Лицензия на убийство. Том 2

Алексис Опсокополос, 2021

Алексей Ковалёв – отставной космический спецназовец и бывший командир штурмового отряда. Жизнь сложилась так, что теперь он работает… стендап-комиком. А его партнёр по сцене – друг и телохранитель Жаб, которому, в силу принадлежности к расе анфибов, вообще незнаком юмор. Однажды герою предлагают приличный гонорар за выступление на планете, где у него были некогда серьёзные неприятности. Шестое чувство подсказывает Алексею, что лететь туда не надо, но обещанные большие деньги, способные решить его финансовые проблемы, побуждают принять предложение. И напрасно: предчувствиям стоит доверять… Чем закончатся приключения героев, вы узнаете из книги.

Глава 4. «Принцесса Дандан»

Ровно через два часа после Лёхиного разговора с капитаном Куном комедианты и их невезучий адвокат, переодетый в девочку, прибыли к грузовому шаттлу «Принцесса Дандан». Носок с его хилой комплекцией в женской одежде и с закутанным лицом был роскошен. Он настолько походил на настоящую девочку, путешествующую инкогнито, что Ковалёв несколько раз назвал его принцессой Дандан.

На подходе к кораблю их остановила охрана. Лёха показал карточку, полученную от капитана, и через несколько минут всю троицу проводили в каюту к господину Куну.

Капитан оглядел Жаба и Носка, после чего вопросительно посмотрел на Ковалёва и спросил:

— А почему они без вещей? Я же сказал: нежелательно туда-сюда шастать. Или налегке полетят?

— Да не полетят они никуда, — спокойно ответил Лёха, а Носок снял повязку с лица.

Капитан внимательно всмотрелся в уроженца Лифентра. По напряжённому лицу Куна было видно, что он не может узнать переодетого в девочку гуманоида, но при этом понимает, что они раньше виделись.

— Не узнаёте меня? — со злостью сказал Носок и посмотрел на капитана с нескрываемой злостью, доселе комедиантами невиданной. — А так?

Адвокат до конца размотал тряпки на лице, почти полностью стянул женское платье, которое было надето поверх его обычной одежды, и подошёл вплотную к капитану. Кун узнал его и быстро посмотрел сначала на дверь, потом на небольшой шкафчик на стене, в котором, скорее всего, было припрятано оружие. За те доли секунды, что капитан прикидывал, до чего ему быстрее допрыгнуть, до двери или до шкафчика, Лёха успел схватить его за руку.

— Стоп, стоп, стоп! — громко сказал Ковалёв. — Давай, дружок, без глупостей! Тебе ведь ещё жить да жить, хоть и с травмами, да и нам лишние проблемы не нужны.

Кун попытался высвободить руку, но больше для приличия — он уже понял, что встрял крепко.

— Чего вы от меня хотите? — спросил капитан нахмурившись.

— Да ты мне нравишься всё больше и больше! — радостно воскликнул Лёха. — Всего второй раз с тобой общаюсь, но каждый раз замечаю, что ты умеешь сразу переходить к делу, без лишних соплей, — комедиант покрепче сжал капитана за руку. — Сам как думаешь, что нам надо?

— Я не знаю, — ответил Кун.

— Не такой уж он умный, как тебе показалось, — вступил в разговор Жаб.

— А может, и так. Видимо, я не очень хорошо разбираюсь в людях, — ответил другу Ковалёв.

Он тяжело вздохнул, мрачно посмотрел на капитана и обратился к нему, тщательно проговаривая каждое слово:

— У нас с тобой есть два варианта. Первый — я начну объяснять тебе, что мы хотим получить назад наши деньги, бессовестно тобой экспроприированные у этого замечательного господина в платье. Ты начнёшь говорить, что денег у тебя нет. Мы начнём спорить. Потеряем кучу времени, а в итоге я разозлюсь, сломаю тебе руку, и ты после этого вернёшь нам наши деньги вместе с причитающейся нам компенсацией за моральный ущерб.

Лёха сделал паузу, дав Куну время осознать сказанное. Однако капитана не сильно впечатлили слова комедианта — он приготовился слушать продолжение и явно рассчитывал во второй части речи услышать предложение отдать деньги без перелома руки. Но Ковалёв смог удивить капитана грузового шаттла «Принцесса Дандан»: он улыбнулся и довольно дружелюбно сказал:

— Вариант номер два — я сразу ломаю тебе руку, и мы экономим кучу времени.

Кун тоже улыбнулся, не приняв сказанное Лёхой всерьёз. Сочетание в одном человеке весёлого куража стендап-комедианта и суровых навыков профессионального военного часто делало Лёху непредсказуемым.

Не успел Кун переварить вторую часть полученной информации, как бывший штурмовик аккуратным и отточенным движением сломал ему локтевую кость. Капитан закричал от боли, Носок в ужасе отвернулся, Жаб с интересом ожидал продолжения, а Лёха, слегка надавив на руку в сломанном месте, твёрдо сказал:

— А теперь быстро открывай свой сейф! У тебя ведь есть сейф?

— Какой ещё сейф? — наигранно удивился капитан, кривясь от боли.

— Память отшибло? Не проблема, я знаю средство, как её вернуть. Мануальная терапия называется! Надо просто найти на теле нужную точку и воздействовать на неё. Говорят, память восстанавливается на раз!

Ковалёв сильно надавил на сломанную кость, бедняга Кун взвыл и закричал:

— Есть! Есть сейф! Прекратите меня мучить!

— Ой, да ладно! Какие тут мучения? — Лёха отпустил руку капитана. — Радуйся, что ещё легко отделался — лишь сломанной рукой. В трудовом легионе, лёжа по ночам в бараке еле живой после рабочего дня, не в силах даже встать попить, я только и представлял, как буду отрезать кусочки мяса от того, из-за кого я там застрял. Быстро сейф открывай, пока ноги не переломал!

— Сейчас, сейчас, — испуганно ответил Кун, подскочил к стене и сорвал с неё голографическую картину с видом какой-то красотки в бикини.

За портретом оказалась небольшая дверца с кодовым замком. Капитан быстро ввёл набор цифр, и внутри замка что-то щёлкнуло.

— Дальше я сам, — сказал Лёха и отодвинул Куна в сторону. — А то не хватало ещё, чтобы у тебя там пистолет лежал.

Но внутри встроенного в стену сейфа лежал не пистолет, а куча дебетовых пластиковых карт различных банков, документы и небольшой планшет. Ковалёв достал карточки и выбрал из них все анонимные, коих оказалось большинство. Их Лёха положил себе в карман, персональные же карточки господина Куна он швырнул обратно в сейф. Документы комедиант проигнорировал, а планшет взял в руки и внимательно осмотрел.

— Бухгалтерия? — спросил он капитана. — Чёрная?

— Обычная, — ответил Кун.

— В потайном сейфе? Оригинально. Впрочем, мы всё узнаем, когда залезем внутрь этого планшета. Ты же понимаешь, что мы его экспроприируем?

— Зачем он вам? — капитан интуитивно дёрнулся, пытаясь выхватить у комедианта планшет, но вовремя осознал, к чему это может привести и успокоился. — Оставьте его, там нет ничего ценного для вас.

— Для нас нет, а вот для тебя явно есть, — ответил Ковалёв. — А может, и для кого-то ещё — например, для твоего работодателя. Поэтому планшетик побудет некоторое время у меня. Если за месяц ничего не учудишь и не заявишь на нас в полицию, то я пришлю его тебе по почте. Сюда в порт.

Лёха передал гаджет Жабу, тот аккуратно положил его в сумку.

— Ну что, господа? Я полагаю, наша благородная миссия выполнена, и мы можем покинуть этот гостеприимный корабль, — Ковалёв улыбнулся товарищам, после чего обратился к капитану: — Сейчас мы пойдём, а ты немного полежишь без сознания. А как очнёшься, попытаешься забыть обо всём этом, как о страшном сне. Только одного не забывай — что у меня остался твой замечательный планшетик!

— Почему без сознания? — спросил Кун, которому, судя по всему, из всей Лёхиной фразы больше всего запомнились именно эти слова.

— Потому что сейчас я тебя немножечко отправлю в нокаут, чтобы ты чего дурного не выкинул сгоряча, — пояснил Ковалёв.

Капитан побледнел и пробормотал:

— Нет, не надо, вам не стоит этого делать, не надо…

— А ведь ты прав, бродяга! — согласился с капитаном комедиант, улыбнулся и подмигнул ему. — Мне, действительно, не стоит этого делать! Что я всё о себе, да о себе думаю? Мои друзья не меньше моего настрадались: один в легионе пахал, как лошадь, другой в порту голодал.

Ковалёв неожиданно замолчал, призадумался и добавил:

— Хотя, между нами говоря, они настрадались меньше. Но, тем не менее, я всё равно должен дать им возможность насладиться небольшой местью.

— Я его простил, — тут же на всякий случай сказал Носок, которому очень не хотелось отправлять в нокаут своего бывшего обидчика.

— У тебя большое сердце, Носок! — с определённой долей театральности произнёс Ковалёв. — Когда твоя доброта тебя погубит, я искренне скажу, что мне было приятно тебя знать!

— Не стоит! Я и так буду сидеть тихо! Я… — начал тем временем уговоры капитан Кун, но не договорил.

Сражённый точным ударом ноги амфибоса в висок, капитан грузового шаттла «Принцесса Дандан» обмяк и рухнул на пол.

— Приятно? — спросил Лёха, глядя на Жаба.

— Да нет. Чего приятного-то? — удивился амфибос.

— Ну, а зачем тогда бил?

— Чтобы вырубить.

Ковалёв вздохнул и покачал головой.

— Дал бы лучше тогда мне удовольствие получить. Я бы сам вырубил. Убить этого гада охота, как вспомню этот Трудовой Легион.

— Да тебя не поймёшь, — ответил Жаб. — То бейте, то дайте мне. В следующий раз говори яснее.

Лёха хотел что-то ответить другу, но перехватил недовольный взгляд Носка и переключился на него.

— Не надо на меня так смотреть! — сказал комедиант своему адвокату. — Или забыл уже, как огрёбся да за жрачку работал? Этот Кун — отменнейшая гнида! Я же не издевался над ним, не мучил. Так, небольшая компенсация за причинённые страдания.

— Но вы у него почти все деньги забрали в компенсацию! — Носок решил упорно стоять на позициях гуманизма. — Зачем ещё избивать?

— Есть вещи, которые нельзя измерить деньгами! — философски изрёк Ковалёв.

Комедиант хотел рассказать жителю Лифентра о своих взглядах на месть, жалость и гражданскую позицию, но Жаб не дал ему этого сделать.

— Хватит уже болтать, пойдёмте отсюда! — сказал амфибос, осторожно открыл дверь и выглянул в коридор. — Пока нет никого.

— Да идём, идём, — ответил Лёха. — Но судя по тому, как ты его припечатал, у нас времени часа три.

Ковалёв наклонился к капитану и заботливо расправил ему руку, которая подвернулась под спину во время падения, поймал на себе недоуменные взгляды товарищей и пояснил:

— Чтобы не затекла. Я ж не злыдень какой — заботиться надо о ближних!

Уроженец Лифентра такого поведения своего работодателя не понял и спросил:

— Господин Лёха, если вы такой заботливый, то зачем вы ему руку сломали? Думаете, он так не отдал бы деньги?

— Странный ты, Носок. Я же тебе ещё в порту сказал, что руку ему сломаю. Какие после этого были варианты? Мужик сказал — мужик сделал! Кстати, я тебе ещё не обещал шею свернуть за дурацкие вопросы?

— Нет, не обещали, — испуганно пролепетал гуманоид.

— Странно, — задумчиво произнёс Ковалёв. — Очень странно, учитывая твоё поведение. Кстати, ты как уходить собрался? В штанах, гордо подняв неприкрытую мужскую голову или в платье, застенчиво потупив девичий взор?

Щуплый уроженец Лифентра спохватился, охая, натянул на себя платье и обмотал лицо платком. И уже через несколько минут комедианты и фальшивая девочка благополучно покинули грузовой шаттл «Принцесса Дандан», оставив его капитану сломанную руку, практически пустой сейф и неприятные воспоминания.

А ещё через три часа все они летели на Тропос в грузовом отсеке межпланетного транспортника, удобно расположившись на коробках с какими-то выращенными на Лакфане фруктами, в этот раз очень приятно пахнущими.

Капитан транспортника был прямой противоположностью Куну и за не очень большую сумму согласился подбросить троих незнакомцев до Тропоса, не спрашивая у них имён. Он даже дал им три комплекта старой рабочей униформы, чтобы по прилёте его пассажиры смогли выйти в порт через служебный терминал и там смешаться с толпой. Несмотря на то, что рейс с Лакфана на Тропос считался внутренним и по прибытии документы ни у кого не проверяли, выходить через пассажирский терминал с кучей камер было опасно.

Лёха лежал, удобно расположившись между двумя большими ящиками, и смотрел, как его адвокат что-то записывает в своём походном планшете.

— Всё строчишь и строчишь? — спросил Ковалёв. — Лучше бы новости проверил. Интересно, что говорят на Олосе о гибели нашего друга адвоката, как его там звали?

— Шылоо его звали, господин Лёха, — ответил Носок. — Доступ во все информационные базы отсюда закрыт, стало быть, проверить сейчас ничего нельзя. А я веду дневник. И ещё пишу письма своей любимой Киллоко. Хоть я их и не отправляю, чтобы не ранить её тонкую душу, но не писать не могу.

— Дневник — это хорошо, а письма — ещё лучше, — одобрил комедиант действия адвоката. — Но давай, ты это всё ненадолго отложишь и расскажешь нам с Жабом, что за период гонений был на твоей родине? Если ты не забыл, картины этого периода — единственная зацепка, чтобы поймать негодяя Тида.

— Вы же знаете, семьсот лет назад, ещё до Первой Диктатуры, Лифентр считался центром искусств всего Обитаемого Пространства, — вдохновенно начал рассказывать Носок, а Лёха с Жабом сделали вид, что знают. — Но с приходом Диктатуры все искусства попали под запрет, произведения подлежали уничтожению, а творческие люди — те из них, которые не отказались сменить деятельность — были посажены в трудовые лагеря.

Адвокат прервался, вздохнул и вытер навернувшуюся слезу.

— Очень тяжело говорить об этом мрачном периоде истории нашей планеты, — пояснил он и продолжил рассказ: — Первый Диктатор Копогоз поставил задачу — как можно быстрее превратить Лифентр в индустриальную планету. Развивались производства и науки, а культура и искусство, стало быть, уничтожались. На всё про всё Копогозу понадобилось семьдесят два года.

— Давай ближе к делу, Носок, — перебил адвоката Ковалёв. — Это всё безумно интересно, но давай ближе к делу. Что за период такой?

— Я вам про него и пытаюсь рассказать, господин Лёха! Не перебивайте! — огрызнулся адвокат. — Как я уже сказал, с момента объявления искусства вне закона и до казни последнего официального подпольного писателя прошло семьдесят два года. Именно этот временной промежуток и называют периодом гонений. Последнего художника, правда, казнили намного раньше, но всё равно окончание периода считают по дате казни последнего писателя.

— Теперь понятно, почему у вас юристом быть почётнее, чем флористом, — сказал Ковалёв.

— Да, — печально произнёс Носок. — Хоть запрет на искусства и отменили уже шестьсот лет как, но люди творческих профессий у нас до сих пор не в почёте — стало быть, юрист престижнее флориста. Горе мне, горе! Бедная моя Киллоко!

— Так! Стоп! Только не заводи свою шарманку! — прикрикнул Лёха на адвоката, встряхнул его за плечи и привёл тем самым бедолагу в чувство, после чего спросил: — Я так понимаю, в этот период ваши художники превзошли себя, раз их картины так дорого ценятся?

— Они так ценятся больше из-за того, что за весь период было написано не так много картин. Их писали тайно и вывозили с планеты под страхом быть пойманными и убитыми. А картины мастеров Лифентра, написанные ими в эмиграции, не считаются истинными картинами периода гонений.

— А в чём смысл рисовать картины, если за них тебя могут убить? — наконец-то вступил в разговор Жаб.

— Затем, что их можно потом не кисло продать, дружище. Хотя даже мне с моей извращённой человеческой логикой такого не понять, учитывая, что за семьдесят два года всех этих художников перебили, — ответил другу Лёха.

— Писателей за семьдесят два, художников намного раньше! — уточнил Носок и с нескрываемой гордостью добавил: — Так или иначе, считается, что это был золотой век художественной школы Лифентра! И, стало быть, любой уважающий себя коллекционер, если ему позволяют средства, просто обязан иметь у себя в коллекции хотя бы одну картину мастеров Лифентра периода гонений!

— Значит, у Джии есть, — тут же сделал вывод Ковалёв. — И, как минимум, штук десять.

После рассказа Носка о тяжёлой доле творческих людей Лифентра некоторое время все сидели молча. Наконец, Лёхе это надоело, и он обратился к товарищу:

— Жаб, друг мой любезный! Ты чего так пригорюнился? Тебя так сильно впечатлила незавидная судьба художников Лифентра?

— Нет, они меня вообще не волнуют, — как обычно, серьёзно ответил на иронию амфибос. — Я всё думаю, зачем мы этому Бронкхорсту нужны?

— Думай — не думай, а пока не поймаем его, не узнаем.

— И вот ещё, — Жаб достал из сумки планшет, который Лёха забрал у капитана Куна. — С этим что делать?

— О! Это очень важная вещь! — ответил Ковалёв. — Аккуратнее с ним, не урони! А лучше дай сюда!

Амфибос протянул планшет, Лёха осторожно его взял и протёр от пыли. После чего он крепко ухватил гаджет за края и переломил его об колено. Выбросив обломки в угол грузового отсека, комедиант растянулся на коробках и, зевая, сказал:

— Как пожрать принесут, разбудите!

После чего он повернулся набок, прикрыл рукой глаза и мгновенно уснул.