Левая рука Бога

Алексей Олейников, 2015

Мир возможного будущего. Новый Российский Союз находится в глухом противостоянии со странами Запада. Лишенный доступа к высоким технологиям, в жесткой гонке вооружений, НоРС бросает все свои силы в неизвестные области знания, где наука смыкается с верой, в тонкие пространства, где дремлют силы, которые лучше не будить. Чтобы попасть туда, мало термоядерных реакторов и гигаваттных установок. Нужна вера – такая откровенная и безоглядная, какая может быть только у детей. Но что произойдет, когда подростки получат настоящую Силу? Что они выберут, на что решатся, если внутри каждого – его собственная ядерная бомба обид, страхов, надежд и мечтаний?

Глава десятая

Аслан еще раз перечитал сообщение.

«НАМ НАДО ПОГОВОРИТЬ»

И о чем? Чего Жанке еще надо? Разошлись, значит все. Он бы и не стал отвечать, если бы не Локотькова. Верная подруга, приперла его к стене в школе и давай стыдить. Дескать, он поговорить с девушкой боится.

Времени просто жалко. Но если Жанке уж так приперло…

«Вернуться хочет, — подумал Аслан. — Поняла, что потеряла, дура».

Аслан оглянулся. Никого. Дружинники прошли десять минут назад, а казачьих разъездов здесь не бывает. Он вытянул из кармана сигаретницу. Вынул сигарету, сорвал обертку. На воздухе сработал самоподжиг, вверх потянулся тонкий дымок.

Юноша с удовольствием втянул запах. Настоящий табак, никакой искусственной дряни вроде сладкодыма. Он бы курил трубку, но это слишком дорого. К тому же отец почует.

А эти почти без запаха.

«И где Жанку носит?» — он раздраженно оглядел пустой вечерний парк.

И чего она тут встречу назначила? По набережной могли бы пройтись, например.

Аслан потер ноющее плечо — москвич хорошо ногой влепил. Молодец, выкрутился. Все честно — продержался с мячом на брусьях до конца «тихого часа», они его так оттуда снять и не смогли. А за полминуты до конца Денис просто отправил мяч в кольцо — и попал!

Аслан потянулся. На борцовском ковре он бы показал этому прыгуну.

— Привет.

Жанка стояла у качелей, смотрела темными глазами. Первое, что заметил Аслан с самого начала, с первой их встречи — эти глаза. Они тревожили и притягивали, хотелось смотреть на них постоянно. Крупные, темные, блестящие как вишни, он мог взять карандаш и, не глядя на ее лицо, начертить по памяти идеальный, как миндальное зерно, контур.

— Опаздываешь, — хмуро заметил юноша. — Чего хотела?

Жанка села в качели — старые качели на двоих, такой сварной барабан из труб, подвешенный на ободе, в нем две скамейки. Жанка забилась на одну, как птица в скворечник, сжалась.

— Чего молчишь?

Аслан вздохнул, залез на качели, сел напротив. На таких качелях они в первый раз поцеловались. И что, она думает, это что-нибудь изменит?

— Эй, так и будешь молчать? — он шутливо стукнул ее по коленке. — Зачем позвала?

Плечи ее дернулись, она повернула лицо в синюю темноту. Аслан покусал губу, потянулся, провел по волосам. Черные, блестящие, искрятся при свете фонарей, прилипают к ладони. Он пробежал пальцами по ее лицу — легко, раз-два-три, как будто отрабатывал гаммы на пианино. Растер влагу между пальцами.

— Вот ты глупая, да? — сказал Аслан. — Позвала, а сама сидишь, ревешь и сказать ничего не можешь. Я тебе говорил, что так будет? Что ты гордая слишком? А ты…

— Я беременна, — глухо сказала Жанна. Рука у Аслана будто онемела.

— Уверена?

Жанка кивнула.

Аслан соскочил с качелей, заходил по площадке.

— Погоди, погоди, — забормотал он. — Погоди, как беременна…

У него было странное чувство, что ничего не изменилось, а мир перевернулся. Словно где-то в горах прорвало плотину, и к ним несется поток грязи и камней, и убежать невозможно, и она вот-вот накроет, совсем близко, а здесь тишина, здесь все как обычно. Но на самом деле ничего уже нет, все сметено, все живет в долг.

— Ты точно уверена?

— Я три раза проверяла, — шмыгнула носом девушка.

— А как? — тупо спросил Аслан. — Ты что, пошла в лечебницу?!

— Для этого тесты есть, — сказала Жанка. — Так их не купить, но достать можно.

— А… — Аслан потер затылок, потом решился.

— А срок какой?

— Какой надо срок, — Жанна утерла глаза, посмотрела на него. — Боишься, что не твой?

— Я боюсь? Я ничего не боюсь! — разозлился Аслан. — Язык прикуси, да? Откуда я знаю, с кем ты гуляла после меня?

— Ни с кем я не гуляла, сам знаешь! — завелась Жанка. — Дома сидела, блевала. Понять ничего не могла, пока Катька тесты не принесла.

— Она что, знает? — Аслан замер. — Ты кому еще растрезвонила, дура?!

— Вот ты задергался. Боишься, папа твой узнает?

— Слушай, женщина, замолчи, — взвился Аслан. — Иначе плохо тебе будет, клянусь.

Жанна замолчала, но все смотрела на него своими оленьими глазами, лицо ее белым овалом таяло в сумерках — Аслан подошел, запрокинул голову и поцеловал ее.

— Не волнуйся, — шепнул он. — Разберемся. Не бойся. Может быть…

— Что?

— Ну, ты знаешь… можно… говорят… можно убрать его. За деньги. Я узнаю…

Жанка прижалась к нему лицом, заплакала.

— Я не хочу. Не хочу.

Она подняла лицо, потянулась к нему.

— Он маленький, мне его жалко. Он же твой…

— О чем ты вообще? — Аслан оттолкнул ее. — Вас не разберешь. Чего тебе надо? Это все просто, говорят, зуб вырвать больнее. Главное, деньги достать.

— Он не зуб, он твой ребенок, — глухо сказала Жанка. — Не буду.

— Совсем дура, да?! — Мацуев чувствовал, как внутри разгорается злость — на эту бестолковую Жанку, на этого ребенка. Откуда он взялся, почему сейчас?

Отец… если отец узнает. Нет, не узнает.

Аслан шагнул к ней, крепко взял за руки.

— Не буду, не хочу, не буду, — повторяла она. — Не буду. Он мой, ясно? Мой!

— Тихо, тихо!

— Скажи это.

Аслан не понял.

— Скажи, — повторила она. — Ходишь кругами, а сказать боишься. Скажи, чего хочешь. Скажи!

Он отшатнулся, поглядел бешеными глазами на светлое небо, на чаек, кружащих над ними. Их дальние крики надорвали облака и оттуда начал сыпаться мелкий дождь.

— Вот дура!

— Это ведь не страшно, не тебе же делать, — она усмехнулась. — Просто скажи — аборт. Ведь просто, да?

Аслан отвернулся, сцепил руки за спиной, потянул — на разрыв, до боли в пальцах. Отвернулся, чтобы не смотреть на нее, на ее лицо, белой свечой плавящееся в сумерках. Чего ей надо?!

Он вздохнул. Успокоился немного. И начал говорить, как вколачивать гвозди — чтобы поняла, чтобы до ее кучерявой головы дошло.

— Жанн, ты подумай. Вот ты его оставишь. И что будет? Ты же несовершеннолетняя. Это значит, тебе сразу красную метку в личное дело. Ребенка в приют, а тебя в работный дом — отрабатывать его содержание. А меня из гимнасия отчислят и тоже дело закраснят.

Аслан тут палку перегнул, отец его от красной метки отмазал бы. Но вот из гимнасия он бы точно вылетел. Но страшнее всякой кары ПОРБ то, что с ним сделает Хаджи Мацуев, десятник береговой дружины Особого приказа, если узнает о Жанке. Аслану уже три года как невесту сосватали, из хорошего тейпа, отец уже и выкуп почти выплатил, а тут такое…

— А мы с мамой будем его воспитывать, — вскинула глаза Жанна. — Она опеку выхлопочет.

Аслан усмехнулся.

— Не потянете вы. Семья неполная, дольники, на счету полторы копейки. Какая опека? Нет, ребенка в приют, тебя в работный дом.

Жанка не ответила, опустила голову. Она плакала.

Аслан вздохнул, присел рядом, прижался губами к макушке. Ее волосы пахли розовым маслом, как всегда, и у него перехватило дыхание.

— Ты не бойся, заяц, не бойся, — прошептал он. — Есть у меня заначка, и на Новый год отец подкинет еще. Надо только узнать, где плод правильно вытравляют, чтобы без вреда. Только ты глупостей не делай, как ты любишь. Хорошо?

Жанка слабо кивнула.

— Вот молодец, — обрадовался Аслан. — А теперь давай домой.