я как присмотрелся, сразу понял, что это сестра ваша. Похожи вы с ней. Очень позитивная у вас сестрица, мы тут, когда заказ принимали, обхохотались все. Она нам даже нарисовала торт и все, что хочет на нем разместить. Такая веселая барышня.

— Ну, теперь я уверен, что вы мне выдали именно наш торт. — Матвеев усмехнулся. — Она у меня такая, да.

Он поставил высокую коробку в тележку и, придерживая ее, осторожно повел на выход, на ходу соображая, как ему доставить эту конструкцию к месту назначения.

— Здрасьте, дядя Макс!

Матвеев поднял взгляд — девушка в форме работника супермаркета приветливо улыбалась ему. Где-то он ее видел…

— Я Лиля, дочь Ларисы Михайловой.

— Лиля! Конечно же, теперь узнал.

Все дело в бейсболке — эти нелепые кепки с длинными козырьками делают людей удивительно одинаковыми. Возможно, потому, что козырек скрывает лицо и ты видишь человека в форме, а лица не видишь вовсе.

— Это на сегодняшний праздник?

— Ну, да. Вот теперь думаю, как я его довезу.

— Здоровский торт. Небось Ника заказывала?

— А кто ж еще.

Торт и правда привлекал к себе внимание. Он украшен цветами, вокруг которых бродят кошки, наверху сидит рыжий полосатый котенок, придерживая лапой покосившуюся Эйфелеву башню. Или она накренилась, потому что Котофей решил ею поиграть? Только в голове Ники мог родиться такой замысел.

— Очень креативно. Майка! — Лиля даже подпрыгнула, оглядевшись по сторонам. — Майка, ты где?

— Здесь я, чего орешь?

Откуда-то из-за машин вынырнула худенькая высокая девушка в точно такой же бейсболке. Она толкала перед собой пять тележек, собранных паровозиком.

— Майка, иди сюда, смотри, какой прикол!

Девушка поставила тележки на место и подошла ближе. Бейсболку она надвинула на лоб, и виден был только маленький аккуратный носик и пухлые губы, красиво очерченные.

— Ух ты! Вот это красота!

— Майка, познакомься — дядя Макс… ой… ну, в общем. Дядя Макс, это Майя, моя напарница.

— Очень приятно. — Матвеев улыбнулся. — Да, торт красивый, но как его довезти?

— А куда вам везти? — Майя рассматривала котенка, играющего с башней. — Как же это они его сделать умудрились? Наверное, как пирожное-картошку, а потом кремом покрыли. Далеко не довезете.

— Я и близко не знаю, как довезти. Мне недалеко, на улицу Правды, но как?

— Мне почти туда же. Если вы подождете минут десять, я помогу вам — поставим коробку на заднее сиденье, вы поведете, а я ее придержу.

— Это выход. — Матвеев с облегчением выдохнул. — Вы меня очень выручите, Майя. Я подожду, конечно.

— Отлично. — Лиля просияла от удовольствия. — Я бы вам и сама помогла, но мне в институт надо. Пока, дядя Макс, встретимся на празднике!

Матвеев почувствовал себя как человек, который тонул, и ему в последний момент кто-то бросил спасательный круг. Все бытовые проблемы были для него неразрешимыми. Вот Димка — тот бы что-нибудь придумал, сын в свои двенадцать лет парень очень конкретный и здравомыслящий, а Максу все эти проблемы кажутся неподъемными. Проще спроектировать большое здание, чем решить, как довезти трехэтажный торт к месту назначения. Кстати, а куда его везти? Матвеев вдруг понял, что Ника не сказала ему, где будет проходить мероприятие — а может, и говорила, да он забыл — короче, он понятия не имел, куда доставить это бисквитно-кремовое великолепие.

— Ника, я забрал торт, — сообщил он ей по телефону.

— Ой, Макс, тебе цены нет! Я тащу в машину этого гадского медведя, а он реально здоровенный, как мамонт… как два мамонта даже! И как я его…

— Ника, остановись. Ты мне не сказала, где все это будет происходить. Куда торт везти?

— В Озерное, Макс! Конечно же, в Озерное! В квартире все не поместятся, а там два этажа уже совсем готовы, так что… Ой, как же ты его повезешь-то? Он упадет и раскрошится, а если…

— Успокойся. Доставлю как надо. Все, встретимся в доме.

Матвеев вдруг понял, что вполне может и не довезти торт — он ведь сказал своей новой знакомой, что ехать недалеко, но Озерное — это совсем другое дело, сорок километров от города. Если у нее есть какие-то планы, то она не согласится ему помочь, и тогда торту хана, и ему тоже — Ника его попросту убьет.

— Ну, может, не убьет, но расстроится ужасно.

Матвеев вздыхает и начинает лихорадочно прикидывать, как уговорить новую знакомую помочь ему, и ничего креативного, кроме мысли насчет дать денег, ему в голову не приходит, а это, он понимает, в данном случае не очень хорошая идея.

— Все, я готова, едем?

Она переоделась в голубые джинсы и зеленую водолазку, поверх которой набросила такую же светлую джинсовую куртку, украшенную какими-то блестящими штуками. Бейсболка больше не скрывает ее лицо, зато она отрастила челку, за которой не видно ни глаз, ни лба, да еще надела дымчатые очки от солнца. Хотя солнце уже так себе — середина сентября как-никак.

— Майя, тут такое дело… — Матвеев не знает, как ему это произнести. — Оказывается, торт нужно доставить в поселок Озерное, а не на улицу Правды. Честно, я не знал, я думал, что… потом сестре позвонил, а они, оказывается…

— Это где-то час времени, учитывая городские улицы. — Майя вздохнула. — Тогда мне нужно заехать домой и кое-что взять.

— Конечно! — Матвеев с облегчением выдохнул. — А потом я отвезу вас, куда скажете! Простите, ради бога, это случайно получилось.

Майя улыбнулась. Что-то абсолютно детское проглядывает в этом крупном светловолосом мужчине — не то его синие глаза, растерянные и виноватые, не то волосы, растрепанные, светлые, кое-где уже с сединой, не то улыбка — открытая и искренняя. Майя не знает, почему помогает ему, но отчего-то взять и просто оставить его наедине с тортом ей и в голову не приходит.

— Поехали.

Они вместе грузят коробку на заднее сиденье большого серого внедорожника, Майя садится рядом и придерживает ее. Да, сам он довез бы эту конструкцию до ближайшей ямы на дороге.

— Как там, держится?

— Если придерживать, то все устойчиво. Вот здесь остановите, подождите меня немного, я скоро выйду.

Матвеев с интересом рассматривает дом, в подъезде которого скрылась Майя. Такой проект мог родиться только в результате прочтения рыцарских романов. Два капитальных двухэтажных дома, стоящих отдельно, зачем-то соединили вместе аркой и поверх нее угнездили, как башню, еще один — даже не этаж, а словно небольшой отдельный домик — с круглым балконом, полукруглыми окнами и круглым же чердачным окном, похожим на розу какого-то собора. Добавить к этому черепичную крышу, и получится башня, в которой живет Рапунцель.

— Главное, крыши домов давно перекрыли шифером, а там черепица так и осталась. — Матвеев ухмыльнулся. — Непонятно, зачем это вообще было сделано. Надо выяснить, очень любопытно.

Он нашел взглядом табличку с названием улицы и номером дома и, не надеясь на память, записал в сотовом. Ему интересно, кто, а главное — зачем, соорудил это чудо.

— Вот и я.

Майя открыла дверь машины и бросила на пол увесистый рюкзачок. Она успела переодеться — на ней другие джинсы, темные, и темная же куртка-ветровка. Никаких блесток, ничего яркого. Ее темные волосы собраны в пучок, но челка по-прежнему скрывает половину лица.

— Едем. — Матвеев завел двигатель. — Майя, вы меня очень выручили, не знаю даже, как вас благодарить!

— Не стоит благодарности, все мы люди. Бывают ситуации, вроде вашей — ничего смертельного, а решения нет.

— Да, именно! Смешно на первый взгляд, но моя сестра заказала этот торт, очень беспокоилась, а я…

— У вас праздник сегодня?

— Да. — Матвеев улыбнулся, и Майя снова подумала, что его улыбка очень искренняя и мальчишеская. — Моим крестникам исполнился год. Это дети моего лучшего друга и лучшей подруги моей сестры Ники. Кстати, вы, возможно, знаете их обеих, арт-кафе «Маленький Париж» им принадлежит. Вы там бывали?

— Не была, но знаю, где это, видела. Так вот почему Эйфелева башня! А котенок… На таких тортах обычно аиста изображают, малышей…

— Это Ника, она большая выдумщица. Ее муж — директор стекольного завода в Красном Маяке, кстати, в супермаркете, где вы работаете, есть целая полка с изделиями этого завода. Чашки, вазочки и прочая стеклянная дребедень.

— Да, знаю. Красивые вещи там делают. У меня есть набор чашек со стрекозами и рыбками, с чайничком. Все время боюсь разбить — так нравятся.

— Это Ника делает эскизы для их дизайнерского отдела. — Матвеев осторожно объезжает изрядную яму на дороге. — Черт бы побрал эти ухабы… Ну, вот — ее подруга и компаньонка Валерия вышла замуж за моего друга и компаньона Сашку и год назад подарила ему двойню — мальчика и девочку. А мы с Никой стали их крестными родителями. Сегодня празднуем.

— Это тот поселок Озерное, что строится вокруг озера Синий Камень?

— Да. — Матвеев довольно улыбнулся. — Наша фирма выиграла конкурс на застройку, ну и, естественно, сапожник может ходить без сапог, но архитектор не может без собственного дома. Мы с Панфиловым тоже прикупили себе участки, и я сам проектировал наши дома. Но мой пока строится, а Сашка торопился — семейство увеличилось, детей стало втрое больше прежнего, и жить в городской квартире — хоть здесь, хоть в Питере — никак, дети должны расти на свободе и на свежем воздухе, но не в деревню же ехать. Вот где-то так. А вы чем занимаетесь, Майя?

— А допустить, что я просто работник супермаркета, вы не можете?

— Отчего же. — Матвеев снова улыбнулся, глядя на нее в зеркало заднего вида. — Вы там подрабатываете, очевидно. Но вряд ли это основное место вашей работы.

— Нет, конечно. Но я многим занимаюсь и просто теряюсь, что вам ответить.

— Что ж, когда решите, какое ваше главное занятие, скажете мне. — Матвеев осторожно вошел в поворот. — Как наш бесценный груз?

— Ничего, все нормально.

— Не знаю, что бы я без вас делал. Меня подобные проблемы повергают в беспредельное уныние, я совершенно не способен конструктивно их решить.

— Это бывает с мужчинами, не стоит так переживать.

— Да понимаете, смешно же, черт подери! Взрослый мужик, проектирую многоэтажные дома, жилые комплексы и прочее — и совершенно не могу решить, что же делать с этой трехэтажной конструкцией.

— Эту конструкцию нужно перевозить вдвоем. — Майю веселит досада Матвеева. — Один человек ее не перевезет никак. Это же очевидно.

— Похоже, вы правы. И мне повезло, что вы согласились помочь.

Матвеев осторожно повернул и выехал на новую, очень хорошую дорогу.

— Ну, все, конец моим страданиям, сразу наступила хорошая погода!

Майя невольно улыбается. Ее попутчик ничего не делает, чтобы рассмешить ее — а она улыбается, потому что он просто большой ребенок, немного нескладный, слегка растерянный и очень надежный. Она вздыхает. Такой мужчина не может быть один, а даже если он один, она и думать не должна ни о чем, потому что… Потому что нельзя.

— Приехали.

Машина въезжает в открытые ворота — кованые, закрепленные между двумя столбами, сложенными из гранитных плит — Майя отлично знает, сколько стоит подобное великолепие, и снова мысленно одергивает себя — все, проехали, забыли.

Особняк потряс Майю не своими размерами — не так уж он и велик. Два этажа и мансарда под двускатной крышей. Но этот дом единственный в своем роде, это Майя поняла сразу. И башенки, и большие окна, и терраса, и балкон второго этажа, снизу его подпирают колонны. Прочный, основательный — и вместе с тем легкий дом. И очень уютный.

— Это вы проектировали?!

Матвеев с улыбкой смотрит на Майю. Сейчас он рассмотрел ее лицо — большие зеленые глаза в пушистых ресницах, темные блестящие волосы, собранные в узел, длинная шея.

«Ей лет тридцать, может, чуть больше… хотя на первый взгляд кажется, что меньше. — Матвеев удивленно рассматривает Майю. — Необычное лицо, очень завершенное и запоминающееся. Зачем она его прячет?»

— Дом? — Он довольно улыбается. — Да, я проектировал, а строили другие. И до сих пор строят, на третьем этаже, то есть в мансарде, полным ходом идут отделочные работы, до холодов должны закончить. Через пару недель привезут деревья, мы заказали большие, чтоб они уже летом давали тень.

— Это… красиво и очень необычно. Просто восхитительно!

— Спасибо. — Матвеев и раньше много раз слышал похвалы, но отчего-то Майины удивленно распахнутые глаза радуют его невероятно. — Я хотел, чтобы это был дом, в который хочется вернуться.

— Но в итоге вы сделали дом, из которого не хочется уезжать.

Матвеев понял, что должен что-то сказать, но не знал, что именно. Эта женщина совершенно сбивает его с толку.

— Ой, ну наконец!

Майя и Матвеев повернулись на голос, и она стала рассматривать высокую женщину, одетую в синие короткие брючки и красную блузку. Милое улыбчивое лицо, длинные светлые волосы, небрежно забранные в хвост, тонкие лодыжки и тонкие запястья. Она отметила, насколько ее новый знакомый и эта женщина похожи друг на друга. Оба высокие, светловолосые, синеглазые, доверчиво улыбчивые.

— Ника, тут торт этот… куда его теперь?

— Макс, что значит — куда? В холодильник. Сможешь отнести, или я прикачу коляску близнецов, и мы его в ней перевезем?

— Тащи коляску, не хватало его на пороге уронить.

— Ты меня с девушкой познакомишь или дальше будешь столбом стоять?

— Да… — Матвеев смущенно закашлялся. — Ника, познакомься, это Майя. Она согласилась мне помочь привезти торт, иначе бы я не довез. Майя, это моя сестра Ника.

— Рада вам, спасибо, что помогли. Я-то думала, ты с Димкой будешь… — Ника улыбнулась Майе. — Димка — это его сын. А оказалось, что Димка только часам к шести приедет вместе с Пашей и Мареком. И я все думала — как же Макс его довезет… да, надо в коляску его… Мама!

Ее голос, звонкий и абсолютно девчоночий, слышно, наверное, на обоих полюсах, не только в доме.

— Что, Никуша?

Из дальнего окна выглянула женщина. Еще не старая, очень красивая, волосы повязаны косынкой.

— Привези нам коляску малышовую. Макс торт привез, а он здоровенный, тащить страшно, уроним.

— Здравствуй, Максим. — Женщина улыбнулась. — Никуша, я не могу, у меня как раз мусака допекается. Не дай бог, пригорит.

Чертыхнувшись, Ника исчезла в доме. Матвеев с улыбкой посмотрел ей вслед.

— Вы с сестрой очень похожи. — Майя огляделась вокруг. — Здесь будет красиво, когда стройка закончится.

— Да, участок отличный. Разобьют клумбы, посадят деревья, качели соорудим, песочницу и все, что полагается. Да, будет красиво.

В дверях показалась Ника с большой детской коляской, рассчитанной на близнецов.

— Как теперь его вытащить, чтоб не наклонить… — Майя прикидывает, как достать коробку из салона, и по всему выходит, что одному человеку никак. — Максим, вы с той стороны встаньте, я подвину вам коробку, а вы возьмете и сразу в коляску. Ника, вам надо с другой стороны с коляской встать, Максиму так будет удобней.

— Ты права, Майечка, вот умница какая, а я стою дура дурой и сокрушаюсь, что никак мы его не вытащим, чтоб не уронить, а ты уже все придумала!

Они возятся с проклятой коробкой, боясь сделать лишнее движение, и наконец торт возвышается в коляске.

— Три ступеньки… — Ника сердито фыркает. — Надеюсь, этот торт стоит наших усилий.

— Надо коляску поднять. — Майя здесь в своей стихии. — Ника, мы держим торт, а Максим поднимает коляску.

Когда торт оказался в холодильнике, все трое облегченно вздохнули.

— Вот, матьегорастак, сколько с ним возни! Ну, к столу его повезу уже не я. — Ника пригладила растрепавшиеся волосы. — Идемте, медведя покажу.

Она именно так и сказала — идемте, и Майя поняла, что ее тоже приглашают посмотреть медведя. По-хорошему, ей нужно распрощаться с новыми знакомыми и вернуться в город, но как-то так получается, что она покорно идет за Никой в большую гостиную, где посреди комнаты в окружении коробок с подарками восседает огромный желтый медведь с добродушной мордахой и клетчатым бантом на шее. Топтыгин ростом метра полтора, и Майя представляет, какой он мягкий и как будут возиться с ним малыши.

— Ну, как? — Ника с видом победительницы смотрит на них. — Суперский медведь?

— Грандиозно. — Матвеев с любовью смотрит на сестру. — А Лерка что сказала?

— Она не видела еще, в этом же весь смысл — это сюрприз. Она с малышней провела целый день, скоро приедет парикмахер, мама посидит с детьми, а мастер причешет нас, маникюр соорудит. В общем, будем чистить перышки. Еду уже доставили, но мамина мусака — ее шедевр, этого никто, кроме нее, не сделает.

Дверь открылась, вошла невысокая худенькая старушка. Приветливое лицо, улыбчивые светлые глаза — Майя чувствует тепло, волнами исходящее от вошедшей.

— Сынок, а я уже волноваться начала. Звоню Диме, а он говорит, что ты утром еще уехал, а тебе боюсь позвонить — вдруг ты за рулем…

— Да с тортом завозился, мам.

Матвеев прижал к себе женщину и чмокнул ее в макушку.

— Вот, познакомься, это Майя, если б не она, я не знаю, как бы доставил торт.

Старушка повернулась к Майе, ее приветливая улыбка обозначила ямочки на щеках.

— Вот уж не знаешь, где найдешь, где потеряешь. — Она протянула Майе ладонь с ухоженными ногтями. — Я Лидия Матвеевна, мама Максима.

Майя озадаченно пожала протянутую руку. Если та женщина в окне мать Ники, а эта — мать Максима, то получается, они не родные брат и сестра? Кузены? Но похожи, как две капли воды.

— Майя, ты не поверишь. У нас у каждого — свои родители, но мы все-таки родные брат и сестра. — Матвеев прекрасно понял смятение гостьи. — Идем, выпьем чаю с плюшками.

— Но…

— А потом я отвезу тебя, как обещал, куда скажешь, но если я сейчас не съем чего-нибудь, то по дороге умру от голода и жажды. Мам, там котлеток нет случайно?

— Вот разве что чисто случайно их там целая миска. И пюре есть. Идемте, дети, надо пообедать.

Майю ведут в столовую, усаживают за стол — она совершенно растерялась, а с ней разговаривают так, словно она здесь своя, словно она желанная гостья и ее присутствие в доме — нечто само собой разумеющееся. И обращение на «ты» после возни с тортом кажется совершенно естественным.

— Кушайте котлетки, дети. — Лидия Матвеевна гладит сына по голове, Майя отводит глаза. — Максим, угощай гостью.

— Мам…

— Спасибо, очень вкусно. — Майя только сейчас вспомнила, что не успела пообедать. — Котлеты восхитительные.

— Есть секрет хороших котлет, вам я расскажу. — Лидия Матвеевна лукаво подмигнула. — Когда фарш готов, нужно его отбить.

— Отбить?!

— Да. Набираете полные горсти и бросаете в миску. Чем дольше отбиваете, тем лучше котлеты. Лук трете на терке и добавляете вместе с яйцами, а чеснок, конечно же, не давите, а очень мелко режете и добавляете в фарш перед самой жаркой. Вот и весь секрет.

— Спасибо, я попробую.

Майя не знает, что говорить. Одно дело — просто здороваться с людьми и беседовать о погоде, другое — попасть в такой вот дом, где готовятся к празднику, где все друг друга любят, где непонятно, кто кому кем приходится, а в гостиной сидит огромный медведь, которого не видела хозяйка дома. И самой хозяйки пока не видно, а дух праздника витает в воздухе.

— Макс, надо шары надуть. — Ника разливает в чашки чай. — Потом, когда все соберутся, недосуг будет.

— Дети приедут и надуют, мне Майю надо отвезти.

— А разве она не останется с нами?! — Ника недоуменно смотрит на них своими синими глазами. — Майя!

— Мне и правда пора. Рада была познакомиться.

— Это никуда не годится! У нас тут торт, и… — Ника вдруг наклонилась, резко нырнув под стол. — Ну, конечно, как же я о тебе позабыла!

В руках у нее оказался крупный молодой кот, рыжий, очень откормленный, с нахальной хищной мордой, на которой топорщились роскошные усы.

— Уже примерился прыгнуть на стол. — Ника неожиданно целует кота между ушами. — Ууу, знатная зверюга! Но на стол прыгать нельзя, видишь, мы обедаем.

Майе становится ясно, что в другое время кот гуляет по столу, сколько хочет. Она заинтересованно смотрит на него, а он индифферентно повис у Ники на руках, только взгляд его зеленых глаз все такой же хищный и целеустремленный.

— Лерка просила не кормить его, он растолстел.

— Лерка ни хрена не понимает в котах. — Ника возмущенно фыркнула. — Если они с Панфиловым тощие, это их право, но морить голодом рыжего — это злостное котохульство и преступная халатность. Иди, малыш, я покормлю тебя. Отощал, изголодался, бедняжка, заморили голодом мальчика, волки.

Воркуя над котом, Ника опускает его на пол, и он, видимо, отлично зная, что это значит, бежит за ней.

— Ника, фарша ему не давай! — Матвеев тоже хорошо знает, что означает альянс с котом.

Ника возмущенно смотрит на него, повернувшись в дверях.

— Значит, тебе котлеток надо, а несчастному, умирающему от голода коту — шиш? Не ожидала я от тебя, Максим, такой бегемотской черствости. Три наряда вне очереди. Моешь посуду и вытираешь стол. Идем, мое золотко, идем, моя ласточка клыкастенькая, мое солнышко усатое, идем кушать.

Кот с победным мявом бежит за Никой, а Майя не может сдержать смех:

— Солнышко усатое! Это надо же такое придумать!

— Да, она такая у меня. Просто большое дитя. — Матвеев тоже хохочет. — Ты бы видела ее собственного кота! Она раскормила его невероятно, из крохотного заморыша выросла огромная и наглая до ужаса скотина, и Ника ему все на свете позволяет. Правда, к его чести, надо сказать, он очень культурный кот. Зовут его Буч, такой же, как этот — здоровенный, холеный и нахальный, только серой масти, дымчатый, в полоску. Веревки из нее вьет.

— Кошки — милые создания.

— Кто бы спорил. — Матвеев положил себе в тарелку добавки. — С детства люблю котлеты. Мама мне их в школу давала, так я почти все съедал сразу. Оставалась одна, и уж ее я ел с двумя кусками хлеба.

— Мама… — Майя осторожно смотрит на Максима. — Ты говорил, вы с Никой родные брат и сестра, а мамы у вас разные. Общий отец?

— Нет. — Матвеев задумчиво смотрит на нее. — И мать, и отец у нас общие. Просто они погибли, когда мы с Никушей были совсем маленькими, и так случилось, что нас разлучили. Мы почти не помнили друг друга, пока два года назад случай не свел нас снова, и тогда же выяснилось наше родство. Хоть я и не верю в такие случайности.

— Наверное, ты прав. Иногда что-то ведет нас по жизни, и события, кажущиеся случайными, определяют в дальнейшем твою судьбу.

Как сегодняшняя неразбериха с тортом, подумалось вдруг им обоим, и они, будто по команде, уставились в свои тарелки.

В столовую снова вошла Лидия Матвеевна, в руках у нее блюдо с выпечкой.

— Саша приехал, плюшек вот привез.

— А отец с ним приехал?

— Да, они вместе. — Лидия Матвеевна гладит плечо сына. — Кушай, Максимка, вид у тебя усталый.

— Работы невпроворот, мам. Проект трудный.

— Ну, потом-то отдыхать поедешь?

— Может, и поеду. Майя, ты ешь пирожные, а то сейчас налетят голодающие, ничего тебе не достанется. Потом поедем, не переживай.

— Нормально, я успеваю.

— Вот и хорошо.

— Что хорошо?

Стройная женщина с копной кудрявых рыжих волос вошла в столовую, и видно, что она чем-то расстроена.

— Привет, Лер. Что случилось, с чего шторм?

— Привет, Макс. Ничего хорошего. Эта курица, которую я наняла как парикмахера и прочая, прочая, прочая, — заболела. А позвонила она пять минут назад, и я уже не успеваю найти никого другого, и снова буду как Гаврош-переросток. Мне маникюр нужен и педикюр тоже, я с детьми никуда не могу вырваться, и даже если мастера домой пригласить, они ничего не дадут сделать. В кои-то веки полон дом нянек — и на тебе!

Она плюхнулась на табурет с расстроенным видом. Веснушки на ее лице делают Леру похожей на ирландку, и вся она, худая, стремительная и раздосадованная, очень нравится Майе. Может, потому, что ей вообще нравится этот суматошный дом, полный приветливых людей? Майя отпивает чаю и ставит чашку на стол. Нужно уезжать.

— Ну, вот посмотри, заусенцы!

Рыжая пытается отгрызть заусенец и снова расстраивается.

— Да ладно, Лерка, чего ты.

— Макс, ты не понимаешь. Ну, хотелось мне привести себя в порядок. Я ведь люблю следить за собой, люблю салоны, процедуры всякие… понимаю, что дети маленькие, но я, черт подери, расстроена.

— Может, я смогу вам помочь?

Рыжая, кажется, только сейчас заметила Майю.

— Как?

— У меня в машине рюкзак, там инструменты… для маникюра и всего прочего. Я курсы косметолога окончила и парикмахерские тоже через две недели заканчиваю. Я могла бы…

— Да? Правда?!

Рыжая даже засияла от неожиданно открывшейся перспективы.

— Лер, это Майя, моя знакомая. Она меня сегодня очень выручила с тортом.

— Она, похоже, сегодня исполняет роль ангела.

Майя смущенно улыбнулась и посмотрела на Матвеева.

— Там, в машине, рюкзак…

— Я принесу. — Макс отставил чашку. — Майя, Валерия права. Сегодня ты выступаешь в роли ангела.

Майя мысленно улыбнулась. Она не привыкла так близко общаться с людьми, но в этом доме, похоже, по-другому никак, и ее терзания никого не смущают просто потому, что никто их не замечает.

А еще есть Максим. Майя ловит себя на мысли, что не хочет уходить отсюда. Эти приветливые люди, тепло их улыбок, любовь, с которой они относятся друг к другу, не стесняясь проявлять ее, — все это непривычно. Словно она попала в сказку, которую долго придумывала для себя — но только это чужая сказка, и она в ней чужая.

А так хочется стать своей. Хоть где-нибудь.