Прощание с Византией

Алексей Михайлович Величко, 2021

Книга охватывает последний период существования Византийской империи, завершившийся взятием Константинополя 29 мая 1453 г. османами. Несмотря на крайне тяжелое внешнее и внутреннее положение, Византия в течение двух последних веков по-прежнему являла миру грандиозную духовную, политическую, культурную и военную силу, успешно противостоя попыткам экспансии со стороны турок и Запада. В книге подробно раскрываются события Пятого, Шестого, Седьмого и Восьмого Крестовых походов, а также попытки организации унии с Римо-католической церковью в Лионе и Ферраро, знаменитые исихастские Соборы середины XIV столетия. В центре этого повествования находятся фигуры блистательных Византийских императоров – Феодора Ласкариса, св. Иоанна Дуки Ватаца, Михаила VIII и св. Константина Палеологов

Династия Палеологов

V. Император Михаил VIII Палеолог (1261—1282)

Глава 1. «Новая Византия» и ее окружение

Родоначальник знаменитой династии Палеологов родился в 1224 или 1225 гг. Все отмечают, что в нем природная красота лица органично соединялась с быстрым, острым умом, скоростью исполнения собственных решений, энергией, отвагой, щедростью и деловитостью. Как уже говорилось, он происходил из знатной семьи, состоявшей в родстве с царями. Не случайно Михаил VIII Палеолог подписывался: «Михаил Дука Ангел Комнин Палеолог»336.

Его дед Алексей Палеолог был женат на дочери императора Алексея III Ангела, имел титул деспота, а бабушка Ирина, как первенец семьи Ангелов, еще в детстве получила право носить пурпурную

обувь. Если бы смерть не прервала жизненный путь ее мужа, то Алексей Палеолог имел все основания заявить права на царскую власть после кончины Алексея III. Их дочь впоследствии была выдана замуж за Андроника Палеолога, которого император Феодор I Ласкарис почтил саном великого доместика. Конечно, эти обстоятельства, положенные на честолюбивую душу Михаила VIII Палеолога, предопределили его будущие планы. Кроме того, по неопределенным свидетельствам современников, еще в ранней юности Палеолог получал неоднократные знамения и пророчества о грядущем царском сане, что, конечно, только усилило в нем желание стать императором337.

Честолюбие Михаила VIII Палеолога не было «тайной за семью печатями». Еще во времена царствования св. Иоанна III Дуки Ватаца, в 1252 г., на Михаила был сделан донос о попытке составить заговор с целью захвата власти. Правда это или нет — достоверно неизвестно. Характерно другое — как Михаил VIII Палеолог держался на допросе, который был учинен при производстве следствия. Поскольку обвинения против Палеолога казались малоубедительными, ему предложили пройти испытание «Божьим судом» — взять в руки раскаленное железо. Считалось, что если руки останутся целыми, то обвиняемый невиновен; в противном случае его признавали преступником.

В ответ Михаил VIII не без иронии заметил стоявшему поблизости члену суда Фоке, митрополиту Филадельфийскому: «Я — человек грешный и не творю чудеса. Но если ты, как митрополит и человек Божий, советуешь мне это сделать, то облекись во все священнические одежды, как обыкновенно приступаешь к божественному жертвеннику и предстоишь Богу, и потом своими святыми руками, которыми обыкновенно прикасаешься к божественному жертвоприношению Тела Господа нашего Иисуса Христа, вложи в мои руки железо. И тогда я уповаю на Владыку Христа, что Он презрит мои прегрешения и откроет истину чудесным образом».

Архиерей возразил, что это — варварский обычай, заимствованный римлянами из других стран, а потому он, как священник, не может участвовать в нем. Но Палеолог без труда нашелся: «Если бы я был варвар и в варварских обычаях воспитан, то я по варварским законам и понес бы наказание. А так как я римлянин и происхожу от римлян, то по римским законам пусть меня и судят!» Как нетрудно догадаться, обвинения с Палеолога сняли и признали невиновным338.

Палеолог продолжил свою карьеру и вскоре зарекомендовал себя самым лучшим образом. Его боготворили за приветливость и щедрость рядовые византийцы, а солдаты, неоднократно под его началом одерживавшие победы над противниками, считали за счастье служить под командованием Палеолога. Зато откровенно не любили в семье Ласкаридов, где успехи молодого человека вызывали обоснованную тревогу.

В 1256 г. Михаил Палеолог узнал, что император Феодор II Ласкарис приказал его ослепить по очередному обвинению в измене и попытке захватить царскую власть. В то время Палеолог являлся контоставлом (конюшенным) и командовал войсками в Вифинии. Видимо, подозрения оказались не безосновательными, поскольку однажды Палеолог простодушно заявил товарищам: «Кому Бог дает царствовать, тот не виноват, если позовут на царство его»339. Едва ли это был единичный эпизод — наверняка до императора и раньше доходили слухи о планах, которыми делился Михаил с близкими людьми.

Однако и на этот раз Палеологу удалось избежать опасности. Герой столичной аристократии, выходец знаменитого рода, он повсюду имел друзей, а потому немедленно отправился к Иконийскому султану КейКавусу II переждать грозу. Тот с радостью принял замечательного полководца и даже поручил ему командовать отрядом византийцев, находящийся на турецкой службе, во время войны с татарами340. Феодор II Ласкарис забеспокоился: он понимал, что при помощи турок Михаил Палеолог может предпринять далеко не безнадежную попытку захватить власть в свои руки. Поэтому император срочно направил посла к опальному аристократу с предложением вернуться на родину на условиях полного прощения.

Вняв советам друзей, через год Палеолог возвратился в Никею и в свою очередь также дал клятву царю никогда не посягать на его власть. Подозрительный император наградил Палеолога должностью великого коноставала (командира иностранных подразделений), дал ему довольно слабый отряд солдат и направил на Запад в надежде, что там Михаил и погибнет.

Но Палеолог и на этот раз показал свои блестящие военные дарования, разбив эпирцев и лично победив в поединке сына деспота, командовавшего вражеским войском. А затем начал брать город за городом. Эти победы вызвали при дворе новый всплеск ярости со стороны завистников и самого василевса — Палеолога попытались даже обвинить в колдовстве, а затем в очередной раз арестовали. Он долго томился в тюрьме, не имея никаких шансов быть хотя бы выслушанным императором.

В тот год многие родственники Палеолога лишились должностей, а некоторые даже сложили голову на плахе, но самому Михаилу VIII повезло — буквально накануне его казни царь Феодор II Ласкарис скончался341. Наконец, после многих перипетий Михаил Палеолог реализовал свою мечту и, ослепив юного Иоанна IV Ласкариса, стал единоличным Византийским императором.

Надо откровенно сказать, ему выпала не самая легкая доля. При всех успехах, сопутствовавших династии Ласкаридов, Византийская империя была восстановлена далеко не в том виде, какой она была, скажем, при Македонцах или Комнинах. Почти все бывшие черноморские владения принадлежали теперь независимой от Константинополя Трапезундской империи. Попрежнему существовал Эпирский деспотат, занимавший юг Албании и часть Этолии.

Среди других греческих государств, не признававших Никейского царства, следовало опасаться Великой Валахии, которой принадлежала Фессалия, Локрида и Фотида. Низвержение Латинской империи не коснулось пока еще таких автономий, созданных на византийских землях, как Афинское герцогство и Морейское княжество. Многие острова у Константинополя принадлежали венецианцам и генуэзцам. Собственно говоря, в нынешнем виде Византия включала в себя только бывшие владения Никейской империи, Фракию, Македонию и Фессалоники, а также ряд островов: Родос, Лесбос, Самофракия и Имброс.

Территория убыла, а многочисленные враги остались. Кроме того, как и раньше, Византийской империи противостояла Болгария, хотя и существенно ослабленная, и Сербия, набиравшая силу и стремившаяся обладать той властью, которую ранее имела Византия на Балканах. Азиатские турки, получившие сильнейший удар от татар, малопомалу приходили в себя и начинали вновь представлять грозную силу342.

Экономическое и военное превосходство латинян также являлось безусловным. Политические события резко отразились и на церковных отношениях Востока и Запада, хрупкой целостности которых был нанесен непоправимый ущерб343.

Более того, в начале царствования Палеолога отношения Византии с Западом существенно ухудшились по сравнению даже с недавними годами. Захват Константинополя — вершина славы Михаила VIII Палеолога, на удивление, принес много новых проблем, решение которых оказалось не по плечу не только самому василевсу, но и его преемникам. Если во времена Никейской империи между греками и Западной Европой находилась Латинская империя, то теперь этот промежуточный балласт, постоянно требовавший помощи от папы и позволяющий Византийским царям играть на противоречиях своих врагов, исчез.

Итак, Империя была почти восстановлена, но отныне ее василевсам пришлось напрямую столкнуться с теми западными государями, которые считали делом своей чести возродить Латинскую империю или присоединить к себе ее бывшие земли, ссылаясь на многочисленные акты и договоры, заключенные Балдуином II. Династические союзы и браки внесли столько сумятицы и неразберихи с правовой точки зрения, что теперь не только бывший Латинский император, но Германский и Французский короли считали себя наследниками бывших владений Балдуина II.

Кроме того, годы латинского ига оставили глубокие раны на теле блистательной ранее Византии. «Великая глава, Константинополь, венчала ослабевшее, подвергающееся со всех сторон нападениям тело», — справедливо писал один автор. Венеция и Генуя полностью доминировали на море. Сербия и Болгария, разумеется, не осмелились бы в одиночку напасть на Византийское государство. Но могли поддержать удар в направлении Константинополя. Западные державы также не являлись друзьями Византийской империи. Поэтому, объединение их в одну группу неминуемо повлекло бы гибель Византии344.

Позиция Римской курии также резко изменилась: ранее папы были готовы пойти на большие уступки грекам, но теперь, с испугом и страхом взирая на восстанавливающуюся Византию, играли на угрозе объединения всего Запада в борьбе со «схизматиками». Понтификам было тяжело взирать на то, что византийцы, бывшие почти в их власти, ускользнулитаки из их рук. Верные своим вековым представлениям о главенстве Апостольской кафедры, они ни при каких обстоятельствах не соглашались мириться с фактом существования независимой Восточной церкви. Единственный на тот момент времени интегрирующий центр всей западной цивилизации, Рим, мог в одночасье решить судьбу Византийской империи — как в положительном смысле, так и в отрицательном.

Следует сказать, что никогда ни до, ни после Рим не достигал такого могущества, как в XIII веке. Достаточно напомнить, что IV Латеранский собор 1215 г. официально объявил Римскую церковь матерью всех Церквей и наставницей всех верующих, а ее епископа — стоящим выше патриархов Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. А папа Климент IV (1265—1268), о котором речь пойдет ниже, высказал искреннее убеждение об абсолютном праве понтифика распоряжаться всеми Церквами, церковными должностями, положениями и бенефициями.

Теоретически еще сохранялся вопрос, кто главнее — папы или Вселенские Соборы, но на практике апостолик считался главой церковного управления, верховным законодателем и судьей Западной церкви. А потому самостоятельно определял те правила, которые затем послушно принимались на «Вселенских» Соборах. Глава Апостольского престола закрепил за собой также право облагать налогами все Церкви, подчиненные Риму. К нему теперь обращались не иначе как к «наместнику Христа на земле», «святейшеству», sanctitas или sanctissimus. Со времени папы Иннокентия III стали считать, что легендарный библейский царь Мелхиседек есть прообраз Римского епископа, сочетающего в себе функции Римского императора и священника345. Как известно, ранее образ Мелхиседека олицетворялся в сознании современников исключительно с Римским царем; более чем заметная разница.

Именно в этом столетии на Западе папам стали официально приписывать эксклюзивные права отпускать наиболее тяжкие грехи — святотатство, кровосмесительный брак, содомию, убийство духовных лиц и т.п. Только апостолик отныне мог канонизировать святых и признавать подлинными их мощи. Кроме того, понтифику принадлежало полномочие изъятий тех или иных имуществ из епископских юрисдикций. Исключительно он принимал решение о созыве «Вселенских» Соборов Западной церкви. Ни один архиерей отныне не мог оставить свою должность без согласия Рима или быть перемещенным с одной кафедры на другую. Каждый архипастырь вступал в свою должность не ранее, чем давал клятву верности Римскому епископу и получал от него палии. Поездки ad limina, которые епископы обязаны совершать в Рим после своей хиротонии, отныне становятся безусловным правилом. Как следствие, латинские архиереи начали именовать себя следующим образом: «Епископ по милости Божьей и святого Апостольского и Римского престола».

Наконец, столь знакомая нам «теория непогрешимости» Римского папы, когда он вещает ex cathedra, уже в середине XIII века получила публичное признание на нескольких западных «Вселенских» Соборах. Не возвысившись еще до степени верования de fide, она, по словам исследователей, становится верованием prope fidem. Даже могущественный Французский король Людовик IX Святой, относящийся к папе как к собственному епископу и чуткий к правам галликанского священства, составивший в 1269 г. «Прагматическую санкцию», регулирующую права Римского престола, вынужден был соотносить свою политику с требованиями и пожеланиями понтифика346.

Достаточно было папе, обладавшему таким могуществом, объявить новый Крестовый поход на Константинополь и дать свое духовное благословение, как западное воинство поднялось бы на Византию. И, наоборот — без согласия понтифика ни один христианский государь не осмелился бы в XIII веке начать войну на Востоке. Правда, эти легкие в теоретическом отношении конструкции в действительности осложнялись многими привходящими практическими обстоятельствами.

Запад не был единой силой, и его правителей раздирало множество противоречий, застарелых споров и обид, требовавших деятельного участия Римского папы, как универсального посредника и арбитра. Понтифику постоянно приходилось вмешиваться в межгосударственные и межличностные конфликты сильных мира сего, выискивая компромиссные варианты. Кроме того, власть апостолика при всей ее значимости и величии не казалась безусловной для всех монархов. Достаточно напомнить многовековое противостояние Рима и Германских королей, достигшее к середине XIII столетия своего очередного пика.

Римскую курию чрезвычайно волновала и судьба Италии, ставшая в очередной раз объектом спора между Германией, Францией и самим папством. В частности, весьма серьезно встал вопрос о том, какой нации принадлежит право устанавливать Imperium — германцам или французам. Папыфранцузы активно работали на пользу Людовика IX Святого, но немцы активно противодействовали им. Они прекрасно понимали, что именно идея Империи создала германскую нацию и позволила немцам возвыситься над всеми европейскими народами. Потерять Imperium — значит потерять себя, свое могущество.

Чуть позднее описываемого периода, в 80х гг. XIII века, видный германский клирик, долгое время проживавший в Риме и занимавший высокую должность в папской курии, Александр фон Роэц, откровенно потребовал законом закрепить Imperium за германской нацией. Он был готов признать за Италией sacerdotium (первосвященство), за Францией — stadium (преданность), но не соглашался отчуждать комулибо имперское звание, которое по праву принадлежало, с его точки зрения, исключительно Германии347. Конечно, это были не единственные противоречия, разъединявшие народы Запада, и далеко не все из тех, которые мы упомянем позднее.

Данные обстоятельства давали шанс Византийской империи выйти «сухой из воды», но только при наличии нескольких обязательных условий. Власть императора должна была найти дипломатическое подтверждение на Западе — в противном случае он попросту не признавался лицом, правомочным на заключение необходимых соглашений, и договоры с ним не имели бы никакой юридической силы.

Нельзя забывать, что существовала Трапезундская империя, цари которой, ссылаясь на свою родословную, претендовали на императорский титул и вообще считали Михаила VIII Палеолога узурпатором. Перед Дуками, Комнинами и даже Ангелами такой задачи не стояло — они по праву преемственности занимали престол древних Римских царей в условиях единой Византийской империи. Ни у кого на Западе не закрадывалась мысль о том, что эти василевсы должны комуто и чтото доказывать. Даже германские короли, традиционно претендовавшие на титул Римского императора, не могли игнорировать исторические факты и саму действительность.

Так было до 1204 г., но после захвата Константинополя все стало иначе. Уже Ласкариды были вынуждены доказывать свою «римскую родословную» и права на Константинополь, поскольку на Западе считалось, что древняя столица Византии теперь «по праву» принадлежит Латинскому императору, которому ее уступил Алексей IV Ангел — последний законный василевс Восточной Римской империи. Выборы первого Латинского монарха, Балдуина I, были произведены на легитимных для западного сознания началах. И в глазах латинян Михаил VIII Палеолог являлся узурпатором, да еще и «схизматиком» — обстоятельство, не располагающее для нормального и равноправного общения с ним.

Запад и Рим, конечно, не признали никакой восстановленной Римской империи, поскольку во главе нее стоял ересиархпатриарх и «Греческий царь» — максимальный титул, который понтифики и западные государи могли признать за Палеологом. В таких условиях попытки Византийского царя вести переговоры даже с традиционными союзниками — генуэзцами были обречены на провал или в лучшем случае на необходимость оглядываться на реакцию понтифика. Можно сказать, что у Михаила VIII Палеолога на момент начала самостоятельного правления не было ни одного друга на Западе — только враги или в лучшем случае индифферентные персоны.

Поскольку же в Западной Европе продолжалась «война всех против всех», фактически единственным лицом, чье признание власти Михаила VIII Палеолога, как законного правителя Константинополя, не требовало «переутверждения», являлся Римский папа. Хотел того Палеолог или нет, но сами обстоятельства времени и места вынуждали его идти на союз с Римской курией. А это означало, что рано или поздно должен возникнуть вопрос о церковной унии.

Помимо очень непростой внешней ситуации, Михаилу VIII Палеологу приходилось считаться с внутренним положением дел. Изнутри его царство было уже далеко не тем, что раньше. Политическая элита, целое поколение которой выросло на западноевропейских политических понятиях, перестала воспринимать монархическую идею в ее естественной для византийского сознания редакции. Это стало возможным еще и потому, что в составе аристократии Никейской империи находилось множество лиц западного происхождения, этнических латинян, занявших вскоре привилегированное положение при дворе василевса. Несмотря на угрозу отлучения от Римской церкви, латинские наемники охотно поступали на службу к Византийскому царю, прельщенные наградами и перспективами. Большинство из них являлись выходцами из Франции, Испании и Скандинавии. Как полагают, не менее 23 самых знатных родов, или 17 % аристократов, имели иностранное происхождение. Включая такие известные фамилии, как Раули, Торникии, Петралифы, Нестонги, Враны, Камицы, Цики, Хавароны, Контофры, Римпсы. И, очевидно, их политические традиции, принесенные с родины, широко распространились среди греческой знати348.

Нет, безусловно, в то время и на Западе никому в голову не могло прийти оспаривать сакральные основания королевской власти. Но наряду с ее сакрализацией все активнее проявляется публичноправовой оттенок. Считалось, что король должен «служить» обществу, и права ему даны обществом для «общей охраны», даже если полномочия монарха неотчуждаемы349.

Право выборов Западного Римского императора, въевшееся в плоть и кровь германской аристократии, оказалось даже сильнее попыток Римских пап подчинить себе все политические институты Западной Европы. И папа Иннокентий IV (1243—1253) был вынужден признать, что хотя и обладает в Западной Римской империи полнотой власти de jure, но de facto власть принадлежит все же выборщикамкнязьям350.

Теперь эти веяния достигли Византии. Не случайно уже Ласкаридам пришлось деятельно потрудиться, чтобы убить зарождающуюся в Империи идею «выборной» монархии, согласно которой император получает все политические права и полномочия от общества, как «первый среди равных». Сам Михаил VIII Палеолог вырос на волне «аристократической революции» и в силу необходимости согласился выполнить те обязательства, которыми его сковали представители самых знатных семей Византии. Но, объективно говоря, в тех тяжелых условиях «выборная монархия» выглядела откровенным nonsense для византийского сознания и не позволяла решить задачи, которые суровое время ставило перед Михаилом VIII Палеологом.

Не удивительно поэтому, что первые мероприятия императора были направлены на укрепление своей власти и восстановление традиционных основ Византийской государственности. Как свидетельствует летописец, с первых же дней своего самостоятельного правления Михаил VIII делал все для того, чтобы создать собственную династию и обеспечить преемственность власти сыну Андронику Палеологу. А это оказалось сделать очень непросто.

Чтобы преодолеть сопротивление и выйти изпод влияния аристократии, Палеологу следовало обеспечить признание своего императорства со стороны Константинопольского патриарха, обладавшего почти неограниченной духовной властью. Однако патриарх Арсений никогда не согласился бы признать законной власть Палеолога, доставшуюся ему путем клятвопреступления. Любая попытка василевса повернуться в сторону Римской курии только усугубляла отношения с «Вселенским патриархом»; но без добрых отношений с папой о мире с Западом нечего было и думать.

Готовясь к неизбежной войне, император начал восстанавливать служилую политическую элиту, которая традиционно обеспечивала стабильность политической власти в Византии. Сделав ставку на эту общественную группу, Палеолог покупал ее верность деньгами, собранными Ласкаридами. Одновременно с этим император быстрыми темпами начал восстанавливать централизованное управление, для чего пришлось пожертвовать интересами провинций в пользу столицы. Михаил VIII воссоздал фискальную систему прежних веков, но и это не принесло больших результатов. Содержание золота в монетах уменьшилось до неприличных пропорций — из 15 частей драгоценного металла 9 заменялось лигатурой. В дальнейшем содержание золота в монетах стало еще менее значительным351.

Спешно отстраивались дома, храмы, царский дворец. Но эта политика, должная восстановить былую пышность двора Византийских императоров и обеспечить общественный слой, служащий царю, истощила провинцию. Деньги из регионов рекой текли в Константинополь, откуда власть присылала лишь армии чиновников, далеко не всегда безупречных с точки зрения закона и личной совести. Зато таким способом василевс сумел создать новую политическую силу, способную обеспечивать полнокровность его власти, и армию, чтобы защищать Византию от врагов.

Конец ознакомительного фрагмента.