(Не) психопатка

Алла Ковалевская, 2023

Неудовлетворенность своей деятельностью и безуспешное стремление улучшить свою жизнь приводят студентку магистратуры к нервному истощению, из-за которого ее направляют в психиатрическую больницу. Самовосприятие резко меняется, жизнь без таблеток не представляется возможной, но поддержки не оказывается даже дома. Она решает оградить всех от такой неуравновешенной психопатки, какой останется до конца дней. Но неожиданно ей удается трудоустроиться в отдел продаж компании по производству люстр. Уверенная каждый день, что ее обязательно уволят и что пытаться строить свою жизнь дальше все более бессмысленная затея, она попадает в сложные и комичные ситуации, где окружающие нуждаются в проявлении с ее стороны ответственности и поиске нестандартных решений. Чем больше пройдено, тем меньше остается фактов, подтверждающих, что дело действительно в диагнозе. Смогут ли вернуть ее доверие к самой себе необычные знакомства, спонтанные путешествия и с виду никому не нужная работа?

Глава 2

Новый год я встретила тоже со слезами на глазах. Они просто не просыхали: малейший диссонанс, разногласие и конфликт заставляли меня плакать. Я засыпала в четыре утра и уговаривала себя подниматься хотя бы в одиннадцать, чтобы успеть на очередную консультацию в университет. Но получалось лишь в одном случае из пяти. Сессия. А я едва ли готова к трети экзаменов или зачетов. Два месяца я не надевала каблуки, не красилась и никак не следила за собой. Во-первых, потому что на мое раскрасневшееся, опухшее и не проходящее от отеков лицо не ложилась никакая косметика. Во-вторых, мне стало совершенно безразлично, как я выгляжу. С праздником я поздравила где-то трех человек (и то, тех, кто мне написал первым), все выходные я спала до вечера, а ночью с безразличием смотрела какой-нибудь сериал. Я даже не ездила к семье на дачу, в таком состоянии это было бы для всех большой ошибкой. Я прогулялась по улице, накатило немного праздничное настроение, но, когда я зашла домой, все вернулось на круги своя. В этом году первое января оказалось для меня только следующим днем, в который не изменится ничего само, примерно как и в понедельник, в который ты обещаешь себе начать жить по-другому. Но жизнь не станет проще, проблемы по волшебству не решатся, а твоя усталость не обнулится вместе с пробитой полночью нового года.

В конце концов, я дошла до психологической помощи в студенческую поликлинику, куда записалась еще три недели назад. Встреча с психологами прошла неоднозначно. Я почувствовала и облегчение, но и появилось больше вопросов. Я не знала, зачем к ним иду, поэтому из кабинета я вышла без чувства удовлетворения. За час я вылила три литра слез, выплакала все их салфетки, успев всего рассказав о том, что произошло со мной за год. Далее последовал визит к неврологу в связи с тем, что у меня разболелась спина и я не могла встать с кровати. Я так и не поняла, в почках заключалась моя проблема или в пояснице, однако мне прописали больнейшие уколы и дали кипу направлений на анализы, рентгены и ЭКГ. Я подумала, что, если разберусь хотя бы с физическими недомоганиями, мне станет проще и морально. Но не тут-то было.

Вика приняла решение, что никуда переезжать не будет. Ее мягкий отказ с объяснениями я восприняла в штыки и сильно расстроилась, а мысль о том, что я должна учиться дальше там, где я не хочу, и получать стипендию за то, что я делать больше не хочу, окончательно добила мою психику на фоне происходящего. Само отдаление подруги после того, как мы забросили идею о ее переезде, сделало меня еще более нервозной и недоверчивой, когда я и так не понимала, что со мной творится.

Во второй декаде января появлялись уже более светлые мысли, и я боюсь представить, как много нужно было над своей жизнью думать, чтобы выйти к чему-то хорошему. Я увлеклась психологией, листала в интернете статьи, искала вдохновляющую и новую информацию, пыталась вытащить себя из депрессии (это же она?) сама. Мой круг общения к тому времени заметно оскудел, но в нем оставались люди, за помощью к которым мне пришло в голову обратиться.

С Агнессой Ефимовой мы проучились четыре года на бакалавриате, после чего моя одногруппница ушла в магистратуру института психоанализа на направление, о котором мечтала еще несколько лет назад. Она все-таки решилась на это, и сейчас, пока я дальше тянула инженерное дело с горем пополам, она осваивала профессию психоаналитика. Я пригласила ее в кафе, чтобы обсудить с ней насущные для меня тогда вопросы, в которых, мне казалось, только она, как человек, сумевший поменять свою жизнь, даст мне точный ориентир. Несмотря на слабость и апатию, мне хотелось хоть за что-то ухватиться и разобраться.

В отличие от меня Агнесса была более уверенной в себе девушкой. Хотелось бы мне раскрыть секрет таких людей. По всем ее действиям, размышлениям и поведению можно было сказать, что она состоявшаяся личность, до которой мне расти и расти. Она как будто четко знала, что хорошо, а что плохо; что надо делать, а что нет; что говорить, а что не стоит. Ей не были свойственны поверхностные суждения, хотя иногда она могла выслушивать мои глубокие высказывания и расхохотаться в голос то ли от моей ироничной манеры формулировать мысли, то ли оттого, что моментами я выглядела дурочкой не от сего мира. Эта девушка умела как хорошо держаться в любой ситуации, так и элегантно одеваться. Многие отмечали ее неповторимый стиль. Увидев ее тогда, я поняла, что смена вуза и профессии, несомненно, пошли ей на пользу: выглядела она еще лучше. Чего нельзя было сказать обо мне: как обычно не по размеру пиджак, брюки трехлетней давности, промокшая обувь, так как одеваться по погоде не мой конек совершенно, и мятая рубашка, потому что под пиджаком и так сойдет. А дополняли мой образ неудачницы опухшие веки, красные глаза и отеки под ними.

Встреча в самом деле напоминала первый сеанс у психотерапевта или психолога. Больше говорила я. От Агнессы я узнала, что ей нравится учиться, она словно расцвела краше, ей не хватало свободы мышления, которой не было в техническом вузе. Я же, хоть и сохраняла присущий мне в любой ситуации оптимизм, довольно угнетала обстановку. Мы поговорили о Виктории, как о моей лучшей подруге, о потере интереса к общественной деятельности в универе и о том, что… Это образование мне все-таки не нужно. Я не понимала, отрицаю ли я причастность к любой деятельности в жизни вообще или это лишь мои капризы. Я мечтала выйти из зоны комфорта и не гробить себя тем, что мне неинтересно, занимая время тем, чему я не посвящу себя, ведь я могла бы либо заработать деньги на второе высшее, либо поступить заново в магистратуру летом на другое направление. Я была готова это сделать после бакалавриата, но не сделала. Теперь получила результат и хотела бы попытаться снова, но по-настоящему. Вот только как? Меньше всего хочется краснеть перед новым деканатом, который меня ни во что не ставит, хотя мной была проделана большая работа за четыре года до того, как появился этот деканат, а сейчас из-за своих нервов я практически ничего не могу. Ваньков (наш новый заместитель декана по работе со старшими курсами) будет отчитывать меня как первокурсницу, если я попаду в приказ на отчисление. В конце января я хочу забрать документы. На этой неделе у меня осталось несколько консультаций по тем предметам, где мне есть что сдать. Я сдам. Но я хочу уйти. Решение как никогда серьезное, потому что я понимаю: с переходом во второй семестр, весной и летом все будет так же. Я больше не выдержу. И я уверена, что может быть по-другому. Мне бы не мешало неделю высыпаться часов по двенадцать, забыв про универ, потому что я ужасно истощена и устала.

Агнесса выслушивала, удовлетворительно кивая, но почти не отвечала на мои пылкие речи о том, как меня достало все вокруг. Вероятно, помогать мне она ни в чем не собиралась, а я выглядела посмешищем, не способным элементарно без чьей-либо поддержки бросить все, когда мне так сильно этого хотелось.

Закончилось и мое богатство. В январе мне не пришла стипендия, и я не знала, по какой причине, а планов на эти деньги была уйма. Я даже хотела сделать подарок к маминому дню рождения. Но возникла новая проблема: кажется, теперь вместо нервов у меня что-то случилось с почками, и вместо закрытия долгов, которыми я все же занялась, я лежала дома и не могла прийти на назначенные врачом уколы, не говоря уже об одном студенческом бале, куда я давно собиралась. До одной из замдекана, с которой я работала в деканате оптического факультета, Надежды Игоревны, дошли слухи, что я болею. Она написала мне письмо, подбодрив, что, если я не успею сдать сессию или выступить на конференции (ах, точно, научная конференция, черт бы ее побрал), это не беда, ведь у меня уважительная причина.

На смену психологам появился психотерапевт, Наталья Андреевна. Чтобы выбить направление в психоневрологический диспансер, мне тоже пришлось хорошо постараться, потому что просто так его не дают. Я просмотрела всевозможные варианты психопомощи, которые могла себе тогда позволить, то есть теперь лишь бесплатные. Терапевт очень долго отговаривал меня, предостерегая: мне придется пить сильнейшие таблетки, когда дело может быть совсем не в них, однако я настояла. Настолько, насколько получалось в тот период: я плакала и просила меня отпустить, дав направление. Мой сон не улучшался, нервозность без повода не оставляла меня. С Натальей Андреевной мы обсуждали тоже Вику. Как-то свет на ней сошелся, это была как будто моя главная проблема, хотя меня их окружало множество. Между тем я искала работу и от отчаяния думала вернуться в отдел аккредитации и лицензирования в университете, откуда я уволилась два года назад из-за того, что мне стало скучно и я хотела развиваться. В своем воображении, несмотря на грядущее вроде как отчисление, я рисовала дальнейшую жизнь снова в этом образовательном учреждении и думала, что мне пора успокоиться, «пустить корни» и наслаждаться стабильностью, ведь все не так уж плохо. Я бы могла так же дальше работать со студентами кафедры, продолжать кураторство. А кабинет в главном корпусе в центре города никогда бы не помешал.

Дни тянулись невыносимо медленно, каждый из них было все тяжелее и тяжелее переносить. Я начала вести «записки для психотерапевта», потому что я перестала запоминать, как проходят мои дни. Спросите меня, чем я занималась вчера или — еще хуже — пару дней назад, как я тут же выпадала из реальности, пытаясь сориентироваться и выдать ответ. Сон становился короче, почти весь день я была не в состоянии встать, голоса родителей из соседней комнаты вызывали раздражение, и я постоянно ждала момента, когда все утихомирится, я смогу выйти или сесть за дела, вернее — попытаться это сделать. Меня настигло чувство ненависти к себе за мою слабохарактерность, отсутствие силы воли и энергии на то, чтобы взять все в свои руки и исправить. Я погрузилась на самое дно депрессии, я захлебывалась и уже не пыталась выплыть. Каждый день меня преследовала мысль, что это не пройдет. Моя жизнь лучше не станет, я навсегда останусь такой: без понимания, что мне нужно, без работы, без близких людей рядом (потому что, кажется, никто никогда не был мне так близок). Никто не мог мне показать, что жизнь может быть другой. А может, это и есть взросление? Наталья Андреевна прописала мне какие-то таблетки, эффекта от которых я не получила. Мы обсуждали с ней вещи, не являвшиеся моей проблемой: я сама не понимала, в чем она была. Теперь я просыпалась с мыслью о том, что я не хочу жить.

К середине марта у меня без видимых на то причин скакала температура, вместо занятий и визита к психотерапевту я грозила Виктории, все еще близкому для меня человеку, вычитывавшему мои истерики и ночные письма самоанализа, что я напьюсь (несмотря на то, что я не употребляла алкоголь). Я сделала последнюю попытку прийти ко врачу, приведя свои «записки», которые я вела около месяца, в порядок. Практически в истерике я призналась, что больше не в состоянии учиться, искать работу и элементарно жить: мне нужно лечение. Психотерапевт предложила два варианта: посещать ежедневно стационар без отрыва от своей деятельности либо лечь в больницу. Для оформления академического отпуска выгоднее было выбирать второе, более того — я совсем не представляла, как в моем самочувствии даже находиться дома. На этот раз я ушла от Натальи Андреевны с направлением на врачебную комиссию в клинику неврозов с предварительным диагнозом: декомпенсация неврастении. Не сразу я узнала, что больница — психиатрическая.