Сад Льва

Алексей Поликовский

Это не биография Льва Толстого. Это попытка приблизиться к нему и понять, каким он был и кто он. Но разве он был? Разве он не есть сейчас, не в каком-то переносном и метафизическом смысле, а в самом непосредственном и прямом: Лев Толстой, наш сосед, друг и современник, с которым мы можем говорить обо всем, чем больно наше время и мучительна наша жизнь.

11

Всегда люди писали Толстому, но крестьянину Тимофею Бондареву Толстой написал сам, потрясенный и убежденный его рукописью «Торжество земледельца или трудолюбие и тунеядство». Толстой, много и запойно читавший с детства, подростком читавший Вольтера, молодым человеком наслаждавшийся Руссо, в средние свои годы читавший философов Эмерсона, Шопенгауэра и Локка, знавший все современные ему книги русской литературы, а это были книги Гоголя, Тургенева, Достоевского, Чехова — самыми значительными писателями своей жизни называл Сютаева и Бондарева. О Сютаеве речь впереди, сейчас о Бондареве.

Тимофей Бондарев был субботник, то есть принадлежал к секте, соблюдающей субботу, как ее соблюдают иудеи. Он прошел обряд обрезания и принял имя Давид Абрамович. Субботником он стал в армии. За это его сослали в Минусинский край, Бейскую волость, в деревню Иудино. Там, в глуши даже по меркам далекого и глухого края, в 160 верстах от Минусинска, он жил с женой, сыном, женой сына и их тремя детьми. В деревне было сто двадцать дворов. Бондарев учил детей и давал им читать брошюры Толстого. Эти места Бондарев не считал Россией, во всяком случае, свои письма он отсылал «в Рассею, на родину». Это его слова.

«До сорока годов я был помещицкий крепостной раб, а потом в самые лютые Николаевские времена 12 годов солдатом, а потом в самое тревожное время с черкесами, 4 года казаком, а затем с семейством четверо детей и жена пошел в кандалах в Сибирь. А теперь на что мне слава ваша, убирайтесь от меня с нею». Так он сам в трех строках в письме к Толстому рассказал свою жизнь и — никому не известный автор тысяч страниц — послал от себя вон подлый мир. Пройдя в кандалах с Кавказа, где служил, в Иудино, где ему предстояло безвыездно и безвыходно жить все оставшиеся годы, загнанный в холод и пустоту запредельных и гиблых мест, Бондарев стал думать, читать и писать о том, каким быть человеку и как должна быть устроена жизнь. Писал он много, за двадцать лет написал на двухстах листах 415 статей или, как он их называл, проповедей. Сам их переписывал и раздавал и рассылал десятками кому только можно. Начал с начальства Минусинского края, которое не читало рукописи ссыльного крестьянина, но превентивно возненавидело его. Тогда он стал рассылать свои труды министрам и в конце концов даже царю. Он делал это с упорством наивного человека, который уверен в том, что неустройство мира проистекает из-за незнания людьми правды. «Поэтому я надеюсь, что и все мое произведение пропустит, да и нельзя же не пропустить, потому что правдивей этой правды, которая вытекает со первородного закона, правдивей ее нету, да и быть не может — ни на небе, ни на земле». Но на десятки своих писем и пакетов с рукописями, которые он сам и переписывал в своем домике в Минусинских горах, он не получил ни одного ответа: «как камни в пучину морскую бросил». Только Толстой ему написал, и с тех пор он обращался к Толстому «в целом мире и во всем свете один только искренний друг мой Лев Николаевич». И даже называл его «братец мой Лев Николаевич». Толстой в ответ называл его другом и братом.

Как древний иудейский пророк, Бондарев всю историю начинал с Адама и Евы, с грехопадения, потом переходил к Каину, которого считал праведником… Заново, вникая в Ветхий Завет своим упорным и цепким крестьянским разумением, он исследовал и обдумывал все случившееся в те давние ветхие времена и в конце концов понял: Бог за грех Адама и Евы наказал человечество, повелев ему в поте лица зарабатывать свой хлеб. Это все знают. Но сильные мира сего скрыли от малых и слабых Божий завет: они переложили исполнение завета на них, а себе оставили приятные занятия и праздность. С тех пор это и есть порядок мира: одни добывают в поте лица хлеб и кормят других, которые властвуют ими. На сворованном труде и стоит мир, на воровстве, на сокрытии правды, на лжи.

Год за годом правительство запрещало тексты Толстого. Он сам пишет об этом в одном из письм Бондареву, что вот уже пять лет как запрещают его книги и сжигают их. А чего он не пишет — так это того, что статьи его ходят в списках, люди сами переписывают их и передают друг другу. Сколько таких рукописных Толстых ходило по рукам в России, неизвестно. Но ясно, что тысячи и тысячи копий и списков. Но тут не Бондарев распространял Толстого, а Толстой Бондарева. Его рукописи, полученные по почте из Южной Сибири, Толстой давал читать друзьям, сам читал им вслух, а еще посылал в редакцию журнала «Русское Богатство». Но все двери были наглухо закрыты Победоносцевым, который Россию не только подмораживал, как того хотел Константин Леонтьев, но еще и придушивал. Ни одной статьи, ни одной книги Тимофея Бондарева в печать не прошло.