Соты

Алена Подливаева, 2008

В самом сердце мегаполиса, в небольшой архитектурной студии, Афеда чувствует, как её жизнь становится однообразной и предсказуемой. Но всё меняется в одно мгновение, когда таинственное событие переносит её в загадочный мир грез, населенный душами, завершившими свою земную жизнь. Здесь каждый человек стоит у порога вечности, создавая свой уникальный рай на страницах книги, исписанной собственной судьбой. Для Афеды начинается захватывающее приключение, где границы реальности стираются, а мечты становятся явью.

Глава 3

Да-да, конечно, вы можете писать настолько радужно, насколько сами того хотите… Правда, я бы не желал вечной жизни в сахарнице или банке варенья.

Заметки Жизнеписателя

Прости мне, жизнь, тоску и счастье,

Переступившие порог

Из сожалений, бурь и страсти, —

Все, от чего не уберег.

Прости мне дикий смех истерик,

Непонимание людей,

Мой остров и забытый берег

Души, не знавшей вкус потерь.

Прости мне ширму безразличий,

Скрывавшую безумный мир

Из одиночества, двуличий —

Смертей Варфоломея пир.

Простите, люди и Всевышний,

Что так живу — безумством, страстью,

За странность, что кажусь вам лишней,

За незаслуженное счастье.

Обхватив плечи руками и стараясь не трястись от холода, я настороженно огляделась. Уже знакомый туманный зал, за высокими окнами пушистые снежные хлопья носятся в причудливых водоворотах. Переминаясь с ноги на ногу, я дожидалась мальчугана, о котором вспомнила сразу же.

— Неужели снова сплю? — я засмотрелась на снежинки, кружившие в бешеном урагане, который, казалось, все больше набирал силы.

Мальчишка возник передо мной, словно отделившись от ткани тумана.

— Ну, это уже как сама пожелаешь. Может, и спишь, — он весело подмигнул и уселся на столе, задорно болтая босыми пятками. — Как считаешь, скоро исправишь то, что натворила, или на это потребуются годы? — после этих слов он с интересом уставился за стекло, заворожено любуясь клубами белого снега. Мы молчали, а я все ждала, что он добавит хоть что-то, что помогло бы ответить на вопрос.

— Нравится снег?

— Да, мне он нравится, — подумав, ответила я. — Даже очень. Вот только холодно, — зубы уже выстукивали явную дробь, и говорить спокойно становилось тяжелее.

Мальчуган повернул ко мне голову и медленно произнес:

— А знаешь, так даже интереснее. Я сделаю тебе подарок: ты сама обо всем догадаешься. Да! Так будет определенно веселее! — и снова его настроение сменилось, будто он сбросил маску. Лицо озарила радостная улыбка: — Я дарю тебе это! Ведь когда все не по написанному, это так забавляет! Запомни: я на твоей стороне. Давай, давай! — уже крикнул он, будто теленку, выбившемуся из стада, сопроводив крики взмахами рук. — Тебе пора, снег не любит ждать — он тает!

Я почувствовала дрожь под ногами и сильный толчок. Будто неведомая гигантская рука взвилась вверх и разбила стекло, загораживавшее нас от бури. Гонимые порывом стихии, на нас обрушились тонны снега, ветров и стужи, закружив все вокруг в безумном хороводе. Вой наполнил зал и отгородил от мальчишки. Стол исчез, а глаза залепило белым месивом.

Открыв глаза, я обнаружила себя в позе эмбриона, трясущуюся и дрожащую, окруженную все теми же деревьями. В шаге от места «посадки» был тот же ручей. Вот только ветви были в снегу, вода подо льдом, а я в сугробе.

***

Снег и стужа, промозглый ветер,

Мрачный лес, волшебство и скука.

Я завидую угольной завистью тем,

Кому в жизнь не страшна разлука.

Безразличие, сны и сказки

Я узнала, так тоже бывает, —

Вместе с кожей вживаемся в маски,

Сквозь ладони судьба уплывает…

Вопя в голос, я мучительно медленно выбиралась из снежного кокона, чертыхаясь при этом, как не выспавшийся сапожник. Стопы адски жгло, тонкие туфли, как и подаренная недавно одежда, не были рассчитаны на морозы. Подумать только: всего несколько минут назад я имела неосторожность задаться вопросом, что может быть хуже, чем блуждать по безлюдному лесу. Ответ не заставил себя долго ждать. У меня оставалось два варианта: больше вообще не вставать и навсегда уснуть в сугробе, или собрать остатки сил и попытаться пройти вдоль ручья столько, сколько получится. Я выбрала попытку выжить.

Боевой дух подпитывался жалостью к себе и злостью на неизвестного обидчика. Кому вообще могло показаться забавным учинить со мной такую шутку?! Пальцы рук и ног совсем онемели, нос уже не различал запахи, а в ушах стоял гул. Я начала вести подсчет шагам, параллельно делая в голове ставки, когда же все-таки упаду. Сто сорок восемь, сто сорок девять… Тут я более отчетливо услышала то, что поначалу приняла за бред переутомления: ко мне действительно что-то приближалось, и это «что-то» лаяло десятками псиных голосов.

За деревьями показался первый сгусток черноты, который начал стремительно разрастаться и разделяться на отдельных существ. Ближайшее из них оказалось собакой исполинских размеров, настроенной явно недружелюбно. Оскал второй псины намекал, что необходимо лезть на дерево. Но до спасительных веток требовалось добежать, а я уже около сорока шагов не ощущала ни рук, ни ног. Недавняя перспектива уснуть в снегу казалась теперь куда приятнее, чем быть заживо растерзанной на тысячи мелких кусочков.

Шум, гул и лай слились в единый противный звук. Свора разъяренных собак окружила меня плотным кольцом. Удивляясь, что ни одна из них еще не набросилась, я в ужасе остановилась. Кажется, тело еще не настолько замерзло, чтобы не почувствовать боль рваных ран. А жаль!

Время перестало течь в привычном режиме. Непроизвольно дернувшееся плечо запустило невидимый механизм животных рефлексов. Следующее мгновение растянулось в мутном желе. Ближайший из волкодавов ощерился, гулко зарычал и приготовился к прыжку. Вскинув руки, я попыталась закрыться, но собака уже сбила меня с ног.

— Стоять! — голос резанул уши, заставив вспомнить, что в мире есть не только животные, но и люди. Я ощутила тяжелое звериное дыхание возле шеи, услышала недовольный скулеж и судорожно сглотнула: обошлось.

Человек, которому принадлежал голос, разогнал стаю и подошел ближе. Я увидела кусок капюшона. Потом появился край лука. Деревянного, висящего за спиной. Когда он подал мне руку, чтобы подняться, я разглядела лицо спасителя. Само собой, оно выражало жуткое недоумение, но запомнилось не этим. Бывают лица — словно прожившие сотни лет, но сохранившие память о детстве.

— Да ты совсем не одета! Давай вставай, а то замерзнешь, — проговорил он и замер, видимо, ожидая, что я начну подниматься. Я попробовала, но получилось только поднять голову и опустить ее обратно.

— Да ты уже, сморю, того, — задумчиво промолвил охотник и многозначительно нахмурил брови.

Что я «того», я уже подозревала. Становилось все теплей и теплей, и мысли возникали совсем не радостные. Пробормотав что-то, незнакомец обошел меня по кругу, подхватил под руки и дотащил до стоящей поблизости лошади. Он даже несколько раз безрезультатно пытался посадить меня на нее — я сползала то вправо, то влево, что грозило переломом шеи, и в итоге оказалась перекинутой через седло. Тут же из чересседельных сумок было выужено одеяло, под которым я все равно чувствовала себя окоченевшей ледышкой. Человек понукнул лошадь, и в компании целой своры волкодавов мы поехали через лес.

Легкие, почки и печень — казалось, все внутренности разом слиплись в один мерзкий ноющий комок. Меня подбрасывало и сносило. Раз за разом я пыталась сползти, так как ехать в таком положении не представлялось возможным. На очередном подскоке воздух не дошел до легких, я почувствовала укол где-то в районе груди, и этот безумный мир наконец решил оставить меня в покое.

***

Несколько дней прошли в бреду. То просыпаясь, то проваливаясь в небытие, я изредка открывала глаза и видела каких-то людей. Не исключено, что они мне всего лишь мне грезились. В голове раздавались писклявые девичьи голоса, напевавшие что-то о небе и рыжем солнце. Одновременно казалось, что я заболела и лежу дома, в Москве. Изредка всплывали какие-то события.

На третий или четвертый день здравые мысли постепенно начали возвращаться. Вливая в себя литры лекарственных настоев, я постоянно спала, однако больше не видела мальчишку в белом зале. Видимо, ему стало не до меня. Когда сознание вернулось окончательно, я попыталась поговорить с женщиной, которая навещала меня и приносила еду.

— Послушайте, где я?

— Вы в доме Черговских, и, судя по вашему состоянию, здорово обморозились.

— И давно я тут отдыхаю?

— Не очень. Два дня вы слегка бредили да еще пару дней просто спали. Сейчас вам значительно лучше, так что лежите спокойно. Вам еще отдыхать и отдыхать, — женщина неторопливо вышла.

Белоснежная маленькая комнатка чем-то напоминала больничную палату — чисто убранную, с забавными ромашками на тумбочке у кровати. Я постаралась приподняться на локтях и выглянуть в окно. Никаких цветочков-лепесточков не наблюдалось, напротив, в стекла бились клубы поднявшегося снега. Верхушки деревьев едва доходили до уровня подоконника, а дальше, вплоть до самого горизонта, простирался снежно-мрачный хвойный лес.

Осторожно опустившись обратно, я почувствовала, как голова снова стала тяжелой. Вплоть до позднего вечера я так и пролежала, уставившись в потолок. Когда сумерки застелили комнату и в окне появились первые звезды, стало до тошноты скучно. Уснуть не выходило. Кожа и кости ныли, но при этом лежать без движения становилось все невыносимее. На свой страх и риск я аккуратно открепила пару дощечек, которые зачем-то фиксировали чуть ли не каждый сустав, освободилась от бинтов и рассмотрела просторную домашнюю пижаму, в которой находилась последнее время. Затем села на кровати и постаралась сфокусировать взгляд на двери, вроде как расположившейся напротив. Все плыло и шаталось. В конце-то концов, должна я разведать, куда в очередной раз занесло мое многострадальное тельце?!

В комнате не было ни ламп, ни свечей. Лишь один канделябр стоял на краю стола, но он, видимо, был установлен по эстетическим соображениям.

— Эй, народ! Где все?! Кто-нибудь!

Ползти вдоль стены было жутковато. В коридоре не было окон, и когда я наконец добралась до конца, оказалось, что это лишь один из поворотов. К стене был прикреплен большой, слегка чадящий факел, пламя которого было столь нестабильным, что могло затухнуть при малейшем дуновении, но вариантов не было.

Через пару-тройку поворотов я обнаружила лестницу, покрытую бордовой дорожкой и освещенную чуть ярче, чем остальная часть «дороги». Чем выше я поднималась, тем больше и искреннее раскаивалась в нелепой идее прогуляться по незнакомому зданию ночью, к тому же пребывая в столь плачевном состоянии. Но, наверное, в награду за все коридорные мучения рядом послышалось едва различимое бормотание. Что такое? Поднявшись, я поняла, что не дошла до обитаемого помещения буквально нескольких шагов. Дверь была приоткрыта, до меня доносились тихие разговоры. Просунув в дверь только голову, я негромко кашлянула.

— Стало быть, наша снежная гостья? — послышалось из глубины зала. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, откуда прозвучал голос.

— Она самая, а где вы? — спросила я, еле протискиваясь и удивляясь, какой тяжелой оказалась дубовая дверь.

Просторный зал был завешан темными гардинами, ни один луч света не смог бы пробиться сквозь них. Мягкий зеленый ковер застилал все пространство. Несмотря на темноту и мрачность обстановки, создавалось ощущение уюта и покоя. Казалось, ничто не сможет потревожить тебя в столь тихом месте.

В противоположной части зала красовался огромный камин, завоевавший мои симпатии с первого взгляда. Больше в комнате ничего не было, кроме двух кресел, поставленных напротив огня, и небольшого столика, на котором лежали сложенные стопкой книги.

Языки пламени облизывали сухое дерево, будто стараясь вырваться на волю и поджечь мягкий теплый пол. Свечение варьировалось от солнечно-желтого до кроваво-красного. Создавалось впечатление, будто это не огонь вовсе, а живое существо, которое заключили за медные прутья. Оно ненавидело и любило: то яростно бросалось вперед, то, смирившись, подавалось назад, меняя свой цвет и тихо потрескивая.

— Подойди ближе, посмотри, он живой, — снова донесся знакомый голос. Дернув головой, чтобы прогнать легкое оцепенение, я подошла к одному из незанятых кресел. За высокой спинкой другого сидел человек, которого я тут же вспомнила.

— Не успела вас поблагодарить за то, что вытащили меня из белого ада, — улыбаясь, я медленно приблизилась к сидящему перед огнем. Переодетый в домашние плотные штаны и безразмерную теплую рубашку, новый знакомый казался старше, чем в нашу первую встречу. Задумчивое лицо озаряла отчасти безумная улыбка, в зрачках играли огоньки пламени, отражаясь веселыми красными бликами.

Обернувшись, я обнаружила, что на втором кресле лежит сложенный вчетверо плед. Недолго думая, я закуталась в него с ног до головы и села напротив огня.

— Как тебя зовут?

— Федька, полное имя Афеда.

— Что ж, Федька, рассказывай, как ты очутилась одна в темном лесу, или белом аду, — на последнем слове он повернулся ко мне лицом.

— Это довольно странная история, так как буквально за сутки я успела побывать один раз в лете и два в зиме, — дальше я подробно изложила хозяину необычного дома все перипетии путешествия.

Конечно, я опасалась повторения предыдущей истории, когда люди сошли с ума и решили поиграть в игру «Кто Федьку дальше в лес загонит». Однако внезапно на меня накатила такая волна спокойствия, что я говорила и говорила, украдкой подсматривая за огнем из камина. Когда я умолкла, мужчина подошел к столику и пролистал неприметную, оборванную с нескольких сторон книжку. Словно передумав читать, он вернулся к огню и присел на корточки, вороша угли кованой кочергой.

— Знаешь, я хочу рассказать тебе кое-что. Может, мои догадки будут неправдой, но все же, боюсь, я могу быть единственным, кто подскажет тебе верное направление.

Закутавшись в плед еще глубже, я превратилась в эталон внимания.

— Не хочу на тебя сразу вываливать то, о чем я начал догадываться с момента нашей встречи, так что лучше начнем по порядку. Как думаешь, где ты находишься?

Я хмыкнула и криво улыбнулась:

— Не поверите, до безумия хочется узнать ответ на этот вопрос. Для начала хотя бы часть света — от этого уже можно куда-то плясать.

— Сейчас ты находишься в моих владениях. Этот лес и поместье создавались для проживания в течение долгого периода времени — назовем это так, — мужчина замолчал на минуту, словно подбирая правильное слово. — Как думаешь, верно ли утверждение «каждому свой рай»?

— Может быть. Не проверяла, не знаю, — огонь словно притягивал, и мы разговаривали, не отрываясь от красно-желтых язычков.

— У каждого живущего на земле человека есть собственный идеал, место, обстоятельства. Как бы тебе объяснить… Ты любишь читать?

— Да, конечно! Не могу сказать, что прочитала все, что требуется для получения всестороннего образования, но всякие сказки-романы-детективы «заглотить» не прочь.

— Представь, что тебе выпадет возможность прожить жизнь главного героя одной из тех повестей, которые ты читала. Какую выберешь?

— Даже не знаю. Есть много героинь, жизнь которых я была бы не прочь примерить, но к чему это?

В комнату зашла пожилая женщина.

— Вам ничего не нужно? Я, пожалуй, пойду спать, — она вскинула брови, увидев меня. — А почему вы не спите? Вам же нельзя беспокоиться! — уперев руки в бока, она заворчала о том, какими непослушными бывают дети и юные особы. Меня ее речь безумно забавляла, но я кивала и делала вид, что безумно огорчена и раскаиваюсь.

— Мы еще немного посидим, и я прослежу, чтобы она спустилась в комнату, — мужчина мягко улыбнулся и пожелал ей спокойной ночи.

— Как же мне вернуться домой? — я ерзала на месте, пытаясь представить, как еду обратно, в свою знакомую и безумно любимую квартирку.

— Думаю, будет достаточно сложно, — слегка растягивая слова, сказал собеседник. — Так вот. Продолжим насчет любимых героев из книжек. Скорее всего, у каждого, кто умеет читать, есть свои представления о лучшем месте, описанном в любимом романе или рассказе. Неважно. Но после того как человек, — он сделал паузу, вероятно, чтобы подобрать необходимое слово или найти ему щадящую душу замену, — после того как человек умирает на земле, ему надо куда-то деться. Согласись, исчезать сразу после смерти и просто «не быть» — довольно скучно.

— Скучно?! Что за пургу вы гоните? — я начинала понимать, что мое присутствие, или, может, какие-то геомагнитные волны, действует на окружающих специфическим образом.

— Понимаю, звучит дико.

Я фыркнула и снова повернулась к огню. Мужчина продолжил:

— Ну, так представь. Большинство людей умеет мечтать. Без этого жизнь была бы однообразна. Те, фантазия которых в состоянии вообразить идеальную жизнь, моделируют «следующее» место обитания из нее. Личности, обладающие информацией, не доверяют обрывкам разума, который, может, и не задумывался никогда над таким вопросом. И тут помогает книга. Книги. Конечно же, тем, кто осилил достаточную часть библиотеки, везет больше: есть выбор, и возможность подбора идеального героя и обстановки возрастает в разы. К сожалению, бывают и такие случаи, когда нет ни книг, ни времени, чтобы вырасти.

— И вы хотите сказать, что я уже «того», и все, что смог сгенерировать мой воспаленный мозг, — это место, где я сейчас нахожусь? Не уверена, что пределом моих мечтаний было очутиться… между прочим, со второй степенью обморожения, в ледяном заброшенном доме, где заблудится даже картограф! — дабы подтвердить свою гневную тираду, я протянула руки, на которых только начали подсыхать пузыри.

— Сомневаюсь, что у такой персоны, как ты, могут быть похожие мысли об идеальном времяпрепровождении. Однако, к сожалению или к счастью, ты сейчас находишься в моих владениях.

— Таки вы труп?! — глаза выпучились сами собой, и я уставилась на нового знакомого так, будто впервые его увидела.

— Ну, можно и так сказать, — с невозмутимым видом продолжил он. — А те, кто мне тут помогает, а также немногочисленные жители деревни — это ветры. Кстати, Гретта, та женщина, — тоже ветер. Они живут своей жизнью, но она у них первая, если можно так выразиться.

— Ага, а все, что вокруг, — это плод вашего воображения. Так? — я старалась вспомнить, как называется подобное расстройство психики или философское направление.

— Та-а-ак! — он внимательно посмотрел на меня и глубоко вздохнул: — объяснил, называется! Теперь ты считаешь меня психом.

— Нет-нет, все замечательно, — я отчаянно замотала головой, стараясь доказать, что все хорошо и я не представляю опасности.

— Ладно, попробую доказать иным способом. Естественно, я не смог бы понять, что происходит вокруг, если бы не одна интересная вещь. У меня была мечта, еще во время жизни, — иметь огромную библиотеку, в которой я бы смог найти ответы на все вопросы, существовавшие до момента моей кончины. Так как я не помнил, как жил, мне досталось лишь то, о чем я успел прочитать и вообразить в своих грезах. Ну, это я о том, что в итоге стало моделью места, где ты очутилась. Комнатой, в которой я оказался сразу после смерти, была библиотекой. Огромная, вмещающая бесчисленное количество трудов самых талантливых авторов.

Я чувствовал, что впереди у меня много времени, поэтому постепенно начал осваивать все, что там содержалось. Начал, естественно, с тех книг, где могло быть описание этого места. Так что теперь понимаю абсолютно все, что вокруг, за одним исключением: как ты могла очутиться в лесу не по моей и не по своей воле. Когда через несколько лет тут оказалась моя жена, я узнал ее с первого взгляда. Вспомнил, если точнее. Спасибо судьбе за то, что наши мечты оказаться вместе совпали и мне было интересно коротать сутки в нашем любимом заснеженном доме.

— А что же теперь?

— Теперь, — мужчина ненадолго задумался и встал с кресла, — я покажу тебе самое необычное место, которое ты только видела. Точнее — увидишь!

Подойдя к двери и взяв небольшую книжонку с тумбочки, он обернулся и жестом пригласил следовать за собой. Я прихватила одеяло и посеменила следом.

— Слушайте, так значит, у вас тут время года меняется по желанию?

— Что?

— Я говорю, хотите — зима, хотите — лето?

— Зачем же? Мне не нравится летнее время, и если в первые года «второй» жизни ко мне еще периодически заглядывали солнце и оттепель, то сейчас все несколько иначе. В общем, лето — не мое время года. Последнее десятилетие живу в заснеженном доме, и меня это вполне устраивает.

— Но как же тогда несколько дней назад я бродила по зеленым лугам и цветущим полянам? Я допускаю, что у меня с головой может быть не все в порядке, кстати, как и у вас… ой! — последняя часть фразы вырвалась автоматически, и я резко закрыла рот рукой, боясь, что новый знакомый разозлится. Как ни странно, собеседник лишь прищурился и устало опустил плечи. Когда он протянул мне руку, я непроизвольно дернулась и споткнулась.

— Ларри, будем знакомы, — представился он, и я издала нервный смешок.

— Ну, Федька. Впрочем, вы уже в курсе. То есть вы не сердитесь?

— За что? За то, что ты попала сюда и не можешь поверить происходящее? Нет, не сержусь. Скорее, мне тебя жаль.

— А это еще почему? Потому что попала сюда? Да уж… И почему на меня вечно сваливаются какие-то беды?

— Вот это и есть наш вопрос, ответ на который мы попробуем разыскать. Что же касается перемены с лета на зиму, подозреваю, что ты каким-то образом умудрилась вывалиться из одного «второго» мирка в мой. И кстати, человек, гонявшийся за тобой, скорее всего, тоже был из «наших».

— Покойников, что ли?

— Да прекрати ты считать меня трупом! — впервые за все время нашего недолгого знакомства обнаружилось, что у Ларри есть хоть какие-то эмоции.

— Ладно, ладно. А можно звать тебя зомби?

В ответ Ларри хмыкнул и распахнул передо мной большие дубовые двери:

— Так и быть. Зомби так зомби.

Мы вошли, и у меня отвисла челюсть. Это было ошеломляюще! Моему взгляду открылся Зал размером с городскую площадь. Я тут же вспомнила подобный фокус с пространством, описанный у Стругацких.

Передо мной был целый город из стеллажей, населенных бесчисленными книгами. Где заканчивалось это великолепие, понять не представлялось возможным. Замерев в дверях, я водила головой вправо-влево, но не могла сообразить, где же противоположная стена комнаты. Одинаковые, вырезанные из темного красного дерева шкафы заполняли пространство. Рядом с ними-то тут, то там пристраивались лестницы на встроенных колесиках. Забраться с их помощью на самый верх все равно не получилось бы, поэтому на полках были сооружены пристройки, на которые можно было встать, чтобы перейти к следующей лестнице. Вся эта паутина поражала своей запутанностью и какой-то странной, непривычной для меня мощью.

Слева от меня послышался кашель. Я отмерла.

— Ларри, это же невыразимо! Неужели ты все это хочешь прочесть? На это же потребуются века! — и тут я начала понимать, что не все слова нового знакомого были ложью.

— Да, времени мне не занимать, — спокойно подтвердил он. — И да, я собирался прочесть все, но пока что осилил только два шкафа. Этот, — он показал на ближайший, заполненный стольким количеством томов, что хватило бы на среднюю московскую библиотеку, — и еще один, до него идти минут десять, — мужчина спокойно улыбнулся, глядя на мое ошарашенное выражение лица.

— Ну, ты даешь! — только и смогла выдавить я. — А как ты тут разбираешься? Никаких указателей я не вижу, да и как понять, где научные труды, где романы.

— Да очень просто. Это же моя Книга. Так, к слову, называется то, где мы находимся. У каждого она своя, и главное в моей — библиотека. А то, как расположены книги, ты можешь узнать, лишь взглянув на их корешки.

Я нагнулась… и не увидела ровным счетом ничего. Ни на одной не было написано ни слова. Потянувшись, я вытащила том, чтобы посмотреть на заглавие — вдруг автор и название будут прописаны на обложке, — но тут же отдернула руку. Пальцы обожгло, и, ярко вспыхнув, томик выпал из рук.

— Что ты делаешь? — выкрикнул Ларри, кинув на книгу плед и заплясав на нем, словно в безумном ирландском танце. — Посмотри, что от нее осталось!

— Это ты объясни, что за самовоспламеняющиеся книги, от которых у меня теперь все руки будут в ожогах! — я протянула ему ладони.

— И? — Ларри недоуменно разглядывал мои руки. — Где ожоги? Я даже красноты не наблюдаю.

Я с удивлением щупала кожу, которая по ощущениям уже должна была сползти на пол. Руки как руки.

— Когда я уже перестану удивляться этому месту? — ответа на мой риторический вопрос не последовало, и я пошла гулять между стеллажами. — Ты уверен, что с твоими книгами все в порядке?

— Знаешь, их брали только мы с женой, и ничего не происходило. Мы доставали тома по очереди, начиная с ближайшей полки. Каждый раз, когда хотелось читать, я брал первую попавшуюся книгу, и она открывала мне именно те тайны, которые хотелось узнать в ту минуту. Так получалось, что книги мне никогда не надоедали. Это ведь очень важно — подобрать чтение под настроение, погоду, внутреннее состояние.

— А потом? На чтение всей библиотеки должны уйти столетия, но все же строки не бесконечны.

— Не забывай, что существуют произведения в оригинале. Буду учить все языки по очереди и читать их. То, что здесь, можем прочесть и ты, и я. Остальное хранится немного дальше, в других комнатах.

— Ничего себе! — меня даже качнуло от представившейся перспективы.

— Может, пойдем обратно? Я обещал, что ты ляжешь спать, а то вон как качаешься!

И правда, я очень устала. Перед глазами плыло, голова гудела, а кожа снова начала чесаться. Поправив на плечах покрывало, в то время как плед Ларри так и остался валяться на полу с прожженными дырами посередине, я обернулась назад и постаралась найти взглядом дверь.

— Не мучайся, я уже понял, что с ориентированием у тебя беда, — произнес мой почти друг и, хмыкнув самому себе, направился к выходу.

Петляя между шкафов, я осознала, что прогулка действительно оказалась для меня утомительной. Я еле ползла, и я была бы не я, если бы не споткнулась о лестницу, коварно протянувшую под ноги чуть выступающую перекладину.

— Ай-ё-о-оп!.. — только и вскрикнула я и всем телом полетела вперед и вниз, бороздя просторы старинной библиотеки. За доли секунды промелькнули несколько мыслей. Первая — если даже постараться, я не переверну шкаф. Вторая — полку-другую я все же разрушу. А третья… На третьей руки и тело обожгло пламенем, брызнувшим во все стороны, едва кожа соприкоснулась с десятками переплетов.

— Беги! Федька, беги!!! — когда до меня донеслись эти слова, я уже потонула в море огня, захлестнувшем и ослепившем на безумно долгие мгновения. Я вырвалась из клубка и увидела Ларри, на которого грозила свалиться обгоревшая полка.

— Осторожно! — заорала я. Вышел сдавленный всхлип, но и его хватило, чтобы Ларри успел отскочить.

За те несколько секунд, в которые я успела мысленно попрощаться не только с землей, но и со всеми ее обитателями, библиотека вспыхнула, словно сноп сушеного сена. Занявшись пламенем, стеллажи разгорались не хуже пионерских костров из детства. К счастью, я уже не могла разглядеть безумия, переходящего куда-то в глубь комнаты: рука проводника вырвала меня из оцепенения и вытолкнула за дверь.

— Бежим! — крикнул Ларри на весь коридор и подтолкнул меня куда-то вперед, продолжая выкрикивать на бегу: — Дом необычный. Дверь и стены сдержат огонь. Но ненадолго. Нам туда. Нет, направо!

Мы бежали так долго, что коридоры казались бесконечными. Меня периодически заносило, я спотыкалась и падала, но оглушающий треск за спиной придавали сил. На одном из поворотов я внезапно кое-что вспомнила и резко затормозила:

— Стой! А как же другие?!

— Кто?!

— Жители дома! Прислуга, жена, в конце концов?! — я кричала, надрывая связки, стараясь перебить грохот и жар, тяжелыми шагами наступавшие сзади.

— Забудь!

— Что?!

— Потом объясню! С ними все будет в порядке! — и толкнул меня вперед.

Я вновь взяла низкий старт, хотя все чаще оглядывалась по сторонам в поисках тех, кто не успел выбежать наружу или скрыться от огня. Через несколько мгновений впереди замаячили парадные двери.

— Туда! — только и смог выдохнуть Ларри, помогая мне дотащиться до выхода.

Мы с разбега налегли на двери и выскочили на мороз. Сбежав по ступеням, Ларри пронзительно свистнул. Странно: дом все еще продолжал гудеть и трещать от обваливающихся балок. Снаружи он выглядел как простой особняк (ха! теперь у меня уже особняки «простые») внушительных размеров. Замерев перед колоннами, я задрала голову и с ужасом стала следить, как огонь перекидывается по зданию все ближе и ближе к нам. Видимо, библиотека находилась в противоположной части.

Тем временем к Ларри подбежала пара гнедых лошадей. Почему они не стояли на привязи, одному ему было известно. Постепенно сумасшествие схлынуло, и я ощутила жуткое покалывание по всему телу. Боже! Мороз! Ну за что мне все это?! Владелец догорающего дома схватил меня за рукав, коней — под уздцы и потащил по двору к домикам неподалеку. Мы открыли хлипкие ворота и вошли в просторный загон, где с одной стороны держали лошадей, а с другой — коляски. Не знаю, как называлось то, что стояло ближе: какое-то подобие повозки, достаточно прочной и закрытой со всех сторон.

— Мы куда-то едем? Разве не нужно звать людей и гасить пожар? И почему мы не можем переждать в домиках на окраине леса? Там кто-нибудь есть?

Пока я задавала вопросы, Ларри запряг лошадей, запихнул меня внутрь повозки, и она покатилась по протоптанной дороге, слегка утопая в свежем снегу и подпрыгивая на ухабах. Замотавшись по самые уши в какой-то плащ, Ларри взгромоздился на козлы, и последние слова мне пришлось прокричать, ведь в стене было лишь маленькое квадратное окошечко, едва пропускавшее звуки.

— Там уже никто не живет! — выкрикнул он, и наш разговор прекратился сам собой, так как повозку в очередной раз тряхануло, и я прикусила язык.

Мы катились бесконечно долго. Мне уже начинало казаться, что тело снова решило забыть обо мне. Оно жило собственной жизнью, напоминая о том, как безответственно попадать во всякие переделки и гулять на морозе в одной лишь пижаме. Ну почему он мечтал о такой мерзлоте?! Почему начитался всяких исторических книг, и теперь мы вынужденно катимся по безлюдному лесу с еле виднеющейся дорогой? К тому же — катимся в повозке, а не в теплом автомобиле или, на крайний случай, автобусе. Ну какого лешего ему приспичило жить именно так?! У меня язык не поворачивался назвать это чьим-то раем.

Повозка внезапно остановилась, я влетела носом в противоположную стену, чертыхнулась и попыталась открыть засыпанную снегом дверцу, но не преуспела в этом благородном занятии. Да что опять стряслось? Ответ возник сам собой.

— Приехали! — буркнул Ларри, остервенело распахнув дверцу и стараясь поглубже зарыться в тряпку, обернутую вокруг шеи. — Вот вещи, которые я успел прихватить, — и он вывалил к ногам бесформенную массу. — Наверное, надо было сначала тебе их кинуть, а то их тут немного припорошило, — он нервно кашлянул, вглядываясь в мое недоуменно вытянувшееся лицо.

— Немного?! Ты хоть понимаешь, что предлагаешь облачиться в мешки, на которых снега больше, чем на всем Северном полюсе?! — схватившись за край тряпки с бахромой, я остервенело вытряхнула ее на Ларри и, замотавшись в меру возможностей, вышла наружу.

— И что ты предлагаешь мне делать? Может, теперь у тебя возникнет мысль пробурить дырку в сугробе и засунуть меня туда, чтобы стало теплее? — я недовольно дернула головой, сметая снежинки, успевшие осесть на макушку.

Как ни странно, мужчина ничего не ответил, лишь устало развернулся спиной и побрел куда-то вглубь чащи.

— Эй! Стой! Мы так не договаривались!

Пришлось догонять. Вскоре он уже ломал какие-то ветки и строил подобие шалаша, пристраивая его между корней раскидистого дерева.

— А в повозке посидеть было никак? — чтобы согреться, я тоже стала ломать нижние веточки и пристраивать их так, чтобы конструкция была крепче.

— Никак. Или ты собираешься разжечь костер на колесах и поджариться заживо, как ты чуть не сделала часом раньше?! — его тоже, видимо, понесло, я же безучастно продолжала собирать ветки, чувствуя, что ни тело, ни душа не будут со мной сотрудничать, продержись я на холоде еще хоть с четверть часа. — Ты же разрушила мой дом, хотя сделать это было в принципе невозможно!!! Я читал о том, где нахожусь, понимал все, что случалось в округе, и смирился с тем, что уже не увижу жены до конца. До конца всего, что меня окружает! Но нет, вдруг в моих владениях появляется девица и начинает диктовать свои порядки! Если ты не в курсе, то библиотека открыла для меня почти все тайны моей Книги и предыдущей жизни ровно до момента, как я, как ты говоришь, «откинулся». Все окружавшие меня люди, вся прислуга были только отражением дома, моей Книги и меня — просто ветры. А теперь даже их не будет, так как госпожа Афеда, видите ли, изменила все, что только была в состоянии! Странно, что я не умер во второй раз, хотя, видно, ты очень старалась!

Ларри наконец выдохся и плюхнулся в снег прямо перед почти достроенным шалашом. Я же замерла с открытым ртом, пытаясь переварить информацию.

— А жена? Она ведь не отражение, правда?

Он глубоко вздохнул и перебрался под защиту веток. Внутри уже была заготовлена горка хвороста, которую не без труда, но все же удалось зажечь спичками, чудом оказавшимися в плаще.

— Жена ушла раньше. Несколько лет назад. Я читал, такое бывает. Мы живем нашей жизнью — той, которая на Земле, пока не попадаем в свои Книги. Но Книги — тоже не конечный пункт. Представь себе соты. Бесконечные соты из миллионов творений. Все они прилегают друг к другу с разных сторон. У всех Книга своего размера, но тут действует закон, как в моем доме с библиотекой. Чаще всего в Книге живет один Автор — тот, кто придумал себе именно такой «рай». Иногда их двое, реже — больше. Остальные — люди, которые появляются и исчезают с Автором. Их отличить очень сложно, хотя и возможно: их ногти имеют неестественно светлый оттенок. Чем дольше живет Автор в своей Книге, тем больше «очеловечиваются» Первоживущие. Для них Книги — место, где они рождаются в первый раз: одни взрослыми, другие — детьми, но умирают они со своим Автором, из мыслей которого были созданы.

Ларри подбавил веток в костер. Огонь полыхал ярко, на улице становилось темнее. Снег запорошил наше убежище со всех сторон, оставляя лишь небольшое пространство для выхода дыма сверху. Мне становилось теплее и уютнее, хоть шалаш и наполнился запахом подгнивших горелых ветвей. Сейчас это было даже приятно. Собеседник говорил спокойным, почти одеревенелым голосом, будто читая по книге, которую он изучал много раз.

— Существует еще одно место, или еще одна человеческая сущность. Она начинается только тогда, — его голос на секунду сорвался, — когда Автору больше не хочется жить в своей Книге. Лишь тогда он может уйти во второй раз, причем лишь по собственной воле. По-другому это сделать невозможно. Без Книги человек становится тем, кем он задумывался изначально. Это может быть цветок, а может быть и порыв ветра — что угодно. И никто никогда не знает, кем станет в своей третьей жизни, а главное — где он будет существовать.

Ларри замолк. В его глазах отражались искры. Силуэт в темноте виделся сгорбленным и усталым. Когда я уже собралась спросить, что же дальше, он продолжил:

— Мне действительно повезло. Жена осталась со мной, хоть я и не могу с ней общаться. Она всегда была взбалмошной, я с трудом понимал ее, а потом и вовсе забросил всяческие попытки. Она стала огнем. Огнем в том камине, который согревал меня вечерами. Огнем, который горел во всем доме. Я читал вслух и надеялся, что она меня понимает. Я хотел узнать и об этом, когда взял очередную книгу, но теперь вряд ли пойму то, что не успел постичь. Библиотека сгорела в том же огне, который грел меня перед сном и встречал по утрам, когда я просыпался.

— И что же теперь? — я подкинула веток и пожалела, что не в силах раздобыть чашечку чая. Так хотелось выпить чего-нибудь теплого, находясь вдали от дома с человеком, который уже пережил смерть и, получается, находится на пепелище собственного рая.

— Не знаю! Я думал, что в нашем «втором» мире есть и те, кто не успел прочитать книг, кто был безумен или потерян по жизни. Но они не остаются без крова. Они могут переходить из Книги в Книгу, пока их не обнаружат Жизнеписатели — те, кто распоряжается всем в этом странном, поделенном на мельчайшие кусочки мирке. Они создают им собственное место для жизни. Сами придумывают Книгу и меняют ее так, как человек хочет видеть. Правда, потерянные могут случайно умереть. Уйти во второй раз, так как мы бессмертны только в своем доме. В своей Книге.

— Так может, — я задумалась, не записали ли меня куда-то не туда, сделав… как их там… Жизнеписателем. Но инструкций я никаких не получала, ни с кем не общалась, ничего не умею, а значит… — Так я тоже сдохла?!

Внезапное озарение свалилось мне на голову, как кирпич, и я даже подпрыгнула от возмущения:

— Так значит, я так мало всего прочла, что не смогла намутить себе нормальный рай?! Теперь моя самооценка скребется в подвальном сортире…

— Да успокойся ты! Ты не умерла, — Ларри хмыкнул в воротник, рассеивая недавнюю остолбенелость. Да и на Жизнеписателя ты ни капли не похожа, так что можешь успокоиться. Я просто не знаю, кто ты такая. Я ведь как раз собирался это выяснить в библиотеке, но ты спалила мой дом и разрушила все, чем я жил сотни лет.

— Сотни? — я вылупилась на нового знакомого с таким видом, словно мне в рот запихнули живую лягушку. — И тебя не достало тухнуть в этой вечной мерзлоте?

— Да нет, — как-то странно ушел от ответа Ларри. — А вот моя жена… — и глаза его снова наполнились жуткой тоской, так что мне сразу захотелось перевести тему разговора.

— Слушай, а что, никаких изменений у вас не бывает? Или как это происходит?

— Почему же, бывают, когда это видят Жизнеписатели. Иногда они наведываются и слегка правят Книгу, чтобы помочь Авторам жить или повеселиться самим. Не думай, это не кто-то всемогущий или божественный. Они просто выполняют то, что должны, но не более.

— Так почему же я тут оказалась?

— Честно? Понятия не имею. Как я понял, ты уже побывала в одной из соседних Книг, а после заявилась ко мне. Ты не мертва, как мне кажется. По крайней мере в твоем понимании этого слова. Но и не похожа ни на одного из описанных где-либо существ.

— Так давай поскорей это выясним! — в запале я выскочила из вороха тряпок и чуть не снесла полшалаша головой.

— Нет уж! Я предлагаю немного отдохнуть. Совершенно не представляю, куда дальше идти и что делать. Метель в самом разгаре, а дороги обратно уже нет. Если ты не заметила, когда мы выезжали, дома стали исчезать так же, как и дорога за нами. Кстати, можешь выглянуть наружу, — последняя фраза прозвучала совсем невесело.

Отогнув краешек тряпки и раздвинув ветки, я долго вглядывалась в темноту, стараясь понять, что же так опечалило Ларри, пока до меня не дошло: повозка и кони тоже исчезли.