Нелюдь

Алексей Селецкий

Древний народ сумел спасти российский город от выброса черной энергии из преисподней. Однако силы Тьмы не оставляют надежды на реванш. Подстрекаемые темными колдунами вооруженные группы боевиков, именующих себя «чистильщиками», начинают охоту на членов воинского братства Древних. Александр Шатунов, кадровый разведчик и ветеран локальных войн времен распада СССР, вновь оказывается в центре событий.

ГЛАВА 4

Огонек свечи мигнул, чуть не сорвался с тоненького фитилька, но каким-то чудом удержался и выпрямился.

— Ну и что ты делаешь? Давай еще раз!

— Не могу я, Олег Алексеевич. Не получается!

— А ты пробуй, пробуй. Делай все так, как я тебя учил.

Девушка вздохнула и мрачно посмотрела на свечку. Пламя снова колыхнулось.

— Это не я! — удивилась Татьяна. — Я еще ничего не делала!

— Конечно, не делала. А должна бы, — проворчал Олег. — Проходи, Илья. Посмотри, какими плюшками балуемся. Познакомься — это та самая Татьяна.

— Очень приятно, — вошедший в комнату бородач кивнул и чуть насмешливо прищурился. — Руки не подаю, не хочу отвлекать. Я не сильно помешал?

— Можешь подавать, тут уже ничем не помешаешь, — Олег

раздраженно отмахнулся, и огонек сменился дрожащей струйкой дыма. — Не хочет учится, и все!

— Я хочу! — обиделась девушка. — Я стараюсь, а ничего не выходит! Не могу я так, как вы!

— Правда? — брови Ильи поползли на лоб. — А как можешь?

— Я не свечки гасить… — Татьяна смущенно отвернулась.

–…Только муравьев собирать, — вполне серьезно закончил за нее Олег. — Потребуется тараканов вывести — честное слово, дам полную свободу. Поставлю тебя во дворе и попрошу сделать что-нибудь этакое. А пока что, будь так любезна, делай все так, как я сказал.

— Я и делаю. Как вы говорите, так все и стараюсь делать. Настраиваюсь на эту чертову свечку, пытаюсь почувствовать огонь частью себя, а он все равно не слушается.

— Свечка не чертова, а моя, — возмутился Олег. — Была бы это «чертова свеча» — у тебя уже дым из ушей пошел бы! Настроилась бы ты тогда, как телевизор «Рубин» после гарантийного срока. Еще раз говорю: не настраиваться надо, не думать — просто чувствовать!

— Погоди, Олег, — бородач достал зажигалку, подошел к свечке.

— Таня, а вы не могли бы еще разок попробовать? Может, я

что-нибудь увижу да подскажу, а?

— Как хотите, — плечи приподнялись и сразу упали. Словно не

выдержали тяжкой ноши. — Разницы никакой, что девять раз не получилось, что десять.

— А вы попробуйте, попробуйте.

Сухо чирикнуло рубчатое колесико, выбило сноп искр. Еще один, еще — и голубовато-желтый язычок лизнул свечку.

— Вот видите, и техника не всегда с первого раза… Ну, работайте. Только не пугайтесь так, не дрожите. Не экзамен все-таки, — Илья шагнул в сторону, и все трое пристально поглядели на непокорный огонек. Тот несколько секунд покачался — и вдруг задергался, сорвался с фитиля и повис в воздухе над свечкой. Через мгновение на этом месте с легким хлопком заклубилось дымное облачко.

— А вы говорили, не получится, — Илья усмехнулся в бороду. Две пары глаз ошарашенно поглядели на него. — Пусть не совсем так, как полагается, но все же, все же! Да! Я, собственно, чего зашел: завтра воскресенье, ребята за город собираются. Выше по реке.

Пока бабье лето, последние золотые деньки поймать. Рыбалка, костер, уха и осенний лес. Приглашали Олега Алексеича, но… — зажигалка задумчиво потерлась о переносицу, — …но, думаю, и его ученицу рады будут видеть. Опять-таки и вам, сударыня, познакомится с нашей жизнью полезно. Так что ждем-с.

— Н-не знаю, — взгляд Татьяны все еще рассеяно блуждал между погасшей свечой и блестящей зажигалкой. — Помешаю, наверное.

— Не помешаете. Ну, разве что уху в котелке, и то если рыбаки допустят. Или опасаетесь быть единственной дамой в мужской компании? Можете не бояться, будет вам с кем поговорить о своем, о женском. Я думаю, можно эту поездку считать практическим занятием. Если, конечно, учитель не возражает. Или у вас на этот выходной свои планы?

* * *

Серый катер разваливал пополам серое зеркало. Ленивая вода с отражениями облаков шипела на стали и вспучивалась двумя валиками, убегавшими к пожухлым камышам. Желтые проблески плывущих навстречу листьев удивленно подпрыгивали и переворачивались, натолкнувшись на волну.

После очередного поворота протока кончилась, и старенький «ярославец» побежал чуть побыстрее. Зеркало кончилось — по большой реке гулял ветерок. Не сильный, но для мелкой морщинистой ряби вполне хватало. Этот же ветерок выхватил из-под борта горький дизельный выхлоп и бросил на палубу.

Олег Алексеевич поморщился. С самого начала этой поездки ему явно было не по себе — устроился на какой-то железке перед рубкой, нахохлился и уставился на реку. Укачать вроде бы не могло…

— Возраст, знаешь ли. Скоро вообще из дома выйти не смогу, — старик перехватил сочувствующий взгляд Татьяны. — Это мне за то, что много знаю. Вот выучишься у меня, будешь много знать…

Девушка не выдержала и прыснула в кулак.

— Вот буду много знать и состарюсь, правда?

— Точно. И что тут смешного? По-моему, совсем ничего.

— Нет, я ничего, Олег Алексеевич. Вы только меня научите, как начать стариться в сто лет, хорошо?

— Ну, не в сто, положим. Да и не сегодня начал. Просто надышался этой вонью, да и трясет тут хуже, чем на трамвае. Нутряной какой-то дребезг. Не заметила?

— Вроде бы нет, — девушка прислушалась к своим ощущениям. — Чуть дрожит, но не трясет же. А почему мы на машине не поехали? Дороги нет?

— Дорога есть, но лучше бы ее не было, — Олег Алексеевич снова посмотрел на реку. — И не до самых лучших мест, там острова с хлипкими мостиками. Пешком идти придется. А машины оставлять без присмотра по нынешним временам весьма накладно.

— Неужели и тут угнать могут?

— А что, люди здесь не живут, что ли? Слева, во-он за тем холмиком — деревня. Не пастухи, так рыбаки запросто дойдут, для деревенских верста — не крюк. Да и городских тут немало бывает, места рыбные. И охота неплохая. Оставь «уазик» на полдня — глядишь, кому-то колесо лишнее понадобится. А то и вовсе отгонят за пару оврагов — и на запчасти, что себе, что на продажу.

— И у вас угонят? Но вы же… — Татьяна растерялась. — А магия? Можно же что-то придумать?

— Можно… было. Я же говорю — времена не те, — Олег

повернулся к рубке. — Вань! Помнишь, как у Ильи «десятку» раскулачили?

— А то! — донеслось из распахнутой двери. — Одна жестянка осталась, и ту еле нашли.

— Вот так у нас теперь, — старик снова посмотрел на реку. Потом обернулся к девушке. — На той машине столько всего понакручено было, что и я угонять не взялся бы. Мы и кузов-то нашли потом верхним зрением — светился, как лампочка. Зато тем, кто угонял — хоть бы что, словно и не заметили. Лет пять назад у них и мысль не мелькнула бы — именно к этой «тачке» подойти. Ноги мимо пронесли бы. А теперь сиди и гадай: то ли они просто к таким делам нечувствительные, то ли их, наоборот, только больше привлекло. Меняется народ, Татьяна, меняется. Раньше такого никогда не было — это я тебе не только за свою жизнь говорю, поверь. Ладно, — Олег Алексеевич махнул рукой. — тут мы сами виноваты. За что боролись, на то и напоролись, теперь плакать нечего. Лучше скажи, чего ты тут сидишь, а не с ребятами? Стесняешься?

— Стесняюсь, — честно призналась Татьяна. — Неудобно как-то.

— Это ты зря. Ну ничего, день впереди, познакомитесь, разговоритесь. Хотя шла бы ты к ним на корму. Послушала бы, о чем говорят, тебе на пользу пойдет. Привыкать пора, и для учебы неплохо.

— А можно, я в рубку пойду? Я на корабле в первый раз.

— Кора-а-абль! — усмехнулся Олег. — Ладно уж, иди, если Ваня не прогонит. Но тогда будет тебе задание: гляди по сторонам, и как заметишь что-нибудь интересное — сразу мне говори. Не только глазами гляди, понятно?

Романтическая рулевая рубка оказалась полутемной комнатушкой.

Даже коридором — примерно метр в ширину, меньше трех — в длину. С одного борта — дверь, и с другого — дверь. На передней стене три окошка — маленькое круглое посередине и квадратные, чуть побольше — по сторонам. Зато перед круглым окошком расположился самый настоящий штурвал: деревянный, с точеными спицами и рукоятками, поблескивающий какими-то золотистыми деталями. Небольшой, но настоящий, точно такой же, как на разных рисунках и «морских» сувенирах.

Вот только не стоял за этим штурвалом этакий «морской волк» в лихо заломленной фуражке и с дымящейся трубкой в зубах. За штурвалом вообще никто не стоял.

Сидевший на высоком табурете больше походил на слесаря из домоуправления, чем на капитана. Лысеющий мужичонка в сером засаленном ватнике, из-под которого виднелась не первой свежести тельняшка. Вместо фуражки капитанскую голову венчала изрядно повыгоревшая кепочка с еле различимой надписью «Речфлот». Морщинистые руки, увитые тусклой синевой татуировок, спокойно лежали на коленях.

Капитан не обращал внимания не только на появившуюся в рубке девушку, но и на реку. Дремал. Или делал вид. что дремлет. Тем не менее катер по-прежнему бойко вспарывал речную воду, уверенно бежал туда, куда было нужно. Или туда, куда он считал нужным.

Пока что, судя по всему, катеру хотелось уткнуться в камыши на приближающемся берегу.

До берега оставалось метров тридцать, не больше, когда Ваня решил вмешаться. Не очнулся от своей дремоты — просто лениво возложил правую руку на штурвал. Деревянное колесо чуть провернулось, и катер плавно отвернул от берега. Из желтовато-бурой стены листьев с истошным кряканьем поднялись две утки. Рука на несколько секунд крепко придержала штурвал и вернулась на привычное место.

— Не пугайси, — из под голубоватого козырька сонно блеснул

глаз. — Машинка вумная, сама добегить. Она по ентому маршруту дольше бегает, чем ты на свете живешь, и сама все знает. Ты лучше по сторонам поглядывай, как Олег велел.

— А вы что, тоже верхним зрением смотрите? — догадалась Татьяна.

— И верхним, и нижним. Когда захочу. А сейчас надобности нет. Я же говорю — машинка все знает. И я вместе с ней. Тут не город, тут проще. Там кто-нибудь под колеса нырнуть норовит, а на реке сейчас разве что моторка какая проскочит, так ее по шуму…

Ваня не договорил. На стенке возле его колена ожил какой-то серый ящик. Зашуршал, заскрипел, потом трескучим голосом произнес:

— «Ярославец» снизу у Черных Вод, ответьте «Волгонефти»!

Капитан моментально выхватил откуда-то серую трубку, похожую на телефонную. Поднес к уху, попутно приподняв козырек.

— «Волгонефть» — «Рубин»! Левыми расходимся!

— Понял, левыми! Ты, что ли, Вань? «Дозорный» сегодня где, не знаешь?

— Час назад стоял где всегда, за мостом. За старым. А что?

— Да ничего, — рация с присвистом вздохнула. — Должок есть, опять солярку шакалить будет. Ну, бывай.

— Бывай, — Ваня повесил трубку на место. — А так все было приятно…

— Это вы о чем? — не поняла Татьяна.

— Сейчас сама увидишь, — капитан поморщился, словно ему предлагали хлебнуть нашатырного спирта. Потом высунулся в дверь, обернулся к корме. — Прикройтесь, отмашка!

Что такое отмашка, Татьяна спросить не успела. Рука с синим якорьком легла на небольшой пульт, щелкнул выключатель. И тут же визгливый пронзительный скрежет ударил по ушам. Ввинтился, вошел в голову и там взорвался голубым фейерверком. Почему-то слева огней было больше.

Девушка моргнула, хотела потрясти головой — снова ударило и оглушило. Рубка побледнела и расплылась. Татьяна зажмурилась, потом все-таки открыла глаза. Все было нормально, только где-то над головой загудело, треснуло — и левый борт подсветило призрачным бело-лиловым светом, похожим на вспышку электросварки.

— Все, хватит с них, — капитан снова щелкнул выключателем. Вздохнул. — До чего, однако, противная штука. Сколько лет, а все не привыкну. Уже и защиту ставить пробовал… — Ваня махнул рукой и поудобнее устроился на своем табурете.

— А… что это было?

— Мелкие неудобства на наши… Гм-м, не головы, в общем. Во-он с той длинной бочкой расходимся, — козырек качнулся куда-то вверх. Татьяна машинально посмотрела на ближайшее облако, потом опустила взгляд к реке. Впереди, километрах в трех, и в самом деле виднелось какое-то довольно большое судно. — Видишь? Кроме радио, положено и отмашку давать — сигнал то есть, как расходиться будем. Лампа мощная, импульсная. То ли частоты какие-то совпадают, то ли еще что — по верху режет каждый раз, как ножом. Илья — и тот ничего не смог сделать, каждый раз сам закрывается. Не то чтобы опасно, но неприятно, — Ваня внимательно посмотрел на девушку. — Э-э, да ты и на себе проверила! Что, не успела прикрыться? Или не сумела?

— И то, и другое, — честно призналась Татьяна. — Как-то неожиданно все. И противно.

— Противно, — согласился капитан. — А что неожиданно… Эх, деваха, если бы все ожидать можно было! Ну ничего, научишься. Погоди, тут повнимательнее надо. Приплыли почти.

Катер прошел между двумя островками, несколько минут скользил вдоль небольшого обрывчика.

— Так, а теперь выйди-ка отсюда. Мешать будешь, — Ваня вскочил

с табурета, встал за штурвал. — Поди к Олегу, только сядь, не маячь. Мне обзор нужен.

Олег Алексеевич вяло приподнял голову, чуть подвинулся. Татьяна примостилась на железке, как кошка на заборе: вроде бы надежно, но и свалиться есть куда. Очень даже просто.

Особенно если этот забор выдергивать. Катер резко качнуло, повело куда-то в сторону. Двигатель заворчал чуть громче. Немного притих, пробубнил что-то еле слышно. Опять коротко прогрохотал, и вдоль борта сердито зашипела мутная пена. Новый рывок, и «ярославец» протиснулся в узкую — не развернешься — протоку. Почти сразу же над головой сомкнулся зеленый с золотом навес — деревья стояли у самой воды, и через протоку дотягивались не только тоненькие веточки, но и солидные узловатые сучья.

Водный коридор посреди леса повернул, еще раз, еще — и внезапно деревья раздвинулись. Почти сразу же нос катера покатился влево, заскрипел, чуть дернулся. Почти уткнулся в берег — глинистый откос с торчащими корнями и небольшими норками. За кормой забурлило, поплыли какие-то ошметки, стебли.

— Приплыли, — Ваня вышел из рубки, нырнул в люк. На корме зашумели, засуетились. Двигатель стукнул пару раз и замолчал.

— Что случилось? На мель сели?

— Нет, просто приплыли. Помоги-ка, сходню выдвинем, — Олег оживился, взялся за длинную доску с приколоченными поперечинами. — Вот так, на верх обрыва… Вот и хорошо! Кстати, задание мое ты так и не выполнила, так что получай наряд вне очереди.

Картошку чистить умеешь?

* * *

Картошку почистили быстро. И мало ее было — а много ли надо на котелок ухи? — и чистить пришлось не в одиночку.

— Нечего тут армейские порядки вводить. Женщине мужик должен дарить наряды, а не назначать.

— Так то своей… — попробовала пошутить Татьяна и тут же

снова занялась картошкой: слишком уж свирепо блеснули очки собеседницы.

— Какая разница, чьей! Тем более, если чужая! А если

разобраться, то с ученицей надо быть вежливее, чем с родной дочкой! — тяжелый охотничий нож дважды перечеркнул блестящие бока картофелины, желтоватые куски плюхнулись в воду. — Дочка никуда не денется, пока замуж не выйдет… да и потом тоже. Все равно и любить будет, и воспитание с малых лет идет. А сейчас злости тебе добавь — вот она вместе с наукой и останется. Где-нибудь прорежется потом. Ты кем хочешь стать?

— Не знаю еще. Пока что Олег Алексеевич только самому простому учит.

— Это и без него могли бы. Учитель из него… Командиром быть — это он запросто, а педагог никакой. Можешь поверить, я пятнадцать лет в школе. Высшая категория.

— Вы… учительница?!

— А что, совсем не похожа?

— Нет, почему же…

Со своими школьными учителями Татьяна рассталась каких-то три месяца назад, и до сих пор немного робела перед ними. И вообще перед преподавателями — даже молодыми. А сидевшей рядом с ней женщине явно было за тридцать. Это если по человеческим меркам.

На самом деле, наверное, больше — до сих пор не получалось сразу узнавать возраст Древних. Впрочем, если в школе пятнадцать лет работает, то вряд ли больше сорока.

Обычная женщина, выглядящая на все свои годы — не больше, но и не меньше. Чуть полноватая, с короткой стрижкой. На плечи накинута видавшая виды куртка-ветровка, настолько выгоревшая и застиранная, что и цвет не разобрать. Большие очки на переносице. Почему-то эти очки не давали Татьяне покоя: казалось бы, Древний Народ со всей своей магией мог бы и зрение исправить… если вообще оно у Древних может испортиться. Или верхнее зрение может помочь при близорукости? Надо будет потом у Олега Алексеевича спросить.

— Простите, Любовь… — сразу захотелось назвать по имени-отчеству. Неудобно как-то на «ты» с учительницей.

— Васильевна. Но вроде бы договаривались, что просто Люба? Вот давай так и продолжать. Заодно и про картошку не забывай. Что хотела спросить?

— А что вы преподаете?

— Историю мировой культуры, во второй гимназии. До этого — музыку, я и сейчас студию веду, — в котелок отправилась еще одна четвертованная картофелина. — И сейчас ты спросишь, кто я у Древних. Угадала?

— Угу, — нож Татьяне достался острый, как бритва, но слишком длинный. По крайней мере, для такого ответственного занятия, как чистка чего-нибудь. Выковыривание же глазков превращалось в сложную операцию, в ходе которой нужно было ухитриться не откромсать половину чего-нибудь — или картошки, или пальца. Хорошо хоть глазки эти были неглубокими.

— Думаешь, знахарка, колдунья или еще кто-нибудь в том же роде? Не-ет, милая. Это муж у меня специалист, и сына учит. Меня тоже пробовал научить — я начала было, а потом отказалась.

— Почему?! — от удивления Татьяна чуть не отхватила себе половину ногтя. Нож скользнул вдоль пальца и с мокрым хрустом снес верхушку клубня.

— Осторожней, порежешься. Отказалась, потому что не всем нужно этим заниматься. Даже если получается, не нужно. Я уж не говорю, что не надо бы никому в такие дела лезть, не для людей это.

— Но вы… Мы же не совсем люди. Так ведь?

— Может, и так, — Люба тяжело вздохнула. — Хотя это еще с

какой стороны смотреть. Я вот себя человеком чувствую. Просто каких-то способностей больше, каких-то меньше. Вот с верхним зрением у меня не очень получается, зато настроение хорошо чувствую — и у людей, и в природе. Только не вижу, а слышу. Выше или ниже, тише или громче. Вот в лесу — там музыка, и здесь тоже, а в городе иногда такой скрежет, что голова болит. Одно спасение — жить по-человечески, тогда меньше воспринимаешь. Все, хватит картошки. Дай-ка луковицу, там возле тебя пакет лежит, черный. И сходи-ка, потревожь наших рыбаков, скажи, что у нас все готово. Если хотят уху — пусть ловят, а не забавляются.

Рыбаков было трое. Олег с Ильей азартно швыряли блесны вдоль камышей, а с кормы катера грустно глядел на поплавок капитан

Ваня. Татьяна недоуменно повернулась к учительнице:

— А почему вы думаете…

— Не думаю, а просто знаю. Хотели бы рыбешки наловить — уже по полному ведру было бы. Не в первый раз с ними. Им, понимаешь ли, тоже хочется по-человечески пожить, хотя бы на рыбалке. А по-нашему рыбачить — это неспортивно. Ладно, сейчас сама схожу, поговорю с ними.

Люба тяжелой поступью пошла к берегу. Что она говорила, слышно не было. Только блеснула над бородой улыбка Ильи и смущенно поправил кепочку капитан. Олег просто кивнул, еще раз взмахнул удилищем, покрутил ручку катушки — и по речке раскатился гулкий удар. Длинное зеленое тело выпрыгнуло из воды, боком плюхнулось обратно, рванулось — пластиковый прут в руках Олега согнулся крутой дугой. «Да не возись ты с ней, глуши сразу!» — донесся женский голос. Илья махнул рукой и отвернулся, пошел к катеру.

Через несколько минут Люба вернулась к костерку. В одной руке — ведерко, пальцы другой цепко впились в глаза щуки. Пасть судорожно подергивалась у самого плеча учительницы, а хвост молотил траву и время от времени сочно шлепал по мокрой штанине.

Чуть ниже колена.

— Вот видишь, могут же, если захотят!

— Это… что? — Татьяна не сразу пришла в себя. Зеленое чудище шлепнулось поодаль от костерка, запрыгало в пожухлой траве. — То есть они с самого начала могли поймать?

— И я тебе о том же, — Люба вздохнула. — Как молодых учить, так сразу — другое мышление, смотрите на мир иначе, вы теперь не те, что раньше… А как сами до удочек дорвались — так сразу же дайте им без этого пожить, дайте по-прежнему подумать и на мир

посмотреть!

— Может, им самим от этого всего отдохнуть хочется?

— Отдохнуть? — учительница ловко перехватила нож, ударила по щучьему черепу — раз, другой. Хвост задрожал, вяло махнул напоследок и замер. — От чего отдохнуть, Таня? От жизни? Если это наша жизнь — от нее не устанешь, просто будешь так жить. И не задумываться, почему именно так. Тебя ведь этому учат, правда?

Татьяна не ответила. Посмотрела еще раз на берег — Олег складывал спиннинг, что-то недовольно высказывая Илье. То кивал, соглашался, но глядел при этом не на собеседника. На дубовую рощицу, рыжевшую осенними листьями у дальнего поворота протоки. Не нравилось что-то Илье в этой роще — а может, просто чего-то он ждал от этих дубков.

Олег почувствовал взгляд, обернулся. Не торопясь, шагнул к катеру, положил снасти на палубу. Пошел к костру, по пути сорвал пучок травы — руки вытереть.

— Ну и как у вас дела? Как картошка, как рыбка?

— Ненастоящее это все, — неожиданно для себя самой выпалила Татьяна.

— Ничего себе! — глаза старика полезли под седую шевелюру. — Что тут ненастоящее? Картошку на рынке брали, щучка вот…

— Вы же знаете, что я не об этом!

— Знаю. А ты не злись, не злись. Или хотя бы учись свою злость прятать, — Олег неожиданно помрачнел, искоса посмотрел на Любу. — Так что у нас тут не настоящее? И почему?

— Все это, — девушка кивнула на катер, потом в сторону котелка. — Весь этот пикник на берегу, отдых на природе. И вообще… все.

— Вообще-то все вокруг настоящее. Не веришь — засунь палец щуке

в пасть, пощупай зубы. И природа настоящая, и пикник. Уха должна быть настоящая — если получится, конечно. Я вот давно так не отдыхал, честное слово. Очень давно. А что не только отдыхаем — это ты должна была еще раньше заметить. Для того и задание давал, да ты сама просмотрела все. Учись, привыкай, теперь у тебя все с изнанкой — вот и приучайся ее видеть. А пока — ладно уж, покажу. Пошли. Любовь Васильевна, одна управитесь?

— Справлюсь, — учительница пожала плечами. — Если что, еще два помощника есть.

— Тогда пошли, — повторил Олег и, не оглядываясь, зашагал к рощице.

Татьяна поплелась следом. Запоздало попробовала вглядеться в дубки верхним зрением — и ничего не поняла. Дубы как дубы, роща как роща. Единственное, что отличало это место от любого соседнего перелеска — зыбкое зеленоватое марево у самой земли. Такое уже приходилось видеть, и не раз. Летом. Летом — а сейчас осень!

Додумать эту мысль не удалось. Из куста на опушке поднялся молодой парень в пятнистых штанах и жилете с множеством карманов, накинутом на голое тело. Весьма мускулистое тело, кстати. Олег молча кивнул, и паренек шагнул в сторону, пропуская пришедших. Жилет колыхнулся, и на загорелой груди Татьяна успела увидеть небольшую татуировку — скорпион с какими-то цифрами над спинкой. И ниже — короткая надпись, но вот разобрать ее не удалось.

Парень весело подмигнул и пошел следом. Где-то его Татьяна уже встречала, но вот где именно — хоть режь, не вспомнить. На катере его не было, это точно.

— Ну вот и пришли, — Олег остановился, и задумавшаяся девушка чуть не уткнулась носом в плечо старика. — Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. А мешать не будем.

Сначала Татьяна не различала ничего, кроме переливающейся тени дубовых ветвей на небольшой полянке. Попробовала присмотреться по-другому — голова закружилась от всплесков зеленого огня и желтых сполохов. Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Наконец удалось разглядеть на дальней стороне поляны человека в стареньком джинсовом костюме. Даже узнала — он-то на катере был. Муж учительницы Любы. Виктор, кажется. Как причалили — подхватил сумку и пошел «за последними грибами», а с ним и еще четверо пассажиров. Интересно, а они где? Не видно. А смотреть верхним зрением Татьяна больше не хотела.

Виктор был занят отнюдь не грибами. Он стоял с закрытыми глазами, чуть приподняв руки, и дирижировал невидимым оркестром.

Осторожно, без резких взмахов. Тихо. Очень тихо. Бесшумно.

— Что он делает? — прошептала Татьяна Олегу в спину.

— Место лечит, — ответил тот чуть громче, но все-таки вполголоса. — Вон, посередине кострище видишь? А теперь вокруг посмотри.

Кострище она заметила только теперь. Приглядевшись, заметила и то, что было вокруг: какие-то серые линии, словно выгоревшие в прошлогодней листве… Выгоревшие?! Татьяна отшатнулась, снова налетела на плечо — на этот раз молодое и крепкое. Тут же вспомнила, где она видела этого парня — там же, где и сама чертила на земле такие же линии, складывающиеся в аккуратную, очень правильную фигуру.

— Узнала рисунок? — в голосе Олега не было ни насмешки, ни какого-нибудь интереса. — Только здесь не один человек был, а компания. Тоже, впрочем, любители приключений. Повеселились, похулиганили, а убирать нам. Праздник у них был, видите ли, день Дагона. Хорошо хоть без крови его отмечают, не так загадили все. Да и место спокойное, возле города хуже было бы.

— Вы и после меня так… лечили? — догадалась Татьяна.

— Не совсем так, но похоже. Ты по-другому набедокурила. Пожалуй, хуже, чем здесь. Эти-то своим делом были заняты, а ты все вокруг раздергала. Здесь просто — помочь немного, и лесок все сам затянет, еще до морозов. Только зола останется. Так что это и в самом деле отдых, ну, и уборка между делом. По осени нужно такие мелкие помойки убирать, чтобы к зиме чисто было.

— А большие помойки есть? И где?

— Э-э, чего тебе захотелось! Бывают и большие, и такие, что

вовсе не уберешь. Только там гулять незачем, и пикник рядом не устроишь. Там серьезная работа, но пока — тьфу-тьфу — давненько не видывали. А лучше вообще не давать гадить по-крупному, только не всегда получается.

— Как тогда, возле города?

— Как тогда, — хмуро кивнул Олег. — Там как раз такое, что век

не уберешь.

— Олег Алексеевич, а все-таки: что тогда было? Вы обещали

рассказать, и все время — в другой раз…

— И на этот раз не расскажу.

— Но почему?! Не вовремя? Или такой большой секрет?

— Не секрет, просто не хочется вспоминать. Да и не поймешь ты

пока всего. Вот научишься всему, что нужно, тогда и расскажу… может быть. Или кто-нибудь другой расскажет. Знаешь что, — Олег поднял сухую веточку, повертел в руках, потом с хрустом переломил. — Подойди с этим к Илье. Попроси рассказать — он тоже все знает. А если будет ко мне отсылать — так ему и передай, что мне вспоминать не хочется. Ну все, посмотрела на настоящее? — голос Олега неожиданно изменился. Словно и не было только что мрачного взгляда и тяжелого дыхания, не сходились седые брови. — Тогда пошли обратно. Наряд вне очереди я тебе не отменял, после обеда котелок помоешь. Гриша, закончите здесь — долго не бродите, уха остынет!