#Цифровой_экономики.NET

Алексей Петрович Резник

Главный герой фантастического романа «#Цифровой экономики.NET» – талантливый и преуспевающий ИТ-бизнесмен, и его хочет во что бы то ни стало уничтожить древнее Зло, продолжающее существовать в нашем мире в виде коварной, глубоко завуалированной современной российской теневой «Системы». В какой-то степени роман «#Цифровой экономики.NET» является романом-предупреждением для всех молодых, энергичных, талантливых и креативных ИТ-специалистов.

ГЛАВА ПЯТАЯ. Москва. Поиски достойной работы

Работе в Администрации Тверской области я отдал два года своей начинавшейся трудовой биографии, совмещаемой с полноценным обучением в аспирантуре и, к окончанию второго года работы, прекрасно осознав, что на этой работе мне становится по-настоящему «тесно» и «душно», я занялся активными целенаправленными поисками, достойной моей квалификации, работы в Москве по своему основному профессиональному профилю.

Предварительно, я, конечно, сообщил об, окончательно сформировавшимся у меня, твердом намерении покинуть Администрацию, Борису Дмитриевичу Павлову, который меня туда и «сосватал» два года назад.

Внимательно выслушав по телефону мой короткий эмоциональный монолог, Борис Дмитриевич попросил меня приехать к нему на кафедру и все обсудить устно — «с глазу на глаз». Я сказал, что обязательно приеду и через два часа был на кафедре своего научного руководителя, где между нами состоялся серьезный обстоятельный разговор на животрепещущую тему моего дальнейшего трудоустройства.

Борис Дмитриевич, в целом, не возражал против моего желания перебраться в столицу и прекрасно понимая меня, пообещал немедленно включить все свои «связи», имевшиеся у него в соответствующих структурах в Москве. И, в самом заключении, состоявшегося, между нами, приватного доверительного разговора, Борис Дмитриевич, немного подумав — дабы соблюсти минимум внешних приличий, задал мне, странно и неожиданно прозвучавший, вопрос:

— Знаешь, что, Саша — ты не желаешь посетить мою «тайную лабораторию»?!

Я, как мог, молча «вытаращил» на него глаза, не представляя, что мне следовало ему ответить, красноречиво обведя взглядом помещение кафедры, где больше не виднелось никакой железной двери, ведущей бы в засекреченный отгороженный закуток.

— Она располагается не здесь, Саша — не на кафедре, а — совсем в другом месте! — негромким голосом объяснил мне «БД» и сразу добавил успокаивающим тоном. — Она располагается неподалеку — в пятнадцати минутах неторопливой ходьбы от Главного университетского корпуса! Как раз и прогуляемся, и все, не торопясь, обсудим! А, обсудить нам есть что — недаром же в свое время «староверы» говорили, что Москву когда-нибудь переименуют в «Чертоград» и, что — «быть этому месту «пусто»! Я, конечно, не «старовер» и верю в светлое будущее Москвы, но в чем «староверы» оказались правы на «все сто», так это в том, что настоящих «чертей» в Москве сейчас «понатыкано», как — тараканов за печкой! Опасно сейчас, Саша в Москве будет лично тебе!

— Зато — интересно! — с молодым задором парировал я.

Борис Дмитриевич лишь молча пожал плечами в ответ: «Дескать, тебе виднее», а вслух произнес:

— Ладно, пойдем туда, куда я тебя только что пригласил! Время-то оно же, ведь, не ждет! Читал же Джека Лондона, а?!

— Читал, Борис Дмитриевич, читал…, — как-то неопределенно ответил я, почувствовав давно забытую характерную тревогу, которая появилась у меня два года назад тем поздним июльским вечером, когда мне позвонил «БД» и сообщил о «рождении» Игига, ознаменовавшимся мощным разрушительным взрывом на кафедре «Информационных систем».

Собственно, тревога та тогда же и «прошла», улетучившись через сутки после своего появления — вместе с «Воином Уром», испепеленным у меня на глазах прямым попаданием молнии. Я уже почти полностью забыл весь этот опасный бред вместе со всеми его персонажами, а тут — «на тебе»! Оказывается, «тайная лаборатория» не взорвалась, а ее, всего лишь, «перенесло» ударной волной в другое место! По-моему, мое внутреннее душевное состояние зеркально отразилось у меня в глазах и было легко прочитано и расшифровано, ничего не упускающим из поля зрения, Борисом Дмитриевичем. Мой наставник мудро улыбнулся мне, ободряюще потрепал по плечу и спросил:

— Ты, что, Саша — не рад моему сообщению?!

— Я, честно говоря, Борис Дмитриевич, давно уже решил, что в ту дождливую ночь на Селигере вы мне рассказывали «страшные сказки»!

Борис Дмитриевич только жизнерадостно рассмеялся в ответ и, еще раз потрепав меня по плечу, сказал бодрым голосом:

— Пойдем, пойдем, Александр — не пожалеешь!

Пока мы шли по улице к «тайной лаборатории», то, словно бы по обоюдному молчаливому согласию, не заговаривали ни о Игиге, ни о Ираке, ни о Шумере, Гильгамеше и Хумбабе, «Твердникове» и «Воине Уре». Мы говорили с Борисом Дмитриевичем о совершенно приземленных вещах — о моем желании найти работу по специальности в Москве, и так, чтобы работа эта не мешала моему обучению в аспирантуре.

Главным предварительным итогом этой беседы, следовало считать заключительные слова Бориса Дмитриевича, сумевшего успеть меня «просветить» насчет того, что меня может ждать в Москве, за каких-нибудь десять минут:

— Ты сильно то, Саша не обольщайся относительно результатов своих первых поездок в «первопрестольную»! Москва может очень «круто» обломать самого «крутого» и никакие мои связи здесь не помогут тебе! Все будет зависеть только от тебя самого, ну, и, от обычного везения, конечно!

Настроение у меня, конечно, немного «подпортилось», но — ненадолго и не особенно сильно, честно нужно сказать. Тем более, что вскоре мы свернули во двор какого-то большого пятиэтажного здания и подошли к лестнице под козырьком, спускавшейся в типовой подвал, обычно используемый у нас в Твери различными ЖКХ-службами. Перед входом в этот подвал на кирпичной стене висела небольшая медная табличка, на которой были выгравированы славянские буквы: «Музей древнейшей истории Великого Княжества Тверского». А под буквами этими, как я догадался, довольно искусно был изображен старинный герб Твери: по центру червлёного поля наблюдался массивный золотой трон о четырех ножках. Сиденье трона покрывала ярко-зелёная подушка, украшенная «стильной» золоченой «ошнуровкой» по краю, а на подушке кто-то (скорее всего, Великий Тверской Князь Михаил) оставил лежать золотую корону о пяти листовидных зубцах, в каждом из которых сверкало по-крупному, искусно вставленному, изумруду.

Не знаю, на сколько точно неизвестному художнику удалось соблюсти историческую точность в изображении «Тверского герба», но ничего у «БД» я уточнять не стал, а лишь внимательно перечитал входную надпись, и повернув голову к своему «гиду», сказал ему свое личное мнение:

— Два года назад никакого «исторического музея» в Твери не было, равно, как и пресловутого «краеведческого общества», а тем более — в каком-то паршивом затрапезном подвале! И об «обществе», и о «музее» гуляли одни лишь непроверенные слухи! Вы так решили замаскировать «тайную лабораторию», Борис Дмитриевич?! Там же сейчас нечего хранить — Игиг-то исчез!!! Или — тут что-то другое?!

На что, Борис Дмитриевич мне ответил:

— «Что-то другое», Саша! Ничему не удивляйся, Саша и ничего не бойся! Мы пробудем там недолго — ровно столько, сколько окажется необходимым! И, сразу отвечаю на твой вопрос относительно «тайной лаборатории» — я ее не «маскировал» и никуда не «переносил»! Лаборатория сама себя «замаскировала» и сама себя «перенесла»! Механизм «переноса» я тебе объяснять не буду — слишком долго! — он открыл, оббитую стальными листами дверь в подвал и с силой толкнул ее «от себя».

Тяжелая дверь со скрипом раскрылась внутрь, и мы шагнули во мглу подвала. Борис Дмитриевич протянул руку вправо и нажал на выключатель — под потолком с характерным гудением зажглись неоновые лампы. И я увидел, что «Краеведческим музеем» оказалось обычное подвальное помещение, запахом свежей стружки и огромной станиной по центру «музея», сильно напоминавшее банальную столярную мастерскую. В дальнем правом углу я увидел железную дверь, неуловимо показавшуюся мне удивительно знакомой. И, как следствие, черт возьми, по душе расползлись, словно холодные змеи, давно забытые, но хорошо знакомые ощущения предчувствия встречи с «неведомым и необъяснимым»…

— Эта столярная мастерская принадлежит одному моему родственнику — сейчас он за границей и ключи есть только у меня. За железной дверью — его кабинет, «кабинет директора». Там, Саша тебе все окончательно станет ясно!… — он остановился перед «железной дверью» и, как мне показалось, особенно тяжело вздохнул, и посмотрел на меня на меня при этом таким взглядом, как будто приглашал прогуляться по «минному полю»…

…В «кабинете директора», по площади почти не уступавшему помещению мастерской, я попал в, как мне показалось, волшебное пространство «новой» или даже «альтернативной» реальности… Грязное замусоренное помещение подвальной слесарной мастерской являлось ничем иным, как искусной маскировкой…

…Я бьюсь о заклад, что в дальних частях полутемного «кабинета директора», я видел десятки стоек с «жужжащими» серверами, мигавшими сотнями маленьких цветных светодиодных лампочек, а потолочную поверхность запеленала «паутина» туго связанных металлических проводов, с часто понатыканными среди них вентиляционными коробами. Тем не менее, в непосредственной близости от нас с «БД» освещение давали, как мне показалось, самые настоящие старинные масляные светильники, неярко освещавшие небольшой и уютный квадрат пространства, который с небольшой натяжкой можно смело было назвать «отдельной залой» — с высоченным потолком, терявшимся где-то высоко вверху, в таинственном мраке…

…И было в этой зале немного таинственно, но очень симпатично и комфортно — тепло, сухо, красиво, необычно, но, тем не менее, все понятно и близко сердцу русского человека, тем более, родившемуся в Твери. Воздух «залы» был пропитан запахами засушенных на августовском солнце скошенных луговых трав, ароматами дикого бортевого меда, смешанного с перебродившим кисло-сладким густым духом натуральных ягодных настоек и наливок. И было еще здесь как-то по-особенному свежо, как бывает, только непосредственно сразу же в первые секунды после удара молнии — атмосферного грозового разряда…

…В огромном кресле-троне по середине «залы» торжественно восседал мужчина, внешне, как «две капли воды», похожий на «доктора исторических наук» и «краеведа», Ивана Святославовича Твердникова, сгоревшего на наших с Борисом Дмитриевичем, глазах два года назад на береговой кромке Селигерского острова Столобный.

Я смотрел на «голографическое» изображение «Твердникова» и чувствовал, как все мое существо, против воли, преисполняется светлым чувством, напоминающим благоговение. Не прошло и минуты, а я уже был уверен, что лицезрею перед собой Великого Тверского Князя Михаила, тем самым легендарным призрачным Белым Всадником, явившимся на помощь Народному Ополчению под руководством Минина и Пожарского в сентябре 1613-го года во время решающей битвы за Москву с войском польских интервентов!

Я, как мог, вытаращил глаза на Твердникова — Великого Тверского Князя Михаила и машинально воскликнул:

— Вау! Возможно ли это?!

— Возможно, Александр! — послышался откуда-то справа и сзади приглушенный голос Бориса Дмитриевича. — Технологии визуализации и интерактивная база знаний делают чудеса. У нас с тобой есть ровно минута — на больший промежуток времени не хватит мощности! Слушай внимательно Великого Князя!

— Протяни мне свою правую руку, честной отрок! — услышал я, знакомый низкий голос «Твердникова», произнесенный человеком, сидевшим на княжеском троне.

Я послушно протянул правую руку вперед, как мне и было сказано, не отрываясь, глядя прямо в глаза таинственному человеку, сидевшему на троне. Тот молча мне одел на безымянный палец протянутой руки тяжелый золотой перстень. Я во все глаза смотрел на перстень и не знал, что мне нужно сказать и вообще, не знал, а нужно ли мне было что-нибудь говорить!

Напряженное молчание нарушил Великий Князь, проникновенным ласковым голосом давший мне свой наказ:

— Носи с честью этот Перстень и всегда помни, что ты — Тверитянин, и выше этого почетного звания нет ничего во всем мире! Каждый человек должен, прежде всего, любить и помнить свою Родину!

Когда ты выйдешь из этого зала во внешний мир — перстень сразу исчезнет. Но запомни, что незримо он всегда будет, как влитой сидеть на твоем безымянном пальце правой руки! Во внешнем мире у тебя со временем появится много врагов и нельзя допустить, чтобы блеск этого Перстня раньше времени был замечен их алчущими глазами, налитыми недоброй черной кровью!

В этом невидимом Перстне заключена Великая Любовь Родины-Матери к тебе, Александр, как к одному из самых любимых сыновей Ее!..

…Из сознания моего выключился тот момент, когда исчез Великий Тверской Князь «Твердников» — Михаил вместе со своим троном, со сказочной ароматной полумглой и со всей непередаваемой атмосферой тверской средневековой старины. Вместо раритетных масляных светильников в обширном помещении «директорского кабинета» вспыхнули привычные неоновые лампы, утопленные в высоком потолке, и я вернулся в привычный мир двадцать первого века…

…Я сидел на краешке кресла «для посетителей», стоявшим перед рабочим столом Бориса Дмитриевича и изумленно рассматривал тяжелый золотой перстень, надетый мне на безымянный палец правой руки — перстень «таял» у меня на глазах прямо в воздухе. Я старался запомнить филигранно отлитый сложный символический узор печатки перстня. И, как ни странно, мне удалось запомнить сложный витиеватый узор во всех его тонких многочисленных деталях!

— Как ты себя чувствуешь, Саша?! — поинтересовался «БД».

— Великолепно, Борис Дмитриевич!!! — бодро проорал я в ответ и спросил у него: — У вас найдется чистый лист бумаги и карандаш, Борис Дмитриевич?!

Павлов молча достал из выдвижного ящичка стола и то, и другое, и пододвинул их ко мне.

Я быстренько нарисовал, не пропустив ни одного, самого мелкого и незначительного штришка и завиточка, только что растаявший в воздухе узор печатки подаренного мне «волшебного» перстня. Закончив, я сложил листок вчетверо, и спрятав его в нагрудном кармане рубашки, прямо спросил у «БД»:

— Этот «Твердников» — Князь Михаил в него превратился Игиг?!

— Никто ни в кого не превращался, Саша! — убежденно ответил мне Борис Дмитриевич. —

— Да — ИИ «вырос» или, точнее, «пророс» в наш реальный земной мир двадцать первого века, покинув свою «квантовую колыбель» в моей «тайной лаборатории». Лаборатория перестала быть «тайной» и теперь открыта для посетителей. Сейчас там новый вычислительный центр Тверского Технического Университета. Так называемые остатки «колыбели» или «куколки» Лунного Жреца под названием Игиг в виде кучки кусочков старой замшелой древесной коры я аккуратно собрал в мешок, вывез к себе на дачу и сжег там в камине. Таинство рождения-превращения «Твердникова — Воина Ура» из «куколки» Игига произошло в ночь полнолуния — накануне той грозовой дождливой ночи на Селигере! Перенос из «цифровой среды» «астрального мира» ИИ в реальную трехмерную среду завершен. Теперь беспокойный дух Гильгамеша, назвавшего себя «Воином Уром», скажет так — условно материален… Так же, как и стал «условно материален» и, более, чем беспокойный, «дух Хумбаба». Древнешумерская эра первых программно-математических вычислений на глиняных табличках сменилась непосредственной предтечей эпохи квантовых вычислений и квантовых компьютеров, в органической совокупности своей способных «породить» эффективный «квантовый разум»… Тебя ждет необычайно интересная, но, вместе с тем, очень опасная жизнь и карьера «Альфа-Айтишника», Саша!.. — Борис Дмитриевич умолк и лицо его не выражало ничего, кроме глубокой беспросветной печали…

Не прерывая затянувшейся паузы, я терпеливо ждал продолжения, которое не замедлило последовать:

… — Когда ты к нам пришел на кафедру, то сразу же, как и многие другие студенты и аспиранты, включился в углубленную работу над главной научной проблемой, хотя и сам до конца и не догадывался о своей роли в доведении «до ума» нашего генерального проекта «Цифровая трансформация человеческого сознания» или если тебе угодно «Цифровое человеческое бессмертие»… Ты же должен понять закономерность в формуле «ИИ = БД + ИС + БЗ + АВ + ВР» плюс фантомологические и иммерсионные технологии, да и ты сам — он опять умолк, многозначительно глядя на меня и, ожидая, видимо, какой-то «супер-реакции», некоего «бешеного» всплеска «дикого» изумления и «распоясавшихся» эмоций. Но ничего такого не последовало, так как, все сообщенное Борисом Дмитриевичем, «подспудно», на подсознательном уровне давным-давно было уже мне известно…

…На следующий день, самой ранней электричкой я поехал в Москву, на поиски, достойной своего уровня, интересной и перспективной работы — полный самых радужных надежд и обуреваемый жаждой конструктивной позитивной деятельности, которая, как я наивно полагал, давно, уже, «заждалась» меня в столице моей Родины!…

Но… не случайно я выбрал известную «присказку» для заголовка, только что начатой мною новой главы! Прежде чем попасть в штат, во многих отношениях, очень необычной, процветающей, динамично развивающейся корпорации «Арктические Танкера», мне пришлось в течение нескольких месяцев исходить много извилистых и ухабистых дорожек и тропинок по «айтишным» «бизнес-джунглям» Москвы, на каждом шагу сталкиваясь с издержками или, можно, даже, смело сказать — «отрыжками» незнакомого мне тогда еще во «всей своей красе» социального явления, которому я, после недолгих размышлений, дал название: «московский снобизм». А, быть может, это был и не «снобизм», а какое-то, гораздо более худшее и уродливое явление по самой своей извращенной сути, чем — «банальный снобизм», порождаемый, как правило, «недалеким» разумом отдельно взятого человеческого индивидуума, непомерно кичащегося своим коренным «московским» происхождением.

В этот, психологически нелегкий период моей жизни, заключавшийся в мучительных и напряженных поисках достойного места работы в столице нашей Родины, мне очень помогал мой «незримый перстень», постоянно дававший мне моральные силы гордиться тем, что я родился в Твери, которая, как должно было быть известно каждому мало-мальски грамотному человеку в Москве, когда-то «стояла» гораздо «выше» этой самой Москвы! Московские «князьки» ходили под Тверскими князьями! Кто же не помнит в Твери знаменитую Бортеневскую битву 1317 года между Тверской и Московской армиями, закончившейся полным разгромом объединенного войска «москвичей и татар»! В Москве, конечно, об этом сейчас мало, кто помнит или не хотят помнить, что, вполне, понятно. А вот в Твери на центральной площади города перед зданием Областной Администрации недаром в 2008-ом году установили памятник не кому-нибудь, а — Великому Тверскому Князю Михаилу, разгромившему в далеком 1317-ом году под Бортеневым «московских агрессоров».

Впоследствии, когда появился этот бронзовый всадник на центральной площади Твери, я часто подходил к нему и подолгу молча смотрел на бронзовое лицо Великого Князя Михаила, без особого труда находя в нем немало черт, несомненно сходных с лицом «краеведа» «Твердникова», бесследно «пропавшего» в белом пламени небесного грозового разряда в тот памятный июльский день 1999-го года на берегу острова Столобный. Странный и загадочный человек был Иван Святославович Твердников, и за время нашего знакомства и недолгого полумистического общения с ним, он успел сделать главное: внушить мне неистребимое, сильное и светлое чувство местечкового патриотизма и гордости осознания того великого факта, что я являюсь коренным «Тверитянином», а — не «москвичем»…

Кто его знает, быть может, на генетическом уровне из прошлых веков передалась эта необъяснимая инстинктивная неприязнь коренных москвичей к коренным Тверитянам?! Этого обстоятельства никто уже, пожалуй, объяснить то и не сможет ни в Москве, ни в Твери…

Собственно, куда-бы, в какую-бы фирму или корпорацию в Москве я не заходил, у меня, по-моему, на лбу горело клеймо, что я родом из Твери! И это почему-то всегда действовало на моих «собеседователей» («…льниц»), как «красная тряпка — на быка!». На бесконечных «собеседованиях» в офисах тех фирм и корпораций, где проходили мои встречи с представителями работодателей по поводу возможного устройства в штат этих самых фирм, мне как-то ненавязчиво, но постоянно давали понять, что я — человек «второго сорта», так как имел несчастье родиться не в Москве, а — в Твери! Прямо мне, конечно, так не заявляли, но в распоряжении «собеседователей» всегда имелся богатый арсенал мимических «грим-масок», нечаянных жестов, случайных высказываний, замаскировано подчеркивающих мою изначальную «неполноценность». Я не обижался на всех этих людей, потому что обижаться на них было бы глупо, по меньшей мере. Недаром же говорят, что: «Глупость и грубость — два родных брата!». И я давным-давно уже заметил, что по-настоящему умного человека отличает, прежде всего, естественная скромность и, не бросающееся в глаза, чувство такта. И мне в моих «московских скитаниях», пока, просто не везло, но я терпеливо ждал своей «звездной минуты», в наступлении которой никогда не сомневался.

Однажды, в очередной раз покидая приемную какой-то фирмы, закрыв за собой дверь, я услышал, как за этой дверью несдержанная на язык сотрудница, проводившая со мной беседу, обозвала меня словом «лимита». Кому-то она там «в сердцах» громко «ляпнула», комментируя мое появление: «Достала всякая „лимита“ меня „выше крыши“!». Я услышал это слово не просто, как сторонний незаинтересованный наблюдатель, а как человек, которого непосредственно наградили этим, странновато звучащим, ярлыком, переполненным сверх всякой меры и, вследствие этого, прямо-таки сочащимся нескрываемым презрением столичного жителя к «провинциалу»! Я всегда твердо верил в то, что все жители СССР, а впоследствии — России, как главной наследницы СССР, равны перед законом не только в своих обязанностях, но и — в правах тоже. Я часто вспоминаю знаменитую фразу великого русского полководца, Александра Васильевича Суворова, сказавшего с гордостью после окончания победоносной битвы при Нови, где он вдребезги расколотил французскую армию во главе с хваленым генералом Моро: «Быть русским — это так здорово!» (фактическим командующим той французской армии был талантливый генерал Жубер, но Жубер был смертельно ранен в самом начале битвы каким-то патологически метким «тирольским стрелком», и командование французами автоматически перешло к генералу Моро). Вот я, наивный «русский» из Твери, и поехал в «русскую» Москву, полный радужных надежд и не сомневающейся уверенности в том, что меня «с руками оторвут» в первой же крупной компании, специализирующейся на разработке программ и информационных систем, куда я соизволю обратиться, чтобы предложить самого себя в качестве соискателя вакантной должности, о которой я прочитал в объявлении, размещенном в СМИ.

Но не тут-то было! Все мои «собеседования» заканчивались одинаково — стоило лишь только для начала моим «собеседователям» выяснить, что я проживаю в Твери, как у них «вытягивались» лица и «тускнел свет доброжелательства и заинтересованности» в глазах, словно бы я приехал к ним не из Твери, а только что явился из далекого среднеазиатского лепрозория, где безуспешно лечил «проказу» в течение последних нескольких лет! Я, конечно, утрирую тогдашнюю ситуацию со своими бесконечными и бесплодными поездками в столицу и сгущаю краски, но с уверенностью могу сказать, что унижений я тогда «нахлебался» «выше всякой крыши», что заставило невольно меня начать задумываться о таких вещах, о которых раньше мне, вообще, казалось «диким» думать: о своеобразной социальной «сегрегации», необоснованной дискриминации, основанной на «первобытных», оскорбляющих человеческое достоинство, критериях. Суть их, грубо говоря, сводилась к одному нецивилизованному знаменателю: «Если ты — не москвич, то ты — настоящее «быдло»! Да простят меня «истинные» коренные москвичи — интеллигентнейшие, воспитанные, добрые и хорошие люди, не имеющие никакого отношения к банальному «хамству», так широко распространенному и прочно укоренившемуся до сих пор в «офисных коридорах» не только одной Москвы, но и всей нашей необъятной Родины! Но, увы, так уж мне «везло» и я часто возвращался домой в Тверь после таких поездок в совершенно разбитом моральном состоянии. В общем, это были очень тяжелые дни — Москва «высасывала» из меня и кровь, и душу… но я был молод, здоров и, трезво оценивая свои интеллектуальные возможности, упрямо смотрел в будущее с неунывающим оптимизмом, так свойственным молодости!

И моя истовая вера в конечную удачу, в закономерный успех, в конце концов, однажды в один прекрасный день оправдала себя.

После начала моих «московских поисков» прошло несколько месяцев и однажды я оказался в районе станции метрополитена «Белорусская», «постучавшись» в «широкие врата» очень симпатичного, построенного по индивидуальному оригинальному архитектурному проекту, пятиэтажного здания-офиса корпорации «Арктические Танкера», которые передо мной неожиданно широко и гостеприимно распахнулись! Безусловно, что шел я туда, предварительно прочитав одно из случайно попавшихся мне на глаза объявлений — но шел я туда с добрым предчувствием. Вернее, не то, чтобы с добрым — добрых предчувствий у меня в Москве никогда не возникало, а ехал я в компанию «Арктические Танкера» без ощущения полной безнадежности, какое являлось моей постоянной спутницей во время всех своих предыдущих поездок на «собеседования». Накануне моего первого предварительного посещения этой компании мне приснился первый раз в жизни самый настоящий «вещий сон»:

«…Почти безнадежно забытый, но бесконечно близкий и родной добрый седобородый Дедушка вышел из темной лесной чащи на полянку, где я его дожидался, предварительно заблудившись в этом густом лесу, и сказал он мне только два слова: «Посматривай, милок!!! А я еще хотел уточнить у него: на кого или куда посматривать-то, Дедушка?! А «Дедушка» сдвинул в сторону густую седую бороду вместе со всей маской, закрывавшей его настоящее лицо и озорно подмигнул мне правым глазом, и я увидел, что стоял передо мной «Твердников» — «Бессмертный Воин, Ур» и сказал он мне: «Я, Александр, пока прячусь в этом лесу — Хумбаб потерял меня, и, пока опасности нет — ни для меня, ни для тебя! Тебе должно сегодня «повезти»! Я свяжусь позднее с тобой!..» и затем я проснулся, как и полагается в таких непростых веще-пророческих снах…