В сетях шпионажа, или «Час крокодила»

Алексей Ростовцев, 2011

Контрразведка и разведка дают неисчерпаемый материал для творчества писателей и исследователей. В этой книге – жестокая правда оперативной работы, которую надо делать чистыми руками. Из соображений конспирации изменены клички агентов, установочные данные фигурантов, смещены временные и пространственные рамки событий. Все остальное – правда.

Фестивальная ракета

Погожим летним днем 1973 года Михаил Трошин, сотрудник отдела научно-технической разведки советской резидентуры в Берлине, которая скромно именовалась Представительством КГБ в ГДР, пришел к берлинскому Алексу^[7] и сел на скамейку против фонтана «Нептун» — великолепного произведения искусства, сверкавшего на солнце своими струями, струйками и каскадами. Мимо Трошина текла вся красота мира — то был день открытия Всемирного фестиваля молодежи, и страны земли прислали в Берлин самых хорошеньких своих девушек. Это был подлинный парад образчиков национальной красоты. Сидя в тот день у фонтана, Михаил чуть не запамятовал, зачем он здесь. А целью его была встреча с агентом с Запада. Тот запаздывал, видимо, застрял в автомобильной пробке у КПП на границе между двумя Берлинами. Но вот наконец и он — высокий нескладный парень с лицом храброго портняжки и с расхлябинкой в движениях, не свойственной большинству немцев. Он походил на героя сказки многих европейских народов не только внешностью, но и бесшабашностью нрава, что дало Трошину повод присвоить ему при вербовке псевдоним Шустер. Это слово хоть и переводится как «сапожник», но созвучно русскому «шустрый». Шустер пёр прямо на Трошина, не проверяясь и выражая всем своим видом радость по поводу предстоящей встречи. «Идиот, — подумал Михаил, вставая и поворачиваясь спиной к агенту, чтобы тот по дурости не заключил его в объятия. Держась в нескольких метрах друг от друга, они направились к сорокаэтажному небоскребу отеля «Штадт Берлин», вместе вошли в лифт и только на двадцать седьмом этаже, в номере, дали волю своим чувствам.

— Почему не следуешь инструкциям?! — напустился Трошин на агента.

— Ах, Михаэль, — оправдывался Шустер, — сегодня фестиваль. Кому я нужен в такой день?

Он был отчасти прав, поэтому Трошин сменил гнев на милость:

— Ладно, садись, закусим, чем бог послал, да заодно и поговорим.

— Закусывать некогда, — возразил агент. — У меня для тебя сюрприз, Михаэль. Я тебе ракету привез.

— Что?! Какую еще ракету?! Кто тебе ставил такое задание?!

— Это ПТУРС. Наиновейшая модель. Такого шанса нельзя было упускать.

— Где ракета?

— В моей машине, на заднем сиденье. Я закутал ее в плед.

— Как ты прошел пограничный контроль?

— Ну какой сегодня контроль? Там колонны машин по три километра. Пограничники едва успевают проверять паспорта. А таможенники вообще стоят опустив руки. Ракету надо завтра до 8.00 вернуть на склад. Осталось восемнадцать часов. Бен просит за нее пятнадцать тысяч.

— Кто такой Бен? Ты мне раньше о нем не рассказывал.

— Это мой новый американский друг. Негр. Черный, как вакса. Если мы не отдадим ему ракету в срок, то у него будут крупные неприятности. Мне добираться до места с учетом границ и пробок шесть часов…

Еще год назад Герхард Штайнбеккер даже в состоянии глубочайшего опьянения не мог вообразить, что станет агентом советской разведки. Он работал барменом в казино на американском военном объекте и был предоволен своим положением на социальной лестнице, хотя американцев в общем-то недолюбливал за их пренебрежительное отношение ко всем неамериканцам, нахальство и хвастливость. Тем не менее водил дружбу с янки, потому что у тех было много денег и дармовой жратвы. Они приходили к нему домой всегда со своими бутылками и закусками. То ли их привлекала его смазливенькая жена Ютта, то ли возможность расслабиться в домашней обстановке. В последний из дней рождения Ютты они напились до белых слонов втроем с сержантом Юджином Брэдли. Наутро, продрав глаза, Герхард увидел отвратительную картину: его жена, сладко посапывая, спала в объятиях сержанта. Оба были абсолютно голые. Он пинками молча растолкал их.

— Прости, Герхард, — говорил Юджин, одеваясь, — но она меня буквально изнасиловала. Я звал тебя на помощь, но ты был мертвецки пьян. Я не мог с ней совладать. Погляди-ка, что она натворила!

Тут сержант указал на искусанные мелкими зубами плечи и грудь.

— Проваливай!!! — заорал Шустер.

Оставшись наедине с женой, он как рачительный хозяин не стал портить очаровательный Юттин фасад, а сел на стул, положил Ютту животом вниз на свои колени, поднял с пола изящную туфельку и, держа ее за каблук, крепко, с оттяжечкой врезал неверной супруге подошвой по мягкому месту. Она заорала и завизжала, но он врезал еще и еще. У него и в мыслях не было разводиться с ней, он любил ее. Простые парни по-простому разбираются со своими женами.

Однако с тех пор Шустер затаил зло на янки. Навязчивая идея нагадить им не оставляла его. Посетив однажды дядю в ГДР, он поделился с ним своими мыслями. Дядя был на оперативном контакте у Трошина. Он и свел Михаила с будущим агентом. Завербовался Шустер легко и с желанием. Трошин обрадовался неожиданной удаче, но радость через пару месяцев сменилась тревогой и даже страхом. Шустер оказался практически неуправляемым. Он не слушался оперработника и творил все, что ему на ум взбредет. Однажды он привез на встречу личные документы американского офицера, которые выкрал из кармана плаща в своем казино. Трошин терпеливо растолковал ему всю нелепость его поступка и объяснил, какой опасности он себя подвергал. Шустер кивал и заверял, что больше такое не повторится. Ему было поставлено несложное проверочно-тренировочное задание съездить во Франкфурт-на-Майне и изучить оперативную обстановку в окружении одного из американских объектов. Это было общежитие, в котором обитали холостые сотрудники франкфуртского филиала ЦРУ. Он должен был также запомнить несколько номеров автомашин, парковавшихся у этого здания, и посмотреть, какой там режим охраны. Проболтавшись вокруг общежития, Шустер убедился в том, что оно вообще не охраняется, если не считать единственного солдата, сидевшего в вестибюле. За его спиной висел ящик с ячейками для входящей корреспонденции. Дождавшись, пока все сотрудники уедут на службу, а солдат выйдет на улицу поболтать с дружками, агент вошел в вестибюль, выгреб из ящика все письма, сунул их за пазуху и был таков.

Неожиданному подарку очень обрадовался отдел внешней контрразведки. Еще бы! Получить десятки адресов сотрудников ЦРУ в Штатах и узнать их семейные тайны — такое случается не каждый день. Трошин же пребывал в шоке. Он накричал на Шустера, попугал его отнюдь не уютной западногерманской тюрьмой и пригрозил прекращением сотрудничества. Агент божился, что впредь будет паинькой. И вот теперь эта ракета!..

Начальник Трошина полковник Пригарин отнесся к выходке Шустера спокойно.

— Эка невидаль, — сказал он, рассматривая маркировку ПТУРСа. — У меня в Гамбургском порту «леопард» стоит под мусором. Не знаю, как его незаметно погрузить на наш корабль. Когда ж я все-таки доставлю танк в Ленинград, мой московский куратор получит орден Боевого Красного Знамени, а я — благодарность… Однако ракета действительно новехонькая. Пиши срочную шифровку в Центр. Проси санкцию на пятнадцать тысяч баксов, а я поговорю по ВЧ кое с кем, чтобы тебе сделали в Москве зеленую улицу. Полетишь через полтора часа немецким спецрейсом. Скажи командиру охранного полка, чтобы его солдаты сколотили подходящий ящик.

Пригарин не врал насчет «леопарда». Холодная война была в разгаре, и бывшие союзники крали друг у друга все, что плохо лежало или стояло.

В 16.30 Трошин взмыл в небо на личном самолете лидера гэдээровских коммунистов. Ящик с ПТУРСом стоял рядом. Кроме Михаила, в самолете не было никого. Этот самолет гоняли пару раз в неделю порожняком в Москву и обратно, чтобы экипаж не забыл дорогу в столицу великого восточного друга.

От Берлина до Москвы два часа лета. Из Внукова Трошина на машине с мигалками за сорок минут домчали на другой конец города, в Тушино, где в конструкторском бюро какого-то почтового ящика его уже ждали люди в белых халатах. Ракету бережно положили на стол, а Михаилу предложили удалиться. Он взглянул на часы. Было около половины восьмого вечера. Пока все шло по графику. Когда один из белых халатов вышел покурить, Трошин спросил, почему его попросили выйти.

— А чтоб не мешал.

— Там есть что-нибудь интересное?

— Конечно. Топливо, судя по цвету и структуре, содержит новые компоненты. Очевидно, у этого топлива более высокий импульс горения. Интерес представляют также система наведения, ну и еще кое-какие мелочи. Впрочем, мы идем примерно тем же путем, что и противник, и нам было важно узнать сегодня, что путь наш правильный.

В половине девятого Михаил занервничал и постучал в дверь, за которой происходили демонтаж и сборка снаряда.

— Знаете, — сказали ему, — мы сломали одну небольшую деталь. Сейчас в мастерской при КБ изготавливают точно такую же.

— Из нашего материала?

— Обижаете. Из американского. В Греции все есть.

— На последний рейс Аэрофлота я уже опоздал. Боюсь, что опоздаю и на последний рейс Интерфлюга.

— Не бойтесь, потому что, скорее всего, так оно и случится.

— Вы с ума сошли! Ракета должна быть в Берлине не позднее двух часов ночи.

— Не стоит так волноваться. Что-нибудь придумаем.

В 21.30 улетел в Берлин последний борт Интерфлюга. В эту самую минуту Трошина попросили пройти к машине, ожидавшей у входа в КБ. Ракета уже лежала на заднем сиденье, завернутая в плед Шустера.

— Мы не стали упаковывать ее, — объяснили Михаилу. — Знаем, что вам дорога каждая минута.

Дальше все шло как в хорошо смонтированном боевике: автомобиль, выписывающий сумасшедшие виражи между мрачными корпусами гигантского предприятия, погруженного в сон, трава, полегшая от ветра, поднятого винтами вертолета, какие-то люди в комбинезонах, длинная узкая взлетно-посадочная полоса, врезанная в лесной массив, и ровный гул военного транспортника, уносящего Трошина на запад.

Пригарин встретил его у трапа самолета и отвез в своем «опеле» в Берлин. В одном из темных переулков они перегрузили ПТУРС в машину Шустера. В это время часы на башне городской ратуши пробили половину второго.

— У тебя есть еще полчаса, — сказал шеф. — Прощайся с ним, а я подожду за углом.

Трошин протянул Шустеру блокнот и ручку.

— Зажги свет в салоне, — попросил он. — А теперь пиши: «Я, такой-то, получил от советской разведки пятнадцать тысяч долларов для вручения военнослужащему армии США…» Как его зовут, твоего негра?

— Бенджамин Франклин Китс. Его назвали так в честь какого-то их президента или ученого. Не знаю точно.

— Хорош Франклин, нечего сказать! Пиши дальше: «… Бенджамину Франклину Китсу за передачу советской разведке образца новой военной техники». Распишись и число поставить не забудь… Пересчитай деньги.

— Я тебе верю, Михаэль.

— Деньги пополам поделите?

— Не думаю, что он отдаст мне половину, но на пять тысяч рассчитываю.

— Сукин ты сын. А я-то думал, что ты работаешь на нас из неприязни к янки.

— Неприязнь неприязнью, а денежки денежками.

— Передай своему черному приятелю, что я желаю ему мягкого электрического стула. А тебе вот что скажу: убирайся к чертовой матери и чтоб глаза мои тебя больше никогда не видели. Я сегодня из-за тебя постарел на десять лет и не хочу, чтобы в случае твоего провала, а ты непременно провалишься, все газеты мира писали бы обо мне как о последнем придурке.

— Не надо истерик, Михаэль. Я понимаю, что у тебя был трудный день, но это не повод для разрыва наших отношений. Я приеду на Рождество. Какое будет следующее задание?

— Никакого! Один хрен, ты все сделаешь по-своему.

Трошин выругался, выскочил из машины, громко хлопнул дверцей и пошел прочь.

Добравшись до своей берлинской квартиры, он выпил стакан водки и ничком плюхнулся на кровать. Однако спасительный сон не шел к нему. Он поднялся и выпил еще. Потом распахнул окно и выглянул наружу. Все берлинское небо было расцвечено чудесными сполохами фестивального фейерверка. Ракеты, рассыпаясь на тысячи огней, медленно опадали и гасли в лучах занимающейся утренней зари.

Через пару месяцев к очередной праздничной дате Пригарин получил за операцию «Ракета» орден Красной Звезды. Трошину была объявлена благодарность.

Примечания

7

Алекс — площадь Александерплац.